Так за что же на самом деле были расстреляны генералы? Существует версия, к которой склоняется и автор этих строк. Сталин боялся военного переворота. Боялся того, что его генералы, возмущенные сталинскими просчетами во внешней политике, приведшими к началу войны, ворвутся в его кабинет, арестуют его и будут судить судом военного трибунала. Чтобы поумерить прыть советского генералитета и навсегда избавить их от соблазна военных переворотов, Иосиф Виссарионович устроил публичное аутодафе и в своем приказе от 28 июля объявил об этом по РККА и по РККФ. Между строк приказа легко читалось вот что. Каждый, кто думает, что советская власть пошатнулась от фашистского удара - глубоко ошибается и горько пожалеет о своем заблуждении. Казнь высших советских командиров в самом начале войны - это жертва, брошенная на алтарь победы, принесенная во имя абсолютного повиновения и сплоченности нации.
Начальник Генерального штаба РККА Жуков не вступился перед Сталиным за своего подчиненного. Будто не он подписывал директивы, не соответствующие сложившейся обстановке. Он скромненько так промолчал, побоялся лезть под горячую руку Вождя. Для кобылы себя берег. Для белой. Той самой, на которой будет Парад Победы принимать. Да и отношения с Павловым у Георгия Константиновича были не самые дружеские…
Зная все это, зная, что именно ему поручат в случае чего арестовать командира дивизии и всех нижестоящих командиров, Титор совершенно искренне считал, что на нем одном держится весь фронт. На нем и на таких, как он.
Скажем, издавался приказ о борьбе с паникерами и трусами - Титор немедленно, без раскачки включался в выявление и поимку паникеров и трусов, без процессуальной волокиты проводил расследование и передавал материалы в военный трибунал, у которого было только три варианта приговора: расстрел перед строем, расстрел как таковой и направление в штрафную часть. То есть тот же расстрел, только немецкими патронами. Майор госбезопасности Титор лично наполнил штрафные батальоны и роты сотнями паникеров, то есть тех солдат и офицеров, которые выжили при отступлениях сорок первого и сорок второго, а после простодушно и правдиво рассказывали об этом новобранцам.
Руслан Каземирович не делил свое время на личное и служебное. Личного времени у него не было. Когда его разбудили среди ночи и позвали к аппарату, он ничем не выдал оперативному дежурному своего неудовольствия. Служба есть служба. Поговорив с неизвестным пехотным лейтенантом, майор уяснил для себя три вещи. Во-первых, на участке обороны этой роты задержали перебежчика. Во-вторых, этот Лизин просто болван, если не догадался сам сначала допросить перебежчика, а потом по-тихому от него избавиться. В-третьих, этот перебежчик, должно быть, и в самом деле нечто из ряда вон выходящее, если какой-то ротный из пехоты решился так смело возражать майору Смерша.
К передовой был послан грузовик с конвоем из комендантской роты, а через полтора часа в кабинет Смерша пред ясны очи майора Титора ввели перепачканного грязью финна с таким же грязным рюкзаком за спиной. Свободные руки финна и этот рюкзак за плечами владельца, не отобранный конвоем, заставили майорские брови поползти вверх. Конвой, специально подобранный и проинструктированный, грубо нарушил инструкцию. Это было возмутительно.
- Снимите с него рюкзак, - коротко бросил он конвою.
Конвой не решился дотронуться до перебежчика. Не дожидаясь, пока ему помогут, финн сам снял свою ношу и поставил рюкзак себе под ноги. Такое поведение пленного и его конвоя начинало выводить майора из себя.
- Руки! - Титор встал из-за стола и достал из кармана галифе наручники.
Пленный спокойно позволил заковать себя. Вид у него был не напуганный и не подавленный. Финн смотрел на майора спокойно, а конвоиров, казалось, не замечал вовсе.
