От яростного хрипящего голоса Бокий остановился на полпути, словно пригвожденный к полу. И тут же рванулся обратно - Мойзес смотрел на него безумным глазом, красным, как у оголодавшего упыря. По изуродованному лбу быстро стекали крупные капли пота.
- Нить!
- Что "нить"?!
Бокий моментально понял, о чем идет речь. А потому наклонился над товарищем, с тревогой заглядывая в застывшие от боли глаза.
- Ее рвут, - прохрипел чекист, и на лице застыла мучительная гримаса. - Еще как рвут… Он уходит…
- Куда? - Бокий удивился.
- Умирает, - прохрипел Мойзес. И сам поднял на Глеба расширившийся глаз. И тут же взвыл:
- Я не могу его удержать! Помоги!
- Как?!
Бокий чуть ли не взвыл. В душе он проклинал "уродца", но прекрасно понимал, что обойтись без его помощи не сможет. Потерять такого нужного, важного для многих дел специалиста сейчас, когда дорог каждый день, Глеб не желал категорически.
- Дай шкатулку из сейфа… Быстро! Код 73–22! А-а!
Бокий ошалело метнулся к массивному сейфу, подгоняемый в спину хриплым стоном. Дрожащие пальцы чекиста медленно повернули круглый диск, останавливаясь на одну секунду перед каждой цифрой. Внутри ящика громко щелкнуло, и тяжелая дверца поддалась. И первое, что бросилось в глаза, - лакированный бок небольшой шкатулки, покрытой неизвестными ему каббалистическими знаками и рисунками.
- Скорее! A-а! Твою душу-мать!
Бокий схватил ларец, моментально отметив русскую ругань Мойзеса. Значит, дело действительно худо, раз тот на такие заклинания перешел. Да-да, именно языческие заклинания, которые, как любое сильно действующее лекарство, следует употреблять изредка, по крайней необходимости. Тогда эффект просто поразительный - физическая боль уменьшается значительно. И не только боль…
- Быстрее!!!
Отчаянный хрип подхлестнул Бокия, и чекист за секунду добрался до стола, откинув крышку. Внутри лежали грязные обрывки одежды с пятнами застарелой крови - ее Глеб опознал сразу, глаз на такие дела наметан давно, сам подобным занимался.
Мойзес тут же сунул в эти тряпки свои ладони и что-то тихо зашептал, скрючившись над раскрытой крышкой. Бокий не мог разобрать ни слова, но видел, как напряглись руки, как вздулись на них вены, будто его напарник держал неподъемную тяжесть. И лицо поразило - моментально из бледного стало багровым.
- А-а!
Дикий крик вырвался из груди - так орут только от чудовищной боли, нестерпимой, лютой. И маты - подобные слова Бокий не слышал даже от расхристанных морячков, что в четыре боцманских загиба объяснялись, и от удивления уважительно цокнул языком.
- Да лей воду! Больно! На руки лей!
Чекист оторопел - тряпки в шкатулке загорелись прямо на его глазах, что было невероятным. Вначале от них повалил дымок, потом показались маленькие язычки пламени.
- Да лей же воду!!! Быстрее, чтоб тебя!!!
Мойзес корчился от боли, вопил и сквернословил, но руки из пламени не выдергивал. Бокий тут же опомнился, схватил большой графин с водой и выплеснул его содержимое прямо на багровые руки, отчаянно тряся, будто от этого живительная влага могла вылиться быстрее. Пламя погасло, лишь дым пополз по комнате да запах горелого мяса и тряпок забивал ноздри.
- Уйти от меня хотел, падло. Сам в огонь полез…
Хриплый голос Мойзеса походил на клекот, и Бокий вздрогнул, выходя из ступора. И непроизвольно отшатнулся, сделал шаг назад, подальше от стола, дымящейся шкатулки и торжествующего хохота подельника. А тот продолжал негромко говорить, но с ужасающим смехом, от которого в жилах леденела кровь:
- Нитьхотел порвать, в огонь кинулся. Да только кто-то успел его вытащить! Вязочканаша крепнет, крепнет! А, Глебушка?
