Нехотя произнес: - лейтенант Павел Говоров. Истребитель.
- Бывший, - пробормотал из угла собеседник.
- Чего? - опешил офицер.
- Бывший, говорю, истребитель, - объяснил Жора. - Мы ведь с тобой, соколик, за НКВД сидим. Так что? По закону военного времени, меня в расход, тебя уж, как повезет. Или в могилевскую губернию, или в лагерь. А после зоны назад хода нет. Кто изменнику самолет доверит?
- Да я ж не виноват совсем. Какое дезертирство. Три "мессера" завалил. Как же?
Павел обхватил голову руками, начиная сознавать, что все это всерьез.
Понемногу отчаяние поутихло. Лейтенант вскинулся и завертел головой, осматривая уголки подвала.
- Дохлый номер, - жиган затянулся папиросой и разогнал вонючий дымок. - Я прошмонал. Голые стены.
- Так и сидеть? Ждать? - лейтенант вздохнул. - Глупо.
- Жизнь - штука несправедливая, - протянул сосед, - хотя бы тем, что конечна.
- Ого, да ты философ? - нашел силы усмехнуться пилот.
- Станешь тут… На зоне сейчас столько умных людей, куда твоим университетам. Только слушай.
- Много сидел? - поинтересовался от нечего делать летчик.
- Сидел, бежал, да на вокзал, - отговорился шуточкой сосед. Помолчал. - Да было дело, - уже серьезно отозвался он, поправляя фитилек. - Нам не сидеть никак невозможно. Урка в тюрьме дома, на свободе в гостях.
- Не понимаю. Это как-то неправильно. Разве можно к тюрьме привыкнуть? - Павел, не имевший дел с блатными, не мог постичь психологию вора.
- А мне выбор был? - Жора подсел ближе. - Я сам с двадцатого. Отца в тридцать третьем НКВД взял. Мамка померла, через год. Беспризорничал. А оттуда одна дорожка - по этапам, по централам… День прожил, скажи спасибо. Вот и на фронт потому не забрали. У тебя, говорят, судимость непогашенная. Да я и не рвался. Прости за прямоту. Без меня есть кому…
- Да ты контра?.. - не зло, скорее, недоуменно, протянул Павел.
- Сам ты "контра", а я "социально близкий". Понял? Товарищ Сталин так и сказал: "Уголовник - это тот же пролетарий, только еще несознательный".
- Ой, брешешь, - не поверил Говоров. - Чтобы Он так сказал? Брешешь.
- Ну-ну. Вот если повезет, и тебя в ближайшем лесочке в распыл не выведут, а по трибуналу на четвертной пристроят, тогда и поймешь, кто такие уголовники, - парировал Жорик.
Содержательную беседу прервал ужин. Старшина приоткрыл дверь и поставил на пол два котелка с горячим.
- Лопайте. Да быстро, а то посуду сдавать нужно, - поторопил он заключенных.
Павел брезгливо попробовал жидкий супчик. Вонючая капуста, несколько полусырых картофелин.
- Да, уж. Не офицерская столовая, - рассмеялся жулик, сноровисто работая ложкой. - Ты давай, давай, не тяни, а то он, если не успеешь, утром вообще не даст.
Кое-как проглотив баланду, лейтенант почесал затылок: - Да как тут спать-то?
Жора прикурил от слабеющего огонька: - А как есть, так и спи. Не до жиру.
Ночь прошла беспокойно. Только к утру удалось заснуть. А проснулся от громкого пения. Заполошно покрутил головой. В свете лучей утреннего солнца, бьющих сквозь щели досок, увидел, что сосед его уже проснулся.
- …Дорога дальняя, казенный дом, - самозабвенно выводил Жорик.
- Ты чего орешь? - изумился Павел.
- Орешь - это ты, а я исполняю… - отвлекся певец. - Вставать пора, кончай ночевать. Сейчас перекусим, и по новой начнется, - он потянулся. И продолжил:
…Допрос окончился, прощай, обновочки,
Дан под копирочку нам приговор.
Всего три подписи… печать и корочки.
Теперь мальчишечка - навечно вор.
Хрипловатый голос, выводящий блатной мотивчик, звучал в грязном подвале как нельзя уместно.
