Подскочивший Варейкис долго тряс Кириллу руку, благодаря "от имени и по поручению". Тухачевский молча пожал авиновскую пятерню. Но от породистого лица его уже не исходила надменность и холодность - командующий приветливо улыбался "комиссару Юрковскому".
Командарм 1 объявил Симбирск крепостью, в течение трёх дней расстрелял сотни муравьёвцев и мародёров. Начдив Гай носился по городу то верхом, то на моторе верного Гайдучека, пока не откопал на интендантских складах форму царских улан и не дал парад на Соборной площади. Под гремящие оркестры гарцевал туда и сюда Симбирский эскадрон, переодетый в сине-красные уланские мундиры, рейтузы и кивера. Командир эскадрона Тоникс важничал, придерживая шашку с золотым эфесом и насечкой, а "уланы"-гаевцы вдохновенно орали самодельные вирши:
Мы юны, мы зорки, мы доблестью пьяны,
Мы верой, мы местью горим,
Мы Волги сыны, мы её партизаны,
Мы новую эру творим.
Пощады от вас мы не просим, тираны,
Ведь сами мы вас не щадим!
Авинов, в новенькой кожанке, в фуражке с красной звездой, стоял на паперти Троицкого собора, где толклось всё начальство, - отсюда хорошо были видны и марширующие войска, и ликующие толпы горожан, избавленных от "муравьёвщины".
Голова у Кирилла ещё побаливала, так что фуражка поверх бинтов носилась набекрень. Выглядело это немного смешным, но повязка добавляла мужественности "комиссару Юрковскому".
Внезапно картина на площади изменилась. Бравурно гремевший оркестр смолк вразнобой, последним отпыхтел геликон, хрипло взвыла труба. Музыканты спешно и мучительно подыгрывали сумрачной мелодии "Вы жертвою пали в борьбе роковой…".
Показалась траурная колонна - раскачиваясь на ходу, опустив головы, шагали дюжие красноармейцы и матросы, держа на плечах гробы с павшими. Толпа притихла.
Тухачевский обнажил голову, Авинов тоже снял фуражку.
Вы жертвою пали в борьбе роковой,
- затянули ряды:
Любви беззаветной к народу,-
Вы отдали всё, что могли, за него,
За честь его, жизнь и свободу!..
Первым пронесли гробы политкомиссаров 1-й армии - Куйбышева и Калнина. Начдив Гай не сдержал пылкую натуру горца, выскочил вперёд:
- Товарищи! Наш главком оказался предателем! Пусть падёт на его имя проклятие трудового народа и наше презрение. И пусть знают хищники буржуазии, что нигде не уйдут от сурового возмездия! Наши братья ждут от нас героических подвигов ради торжества дела пролетариата. Мы не обманем их горячих надежд на освобождение от гнёта эксплуатации и капитала! Наша жизнь принадлежит революции, и мы докажем, что оправдаем надежды мирового пролетариата, не опозорим звание бойцов революционной армии. Все как один, на борьбу с рабством и эксплуатацией!
Толпа заволновалась, зашумела, вскидывая шашки и потрясая кулаками. Затрещали сухие выстрелы из наганов и винтовок, потом издалека бухнули орудия.
Тухачевский натянул фуражку и серьёзно сказал Авинову:
- Заступайте комиссаром армии, товарищ Юрковский. Больше некому, а вы делом доказали верность партии. Подставьте своё плечо!
Кирилл поёжился в душе, не зная, радоваться ли ему повышению.
- Я-то готов-с, - проговорил он, - вот только поддержит ли Политотдел мою кандидатуру?
Авинов лукавил. Троцкий поносил всех командиров и комиссаров Восточного фронта - и Бела Куна, и Блюхера, и Смилгу, восхваляя одно лишь "славное имя товарища Тухачевского".
- Политотдел поддержал, - весомо сказал командарм. - Вечером Реввоенсовет. Не опаздывайте.
- Никак нет! - ответил Кирилл по неистребимой армейской привычке.
