Каждой бабе природой дается это интуитивное умение манипулировать окружающими. Кто-то тратит его на дрязги с соседями, иные находят удовольствие в склоках на работе. Нюрка научилась подчинять себе людей одним обещанием благорасположения. Уверен, что герр Шульц за такой поцелуй был бы готов выпрыгнуть из штанов и лично притащить луну. Вкупе с имиджем неприступной твердыни - стопроцентная гарантия успеха. Откуда что берется? Ведь обычная девчонка из комитета комсомола - "подай-принеси"! А вот поди ж ты, выросло.
- И третье: я буду говорить по-русски со страшным акцентом - не пугайся и принимай это как должное.
- Договорились, Зак. Это настоящая ерунда, мог бы и не предупреждать.
- Лучше предупредить. Как говорил на военной кафедре майор Припоров: "если приказ может быть понят неправильно, он будет понят неправильно".
В ресторане я учил ее английскому, а она рассказывала подробности о частной жизни обывателей на родине. Мы танцевали танго под живой звук рояля. Вернее, я танцевал - брал как-то по случаю десяток уроков и немного умел - а Стрельцову мне пришлось таскать по залу на руках. Она громко хохотала и поцеловала меня еще пару раз в щеку, объяснив это словами: "ты такой милый".
Я острил, я блистал, я был неподражаем, и любая из моих лондонских пассий уже бы давно стала моей бесповоротно, но не Анька. Она умело держала дистанцию, впрочем, и я не горел теперь желанием сблизиться - скорее, его имитировал, и мне это почему-то нравилось. Такая "игра в любовь".
Пауль в машине восхищенно чмокал губами, оглядываясь на нас в зеркало заднего вида. Он думал, что я пьян и ничего не вижу.
Но я не стал ничего ему говорить - любому было бы трудно удержаться от проявления эмоций при виде хохочущей Нюрки. Какой же я был дурень тогда, в Союзе, пять лет назад - когда Анька всегда была где-то рядом и поэтому не особенно нужна. Судьба плетет свои чудные кружева очень странными затейливыми способами. За это и стоит любить жизнь: что бы ты себе не придумал о своем будущем, в итоге оно все равно окажется иным.
- Я даже не думала, что такие бывают, - сказала Анька утром, поглаживая желтую кожу кресла в очередном Learjet 55, - это твой самолет?
- Нет, арендованный. Луиджи обещал купить такой же и вроде бы даже заказал. Готов будет к осени. И экипаж к тому времени подберется.
- Кто такой Луиджи?
- Мой главный телохранитель. Луиджи Фаджиоли.
- Здорово. Ты прямо как Брежнев стал - самолеты личные, охрана. Наверное, еще полный гараж дорогих машин есть? И дворец?
Посмотрю я на тебя, красотка, когда ты станешь рассуждать о Серегиных достижениях.
- Есть немножко, - согласился я, отпаиваясь холодной канадской минералкой "10 Тausend BC".
Все-таки двести пятьдесят рома, нашедшегося ночью в номере, стали явно лишними.
Договориться с герром Шульцем о командировке русской стажерки в Лондон особого труда действительно не составило - я пообещал ему теплое местечко в Лондоне и небольшой опцион на бумаги германских самолетостроителей - и даже это было лишним. Он хоть и повздыхал немного, сетуя мне, что среди австрийских фройляйн уже не найти такой "чистоты", но документы выправил моментально. На мое заверение обязательно вернуть Анну через месяц он посмотрел на меня так, словно я пообещал ему место Федерального Канцлера - не поверил ни единому слову.
В Лондон я вернулся в дурном расположении духа - Нюрка всю дорогу выспрашивала у меня всякую чепуху и порядком утомила. Ее можно было понять, но не простить: нельзя трогать страдающего похмельем человека.
Нас встретил Том. Он улыбнулся мне, скользнул безразличным взглядом по фигуре Стрельцовой - уже привык к тому, что безымянные красотки появляются в моей жизни внезапно и так же скоропостижно исчезают. Одной больше, одной меньше - не причина для любопытства. К тому же, он о ней уже все, кажется знал - Пауль наверняка сообщил все: кто, когда, почему…
- Прекрасный сегодня день, сэр, - доложил он. - Домой?