- Не грусти, военный. Все пройдет, - жулик с замашками философа подмигнул сокамернику. - Ты, главное, за справедливость сильно не ори. Отобьют все внутри. Потом замаешься. Молчи и слушай. Сами решат чего и сколько. И слова твои только тебе и навредят, - наставил бывалый арестант Говорова.
Однако до самого обеда никто за арестантами так и не пришел. Во дворе суетливо бегали солдатики, протарахтела санитарная полуторка. - Эй, начальник, пожрать давай, - не выдержал Жора и замолотил в дверь, когда время подошло к вечеру.
Ответом стал тяжелый удар прикладом. Часовой, призывая к порядку, долбанул по доскам.
- Странно, - протянул Маленький, - думал, может, забыли про нас. Не, помнят. Тогда что? Подождем, - он повесил на гвоздь пиджак и, скинув короткие, смятые в гармошку, сапоги, улегся на доски.
- "…Когда спишь, обедаешь" сказал Д' Артаньян слуге, - пробормотал он, закрывая глаза.
И тут загремел ключ в замке. Дверь отворилась, и голос старшины скомандовал: - Арестованный Говоров, на выход.
Жорик подскочил с импровизированного ложа: - Начальник, а пожрать?
- На том свете покормят, - усмехнулся выводной так, что у жигана мигом исчез весь гонор.
Присел у стены и пробормотал, глядя, как собирается офицер: - Ну, не пуха тебе, браток. Если что, наверху встретимся, - хлопнул он по плечу уходящего. - Не боись, это недолго…
Оставшись один, арестант вздохнул и вполголоса затянул какой-то мотив.
Глава 4
- Стоять, к стене, - рявкнул конвоир, введя арестованного в штаб. Навстречу им, сопровождаемый командиром полка, шагал настоящий генерал. Картина сама по себе необычная, а в захолустном, расположенном вдалеке от дивизии, а тем более, от округа, и вовсе фантастическая.
Полы украшенной командармовскими звездами шинели разлетались от гигантских шагов необычного гостя, открывая взорам алые лампасы генеральских галифе.
Сердито глядя в одну точку, тот распекал подполковника: - Я тебе что, мальчишка? Ждать. Ты понимаешь, я завтра должен быть у хозяина. Чья обязанность следить за воздухом? Командующего фронтом едва не сбили. В собственном тылу, стыдоба. А теперь этот идиот мне говорит, что некого отправить в сопровождение. Вы что, сдурели? - генерал выговорился и закончил, неожиданно спокойным, и даже интеллигентным, тоном: - У вас, подполковник, полчаса: подготовить самолеты прикрытия и обеспечить вылет. Все. По истечении срока решать этот вопрос будет другой командир полка.
Не слушая оправданий командира о боевых вылетах личного состава, он миновал замершего по стойке смирно часового, но остановился и повернул голову к арестованному.
- А это кто? Что за анархисты у тебя, подполковник, по штабу гуляют? - спросил он у командира части.
- Почему не по форме? - сломав кустистую бровь в гримасе, уставился он на расстегнутый ворот Пашиной гимнастерки.
Комполка побледнел и заглотил воздух, как выброшенный на сушу карась: - Товарищ генерал, это арестованный, ведут на допрос в особый отдел.
- Вот как? - командарм развернулся к сопровождающему. - А что, у вас здесь и шпионы есть?
- Подполковник смущенно замолк. Наконец, глаза его вильнули в сторону, и он произнес, словно через силу выговаривая слова: - Дезертир. Бежал с поля боя.
Павел не выдержал. Волна гнева захлестнула. Он выпрямился и шагнул вперед: - Никак нет, - хрипло выдохнул он.
Старшина кинулся к нарушителю, дергая из кармана револьвер. Но ладонь летчика, который уже не контролировал свои поступки, легонько коснулась плеча охранника, и тот медленно сполз по стенке на пол.
- Я три самолета противника сбил. Есть данные фотопушки и свидетель. Мой ведомый… Товарищ генерал, это клевета.
- Что он сказал? - словно невзначай, бросил командующий подполковнику. - Отвечай. Врет? Но смотри… Честно.