Майор вернулся на свое место за письменным столом, достал чистый бланк протокола, обмакнул ручку в чернила и начал допрос:
- Фамилия? Имя? Звание?
- Тиму Неминен, - представился финн, продолжая держать себя с большим достоинством. - Товарищ, вам будет удобнее допрашивать меня без конвоя.
- Товарищ? - переспросил майор и отрезал: - Тамбовский волк тебе товарищ! От тебя власовцем за версту несет, морда фашистская.
- Не знаю вашего звания, - все так же спокойно продолжал финн. - Но я прибыл с той стороны и принес сведения, которые могу сообщить только определенному кругу лиц, в число которых вы не входите. Прикажите конвою удалиться. Я желаю говорить.
Титор подумал немного и махнул конвою.
- Подождите за дверью.
Громыхая сапогами, конвой вышел в коридор.
- Ну и что же вы желаете мне сообщить? - прищурился майор, когда они остались в кабинете вдвоем.
- Вам - ничего. У меня есть сведения для Верховного командования.
- Ух ты! - присвистнул хозяин кабинета. - Для Верховного? Не ниже? А майор Смерша вам не подойдет для откровений?
- Нет, - решительно отверг предложение финн. - Это не ваш уровень, товарищ майор. Полагаю, что у вас нет связи с Генеральным штабом. Сообщите хотя бы начальнику разведки фронта о том, что у вас в кабинете Тиму Неминен. Больше ничего делать не надо.
- В самом деле? - переспросил майор. - Только сообщить о вас начальнику разведки фронта? Не армии, не дивизии, а фронта?
- Да, - заволновался финн, - начальнику разведки фронта и только лично, а не через дежурного. Это очень важно!
- Да-с, - опечалился майор. - А ты, оказывается, фрукт еще тот. Перед тобой целый майор госбезопасности, а ты от него нос воротишь, разговаривать не желаешь.
- Я не ворочу нос, - возразил пленный. - У меня есть важные сведения, и мой долг доставить их как можно скорее по назначению.
- Это, что ли, твои ценные сведения? - Титор ткнул пером в сторону рюкзака.
- Так точно, товарищ майор. Звоните начальнику разведки фронта.
Майор звонить не спешил.
- Куда нам торопиться? Вы наш гость. Гость Смерша. Давайте сначала посмотрим, что у вас там в рюкзачке.
- Я запрещаю вам прикасаться к нему!
- Вы? - рассмеялся майор. - Запрещаете? Мне? А ну лицом к стене!
- Не открывайте рюкзак! Там совершенно секретные документы, к которым у вас нет допуска!
- А зачем мне допуск? - удивился майор, развязывая тесемки на рюкзаке. - Я тут сам себе допуск.
Некоторое время Титор под встревоженным взглядом пленного финна, который нагло игнорировал приказ повернуться к стене, выкладывал содержимое рюкзака на стол. На нем образовалось несколько толстых кип исписанной бумаги.
- Это что, все? - спросил пленного майор, на выбор просмотрев несколько листков.
- Все, - подтвердил пленный.
- А где карты? Где схемы? Где секретные приказы?
- У меня их не было.
- И вот этот ворох макулатуры вы называли ценными сведениями? - майор прошелся по кабинету и разочарованно посмотрел на пленного. - Я думал, вы действительно ценный "язык", а вы - пустое место. Завтра вас расстреляют как власовца.
Угроза нисколько не испугала финна.
- Тогда остается последнее, - вздохнул он. - Свяжитесь именно с вашим начальством.
- Без тебя бы я не догадался, - ехидно заметил майор и громко крикнул: - Конвой! Увести.
- Нет, не фронтовым! - пленный локтями отбивался от конвоя, желая договорить. - Сообщите оперативному дежурному НКВД СССР, что к вам пришел Тиму Неминен. Только пусть он отметит телефонограмму в журнале.
