- Тебя предупреждали, чтобы ты не открывал рюкзак?!
- В глаза смотреть, сука!
- Что ты успел там прочитать?!
- Кто надоумил тебя подглядывать в совершенно секретные документы?!
- Какие еще секретные документы тебя интересуют?!
- С какого момента ты работаешь на немецкую разведку?!
- Не отводить взгляд, падла!
И дальше в том же роде.
Руслан Каземирович хотел, собравши всю свою храбрость, спокойно объяснить, что произошло недоразумение, что он по роду службы, выполняя инструкции, открыл и досмотрел личные вещи задержанного, но ничего в них не понял. Он посчитал их пустой пачкотней и смахнул со стола в угол для того, чтобы сегодня вечером их вынес и сжег дневальный, когда он придет убирать в кабинете.
Все это Руслан Каземирович хотел пояснить спокойно и обстоятельно, чтобы указать полковникам на их очевидную ошибку, но сумел выдавить из себя только невразумительное мычание.
Один из полковников бросился к куче бумаге и стал укладывать листы в рюкзак, собирая их в пачки. Двое других стали помогать первому, заглядывая под стол и под стулья и подбирая отлетевшие листы.
Последний произнес официальным тоном:
- Майор Титор, вы арестованы. Для дачи показаний полетите с нами в Москву. Сдайте оружие.
Наконец все бумаги были аккуратно сложены обратно в рюкзак.
Один из полковников, не обращая внимания на то, что пачкает свой новый китель, бережно, как младенца, прижал рюкзак к себе и сказал оторопевшему майору:
- Ты пойми, паскуда, что даже мы не имеем права заглядывать в эти документы. Куда ты, свинья, свое грязное рыло сунул?
- Тебя предупреждал товарищ Неминен? - спросил другой. - Тогда руки за спину и на выход.
В самолете Титора и Неминена разделили. Арестованного майора оставили в хвосте под охраной двух полковников, а двое других провели финна ближе к кабине пилотов, где и усадили поудобнее. Полковник, который нес рюкзак, невзначай поставил его возле себя так, чтобы Неминен не смог до него дотянуться.
Когда взлетели, старший из полковников спросил:
- Товарищ Неминен, вы, наверное, кушать хотите, да?
Финн, казалось, растерялся.
- Так я это вроде третий день уже без еды.
- Сейчас организуем.
Один полковник резво открыл ножом большую банку американской тушенки и вместе с буханкой хлеба протянул финну.
- Угощайтесь, товарищ Неминен.
Второй сходил к пилотам и принес от них старую летную куртку, которую заботливо накинул на плечи Неминена.
Старший из полковников, видя, что финн в самом деле потерял много сил за последние дни, достал из внутреннего кармана плоскую фляжку из нержавейки.
- Хлебните вот этого, товарищ Неминен.
- Водка? - финн взял фляжку.
- Обижаете. Коньяк. Армянский. Пять лет выдержки.
Финн отхлебнул глоток и вернул фляжку. За неимением ложки тушенку пришлось есть с помощью ножа, которым открывали банку. Судя по ухватке, финн делал это не впервые. Полковники молча и с почтением смотрели, как финн уплетает "второй фронт". Между ними и финном с момента встречи установилась какая-то двойственность отношений. Полковники считали финна за большого начальника, а он принимал за начальников их. Поэтому обе стороны обращались друг к другу с подчеркнутым почтением.
Старший полковник посмотрел в хвост самолета на арестованного.
- Скотина, - сказал он, глядя на Титора. - Даже покормить человека не мог.
- Да уж, - согласился с ним второй полковник. - Сам-то вон какую рожу в тылу наел.
Справедливости ради надо заметить, что у самих полковников ряшки были ничуть не скромнее, чем у майора, да и служили они тоже не на переднем крае.
- Разрешите вопрос, товарищ Неминен? - спросил старший полковник, дождавшись, пока финн доест тушенку.
- Конечно, - разрешил финн.
- Ну а как там?.. - полковник подразумевал заграницу и нелегальную работу.
Финн его понял.
- Да нормально, в общем.
