- Не понимаю, - принялась возмущаться мать, - что тебе еще нужно, Валентин. Секиринские - замечательные люди. Варенька - красавица, умница, а родители ее - очень приличные люди. Сергей Генрихович - бизнесмен, уже третью гостиницу построил. Не очень большую, правда, на двадцать номеров. Но это даже и хорошо. Двадцать номеров - в самый раз. Олигархом с нее не станешь, но ее вполне достаточно, чтобы обеспечить своей семье достойное существование. Анна Степановна так и сказала, что Сергей Генрихович не хочет нанимать чужого человека в управляющие новой гостиницей. "Это будет Варенькино приданое. А руководить гостиницей Сергей Генрихович поставит Варенькиного избранника" - вот так прямо она и заявила.
- Мама, - простонал Валентин. - Не нужна мне Варенька Секиринская, не нужна мне гостиница в Ялте. У меня работа…
- Ах, сынок… Что ты говоришь? Ну при чем тут работа? Тебе уже скоро тридцать. Жениться все равно нужно. Почему бы и не на Вареньке?
- Сколько раз я вам уже говорил… - Валентин потихоньку начал раздражаться. - В Ялту я не собираюсь возвращаться! Я живу в Москве! И вообще, я - гражданин России!
- Какое это имеет значение, сынок, - отмахнулся отец. - Россия, Украина… Все равно…
- Как это все равно? Кому все равно? - возмутился Валентин. Он мгновенно ухватился за эту внезапно возникшую возможность с надеждой увести под шумок их дискуссию с магистрального направления. - Украина постоянно ведет себя как государство, потенциально враждебное России. Чего стоит одно только ваше стремление вступить в НАТО!
- Это Украина-то враждебное? - с полоборота завелся отец. - Да малороссы и великороссы испокон веков…
Но мать в отличие от отца на такой дешевый трюк не купилась.
- Постойте, постойте! Мы не о том сейчас говорим! Валентин! Не хочешь возвращаться в Ялту, женись на Вареньке и забирай ее с собой в Москву. А гостиница… Что ж… Она вам не помешает. Мы с отцом за ней присмотрим. Все вам лишний рублик будет. Зачем же от этого отказываться?
- Мама! - Валентин, казалось, уже готов был впасть в истерику. - Не нужна мне никакая гостиница! И Варенька Секиринская тоже не нужна! Я ее знать не знаю и знать не хочу!
- Хорошо, - неожиданно легко согласилась мать. - Не хочешь Вареньку, я тебя с другой девушкой познакомлю. - В этой гонке на каждом возможном повороте она, похоже, уже заранее выставила свой знак, ограничивающий скорость. - На сегодняшний день у меня подготовлено шесть вполне достойных кандидатур. Женись - не хочу.
- Я не могу жениться! - от отчаяния ляпнул Валентин. - Не имею права!
На мгновение в прихожей, где и велась эта беседа, воцарилась недоуменная тишина.
- То есть как это? - наконец-то проронила мать. - Как это не можешь жениться?
- А ты, сынок, случаем, не этот?.. - растерянно пробасил отец.
- Н-не… гей? - добавила мать.
У Валентина мелькнула в мозгу мыслишка - взять да и ответить утвердительно на этот их вопрос. Пожалуй, это был бы самый кардинальный способ избавиться от назойливых попыток предков отправить его в ЗАГС с одной из подобранных матушкой девиц. Но трехсекундного размышления на эту тему ему хватило, чтобы отвергнуть столь кардинальный метод. Все-таки Ялта - это вам не Лондон и не Берлин. Бог его знает, к чему может привести заявление подобного рода. Реакция родителей на него была непредсказуема и вполне могла привести к самым неожиданным для Валентина последствиям.
- Как вы только могли такое подумать! - с деланым возмущением воскликнул он. - И это мои родители!
- Ф-фу… - с облегчением выдохнул отец. - Меня аж чуть удар не хватил.
- Да, но… Все же я не понимаю, что может тебе мешать, Валя, если ты не… Если у тебя все в порядке. - Это уже матушка. Несмотря ни на что, продолжает гнуть свою линию.