Вечером того же дня Авинов заявился в штаб армии и приказал шифровальщикам отбить телеграмму на имя Сталина, в которой выложил все новости. Свои заслуги в деле подавления "контрреволюционного эсеровского мятежа" он, естественно, выпятил и возвеличил, а прочих показал как есть - суетливыми недотёпами.
Полчаса спустя пришёл ответ из Наркомата по делам национальностей:
"ПОЗДРАВЛЯЮ НАЗНАЧЕНИЕМ ЗПТ ПРОДОЛЖАЙТЕ ТОМ ЖЕ ДУХЕ ТЧК СТАЛИН".
Глава 10
ШИРОКИЙ МАНЕВР
Сообщение ОСВАГ:
Волжский корпус под командованием В. Каппеля силами 1-й Гуситской дивизии Чехословацкого корпуса и Мотовилихинской рабочей дивизии заняли Екатеринбург и Алапаевск, спасая от расстрела императорскую семью, великих князей и княжон. "Благодарю сердечно генерала Корнилова и полковника Каппеля за убережение от смерти моих детей, родных и домашних, - сказал Николай Александрович. - Благословляю белое воинство на ратный подвиг. Верю, что постоите за русскую землю, что сбросите иго красной орды! Да поможет Господь Бог России".
1
Что самое важное для разведчика? Внедриться и глубоко законспирироваться - так полагал Авинов, пока не стал комиссаром 1-й армии. На заседаниях Реввоенсовета он утверждал приказы командарма, одним из первых знакомясь со штабными картами-"зелёнками" и прочими совсекретными документами. Да только что в них толку, ежели своим не передать? Ну никак! Связи не было. Разве что с Иосифом Виссарионовичем…
Кирилл проклинал себя за то, что не спросил у Михаила Гордеевича, как его найти в Симбирске. Понятно, что глубокая конспирация для подполья - это вопрос жизни и смерти, но со своими-то можно было не играть в пряталки! "Я свяжусь с вами…" Когда, спрашивается?..
Вечером разъезды Гая поймали лазутчиков-каппелевцев. Двух захваченных пленных решили расстрелять. Один из них, совсем мальчишка - баклажка! - всё просил, чтобы ему разрешили прочесть перед смертью свои стихи, но нарвался на грубость. Баклажка увял, снял с шеи иконку, стал на колени и прочитал молитву. Он стоял, крепко зажмурив глаза, пока пуля не угодила ему в переносицу. Другой был повзрослее, похоже студент. Этот молча отдал кошелёк с деньгами и принял смерть, не закрывая глаз.
Комиссар Иванов, брошенный на политработу в полк Воробьёва, верховодил расстрельной командой и получал от казни такое удовольствие, что пел хорошо поставленным голосом: "Онегин, я скрывать не стану…"
А Кирилла мучило одно-единственное желание - увести обоих пленных якобы на расправу и отпустить. Чем не связники? Но он так и не исполнил своё хотение - долг превыше всего…
Телеграфировать Каппелю по аппарату Юза? Не выйдет - попробуй-ка при комиссаре телеграфа, рабочем-коммунисте Панине, отправить шифрованное донесение!
В офицерской записной книжке Кирилл хранил коды, хоть полковник Ряснянский и наказывал строго-настрого не держать при себе ничего компрометирующего. А как ещё? Он же всего не запомнит!
Авинов вздохнул. Да какая разница! Помнит - не помнит, любит - не любит… Связи-то всё равно нет!
Подойдя к окну, он оглядел Соборную площадь. Провинциальная дрёма окутала Старый венец. Вон, на тачанке, подстелив соломки, развалился красноармеец. Солдат спит - служба идёт. Вон согбенная бабуська пересекает сквер, сгинаясь ещё сильнее под весом мешка за плечами. Дрыгается мешок… Чёрта тащит старая? Надо полагать, порося… А оба храма Божьих только тень отбрасывают - тихие стоят соборы, выморочные. Новая власть отринула "поповщину"…
Гулкие шаги за дверью заставили Кирилла встрепенуться, но какая-то важная мысль при взгляде на золочёные купола пошла-таки на ум, засела в голове.