- Нет, Том, сейчас мы отвезем Анну к Ники Кларку, пока он с ней будет работать, мы с тобой поедем в офис, мне нужно отдать несколько распоряжений на ближайшую неделю. Затем мы заберем Анну и поедем по магазинам, и только потом домой. И завтра полетим в Чикаго.
- Он в Чикаго? - вмешалась Стрельцова.
- Нет, не в Чикаго. Успокойся. Обещал, значит привезу. А пока подумай, что ты ему скажешь, чтобы он не наорал ни на меня, ни на тебя.
Том ничего не понял, но деликатно отошел в сторону.
- А он наорет? Почему?
- Потому что в Вене, если б ты не сообразила, как себя вести, наорал бы и я. И сказал бы всем, что знать тебя не знаю. Чокнутую русскую.
- А сам-то? Не чокнутый?
- Ань, не беси меня. Просто садись в машину и молчи, ладно? - я начинал раздражаться.
- Как скажешь, мистер Твистер.
Господь Всемогущий, за что мне это? Только почувствует баба хорошее к себе отношение - норовит влезть на шею: вози ее, утешай и ублажай. Вот надо оно мне? Положительно, нужно завязывать с вискарем - он делает меня слишком мягким и покладистым.
Всю дорогу Нюрка пялилась в окно на "двухэтажные автобусы", "красные телефонные будки", "лондонских дэнди", и без умолку вопрошала: "когда же будет Тауэр?", "а это Темза, да?", "а где жил Шерлок Холмс"? "а ты мне королеву покажешь?" Я даже пожалел, что Том - большой знаток достопримечательностей - не говорит по-русски, но играть в испорченный телефон не стал. Нечего ее баловать - пусть нормальный язык учит, а не этот "хенде хох, Гитлер капут, ви есть рюсски партизан и я буду вас веселить: виселица находица на другой конец деревня"
Ники, увидев клиентку, пару минут ходил вокруг нее, потом выдал:
- Зак, я с удовольствием возьмусь за нее. И сделаю это бесплатно. Наоборот, я готов сам потратиться. И мне нужно от тебя две вещи. Прости уж, но мне очень нужно.
Положительно, меня начинало заводить это всеобщее обожание товарища Стрельцовой. Она не червонец, в конце концов, чтобы каждому нравиться.
- Какие?
- Я хочу, с твоего позволения, сам выбрать ей одежду и в этой одежде отвезти к одному парню. Его зовут Джон Уоделл и он делает лучшие в этом городе снимки. Правда, в основном голых… Но я его уговорю на сессию в одежде. Я обещаю - никаких вольностей!
- Это еще зачем? - мысль о фотографировании Стрельцовой мне и самому приходила в голову. Но почему-то я больше концентрировался как раз на "ню".
- Мне нужен хороший рекламный проспект с новым лицом. Очень хороший и дорогой. Роскошный, понимаешь? А у меня нет денег на моделей из первой сотни. Я и без того по уши в долгах - кредиты на новый салон, машину. Мне очень жаль. Но вот твоя… знакомая - подойдет лучше любой из них. Она полька?
- Русская. Ее зовут Нюрка, - я мстительно улыбнулся ничего не понимавшей Стрельцовой, разглядывающей развешанные по стенам картинки с работами Ники, дипломы и свидетельства.
- Ньюр-ка? Это имя?
- Точно, Ники, в самое яблочко! Ньюр-ка!
- Это совсем хорошо, что она из России. Модно. Перестройка, Горбачев, - сказал он Нюрке и сжал свои ладони в приветственном жесте. - Так ты мне поможешь?
- Хорошо Ники, ты меня уговорил. Сейчас полдень. В шесть вечера я за ней заеду. Не разочаруй меня. Вот только что: никаких имен. Ей пока не нужна карьера. - Я повернулся к Тому: - Томми, пусть кто-нибудь из твоих людей останется с Анной. Желательно, чтобы парень знал немецкий или русский язык. И поехали скорей уже.