Валентину срочно предстояло что-то придумать.
- Я ж вам говорю - работа, - не очень уверенно сказал он.
- Что же за работа у тебя такая, что нормальному здоровому парню жениться не позволяет? - в один голос воскликнули отец с матерью.
Валентин выдержал небольшую паузу и, сделав полшага вперед, вполголоса произнес:
- Я работаю в спецслужбе.
- Ну и что? - искренне удивился отец. - Вон сосед Василий Трофимыч в державной безпеке служит. Так уже в третий раз женился.
- Это не обычная спецслужба. - Валентин продолжал говорить вполголоса, постаравшись напустить на себя как можно больше таинственности. - Это разведка. Я спецагент. Меня готовят для нелегальной работы. В любой момент меня могут услать в какой-нибудь Гондурас.
- Ой, - тихонько ойкнула мать, прикрыв рот сразу обеими ладошками.
- Так ты что же, сынок, и по-гондурасски умеешь? - вполголоса поинтересовался отец.
- Папа, я же восемь языков изучал. А в Гондурасе, между прочим, говорят по-испански. - Это было чистой правдой. Валентин действительно изучал восемь языков, включая испанский. Правда, утверждать, что он их изучил, не взялся бы даже он сам. - И вот ушлют меня на нелегальную работу лет на тридцать… - Валентин продолжал развивать наступление, пока противник пребывал в состоянии шока после предпринятой им артподготовки. - А то и до конца жизни… А у меня, понимаешь, останется в Москве несчастная жена, еще, не дай бог, с ребенком на руках…
- Что ты, Валечка, - быстро-быстро зашептала мать, - почему "не дай бог"? Ребеночек - это так хорошо. Мы воспитаем его, заменим ему тебя. Правда, отец?
- Угу…
- Нет. - Валентин покачал головой. - В разведке так не принято. Нехорошо девушек обманывать. Ведь, выйдя за меня замуж, она фактически может вскорости стать вдовой при живом муже.
- А как же Штирлиц? Помнишь, отец, ему в "Семнадцати мгновениях весны" жену на встречу привезли? Помнишь? Они сидели в кафе и смотрели друг на друга. Там еще музыка играла такая замечательная: та-та-та, ла-ла-ла… Помнишь?
- Угу…
- Так то в кино, - сказал, как отрезал, Валентин. - В реальной жизни так не бывает. Никаких встреч.
Победа была полной. Валентин торжествовал. Теперь предки до конца отпуска отстанут от него с этой дурацкой женитьбой. Но эта его уверенность улетучилась, как дым, уже следующим утром. Завтракать он уселся в самом радужном настроении. Мать, узнавшая вчера, что, возможно, в ближайшем будущем их ждет расставание с любимым сыночком на многие десятилетия, была еще нежнее и заботливее, чем обычно.
- Спасибо, - поблагодарил Валентин, дожевав последнюю оладью и допив чай.
- Какие у тебя планы на сегодня, сынок? - поинтересовалась мать.
- Как обычно, пляж. Там встречусь с Витькой Сомовым. Он пару дней назад тоже домой в отпуск приехал.
- А потом?
- Ну… Потусуемся на пляже, может, познакомимся с кем-нибудь. Потом куда-нибудь сходим. А что?
- Познакомимся с кем-нибудь - это в смысле с девушками?
- Ну да… Мам, ну что, я тебе должен все рассказывать?
- Нет-нет, сынок… Просто я подумала, что все равно с девушками ты встречаешься… Кстати, надеюсь, ты не забываешь позаботиться о своем здоровье? Ведь случайные связи…
- Ма-ам…
- Хорошо, хорошо. Просто я подумала, что зачем тебе встречаться с совершенно незнакомыми, случайными людьми? Кроме заразных болезней, ничего от этих встреч ждать не приходится. А я бы тебя познакомила с очень достойными девушками.
- Мама, мне не нужны достойные…
- Почему же, Валя? Жениться, как мне кажется, лучше все-таки на достойной.