В комнату заглянул Лившиц, назначенный комиссаром Симбирской дивизии.
- Можно? - спросил он и тут же вошёл. - С революционным приветом, товарищ Юрковский, и добрый день! Как вы себя имеете?
- Спасибо, вашими молитвами. По делу или так?
Лившиц остановился у окна, сгорбился, сложив руки за спиной, и стал похож на встрёпанного ворона.
- Комендант штаба Сушко опять вымогательством увлёкся! - пожаловался он. - Поступил сигнал, что Сушко получил взятку с жителей Канавы - это в Заволжье, чтоб не определял в их дома на постой.
- Проверял?
- Проверял. Факт подтвердился…
- Ну так под трибунал подлеца! Расстрелять, чтоб другим неповадно было.
- Вот и я так думаю! - обрадовался комиссар дивизии и бросился к дверям. Затормозив на пороге, он вывернул шею: - Чуть не забыл! Вот бойцы тут рассуждают - нужна ли революционной армии единая форма…
- Пиджаки свои жалеют? - усмехнулся Авинов. - Знаете, как Ленин говаривает? "Коли воевать, так по-военному!" Вот и армия должна в форме ходить, чтоб её противник боялся. Понял?
- Понял! А на всех хватит?
Кирилл подумал.
- Ладно, Борис, - сказал он, - схожу-ка я сам на склады, гляну, сколько там обмундирования. Должно вроде хватить.
Лившиц кивнул, будто клюнул большим носом, и исчез за дверями. А штабс-капитан со вкусом и без помех обдумал залетевшую мысль…
На военных складах порядку не было никакого, запасы царских времён растаскивались потихоньку или внаглую. Особенным спросом пользовались одёжка, обувка, рулоны ткани, нитки с иголками и прочие причиндалы, нужные в домашнем хозяйстве. Обмундирования было - ну просто завались! Однако сапоги с гимнастёрками Авинова не интересовали, он искал искровые станции. И нашёл-таки.
Станции находились под навесом, рядом с высоким забором, целёхонькие, - кому нужны детекторы и разрядники Вина? Марации фирмы "Телефункен" соседствовали с французскими "Дюкрете", звучащие рации системы Ренгартена от ЮБТиТа стояли рядом с новейшими КСТ, приспособленными для кавалерии. Авинов выбрал вьючную КСТ, достававшую на шестьдесят вёрст, но антенну можно поднять и повыше - всякий немецкий шпион в Петрограде выбирал для тайной передачи высокий шпиль или колокольню… "Троицкий собор!"
Кирилл прошёлся под навесом, оглядел добротную ограду, сбитую из толстых досок. М-да… Тайком не вывезешь. А что, если не сам груз вывозить, а грузовик? Вот занадобился он комиссару!
Бортовые машины "зауэр" и "бюссинг" стояли на пыльном плацу, выстроившись рядами, - Тухачевский велел их подготовить для перевозки бойцов. Парусиновые тенты были сняты и запиханы под лавки, расставленные поперёк кузовов, так что одни гнутые дуги выпирали кверху. Шоффэры заправили грузовики, смазали и даже чуток помыли - садись да поезжай.
Авинов сел да поехал, описав "восьмёрку" между складами. Искровая станция, хоть и вьючная, весила немало.
- Конь я вам, что ли, - кряхтел от натуги штабс-капитан, заталкивая громоздкие ящики в кузов. Уложив туда же тяжёлую вязку кабеля, он накинул сверху тент. Отпыхиваясь, Кирилл сел за руль и завёл двигатель.
- Как говорят товарищи, - пробормотал он, - делаем морду кирпичом…
"Зауэр" тронулся, погромыхивая бортами, скорость особенно не набирая. Сердце у Авинова бухало, гоняя кровь, на губах чувствовался металлический привкус опасности.
У ворот слонялся короткостриженый красноармеец с пузырями на коленях и почему-то в офицерской фуражке с позеленевшей кокардой. Завидев комиссара, боец осклабился, и Кирилл небрежно помахал ему.