Написав рапорт на имя начальника Смерша фронта о том, что сего дня на участке Н-ской дивизии линию фронта перешел бывший власовец, и о том, что он, майор Титор, посчитал целесообразным расстрелять этого власовца перед строем для вящего укрепления воинской дисциплины, Руслан Каземирович задумался. То, что этот перебежчик козырял фамилиями фронтового начальства, не имело в глазах контрразведки никакого веса. И то, что он попросил позвонить в НКВД СССР, тоже было полной чушью. Не станет центральный аппарат обращать внимания на какого-то там перебежчика. Они к нам каждый день переползают. Но мысль хорошая. Стоит позвонить, напомнить о себе. Пусть начальство в Москве, проверяя журнал телефонограмм, лишний раз наткнется на его, Титора, фамилию. Еще раз прикинув возможные последствия, Руслан Каземирович позвонил на коммутатор, попросил соединить его с Москвой и назвал номер.
- Оперативный дежурный слушает.
- Примите телефонограмму, - напуская в голосе служебную озабоченность, попросил Титор.
- Диктуйте.
- Телефонограмма. В 3 часа 52 минуты 28 мая 1943 года в полосе Тридцать второй армии старшим уполномоченным Смерш майором Титором был задержан фашистский шпион и диверсант, назвавшийся Тиму Неминеном. Задержанный на допросе показал, что является агентом генерала Власова и заброшен в советский тыл для проведения диверсионно-разведывательных мероприятий.
- Все? - уточнил оперативный дежурный.
- Так точно.
- Принято.
"Неплохо! - похвалил себя Руслан Каземирович. - Можно сказать, что нигде даже не соврал. Действительно, задержал, действительно, в полосе Тридцать второй армии. И фамилия указана - майор Титор. А днем этого подлеца расстреляем перед строем…"
III
Ложиться спать уже не имело смысла - за окном рассвело. Руслан Каземирович достал папки с делами и принялся за свою привычную работу. Позавчера в дивизию пришло четыреста человек молодого пополнения, которое еще не успели распределить по полкам. Было бы очень полезно наглядно показать этим молодым и необстрелянным солдатам, что бывает за нарушение воинской дисциплины. Разъяснительную работу, конечно, никто не отменял, но вот если у них на глазах расстреляют несколько человек, то это будет куда понятней и запомнится не в пример крепче, чем задушевные беседы политруков.
"Значит, так, - рассуждал майор. - Допустим, часов в десять утра соберем трибунал. Нет. В десять, пожалуй, не соберем. Никогда не собирали. На десять назначим, а только в одиннадцать начнем. Сколько у нас там назначено к расстрелу? Семь? С этим финном - восемь. На каждого по пять минут - это уже сорок минут. Плюс полчаса на раскачку и проволочку. К полпервого с трибуналом управимся, а после обеда уже можно командовать построение молодого пополнения и производить экзекуцию".
От служебных дел его отвлек телефонный звонок. Примерно через час после того, как Титор отправил телефонограмму в Москву, ему из Смерша фронта позвонил приятель, тоже майор госбезопасности.
- Здорово, Каземирыч! Что у тебя там стряслось?
- Здорово, - скорее удивленно, чем обрадованно, ответил Титор. - Ничего не стряслось. Все по плану. А что должно было стрястись?
- Ну, не знаю, не знаю, - темнил приятель из фронтового звена. - Навел ты, братец, шухеру. У нас тут все на ушах стоят.
- А что такое? - забеспокоился майор.
- Там у тебя в каталажке сидит некий Тиму Неминен?
- A-а, этот, - сразу успокоился Титор. - Есть такой. Сволочь власовская. Ничего, мы его к обеду разменяем. Как и положено, с почетом, перед строем.
- Да не спеши ты никого "разменивать". Я, собственно, и звоню-то, чтоб тебя официально предупредить.
- О чем?
- Нам из Москвы пришел приказ, чтобы мы этого твоего финна были готовы туда передать. За ним уже самолет из Москвы вылетел. Так что береги его. Он, судя по всему, человек очень не простой. Ты на нем, кажется, можешь заработать или орден, или выговор. Так что готовь дырочку.