- Снова здорово. Я же объяснил вчера, почему не могу жениться.
- Знаешь, Валентин, мы с папой сегодня всю ночь это обсуждали. И вот к какому мнению пришли. Ведь тебя же не завтра отправляют? Нет?
- Нет.
- Ну вот. А может быть, и еще на годик-два задержишься. А за это время у нас уже внук появится. И хорошо, что девушка из Ялты будет. Ребеночка, значит, обязательно сюда привезет. Будет нам с отцом хоть какая-то отрада. Ведь ты ж там будешь, в этом своем Гондурасе, а мы тут совсем одни-и… - Мать расплакалась.
Валентин поднялся, обнял ее за плечи, неуклюже пытаясь утешить:
- Будет тебе, мам. Может, еще и не скоро Гондурас-то…
- Вот-вот, и я о том же, - сразу же ухватилась за его слова мать. - Женись, Валя…
- Так нехорошо же девушек обманывать, - попробовал прибегнуть к последнему аргументу Валентин.
- А мы и не будем обманывать. Мы им просто всей правды говорить не станем.
Ну что тут будешь делать с такой вот постановкой вопроса? Валентин понял, что если он откажет матери и на этот раз, то попросту разобьет ей сердце. Пришлось ему знакомиться с ее "кандидатурами", проводить с ними время, изображая процесс ухаживания, как и положено послушному сыну. Хорошо еще, что модель поведения "очень достойных" мало чем отличалась от модели поведения "совершенно незнакомых и случайных", не то Валентин совершенно закис бы от скуки. И так - до самого конца отпуска, пока наконец-то не пришел вызов от Лобова.
Границу между Украиной и Россией Валентин пересек на поезде. Погранцы в его сторону и носом не повели, чего конечно же и стоило ожидать. Однако ж у Валентина легкое волнение присутствовало. Мало ли… Встречал его Лобов, как обычно, на стоянке, в своей "тойоте". К удивлению, в машине он был не один.
- Здравствуй, Валентин, - приветствовал его Лобов так, как будто они расстались только вчера и совсем не при экстремальных обстоятельствах. - Знакомься, это Саша Ракитин. Саша, это Валентин Василенко.
Они пожали друг другу руки. Вообще-то Валентин с Ракитиным был заочно знаком. Он как раз проходил процесс восстановления, когда Саша впервые отправился в прошлое. То есть видеть-то его он видел, но только спящим. Общаться же им друг с другом еще никогда не доводилось.
- Ну что, Роман Михайлович, теперь можно в прошлое дуэтом, а? Мы там таких дел наворотим! Да, Саш?
Оттого, что закончилась его вынужденная временная ссылка, от ощущения скорой возможности интересной и опасной работы Валентин испытывал такой душевный подъем, что ему хотелось затискать в объятиях близких и родных людей, боевых товарищей Лобова и Ракитина. Жаль, что с ними не было Веры. Уж с ней бы он точно расцеловался, не то что с этими буками. Лобов был занят - крутил баранку, выезжая на Земляной Вал (лезть к нему с такими нежностями сейчас было бы несколько странно), а Ракитин смотрел на Валентина так, как будто перед ним был не живой человек, а промытое до состояния абсолютной прозрачности стекло. Валентин даже слегка опешил.
- Роман Михайлович, случилось что-то? С кем? С Ниной Федоровной? С Верой?
- С чего ты взял? - удивился Лобов, на мгновение оторвавшись от дороги, где в вялотекущем заторе его пытались одновременно притереть и справа и слева. - Все нормально. У нас даже есть определенные успехи. Саша поделился бы с тобой, если б ему сейчас не уезжать. Но ничего. Сейчас отвезем его на Ленинградский вокзал и поедем на базу. Мы теперь переехали в санаторий. По дороге я все тебе и расскажу. А Саша… Саша! - громко позвал его Лобов.
- А… Да, Роман Михайлович, - отозвался тот сзади.
Валентин, перегнувшись назад, с удивлением разглядывал его. Ракитин производил странное впечатление. Он вроде бы был здесь и в то же время - где-то в другом месте. Почти как в слиперском полете.