И, придав голосу строгость, сказал Аньке:
- Стрельцова, останешься с этим чуваком. Его зовут Ники, он приведет тебя в порядок. Если по поводу своей внешности у тебя будут какие-то свои взгляды - потом расскажешь их мне. А сейчас просто слушайся, и делай то, что тебе говорят. Скажут: подпрыгни - ты подпрыгиваешь, понятно? Чуть позже подъедет еще один человек - его зовут, - я посмотрел на Тома, - кто приедет сюда? Вот, Томми говорит, что это будет Боб. Так вот, Боб отвечает за твою безопасность. Не осложняй ему работу. Усекла?
- Усекла, шеф! - с папановской интонацией ответила Анька.
- Все, пока. Пошли Том, дел полно.
Достали со своими свинячьими восторгами. Жестче с нею нужно, жестче! А иначе она вас мигом в бараний рог скрутит! Та еще… зараза. Я это на своей шкуре вчера прочувствовал. Из-за нее я скоро привыкну на родном языке с акцентом говорить. Хорошо, что у меня ничего с ней не получилось. Избавляться нужно, пусть Серый сам с ней мучается.
Придумав себе такое оправдание, я повеселел.
А в офисе ждали дела. Едва успел появиться и сказать Мэгги, что если через три минуты не увижу кофе - самый черный, из тех, что есть в Лондоне - то через пять минут она станет безработной горемыкой, как меня разыскал Лу.
И то, что он мне сказал, мне очень понравилось, но случилось необыкновенно не вовремя:
- Зак, объясни мне: зачем тебе мобильный телефон, если ты его выключаешь? - он зашел издалека, и мне нечем было оправдаться.
Я промычал что-то невнятное в ответ - про женщин, про "забыл", про "ну что ты, в самом деле, Лу".
- Понятно. Тогда будь добр, отдавай его тем моим людям, что рядом с тобой. Договорились? А теперь слушай. Зак, наш человек в Западном Берлине говорит, что герр Эрих приглашает тебя на встречу. Сегодня в том же месте, в девять вечера. Если тебе это все еще нужно, конечно. В течение часа я должен подтвердить твое согласие.
Уже по дороге в аэропорт я вспомнил об Аньке и велел Тому заняться гостьей самому - разместить в какой-нибудь гостевой комнате, накормить, если я задержусь - сводить куда-нибудь, чтоб не скучала.
- Может быть, футбол? - спросил Том. - Чемпионат Европы. Сегодня во Франкфурте наши играют с русскими. Вашей гостье должно быть интересно. Да и я бы посмотрел. Русские фавориты. Но я поставил на банду Робсона пять фунтов! У них, конечно, нет шансов на выход из группы, но должны же они хлопнуть дверью напоследок? Линекер, возможно, начнет бегать и Ходдл может себя проявить. Так что надеюсь на хорошее.
Любой среднестатистический англичанин ставит футбол выше других развлечений. Я этого не понимаю. Мне тоже очень нравится футбол, и я люблю побегать по зеленой траве и попинать мячик - это полезно и весело. Но я не понимаю, почему пятьдесят тысяч человек заполняют трибуны, а пять миллионов прилипают к телевизорам? Из всех людей, занятых в этот момент футболом, самые богатые находятся на поле - у самого бездарного защитника доход многократно превышает заработок девяноста девяти процентов его поклонников. Платить деньги и тратить свое время на то, чтобы посмотреть, как двадцать два миллионера гоняют по полю мячик в свое удовольствие? Увольте, мне не понять сомнительной ценности этого времяпрепровождения. Лучше потрать эти деньги и время на свое здоровье и повышение самооценки - сходи в спортзал или, на худой конец, в библиотеку - толку будет больше. Здесь моя нелюбовь к футболу объяснялась для окружающих просто: глупый американец ничего не понимает в настоящем футболе и даже называет его дурацким соккером.
- Не думаю, Том, что ее интересуют потные мужики в гетрах, но, может быть, взыграет патриотизм? Предложи, не стесняйся.
Представляю Нюркину мордочку, когда ей предложат телек, футбол и три пинты эля - черного стаута или бронзового пайла. Посмотреть бы. Хотя могу и ошибаться - даже мой вечнозанятой папаша находил свободные полтора часа на игры сборной. Не товарищеские, само собой, потому что товарищеские сборная СССР всегда выигрывала.