Комполка, которому совсем не хотелось портить отношения с особистом, замялся.
- История непонятная. Товарищ генерал. Идет следствие. Органы разберутся, - попытался прибегнуть он к спасительной формулировке.
- Здесь я разбираюсь, - в голосе командарма прозвучало явное раздражение. - Спрашиваю последний раз. Фотографии, показания свидетелей есть?
Комполка, поняв, что обман может стоить не только погон, кивнул.
- Ах, ты… - генерал побледнел. Но готовые сорваться слова не прозвучали.
- Вот что, подполковник. Этот лейтенант, он летчик?
- Так точно. Лейтенант Говоров, военлет второго класса, - вытянулся командир.
- Приказываю. Вернуть оружие, оформить командировочное и подготовить самолет. Пойдет в сопровождение.
- А уж на месте я сам решу, куда его отправить. Там разберутся, - сыграл голосом командарм, передразнивая подчиненного.
Не решаясь перечить, подполковник поднес ладонь к фуражке.
Генерал глянул на лейтенанта: - Троих, говоришь, завалил? А тебя в кутузку. Считаешь, несправедливо?
Риторический вопрос вовсе не требовал ответа. Однако бес толкнул Павла под руку.
- Жизнь, вообще, штука несправедливая. Тем, что конечна, - повторил слова уголовника.
Генерал удивленно сбил фуражку на затылок. - Ого? Сам придумал? - он хитро глянул на паренька.
- Никак нет. Гражданский, со мной сидит, сегодня сказал.
Генерал подозвал подполковника: - Слушай, у тебя здесь что - колония, или боевой полк? Одни арестанты.
Командир сверкнул глазами на подчиненного, но только вытянулся по стойке смирно.
- Значит, так, лейтенант пусть готовится к вылету. Я в комнату отдыха, а ты распорядись доставить этого арестанта ко мне. Что тут у вас за дела творятся… - подвел итог командующий.
Слова его слегка царапнули сознание Павла, но радость от того, как разрешилось его дело, вытеснила мимолетное удивление. Тем временем, кряхтящий от боли старшина поднялся с пола и, растирая плечо, беззлобно произнес: - Ну и хватка у тебя, сынок. Однако, не будь здесь генерала, я б тебе пулю в бок, точно, всадил.
- Пройдемте, товарищ лейтенант, я верну вам оружие, - перешел он на официальный тон. Но не сдержался и добавил: - Моли бога, чтобы успели самолет приготовить до того, как особист вернется. Он сейчас в отъезде. Так что, от верной смерти ты, парень, ускользнул…
Больше старшина к теме не возвращался. А Павел, получив снаряжение и документы, кинулся в казарму, торопясь собрать немудреные вещи и вернуться к капонирам, чтобы проследить за подготовкой самолета к вылету.
Генерал сидел в крепком, скроенном из цельных кусков дерева, кресле и задумчиво просматривал свежий номер газеты.
Стук в дверь оторвал от чтения. Он поднял глаза. В проем заглянул красноармеец.
- Задержанный доставлен, - рявкнул он, поедая глазами небожителя.
Боец впустил арестанта и закрыл дверь.
Жора, пытаясь держаться независимо, переступил на мягких подошвах. И поднял глаза на высокое начальство. Генерал отбросил газету. - Ну, здравствуй, Маленький, - негромко произнес генерал, поднимаясь на ноги. Он шагнул к урке и тот, замерев от неожиданных слов, с изумлением всмотрелся в суровые черты лица собеседника.
- Мать… - охнул жулик, - генерал… Павел Андреевич. Так ведь сказали, что расстреляли тебя, Вас, - выдохнул арестованный. Жора замялся, не решаясь протянуть руку. Но военный шагнул навстречу и обнял нелепую фигурку.
- Думаешь, я забыл, как ты меня от вертухаев закрыл? - прошептал он на ухо жигану. - Сколько тебе изолятора влепили, десять суток? А меня вот оправдали, и ордена вернули, и звание, - генерал отстранился и указал на стул: - Садись, чайку попьем. Как ты здесь оказался? Спер, что-нибудь опять?
Выслушав историю босяка, он задумался: - Да, попал ты, Жора, в переплет. А я, как тот паренек сказал про жизнь, думаю, кто это мой афоризм уже цитирует?