- Для ордена?
- Или для пули, - злорадно хихикнул приятель. - Я тебе сказал только то, что сам знаю. Пришел приказ отгрузить твоего финна. Самолет за ним послан от самого Лаврентий Палыча.
- От Берии? От самого?! - услышав имя своего бога, Титор оторвал седалище от стула и продолжил разговаривать в полупоклоне.
- Я не знаю, от самого или не от самого. Приказ отдан от его имени.
Как ни благоговел Руслан Каземирович при имени Берии, но, к чести его сказать, суетиться не стал. Он первым делом приказал привести задержанного финна к нему в кабинет и выставил возле него караул из четырех солдат, вооруженных карабинами. За все шесть часов, пока летел самолет из Москвы, он не перекинулся с Тиму Неминеном ни единым словом. Конвой тоже молчал, лишь время от времени солдаты отпрашивались на оправку.
Майор Титор сидел и гадал, какой именно орден ему вручат. Тем более что приятель недвусмысленно и с явной завистью в голосе посоветовал ему готовить дырочку. Красная Звезда - это само собой. Но он же не рядовой, не младший офицер, чтоб ему вручали Красную Звезду. Кто там ночью звонил с передовой? Лизин? Лейтенант, кажется? Вот и вручайте Красную Звезду лейтенанту, а ему, майору госбезопасности… Что? Красное Знамя у Титора уже есть. Еще в сорок втором, когда он был капитаном, ему вручили за организацию заградительных отрядов. Заслуженно, между прочим, вручили. Во многом благодаря именно этим самым заградотрядам удалось стабилизировать фронт. А Красную Звезду ему вручили в сорок первом, за истребление трусов и паникеров. Он со своей заградительной комендатурой отлавливал разрозненных и отставших красноармейцев, часть из них расстреливал на месте, а из остальных формировал маршевые роты и гнал их "вперед, на запад". Теперь - сорок третий. Победа не за горами. Война того и гляди кончится, а ему в этом году еще не давали ордена. И если уж говорить по совести, то орден Ленина он честно заслужил.
Майор уже представлял себя с третьим орденом на кителе, но человек предполагает, а Бог располагает. Ближе к вечеру послышался надрывный вой винтов тяжелого самолета, заходящего на посадку. Поняв, что прилетел тот самый борт из Москвы, майор, промаявшийся весь день, заполошно встрепенулся, не зная, что ему делать. То ли встречать московское начальство, то ли продолжать стеречь пленного. Решив, что начальство, пожалуй, не одобрит оставление важного финна без пригляда, Титор отослал на взлетку заранее приготовленную машину, а сам в тревоге и смятении остался ожидать встречи с высокими гостями в своем кабинете, задумчиво прогуливаясь от стены к стене. Тиму Неминен сидел на стуле возле другой стены между двух караульных. Еще двое караульных стояли напротив него с карабинами наперевес.
В кабинет ворвалось четверо решительных мужчин в форме полковников государственной безопасности. Титор вскочил, одернул китель, посмотрел на ряды орденов на полковничьих кителях и нервно икнул.
- Где он? - в один голос спросили все четверо, окружив хозяина кабинета.
- Вон там, - снова икнул Титор, робея от такого количества звездных орденоносцев из центрального аппарата НКВД. - У стеночки…
Полковники повернулись в ту сторону, куда показал глазами майор, и меж четырех здоровяков из комендантского взвода разглядели невысокого человека в очень грязной одежде, от которой отлетали засохшие корки грязи. Расшвыряв конвой, приезжие окружили сидящего финна.
- Товарищ Неминен? - уточнил ближайший к нему полковник.
- Да, - пленный поднял голову. - Я - Тиму Неминен.
От того, что майор Титор увидел дальше, у него по спине пошли мурашки и сделались колики в желудке.