Желая лучше понять человека, которого им поручили доставить в Москву, полковник снова спросил:
- А трудно все же?
Финн пожал плечами.
- Да нет. Нормально.
- А как же они?.. Вы же - среди них? - имелись в виду враги, которыми был окружен нелегал.
- Нормально. Как вы, как я. Люди, в общем.
- И как же вы среди них? - допытывался полковник.
- Обыкновенно. Как учили, - снова пожал плечами финн.
- Может, еще глоточек? - полковник снова протянул фляжку.
- Можно, - согласился финн. - А вы со мной?
- Мне нельзя, - огорченно пояснил полковник. - Я на службе.
- Ну, тогда ваше здоровье.
IV
Ночь с 28 на 29 мая 1943 года. Лубянка.
Ленинградский проспект сменился улицей Горького, которая вывела машины на Манежную площадь. Из-за рогатки, преграждавшей проезд, вышел патрульный, сверкнул фонариком по передней машине и, увидев пропуск на лобовом стекле, вместе с напарником отодвинул преграду, давая проезд. Машины свернули налево и, проехав мимо огромного здания Госплана, вскоре оказались на площади Дзержинского. Обогнув по часовой стрелке памятник основателю ВЧК, обе машины подъехали не к центральному подъезду НКВД СССР, а свернули на боковую улицу и скоро уперлись в большие железные ворота со щитами и мечами на створках. Ворота распахнулись, и кортеж въехал на территорию внутренней тюрьмы НКВД СССР. ЗиСы остановились возле входа в здание. Их ожидал сотрудник в фуражке с синим околышем и мышиной форме с синими погонами, на которых были желтые полоски.
- Прошу вас, - полковник распахнул дверцу перед финном, который оторопел, не ожидая, что его привезут в тюрьму.
Возле входа встречающий их сотрудник уже отдавал распоряжения арестованному майору Титору:
- Руки за спину. По пути следования не разговаривать, сигналов не подавать. Распоряжения сотрудников выполнять неукоснительно. Вперед.
Финн тоже заложил руки за спину, но старший полковник посмотрел на него укоризненно.
- Да что вы, товарищ Неминен! Мы вас не для этого сюда привезли. Просто тюрьма - это единственное место в этом районе, где есть горячий душ. Вам надо привести себя в порядок. Мыло, мочалку, бритву вам принесут. Полотенце, извините, тюремное, а белье казенное, но новое. Прошу вас сюда, пожалуйста.
Они зашли внутрь, поднялись по лестнице с решетками над перилами, прошли по каким-то коридорам и остановились перед обыкновенной, ничем не примечательной дверью, выкрашенной белой краской. Возле двери стоял еще один сотрудник тюрьмы с такими же полосками на синих погонах, как и у первого.
- Вот что, сержант, - приказал полковник. - Сооруди-ка нам горячую воду, мыло, мочалку, бритву. Ну и на складе присмотри что-нибудь товарищу по размеру. Только приличное и чистое. Накладную на отпуск одежды выпиши на мое имя, я подпишу.
- Все сделаем, товарищ полковник, - доложил сержант и открыл дверь перед финном. - Проходите сюда, пожалуйста.
Через сорок минут возле той же двери в тюремный душ финна встретил только один полковник, который помог ему облачиться в принесенную сержантом одежду, явно из конфиската. У сержанта оказался наметанный глаз. По размеру пришелся не только летний легкий костюм с рубашкой, но и желтые американские ботинки.
- Прошу вас, товарищ Неминен, - пригласил полковник. - Вас ждут.
Они снова пошли по коридорам, то сворачивая, то прямо, но не через улицу, а из здания тюрьмы прямо в основное строение, выходящее окнами на площадь Дзержинского. Поднявшись на четвертый этаж полковник провел финна по ковровой дорожке до небольшой приемной перед кабинетом с двойной дверью, обитой дерматином. За письменным столом перед этой дверью сидел военный в погонах, вероятно адъютант.
- Нам назначено, - с порога заявил провожатый Неминена.
- Я предупрежден, - адъютант встал и предупредительно отворил створку. - Комиссар ждет вас.