Бокий отступил еще на пару шагов от жуткого стола, чувствуя, что еще немного, и мочевой пузырь даст слабину. Он впервые испугался Мойзеса, до ужаса, до дрожи в коленях, чуть не обгадившись, поняв только сейчас, с кемимеет дело.
- Мы с ним "ниточкой" связаны. Хоть пулю в лоб пускай, но от меня не уйдет. Тело не нужно, зато кое-что другое вытащу…
Мойзес осекся, потом торжествующе засмеялся, подняв на начальника ледяной глаз, подернутый безумной пленкой. Тот машинально отступил на шаг, тщетно попытался спрятать страх. Не удалось - в уши ударил хриплый каркающий смех старого ворона.
- И с тобой мы теперь "веревочкой" связаны, Глеб. Так что соскочить не надейся и на пулю не полагайся. За мной тогда пойдешь! Потянеттебя следом! Вот так-то. И будь добр, сходи за доктором, руки у меня обгорели, лечить нужно срочно. Придумай что-нибудь, скажи ему, мол, самовар, ха-ха, опрокинули или чайник…
- Хорошо, Лев. Я сейчас!
Бокий с замирающим сердцем и немалым облегчением в душе выскочил из кабинета, тщательно прикрыв за собою толстую дверь. Рукавом вытер пот и с безнадежным отчаянием в осевшем голосе пробормотал:
- Гребаный колдун! Ох, попал я так попал…
Иркутск
(30 июля 1920 года)
- Что ты творишь?!
Тело само рванулось вперед, быстрее, чем промелькнула мысль и тем более были выкрикнуты эти слова. Рука Арчегова хлестанула по нагану, и генерал тут же навалился всем телом. В голове молнией мелькнула мысль: "Не выйдет, ствол уже в сторону ушел. Руку себе только продырявит в худшем случае!"
Просьба монарха дать наган показалась Константину Ивановичу более чем странной, а потому генерал заранее напрягся - как бы чего не выкинул "любезный друг".
Предосторожность выручила - курок сухо щелкнул. Мики его успел потянуть, вот только ствол уже был направлен не в сердце, а в голубое небо, выворачиваемый из пальцев крепкой генеральской рукой.
- Твою мать!
К великому удивлению Арчегова, выстрела не прозвучало. Константин Иванович сграбастал одной рукою наган, а другой неудавшегося самоубийцу. Все раздражение последних дней и часов вылилось в вычурную матерную тираду, и лишь потом прозвучали нормальные слова:
- Ты что творишь? С "катушек" съехал?
Генерал сильно тряхнул за плечи смертельно побледневшего монарха, мысленно вознеся к небесам благодарность за столь своевременную осечку. Вздохнул с облегчением, будто сто пудов с плеч скинул. Осмотрелся - к ним, заметив непонятную возню у лавки, рванулись охранники.
- Назад, - скомандовал генерал, махнув им рукою, - мы тут шуткуем. Правильно, Михаил Александрович?!
- Так точно, шутим понемногу, - еле прошепелявил монарх, приходя в себя от случившегося. Все же страшное дело - по собственной воле к смерти прикоснуться и живым остаться.
- Дал бы тебе в морду, да только Заратустра не позволяет, - с улыбкой прошипел ему в ухо Константин. - Еще лучше выпороть за такие идиотские шутки! Ты что творишь?! Мало тебе кругом крови пролито, своей добавить захотел?! Раз дали возможность жить, так живи, дурью больше не майся! Ты за миллионы людей сейчас в ответе…
Константина заколотила лихорадочная дрожь по всему телу - после выплеска чудовищной дозы адреналина начался "отходняк". Покосился на императора - тот тоже трясся, прикусив губу, однако смертельная бледность стала сходить со щек, окрашивая их в чуть розоватый цвет.