- С коммунистическим приветом-с! - пропыхтел он, выворачивая руль.
До самого вечера грузовик проторчал у всех на виду, приткнутый к ограде Николаевского сквера. Всё было спокойно. Возле бывшего Дворянского собрания стояли подводы, нагруженные сундуками, пишмашинками "Ремингтон" и ящиками с бумагами. Председатель исполкома деловито охмурял хихикавшую барышню-делопроизводителя. Бойцы, дымя огромными самокрутками, делали вид, что поправляют поклажу. Картина маслом.
Внимательно осмотревшись, Авинов пробрался к "зауэру", держась в тени деревьев. Выглянув из-за борта грузовика, он обшарил взглядом площадь. Окна на третьем этаже Кадетского корпуса всё ещё светились, там двигались тени.
Заседание штаба проходило по-пролетарски - с галдежом и матом, а вонючего дыму от цигарок напустили столько, что лиц на дальнем конце стола было не различить. Кирилл с наслаждением вдохнул вечернего воздуха, отдававшего речной сыростью и тёрпким духом заволжских лугов.
Очень не хотелось ему затевать своё опасное предприятие, а что делать? Вздохнув, Авинов полез в кабину.
Купол Троицкого собора чётко выделялся на фоне тускневшего заката. Крестообразный в плане, храм был окружён четырьмя колоннадами. Кирилл подъехал к той из них, что уже погрузилась в зыбкую синюю тень. Перекрестившись, он начал разгрузку.
Где на руках, где волоком, штабс-капитан перетаскал все части искровой станции в гулкое пространство собора. Поднял по лестнице на верхнюю галерею и упрятал в маленькую комнатку, пропахшую ладаном. Там лежали сломанные аналои и мятые кадильницы, ребром к стене приставлено было паникадило, похожее на огромное тележное колесо, заляпанное воском; пыльным комом лежали обтрепанные ткани, тускло поблескивавшие золотым шитьём.
Передохнув, Авинов стал разматывать кабель, поднимаясь всё выше, к колоннам, удерживавшим объёмистый церковный купол, - антенну надо бы поднять чуть ли не до самого креста, прости, Господи…
Высокие арочные окна между колонн ещё пропускали закатное сияние, красное с золотом, а город уже погружался в темноту, зажигая редкие огоньки.
Вооружившись мотком верёвки, Кирилл полез под купол, руками нащупывая перекладины неприметной лесенки и холодея: загреметь отсюда было - нечего делать…
Просунувшись в маленькую низкую дверцу, он на коленках выбрался наружу, к основанию громадного купола, заслонявшего темнеющее небо.
- Ох ты…
Соборная площадь показалась Авинову очень-очень далёкой - и очень-очень твёрдой. Раскорячившись, он кое-как привязал верёвку и сбросил её вниз. Спустился на галерею - ноги подрагивали, - привязал к бечёвке кабель, опять забрался на верхотуру, подтянул… Готова антенна.
Комнатку с церковным хламом Кирилл искал почти в полной темноте. Разжегши два свечных огарка, он устроился поудобней, вытер о штаны потные ладони и надел наушники. Эфир отозвался треском помех. Подглядывая в записную книжку, Авинов стал выстукивать точки-тире:
- К-а-п-п-е-л-ю т-ч-к С-р-о-ч-н-о п-р-и-ш-л-и-т-е с-в-я-з-н-и-к-а т-ч-к С-и-м-б-и-р-с-к-е о-с-т-а-л-о-с-ь 2-0-0-0 ч-е-л-о-в-е-к н-а-ч-д-и-в-а Г-а-я з-п-т…
Потея, Авинов передал сообщение и оторвал скрюченные пальцы от ключа. В наушниках задолбила морзянка. Не улавливая передачу на слух, Кирилл не знал, как же ему одёрнуть незримого радиста, чтобы тот пиликал помедленней, и отбил сигнал SOS. Это помогло - после недолгого молчания в эфире зазуммерили отдельные буквы, складываясь в вопрос: "Кто передаёт?"