Полковники подобрали животы, отдали честь и гаркнули:
- Здравия желаем, товарищ Неминен!
По мере дальнейшего стремительного развития событий майору становилось все хуже и хуже, а к концу стало уже совсем невмоготу.
- Здравствуйте, дорогой товарищ Неминен!
Все четверо подняли его, стали по очереди обнимать и тормошить, будто увидели старшего и безмерно любимого брата, который вернулся домой с долгих заработков на северах.
- Так вот вы какой, товарищ Неминен!
- Разрешите представиться? Полковник… - затем каждый из четверых отдавал этому финну честь, как генералу, и называл свою фамилию.
Проницательный Руслан Каземирович уже понял, что ничем хорошим их визит для него закончиться не может, никаким орденом тут не пахнет, и сейчас молился Богу, в которого не верил, прося Его о том, чтобы полковники скорее забрали с собой этого проклятого финна, сели в самолет и как можно скорее забыли о существовании в Смерше Тридцать второй армии майора госбезопасности Титора.
"Навязался, проклятый, на мою голову! - делая приятное лицо, думал майор. - А я его расстрелять хотел. Вот и расстрелял бы себе на погибель. Нет, есть Бог! Есть. Он все видит".
Закончив обнимать финна и представляться ему, полковники заторопились в дорогу:
- Для нас другой самолет до Москвы приготовлен? - будто невзначай спросил майора один из полковников.
- Так точно, товарищ полковник, - мысленно хваля себя за предусмотрительность и распорядительность, с облегчением в голосе подтвердил Руслан Каземирович. - Стоит с прогретыми моторами, готовый к взлету. И четыре истребителя сопровождения. А то, знаете, мало ли что.
- Ну, товарищи, давайте собираться, - предложил другой полковник.
Полковники повели своего драгоценного финна к двери, и Руслан Каземирович уже мысленно троекратно обмахнул себя крестным знамением, как финн остановился и задал неуместный вопрос:
- Товарищи! А как же мои вещи?
- Какие такие вещи? - остановились в дверях полковники.
- Со мной же рюкзак был с документами.
- Постойте-ка, - обратился к финну самый старший полковник. - Это те самые сведения, которые вы несли через линию фронта?
- Ну да! - признался проклятый финн, продавая майора Титора на корню. - Мне их в Стокгольме передали, а этот вот отобрал.
Все четверо московских гостей резво взялись за майора.
- Где рюкзак?
- Где документы?
- Вы досматривали рюкзак?
- Вы заглядывали в документы?
Вместо оторопевшего и потерявшего способность отвечать внятно майора ответил финн:
- При мне был рюкзак с документами. Всех, кто видел меня с момента перехода линии фронта, я предупреждал, чтобы они не дотрагивались до него. Никто до него не дотрагивался, кроме товарища майора. Товарища майора я тоже предупреждал, чтобы тот не лез в рюкзак и не смотрел в документы, но товарищ майор меня не послушал. Он все документы из рюкзака вывалил и перепутал листы. А они у меня там аккуратно были разложены. Листик к листику. Люди, значит, старались, укладывали, а товарищ майор…
Пленный не договорил.
- Где рюкзак, сука?! - восемь крепких рук с разных сторон вцепились в несчастного майора, и каждая рука потянула его в свою сторону.
- Где документы, тебя спрашивают?! - ревели четыре глотки, окончательно лишая жертву рассудка.
- Да вон они, - Неминен показал рукой в угол кабинета майора Титора.
Там и в самом деле был навален ворох листов бумаги, из-под которого выползали грязные лямки рюкзака.
- Эти? - уточнил один из полковников.
Финн утвердительно кивнул, и в ту же секунду для майора начался кошмар.
Все четверо стали таскать его за волосы, отвешивать оплеухи и наперебой задавать вопросы, которые привык задавать сам майор:
- Ты смотрел эти документы?!