- Прости, сам не знаю, что на меня нашло. Какое-то затмение…
"Как некстати… И как вовремя. А ведь покойный Семен, падла такая, из ведьмаков. В другое время не поверил бы, но не тут. Хватило с одной "сладкой парочкой" пообщаться, что намертво одной веревочкой повязана. Мойзес и Фомин, чекист и танкист, колдуны поганые, мать их за ногу!"
Арчегов покосился еще раз - Михаил Александрович дрожащей рукою зажег спичку, кое-как закурил, папироса ходила ходуном. И словно ударило, мысли забились холодным ключом.
"А ведь и Мики с ними связан на этой почве, не иначе. Ведь он тоже не должен жить?! Может, его следом затягивает?Твою мать!" Арчегов вытер выступивший на лбу пот рукавом мундира, не заметив такого весьма неприличного поступка. Впервые генерал пожалел о том своем решении, оно показалось ему скоропалительным и опрометчивым.
"Я поддался эмоциям! И зря! Раз эти гады друг с другом связаны, то отсюда и плясать надо. Пристрелить их никогда не поздно, нужно вначале все выяснить, все точки расставить. Поторопился ты, Константин Иванович, теперь круто сваренную кашу расхлебывать долго придется и с Мики глаз не спускать. Если он на самоубийство решился раз, то на вторую попытку пойти может. Ох, зря я это заварил, выждать нужно было".
- Ты плохой патрон вставил, осечка была.
- Слава Богу! Представить страшусь, если бы…
Константин осекся, вздрогнул от пришедшей в голову мысли. Быстро откинул шомпол, выбил из барабана блестящий латунный цилиндр. Поднес его к глазам, всмотрелся и ахнул, не сдержав изумления.
- А ведь ты знаешь этот патрон, - прохрипел монарх, сдавив крепкими пальцами плечо генерала. - Ведь знаешь?! Не вздумай мне лгать! Сам тогда придушу тебя, собственными руками!
- Да пошел ты… Лишь бы недалеко! - огрызнулся в ответ Арчегов, пребывая в жуткой растерянности. - Я зарядил в камору совсем иной патрон. Целый! Не эту "выварку"! Такого не может быть!
- А что может быть?! - сразу насел император, сверля пронзительным взглядом генерала и крепко, до боли, схватив того за руку. - Откуда он там тогда взялся?!
- Таких патронов только три было. Я их выварил! Один у адмирала Колчака остался, на память, другой я раньше того опробовал, первым, для проверки. Он на полке с этим стоял, за книгами…
- У тебя в кабинете? Дома?
- Да, - прохрипел Арчегов, уже понявший, что произошло. - То-то вчера женушка в комнату заглядывала, а наган на столе лежал. И весь вечер такая добрая была, все льстилась…
- Завидую я тебе, Костя. У тебя такая жена…
Арчегов чувствовал себя скверно, пот тек ручьем, хорошо, что платок был под рукою. Михаил посмотрел на пришибленного генерала. Усмехнулся, мягко спросил:
- Так, значит, правду шепчут, что ты адмиралу застрелиться предлагал? Теперь я понимаю, что произошло тогда и зачем ты это сделал!
- Надеюсь, ты сам больше стреляться не будешь?!
- Нет! - отрезал Михаил Александрович. - Такой дури от меня больше не дождешься. И так Нине Юрьевне на всю жизнь обязан! Патрон мне отдай, он теперь мой. Я его, как Александр Васильевич, вечно хранить буду.
- Возьми, что уж тут, - Арчегов протянул монарху его несостоявшуюся смерть, запечатанную в цилиндрике, полез в карман за портсигаром. И остро захотелось налить полный стакан водки, шарахнуть его залпом, настолько он себя скверно чувствовал.
- А не выпить ли нам, генерал?! А то на душе так муторно…
Это был не вопрос, а предложение, и Константин кивнул, соглашаясь - Мики просто прочитал его мысли, потому что и сам пребывал в точно таком же состоянии.
- Да еще помянем раба божьего Семена. Хоть и натворил он дел, но человек порядочный был.
"Сволочь порядочная, это точно. Хотя, с одной стороны. А с другой - все же и полезное делал, но только в этомвремени. А в том такое натворил, что не поминать, а проклинать нужно".