Полковник пропустил финна вперед, сам зашел за ним следом, притворил дверь и доложил:
- Товарищ комиссар государственной безопасности, Тиму Неминен по вашему приказанию доставлен.
- Вот и славно, - из-за широкого письменного стола вышел довольно молодой человек в генеральском кителе и галифе с лампасами. - Очень рад вас видеть.
Человек протянул финну руку для рукопожатия.
- Все прошло нормально? - комиссар посмотрел на полковника.
- Так точно, товарищ комиссар, - подтвердил тот. - Вот только майор из местного Смерша покопался в личных вещах товарища Неминена.
Комиссар удивился:
- И в тех самых документах?
- Так точно, товарищ комиссар.
- Так он что?! Видел эти документы?! - протянул комиссар уже в полном изумлении.
- Товарищ комиссар, - стал оправдываться полковник. Он согласно инструкции стал досматривать личные вещи…
- Он уже расстрелян, этот ваш майор? - уточнил комиссар.
Полковник побледнел.
- Товарищ комиссар, мы…
- Я повторяю свой вопрос! Этот майор уже расстрелян?
- Мы поместили его в нашу тюрьму.
- Зачем вы его тащили с собой через три фронта? Вы что, на месте его не могли при попытке к бегству пристрелить?
- Но, товарищ комиссар, арестованный не пытался бежать…
- Ну, так пусть попытается, товарищ полковник! - отрезал комиссар. - До больших чинов доросли, орденов полную грудь нахватали, а думать не научились. Пока мы тут с товарищем Неминеном разговариваем, вы лично займитесь этим вопросом, а через пару часиков доложите мне, что этот ваш подопечный майор опасности больше не представляет.
Полковник кинулся выполнять приказание сердитого комиссара.
Впрочем, комиссар после ухода полковника сразу подобрел и улыбался теперь самой радушной и сердечной улыбкой:
- Здравствуйте еще раз, товарищ Неминен. Давно мечтал с вами познакомиться, - комиссар приоткрыл дверь и отдал адъютанту распоряжение: - Два чая с лимоном, пожалуйста, - будто извиняясь перед гостем, он виновато развел руками. - У нас тут не Европа, сами понимаете, но чай с лимоном для дорогих гостей в запасе держим. А может, коньячку?
- Нет, спасибо, товарищ генерал, - попробовал отказаться финн, заметно смущенный формой, погонами и лампасами гостеприимного хозяина кабинета.
- Комиссар, - поправил его хозяин. - Комиссар государственной безопасности Рукомойников. Не слыхали мою фамилию?
- От кого? - изумился финн.
- Ну, скажем, от вашего друга Штейна, - пояснил комиссар, исподволь следя за реакцией гостя. - Или от вашего бывшего начальника генерала Головина. Или вам и эти фамилии не знакомы? Ну, не бычтесь, не бычтесь так. Не знакомы, так не знакомы.
Вошел адъютант со стаканами в подстаканниках на подносе.
- А вот и наш чаек, - обрадовался Рукомойников. - Милости прошу к столу. Смелее, - видя, что гость не решается или не хочет садиться, комиссар подвел его к столу и усадил на стул. - Вот ваш чай.
- Товарищ комиссар, я…
- Знаю, знаю, - тоном провидца ответил Рукомойников на еще не заданный вопрос. - Вы хотели бы сообщить вашим друзьям о том, что успешно перешли линию фронта и благополучно прибыли в Москву.
- Да, и еще…
- Не беспокойтесь об этом. Я это сделал вместо вас, как только мне сообщили о телефонограмме с Карельского фронта, где сообщалось о вашем задержании. Ваши друзья осведомлены не только о том, что вы уже на родной земле, но и о вашем теперешнем местопребывании. Я вас немного успокоил?
- Немного - да.
Гость действительно стал не так напряжен.
- Ну, не мучьте же меня! Не держите в неведении, - в манере и в голосе комиссара появилась театральная наигранность. - Поведайте же о своих скитаниях! Расскажите, как вам удалось перейти линию фронта.
- Так я это… Товарищ генерал…
- Не имеете права распространяться, - понимающе улыбнулся Рукомойников.