- Павел Андреевич, ты не забивай… голову-то. Я ж понимаю, тебе за меня подписываться нынче не резон, - ответил Жора. - А паренек нормальный. Я людей сразу вижу. Ты его не отдавай этим упырям. Паренек правильный, духовитый.
- Сам разберусь, - грубовато отмахнулся генерал. - Ты бы о себе подумал.
- А что я? Пока живой - жить буду, смерть придет - помирать. Знать планида такая, - невесело усмехнулся собеседник.
- Вот, значит, как? Ты, выходит, по совести решил, когда за меня стоял, а я с помойки?.. - генерал сердито взъерошил седой ежик коротких волос.
Ладно, правда твоя, не могу я приказать, чтобы тебя выпустили. Не имею права. А сделаем мы иначе.
Он склонился к сидящему.
Боец, охраняющий вход в комнату, где отдыхал командарм, услышал слабый крик и падение тела, рванул дверь и увидел лежащего на полу хозяина, распахнутое окно и колышущуюся занавеску в проеме окна.
- Товарищ генерал, - в отчаянии рванулся он к командиру. - Да что ж это?.. Люди!.. - заорал красноармеец. Кинулся к окну, замер, вгляделся в безжизненное тело и, решив, что жизнь высокопоставленного офицера важнее беглеца, склонился над генералом.
Усилиями прибежавшего на крики фельдшера, оглушенного привели в чувство. - Догнать мерзавца, - гневно заорал тот, едва смог подняться на ноги. - Расстрелять сволочь.
Беглец словно испарился. А уже через полчаса самолет с генералом на борту оторвался от летного поля. Истребитель Павла взлетел через несколько минут после транспортника и, легко догнав тихохода, взял его под охрану.
Летчик уже совсем выкинул из головы происшествие, едва не стоившее ему жизни, и привычно бубнил под нос, перевирая слова: "Нам Сталин дал стальные руки крылья, а вместо сердца пламенный мотор…" Теперь его даже не беспокоило предстоящее возвращение.
Полет шел нормально, и чем дальше они уходили от прифронтовой полосы, тем спокойнее чувствовал себя сопровождающий.
"Какие тут немцы", - беззаботно хмыкнул он над перестраховщиком в генеральском мундире. И чуть было не зевнул выскользнувших от солнца врагов. Пара непривычных силуэтов рухнула на мирно чапающий транспортник, намереваясь расстрелять его с первого захода. Говоров кинул машину наперерез, ловя в перекрестие прицела крайнего. Однако гашетка сухо клацнула и только. Вместо привычной дрожи от работающей пушки - ничего. Осечка? Отказ? Он перенес палец на тумблер пуска РСов. Приспособленные для стрельбы по наземным целям, они могли лишь отпугнуть "гансов", но даже такой вариант был бы во благо. Увы, и эта попытка не увенчалась успехом.
Нападающие, заметив нового участника шоу, дружно заложили крутой вираж. "Ход мысли совершенно правильный. Транспорт от них никуда не денется, а вот истребитель нес угрозу", - бесстрастно оценил класс врага Павел.
Теперь они выровнялись и шли почти параллельными курсами, настигая проигрывающий в скорости самолет.
"Что это за зверь такой? - мимоходом подивился Павел необычной ходкости немецких машин. - Однако, не до любопытства. Сейчас достанут, и привет". Неожиданно Паша вспомнил книжку, читанную еще до войны. Какого-то иностранного автора, про пиратов: "Одиссея… там чего-то. Но вот идея подходящая". Летчик прикинул возможное развитие ситуации и обвалил нос истребителя, уходя в крутое пике… Стрелка высотомера крутанулась, словно взбесившийся вентилятор. Теперь, чтобы не отстать, его преследователи вынуждены были перестроиться. И в момент, когда земля с пугающей скоростью заполнила весь обзор, заставил себя отвлечься. Крутанул головой так, что захрустели позвонки. "Пора", - недрогнувшей рукой опустил закрылки, Маневр, выполняемый только при заходе на посадку, в полете вызывал резкое сваливание машины в штопор, однако, четко контролируя машину, он вернул рули обратно точно в нужный момент. Самолет словно взбрыкнул и резко замедлил скорость, миг, и летучие шакалы настигли добычу, однако маневр жертвы сбил их с толку, и они сравнялись с преследуемым. И в этот момент Павел выжал педаль, исполняя подобие бочки. Такое издевательство над машиной могло стоить крыльев любому другому аппарату, но склепанный на совесть аэроплан устоял. А вот нервы правого аса не выдержали, он рванулся в сторону, инстинктивно добавив скорость. Делать этого в опасной близости от земли ему не стоило. Машина фашистского пилота перевернулась кабиной вниз и клюнула носом. Выводя истребитель из пике и задыхаясь от дикой перегрузки, Павел не видел, как немец впилил в заросший деревьями холм. Однако звук взрыва подтвердил: "Минус один".