- Брось, Константин Иванович, хмурить лоб. Помнишь одно латинское высказывание, где в конце звучит аут бене, аут нихиль?
- О мертвых либо хорошо, либо ничего. Так ведь, Мики? - Арчегов усмехнулся, натянув на лицо улыбку.
- Не суди, да не судим будешь. То, что Семен натворил, было в томвремени, которого может и не быть. Сейчас живы те двадцать миллионов, многие из которых еще на свет Божий не появились. Живы! И мы должны сделать так, чтобы они дальше жили, и работали, и детишек своих растили. А ты меня за убогого дурачка держишь, правды никогда не говоришь. Нельзя так, Костя, мы вместе должны воз на гору затащить, общими усилиями. И не хитрить друг перед другом. Верь мне - даю тебе в том слово!
- Хорошо, - только и вздохнул в ответ генерал. Арчегова захлестнуло чувство стыда, пусть не острое, но все же мало приятного. Действительно, скверно! И он сам, и эта парочка попаданцев-поганцев - вот как рифмуется здорово, - всегда держали Мики в неведении, лгали во благо. Вот только все их благие намерения боком вышли, потому что и ежу понятно, куда ведет дорога, ими вымощенная…
- Погоди, Костя, - Михаил Александрович сильно сжал его руку, но Арчегов почувствовал, как задрожали стиснувшие запястье пальцы. К ним быстрым шагом шел офицер со свитскими вензелями на погонах.
- Ваше величество! Генерал-адъютант Фомин сам в сознание пришел! Просит вас…
- Что?! Где он?!
Михаила словно подбросило с лавки - он как клещ вцепился в плечи адъютанта, с силою тряхнул.
- В околоток отнесли! Думали, умерли его высокопревосходительство, врач стал осматривать тело, и сердце забилось. Того…
Казачий офицер говорил неуверенно, и было видно, что он пребывает в полной растерянности от случившегося. Арчегова новость просто шарахнула, намертво пригвоздив к лавке.
Он много воевал и не мог ошибиться, когда осматривал обожженное тело Фомина. Тот был мертв, пульса не было, сердце не билось. Тут диагноз ставить легко - болевой шок! От него чаще всего умирали, когда сердце было не в силах вытерпеть чудовищную боль. Единственное спасение - вовремя укол поставить. Или сознание потерять, что мизерный, но хоть такой шанс выжить давало.
Михаил Александрович чуть ли не побежал к казачьим казармам, а генерал продолжал сидеть на лавке и вытирать лившийся со лба пот. Потом пробормотал охрипшим до писка голосом:
- Мистика… Может, и лучше, что Семен свои копыта не откинул. Если выживет, тогда и решим, как его использовать… Нет, такого просто быть не может! Что я, труп от раненого не отличу?! Мистика!
ГЛАВА ПЕРВАЯ
И если боль твоя стихает…
(10 августа 1920 года)
ПЕРЕКОП
- Да вы тут, Яков Александрович, целую крепость обустроили. Таких укреплений я даже в Порт-Артуре не видел. - Адмирал Колчак задумчиво посмотрел на старинный Турецкий вал.
Всего за пять месяцев, с того дня, как он принял на себя командование над Черноморским флотом и войсками в Крыму, все здесь изменилось, и к лучшему, как надеялся бывший "верховный правитель России".
В марте на Перекопе стояла непролазная грязь, солдаты ютились по неглубоким окопчикам Юшуня и в немногих убогих домишках Армянска. Какая крепкая оборона?! Да перейди красные в наступление, они с ходу бы прорвали такое убожество и ворвались в Крым. Господь отвел - перемирие заключили с ними вовремя, предотвратив неизбежную катастрофу.
- Только благодаря вам, ваше высокопревосходительство. Без помощи флота оборудовать позиции было бы нечем. И некем!