- Так точно.
- Так у нас же не допрос, а так… доверительная беседа, - Рукомойников улыбнулся еще шире.
- Вербовочная? - уточнил гость.
- Разумеется, вербовочная, - комиссар обрадовался такой догадливости.
- Тогда я вам ничего не скажу.
Рукомойников откинулся на своем стуле, немного склонил голову набок и некоторое время оценивающе рассматривал финна. Тот как ни в чем не бывало отхлебывал чай из стакана.
- Будет вам дурака-то валять, - налюбовавшись своим гостем, посоветовал, наконец, комиссар. - Будет. Не в цирке. Вы что же, юноша, думаете, что я вас сейчас в застенок посажу и запущу "на конвейер"? А потом ликвидирую всех тех, кто с вами станет работать, добиваясь от вас правдивых и полных показаний? - комиссар неподдельно рассмеялся тем самым смехом, от которого у его подчиненных начинало сосать под ложечкой. - Помилуйте, батенька, - взмолился он. - Я так совсем без людей останусь!
- Ну и оставайтесь, - разрешил гость.
- А я с вами знаете, что сделаю? - комиссар выдержал паузу, нагнетая драматизма, и продолжил: - Я вам сам расскажу, кто вы и почему оказались в моем кабинете. Идет?
Гость безразлично пожал плечами, дескать, хозяин - барин, и Рукомойников начал сеанс ясновидения:
- Во-первых, никакой вы не Тиму, и никакой вы не Неминен, а капитан Генерального штаба Советской армии Николай Федорович Саранцев. И даже Саранцев - не настоящая ваша фамилия. Под этой фамилией вы состоите на учете в Главном управлении кадров. А родились вы с фамилией Осипов. Так?
- Ну, так, - нехотя согласился гость.
- О вашем существовании до сего дня знали только четыре человека в Советском Союзе. Я - пятый. Так?
- Так, - гость подтвердил и это.
- И поскольку вы человек неглупый, то, наверное, уже поняли, что раз я знаю, кто вы такой, и раз вы сидите в моем кабинете, а не в кабинете своего начальника, то у меня достаточно власти и полномочий.
- Ну, - без восторга хмыкнул Коля, - и что дальше?
- Пожалуйста, - согласился Рукомойников. - Будет вам и "дальше". Ровно четыре недели тому назад, первого мая, вы получили в Стокгольме от некоего господина… Кстати, вы не помните фамилию?
- Не помню.
- Штейна! - Рукомойников внезапно вспомнил сам. - Штейна Олега Николаевича. Первого мая вы получили от него много-много листов бумаги, - комиссар заговорщицки подмигнул Коле, снова исподволь фиксируя его реакцию. - Признавайтесь, сами-то в бумаги заглядывали?
- На кой они мне? - искренне изумился гость. - Мне принесли, сказали, что надо передать.
- Верно, - согласился комиссар госбезопасности. - Штейн вам сказал, что это очень важные сведения, которые должны быть переправлены на нашу сторону как можно скорее.
Коля согласно кивнул.
Рукомойников продолжил:
- Вы отписали своему шефу генералу Головину, - заметив, что гость нервно дернулся, Рукомойников повторил с нажимом: - Да, генерал-майору Головину о том, что располагаете документами по атомной тематике.
Коля кивнул еще раз.
Рукомойников шутя пожурил своего гостя:
- Небось еще и наябедничали на Олега Николаевича. Дескать, вот он, гад, в Стокгольме! Ату его, ребята! Было дело?
- Товарищ комиссар… - хотел оправдаться Коля.
- Да знаю, знаю, - махнул рукой комиссар. - Вы только исполняли свой долг, и дальше в том же духе. Я же не ругаю вас. Все вы правильно сделали, Николай Федорович. Штейн в ваших глазах был предателем и изменником Родины. Вы посчитали своей обязанностью информировать свое руководство о месте его пребывания. Я бы ругал вас скорее за то, что вы этого не сделали. Вы курите?
- Нет.
- А я - с вашего разрешения.
Рукомойников вытащил из коробки папиросу, чиркнул спичкой о коробок и с удовольствием закурил.