- Саша, - продолжил Лобов, бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида, - Валентин предлагает попробовать полет в прошлое дуэтом, а я ему объяснил, что ты уезжаешь сейчас в Питер, к матери, чтобы немножко там отдохнуть.
Ничего такого Лобов Валентину не говорил, но Ракитин совершенно не обратил на это внимания. Но эти слова Лобова все-таки произвели на него определенное впечатление. Он даже, можно сказать, загорелся этой идеей, если термин "загорелся" применим вообще к человеку, находящемуся в состоянии общей вялости и апатии.
- Я согласен, Роман Михайлович, не хочу я отдыхать. Я ж вам сразу предлагал отправить меня снова на задание.
- Ну-ну-ну, не горячись. Еще успеешь на задание. К матери тебе надо по-любому. И отдыхать там будешь два месяца, не меньше. Чтобы раньше и носа не показывал. И еще… Саша, с идеей вернуть отцовскую фамилию надо будет еще погодить.
- Помню я, Роман Михайлович, помню все, что вы говорили.
- Ничего, повторение - мать учения. А вот с переездом в Москву… Этим как раз и займись. Нужны будут деньги - сообщай. Канал связи…
- Помню, Роман Михайлович.
- И постарайся все-таки отвлечься, Саша. Не зацикливайся на своем…
- Хорошо, Роман Михайлович.
- Ты еще молод, Саша. Вся жизнь впереди. И… Мы на войне. А ты разведчик, Саша. На войне, сам знаешь, часто приходится терять близких людей. И это не первый раз и, к сожалению, не последний.
- Не надо, Роман Михайлович. Я все понимаю.
"Черт, какие сложности тут… И все это без меня… Жизнь, похоже, здесь била ключом, пока я на пляже пузо грел да курочек обхаживал", - сообразил Валентин. Он улыбнулся как можно более открыто и доброжелательно и протянул Ракитину руку. Тот пожал ее, и на этот раз это было рукопожатие живого человека, а не зомби, сознание которого витает в иных мирах.
- Ничего, - сказал Валентин. - Слетаем дуэтом в другой раз. А то еще, может быть, у меня два месяца как раз уйдут на пробы и испытания. Я-то в прошлое не летал еще ни разу.
- Ничего. - Ракитин тоже улыбнулся. - Все у тебя получится. Михалыч поможет, в случае чего. У нас уже определенный опыт наработался. - Лобов в этот момент остановил машину недалеко от вокзала. - Ну удачи тебе, Валентин. А вернусь - сразу подключусь к тебе.
Ракитин, подхватив на плечо дорожную сумку, скрылся в здании вокзала, а Лобов с Валентином, преодолевая московские заторы и пробки, отправились на базу.
- А чего он такой?.. Подмороженный как будто. А, Роман Михайлович? Или он всегда такой? - поинтересовался Валентин, когда они с Лобовым остались одни.
Лобов ответил не сразу, как бы взяв небольшую паузу на размышления, прежде чем ответить на этот простой с виду вопрос.
- Каждое новое дело начинается в темноте неопытности и недостатка знаний, на ощупь. А даже в нашем новом деле Саша Ракитин - первопроходец. Вот говорят, что в авиации наставления и правила безопасности при выполнении полетов написаны кровью погибших летчиков. Наши правила пишутся тоже кровью. И вот тебе первое и главное правило слипера, путешествующего во времени: никогда и ни при каких обстоятельствах не вступать в близкие отношения, подразумевающие определенную эмоциональную привязанность, с людьми прошлого. Для нас они не люди, а всего лишь объекты нашего прямого или косвенного воздействия. Нет… Они, конечно, люди, но… Нельзя ни на секунду забывать, что они уже умерли сотни лет назад. Их судьбы уже давно состоялись. И потому для нас они не равноценны нашим современникам. Короче говоря, к ним неприменимы общечеловеческие, гуманистические принципы и нормы. Понимаешь? Это как персонажи в кинофильме, который ты смотришь. Можно испытать определенный эмоциональный всплеск, глядя сегодня на историю любви несчастных Ромео и Джульетты, можно даже пережить катарсис при просмотре того или иного художественного произведения. Нельзя только допустить, чтобы кино вмешивалось в твою жизнь! Понимаешь, Валентин?