Но веселиться было еще рано. Второй немец, хоть и ошарашенный выбытием из игры напарника, рванул за Пашей.
"Ну что, поиграем", - уже весело хмыкнул лейтенант. Он набрал высоту, разглядел силуэт удирающего транспортника. На фоне неба отчетливо видна хвостовая турель.
"Так, так, так, - Говоров прищурился. - Ага". Плавный разворот, и вот уже он настиг самолет командующего. Немец, похоже, сообразил, что странный русский не стреляет вовсе не из пацифистских настроений, и настигал его, почти не заботясь о защите. Очередь прошла мимо, но заставила Павла кинуть самолет в небольшой вираж. Слава богу, у стрелка достало ума сообразить, зачем истребитель выводит вражескую машину под стволы его пулемета. И едва Паша проскочил мимо, выжал курок. "Ганс" влетел в веер разрывных конфетти, словно волан в ракетку. Двигатель захлебнулся. Фонтанчики искр уползли на стекло кабины и прочертили фюзеляж. Взрыв разметал вражеский самолет. Мелькая черными пятнами крестов, обломки закувыркались к земле.
"Вот и ладушки, - вытер Павел мокрое лицо. - Даже не замерзли".
Остаток пути до аэродрома подскока летели уже без происшествий…
Посадив машину на полосу маленького полевого аэродрома, Павел вылез из кабины и застыл, стоя на лопасти. К месту, где замер его ЛаГГ, мчался автомобиль. Открытый кузов полуторки болтало на кочках, однако, отчаянный водитель не сбавляя хода, подлетел к самому капониру.
- Эй, летчик, ко мне, - заорал из кабины пассажир. "Явно, старший офицер, - разглядел Павел. Несмотря на строгий приказ, носить петлицы только защитного цвета, офицеры знаки различия так и не поменяли. - Ого, две шпалы", - наконец, разобрал лейтенант. Кое-как стянув сбрую, извернулся и соскочил на пыльную траву.
Подошел к стрекочущему двигателем грузовичку. - Лейтенант Говоров, сопровождал… - начал он доклад.
Но командир заорал, срывая голос: - В кузов, лейтенант! Командующий приказал доставить, срочно! Бегом, я сказал! - не выдержал служака, видя, что летчик не торопится. Едва Павел свалился в кузов, как машина прыгнула вперед. - Чего это они? Сбесились? - недоумевал летчик, трясясь на грязных досках кузова.
Войдя в кабинет, увидел своего спасителя, сидящего за столом, над которым висел привычный портрет.
- Ну? - встретил генерал появление авиатора гневным рыком. - Что это за фортели? Тебе доверили, а не в цирке выступать… - разъяренный командарм вдохнул воздуха, собираясь продолжить разнос.
- Разрешите доложить… - рискованно вклинился Говоров. - В связи с отсутствием боезапаса, вынужден был принудить одного нападающего выйти из боя, а второго подвел под пулемет "Дугласа".
- Как отсутствия?.. - не веря ушам, эхом повторил генерал.
Говоров замер, не считая нужным добавлять ничего в свое оправдание. Он и так сделал гораздо больше, что мог, и вины за собой не видел.
Похоже, и до собеседника начала доходить причина выходки его защитника. Он снял фуражку, смахнул с козырька невидимую пылинку и вкрадчиво, тихим и проницательным голосом, спросил: - А почему? Кто проверял?