Я второй раз оказался в Берлине, и второй раз здесь шел дождь. Положительно, он здесь бывает чаще, чем в Англии. Или я такой счастливый.
Берндт ждал меня на поле - в легком светлом плаще, роговой оправе на носу, с клетчатым зонтом, он был менее всего похож на телохранителя: так, инженеришка средней руки. Или преподаватель черчения - только тубуса не хватает.
- Герр Майнце, - он пожал мою протянутую руку, - Луиджи просил дождаться его. Он будет здесь через двадцать минут. Рейс из Бухареста.
- Что он там забыл? Сигуранце продался?
- Какие-то дела, - пожал плечами немец. - Расскажет сам. Румынская спецслужба называется "Секуритате". А Сигуранца она была во времена Великой Войны.
- Спасибо, Берни, я буду знать. Ты поправляй меня, не стесняйся, я же всего лишь босс.
- Прошу прощения, герр Майнце.
- Забыли, Берни. Пошли в машину. Незачем мокнуть под дождем - Луиджи такого подвига не оценит.
Лу появился в обещанный срок и первым делом озабоченно посмотрел на часы:
- Берни, мы успеем? Сорок минут осталось.
Правильно - если срываешь начальнику важную встречу, стоит выглядеть еще более озабоченным, чем хозяин.
- Да, Лу, - Берндт сорвал свой мерседес со стоянки так, словно надеялся за отпущенное время довезти меня обратно до Лондона.
Луиджи поднял стеклянную перегородку и Берндт перестал нас слышать.
- Что за бабу опять ты привел в дом, Зак? Тебе мало того, что случилось в мае? Мы ведь так и не нашли ту девицу! Ты уверен, что это не подстава?
- Том сказал?
- И Том тоже. Ты понимаешь, что делаешь?
Мне не понравилось, что Луиджи настолько в курсе моих дел. Нужно это как-то ограничить.
- Она из России, Лу, - нет, я не оправдывался, просто пытался его успокоить. Не знаю зачем, - она не может быть чьим-то человеком.
- Короче, Зак, вот что я тебе скажу! Мне очень дорога моя нынешняя работа. Второй такой у меня может и не быть. И я сделаю все, чтобы работать на тебя как можно дольше. А это значит - исключить ситуации, подобные состоявшемуся покушению. Понимаешь? Ты зарабатываешь деньги - у тебя это отлично получается, а я часть из них трачу на то, чтобы ты и дальше мог заниматься тем, что у тебя получается лучше всего. И это - не топтание молодых курочек. Я хочу знать все о твоих бабах. И я буду это знать, какие бы рожи передо мной ты сейчас не корчил. А еще лучше - женился бы и перестал изводить моих людей.
Наверное, мое недовольство его информированностью отразилось на моем лице. Ну и пусть. В конце концов, я тут хозяин! Но он, конечно, прав тысячу раз. Нужно как-то прекращать эту порочную практику. Вот сбагрю Серому эту чокнутую и вплотную займусь устройством своего семейного положения.
- Ладно, Лу, не нервничай. Я постараюсь не создавать аварийных ситуаций. Правда. И женюсь.
- Свежо предание, - вздохнул, успокаиваясь, мой телохранитель. - Леопарды не меняют свои пятна.
Он откинулся на спинку дивана и замолк.
Это вроде как "горбатого могила исправит"? Посмотрим. Мне же главное - озадачиться целью.
- Что с Мильке, Лу? Чего он засуетился?
- Думаю, что-то ему донесли о тайных договоренностях Горби и Рейгана на их встрече в начале июня в Москве. Что-то, что заставило его серьезно обеспокоиться. Через, - он бросил взгляд на свои простенькие часы, - двадцать минут спросишь.
Малознание - опасная вещь. Лучше уж вообще ничего не знать. А то столько домыслов голове роится, что поневоле становишься параноиком и шизофреником.
Помещение было тем же, но обстановка его изменилась до неузнаваемости: толпа лакающих пиво джерри, громкоголосый лающий комментатор в четырех телевизорах, выставленных на стол в центре зала, густой дым нервничающих болельщиков - футбольный карнавал не располагал к доверительной беседе. Странно, вроде бы русские с лимонниками играют - что здесь смотреть среднестатистическому немцу?