- Насчет правила понимаю, а вот какое это все имеет отношение к Ракитину - пока не очень.
- Саша был первым, кто это правило нарушил. Вернее, именно его опыт и позволил сформулировать это правило. Дело в том, что, будучи в четырнадцатом веке, он… влюбился. Более того, он женился на этой женщине.
- Ох, ничего себе! Ну за меня в этом смысле можете быть спокойны, Роман Михайлович, - уверенно заявил Валентин. - Если уж моей матушке не удалось меня на этот раз оженить, то уж не знаю, что должно со мной случиться, чтобы я кому-нибудь сдался. Так что если кто нарушит ваше главное правило, то только не я.
- Что, пришлось пережить тотальный прессинг? - Повернувшись к Валентину, Лобов хитро улыбнулся.
- Не то слово, еле отбился. Что поделаешь, люди мыслят старыми категориями, категориями семьи и семейных ценностей. А в современной действительности, в действительности постмодерна, человек должен жить один, сотрудничая с другими лишь по мере необходимости для достижения той или иной цели.
- Хм-м, это твоя жизненная философия?
- Почему только моя? А разве она и не ваша тоже?
- Н-ну… - Лобов с сомнением покрутил головой. - Я бы не был столь категоричен в подмене любви взаимовыгодным сотрудничеством.
- Это в теории, а на практике вы вполне со мной солидарны. В свои сорок пять семью так и не завели, предпочитая семье работу.
- Был у меня в молодости небольшой, но отрицательный опыт по этой части, - обронил Лобов, то ли подтверждая, то ли опровергая слова Валентина.
- Вот-вот. Вы пришли к той же самой жизненной философии методом проб и ошибок, а я - чисто теоретическим путем.
- Дураки учатся на своих ошибках, а умные - на ошибках дураков. - Лобов вновь ухмыльнулся, бросив хитрый взгляд на расфилософствовавшегося Валентина.
- Это не я. Это вы сказали. Я же всего лишь ваш ученик. Согласитесь, записывать в дураки собственного учителя, которого к тому же избрал добровольно, - несколько нелогично.
- Ладно уж, философ…
- Итак, вернемся к роли любви в современном обществе, - продолжил Валентин, несмотря на явное нежелание Лобова продолжать обсуждение этой темы. - Вы ее не отвергаете, но лишь чисто теоретически, на практике же вы ее гоните вон из своей жизни. И правильно! Так легче жить. Хотя Веру, если честно, жалко.
- Постой, постой, - опешил Лобов, - а при чем здесь Вера?
- Так она же влюблена в вас по уши. Я к ней клинья попробовал подбить, так она сразу дала мне по шапке.
- Гм-м… Выдумываешь ты все, Валентин.
- Не верите мне, так спросите у Нины Федоровны. Ракитин у нас без году неделя, так и тот небось заметил, как она к вам относится.
- Гм-м, гм-м. - Правая рука Лобова непроизвольно, как бы сама собой, вне всякого взаимодействия с головой, сползла с руля и принялась мучить радиоприемник. Так и не остановившись ни на одной из радиостанций, рука вдруг упокоилась и вновь легла на руль. - Давай-ка оставим в покое это… Эту твою жизненную философию.
Только теперь Валентин сообразил, что хватил через край. Все-таки все эти любови штука глубоко личная, и всегда есть опасность, что, даже ведя чисто теоретическую беседу, один из собеседников начнет примерять слова и доводы второго лично на себя. Поэтому, выждав пару-тройку минут, чтобы, так сказать, подвести черту под предыдущей частью разговора, Валентин спросил:
- А какова общая диспозиция, Роман Михайлович? Вы обещали в курс дела ввести, а сами все молчите и молчите. Или мне не по чину знать общее состояние дел? - с наигранной обидой поинтересовался он.