Вздохнув, Кирилл снова взялся за ключ. Передал, как подписался: "В-е-д-и 0-5".
Внезапно ему почудился неясный шум… Он сорвал наушники и явственно услышал грюканье сапог и громкие голоса, эхом метавшиеся под куполом. Торопливо надев фуражку, штабс-капитан на цыпочках вышел из комнаты.
- Пусто? - разнёсся голос снизу.
- Никого! - отозвался кто-то совсем рядом с оцепеневшим Авиновым.
- Тебе посветить?
- Да щас… Фонарь заело…
Бледный луч жёлтого электрического света, показавшегося штабс-капитану ослепительным, конусом упёрся в пол. В следующее мгновение Кирилл вышиб "Эверэди" из руки смутно видимого красноармейца. Тот вскрикнул от испуга.
- Кто тут? Стой! Стрелять буду!
"Веди 05" на цыпочках перебежал к лесенке, торопливо полез на крышу.
Оглушительно ударил выстрел, загулявший по храму перепуганным эхо. Вытянув вперёд руки, Авинов бросился к окну, нащупал кабель и рванул его. Антенна не поддалась. Штабс-капитан дёрнул изо всех сил - толстый медный провод зашелестел вниз, свиваясь кольцами, и ухнул вниз, хлестнув по не такой уж и далёкой земле.
Цепляясь за кабель и молясь, чтоб жильная медь выдержала, Кирилл полез вниз. Глухие выстрелы из винтовки вырывались наружу звучными отгулами.
Всхлипывая от напряжения, Авинов коснулся пятками тверди и чуть не упал. Спотыкаясь, он кинулся к "зауэру", буквально вспархивая на подножку. Уже тронувшись, Кирилл опомнился - и круто повернул руль.
Обогнув Троицкий собор кругом, он подъехал ко входу и выпрыгнул из кабины. Тут как раз и бойцы показались, посветили фонарём.
- Что тут происходит? - резко спросил штабс-капитан, заслоняясь от света.
- Шпиёнов ловим, товарищ комиссар! - браво отрапортовал красноармеец Иван Межиров. - Миха тут прилёг, после ночи-то, а вечером проснулся, слышит, вроде ходит ктой-то наверху…
- Вот как? - хладнокровно сказал Авинов.
- Ну да! Шастает и шастает. Миха бегом к нам, мы сюда…
- А кто стрелял?
- Я стрелял… - послышался голос из высоких дверей собора. Кряжистый Жданкин, почти квадратный боец, бочком вышел на ступени и затоптался, засопел.
- Попал?
- Не-е… Убёг.
- Он по верёвке спустился, стерво! - послышался возбуждённый голос.
Кирилл сдвинул фуражку на затылок и почесал зажившую, но свербившую ранку.
- Ладно, - махнул он рукой, - утром глянем. Отбой!
2
Ранним утром из-за мыса выплыли три белогвардейских парохода - "Парс", "Фельдмаршал Милютин" и "Вульф", вооруженные пушками. Плюхая лопастями гребных колёс, они подобрались поближе к Симбирску и дали залп. Да, это был не главный калибр какого-нибудь линкора, но и трёхдюймовки шороху навели изрядно - "храбцы" Гая выскакивали на улицу в одном исподнем, но с винтовками, обувались на бегу, прыгая на одной ноге, суетились без толку. Эскадрон Тоникса носился по улицам, пытаясь собрать все силы в кулак, но лишь пуще разводил панику.
С Волги донёсся пушечный выстрел - это на бой вышел пароходик "Дело Советов" с единственным орудием на палубе. Стрельба была удачной - снарядом снесло рубку на "Вульфе", и судно потеряло ход. Но тут приплыли "Василий Лапшин" с "Нижегородцем" и уделали красный пароход, разворотили ему всю корму - "Дело Советов" медленно закружился на воде, задирая нос и погружаясь.
Авинов спал одетым, так что ему оставалось лишь намотать портянки, обуться да затянуть свою "сбрую".