- Ваше руководство обозначило вам точку перехода линии фронта и примерную дислокацию немецких частей.
Коля промолчал в знак согласия.
- Место подобрали разумное. На участке Тридцать второй армии сейчас затишье. Гитлеровцы стягивают все силы в район Курска и Белгорода. Прошли-то хоть нормально?
- Нормально, товарищ комиссар. Вот только комары, да и жратва кончилась. Не рассчитал. Думал, скорее доберусь.
- Ничего. Главное, что вы живы. Так я продолжу?
- Продолжайте.
- Штейн вас проинструктировал, сказал, что если вам не удастся дать знать о своем переходе армейским разведорганам, то надо сделать так, чтобы это сообщение легло в суточную оперативную сводку НКВД. Так?
- Ну, так, - подтвердил Коля.
- Не нукайте, капитан, - одернул комиссар. - Мы не на ипподроме, а я не лошадь. Этот совет Штейна спас вам жизнь. Если бы я вовремя не подсуетился, то этот смершевец расстрелял бы вас, как бог свят.
- А что с ним?
- С кем? - не понял комиссар. - С Богом?
- Да нет, с майором. Вы его того?.. Прямо в тюрьме?
- Юноша, - вздохнул Рукомойников. - Штейн, конечно, говорил мне о вашем, так сказать, простодушии, но нельзя же быть до такой степени наивным! Вы забываете, что Москва на осадном положении. Комендантский час никто не отменял. Патрули стреляют без предупреждения. Утром найдут еще один труп, что из того? Их каждое утро находят. Никто даже и внимания не обратит. НКВД, то есть мы, станем устанавливать личность. Установим, какую следует. А майора Титора объявят дезертиром, и хрен, а не пенсию его семье, раз он такой дурак. И не жалейте вы его. Плюньте. Он вас расстрелять хотел, а вы… такой сердобольный.
- Да нет, товарищ комиссар, - стал оправдываться Коля. - Я ничего… Я так…
- Ну а раз "ничего", тогда продолжим. Вас зачем, собственно, в Стокгольм посылали, Николай Федорович?
- Я не буду отвечать на этот вопрос.
- Да и не отвечайте, - разрешил Рукомойников. - Как там, кстати, в Швеции, обстоят дела с горнорудной промышленностью? Вижу - смутились. Ну, не хотите, не отвечайте. Но хоть с судоходством-то у шведов все в порядке, а? Оп-па! Да что же вы так смутились-то, Николай Федорович? Дальше будем невинность разыгрывать или все-таки поговорим, как серьезные люди?
- Будем дальше разыгрывать, - стоял на своем Коля, хотя и понял, что попал не в тот вагон.
- Ага, - одобрил Рукомойников. - Вас бы в гестапо сдать, а не в НКВД. Пусть бы наши немецкие коллеги побились о вашу твердолобость. Ну а как поживает господин Валленштейн? Как здоровье фон Гетца? Или этих имен вы тоже не помните?
- Не помню, - сквозь зубы процедил Коля.
- Ну, прямо чистый большевик на допросе! - восхищенно всплеснул руками комиссар. - Хоть картину с него пиши маслом. А давайте-ка, батенька, вспомним прошлую весну. Чем вы год назад занимались? Что? Память отшибло? Я вам амнезию-то враз вылечу. Год назад вы с Валленштейном на пару ездили в Рейх освобождать евреев и освободили их. А с немецким подполковником фон Гетцем чаи в вашей мастерской в Стокгольме распивали. Вспомнили? Вижу, что вспомнили. А какие разговоры разговаривали, не помните? О чем толковали, хрустя сушками за чаем? Не о мире ли с Германией, а? Не о роспуске ли Коминтерна? То-то же, дорогой ты мой товарищ Неминен. Сидишь ты у меня тут в кабинете, в тишине, в покое. Я с тобой беседу веду доверительную, задушевную, а ты уже себе три расстрельных приговора выслужил. Если ты и дальше будешь из себя гимназистку разыгрывать, то я к тебе всякий интерес потеряю и отдам тебя военному трибуналу.
- Что вы от меня хотите?