И понятно, что в назначенное время в кабачке Мильке не появился. Вместо того у Луиджи пиликнул телефон и после непонятного диалога с неведомым собеседником, он поднялся и сказал:
- Они нас вели от аэропорта. Встреча переносится в другое место. У нас двадцать минут.
Ох уж эти мне шпионские игры! Почему нельзя все делать по-простому? Зачем эта таинственность, секретность? Как в дешевом голливудском боевике. Хвосты-явки-провалы.
Мильке пришел с другим провожатым. Думаю, не хотел светить свой контакт перед одним и тем же человеком, каким бы доверенным он ни был.
Лу вместе с Берндтом в очередной раз отправились покурить. Оглядев забегаловку во всех углах и проверив туалет, за ними удалился и провожатый Мильке.
- Здравствуйте, - Мильке сразу начал говорить на русском. - Прошу простить мне мою подозрительность. Издержки профессии. Береженого бог бережет.
- Что заставило вас так спешить, герр Эрих? - я порядком устал за этот день, и на всякие политические реверансы мне хотелось наплевать с Эйфелевой башни.
- Вот это, - он вынул из внутреннего кармана фотографию и положил ее на стол передо мной.
Вот если бывают в мире слова грязнее матерных, то я очень расстроился в тот момент, что их не знаю. Первый курс, первый звонок и я на крыльце института рядом с Анькой! Еще не лысый, но узнаваемый. В югославской тройке серо-синего колера - мама ездила за ней в Москву. Не только за ней, конечно. Но привезла и костюм, пригодившийся мне сначала на выпускном, а потом и в институте. И говорить что-то о невероятном сходстве глупо: если они отследили мою встречу с Анькой в Вене, и за такой срок - за сутки - смогли добыть и переслать эту фотографию, тягаться в шпионском умении с ребятами Мильке мне бессмысленно.
- Откуда у вас это? - мой акцент стал совершенно не нужным.
- В свое время мое министерство добилось для коллег из КГБ таких же прав при работе на территории ГДР, как у нас. Мы стараемся этого не афишировать. И они стараются не сильно разглашать факт, что и нашим сотрудникам дарованы на территории СССР те же полномочия, что и коллегам из Комитета.
Вот это откровение! Хотя чего я удивляюсь? Примерно так же обстоят дела у МИ-5 и ЦРУ. Если ЦРУ закон запрещает работать на территории США, то про МИ-5 этот закон ничего не говорит.
- И что теперь?
- Если я правильно понимаю, Захар, то ваше нынешнее положение - результат какой-то игры ваших органов. Первого Управления. Думаю, что цель этой игры - сохранение потенциала СССР и его приумножение под прикрытием капитуляционистской деятельности вашего лидера. Возможно, с демонтажем социалистической системы.
Я не знал, что ему отвечать. Штирлиц бывал близок к провалу, а я только и делаю что проваливаюсь. И никаких отходных путей. Чертова Стрельцова, как дорого мне встало твое существование!
- Я не настаиваю на непременном раскрытии ваших планов, - продолжал Мильке. - Скажите мне, кто стоит за вами? Чебриков или Крючков?
- От этого что-то зависит?
- Всё.
Вот интересно - кто из них больше устроит Мильке? И почему только эти двое? Ну Чебриков - Председатель КГБ, это понятно, а кто такой Крючков? Кроме фамилии ничего не помню. Крючков-ГКЧП, но это будет еще нескоро. Кто он сейчас? И почему в вопросе слышится противопоставление этих двух людей? Разве не должны быть наши органы сплоченны и монолитны? Черт меня дернул лезть в рыцари плаща и кинжала! Раскрыли на раз-два. Прав был Серый - чем меньше отсвечиваешь, тем легче живется. Однако отвечать что-то нужно. Серый был не в восторге от обоих.
- Ни тот, ни другой, - кажется, мне удалось удивить герра Мильке.
- Третья сила? Кто же?
Была ни была! Не хочется, чтобы сорвалась такая рыба.
- Кручина. Но он все будет отрицать. И понятно почему.
Сказать, что дедушка Эрих удивился - не сказать ничего. Он едва со стула не упал.
- Кручина ведет самостоятельную игру? Так не бывает. Он просто бухгалтер.