Генерал-майор Слащев был молод, немного за тридцать лет, с хорошей гвардейской выправкой. И не менее талантлив, как Александр Васильевич убедился, чем военный министр Сибири. Но последний хороший организатор и администратор, а первый - умелый тактик. И отличные позиции оборудовал - адмирал Колчак, сам знающий артиллерист, не мог не отметить хорошее расположение великолепно оборудованных, прикрытых броней и залитым бетоном батарей.
- Сколько здесь вы поставили орудий, генерал?
- Тридцать шесть крепостных мортир и двадцать три морских пушки, из них две десятидюймовых. Последние там, за Юшунем, - Слащев показал рукою назад, в сторону второй оборонительной линии. - Плюс почти сто полевых орудий и четыре сотни пулеметов в прикрытие. Теперь нас отсюда никакой силой не выбить.
- А если большевики перебросят сюда осадную артиллерию? - Колчак подначил Слащева, прекрасно зная ответ.
- Подавим ответным огнем. Они будут как на ладони, позиции ровные как стол, - молодой генерал усмехнулся. - А у нас все броней закрыто, вон бетонированные казематы врыты.
Адмирал присмотрелся - на обратных скатах вала были обустроены хорошо замаскированные сооружения, прикрытые броневыми плитами. Тут просто повезло, что французский броненосец "Дантон" прошлой весной у Севастополя налетел на мель, и с него пришлось снять чуть ли не половину броневого пояса, дабы облегчить корабль. Но в Крым ворвались красные, и все эти плиты "союзники" бросили, спешно унося ноги.
Да и на складах Черноморского флота, несмотря на годы мировой и гражданской войн, включая тотальный грабеж, устроенный германцами, и наглое мародерство англичан, французов и греков, сохранилось много чего полезного и нужного.
Со старых крепостных фортов Севастополя адмирал приказал забирать необходимое - арматуру и железо, старые, чуть ли не времен войны с Турцией, 9-дюймовые мортиры, броню и металлические двери и многое другое. Да и с кораблей, застывших мертвыми грудами, в ход пошло все, что можно было отвинтить и срезать, от брони до стальных конструкций. Заодно установили перед всеми укреплениями мощные фугасы, изготовленные из переделанных морских мин.
Взяли много, но еще больше осталось. Есть чем наступление красных встретить, грех жаловаться!
Иркутск
- И что будем делать дальше, Константин Иванович?! Даешь мировую революцию?!
В голосе Михаила Александровича прозвучала едкая ирония, которую последний российский император и не думал скрывать. Недавнее известие о взятии Варшавы красными произвело в Иркутске определенный фурор среди населения и военных.
С одной стороны, оно вроде вызвало у населения скрытую радость - поляков, после захвата ими в мае Киева, рассматривали в Сибири как наглых интервентов, желающих на углях революционного пожара хорошо погреть свои загребущие лапы. Но с другой - проступил явственный, хотя тщательно скрываемый страх. Все прекрасно понимали, что если большевистский режим усилится за счет Германии, недавнего врага в мировой бойне, которую тоже терзала революционная лихорадка, то будет…
В общем, мало не покажется никому!
- Путь от Вислы к Одеру не такой уж и короткий, как может показаться на первый взгляд, государь. - Военный министр Сибирского правительства генерал-адъютант Арчегов излучал олимпийское спокойствие, даже улыбался, когда стал отвечать. - Видишь ли, ваше величество, я сам не ожидал от большевиков такой прыти, - Арчегов усмехнулся, выпустив из ноздрей густую струю табачного дыма. - То даже во благо. Да, красные взяли Варшаву и поят коней из Вислы, но разве это плохо?
- А чего ж хорошего?!
- Если выбирать из всяких там французов, англичан, поляков и прочих "союзников", с одной стороны, и большевиками - с другой, то я полностью на стороне последних - по крайней мере, они русские.
- С каких это пор комиссарствующие жиды для тебя своими стали?! С Троцким и Лениным сговорился в Москве? - Михаил поднял ладонь, как бы показывая, что сейчас шутит. Вот только Арчегов воспринял слова всерьез, понимая, что в каждой шутке лишь доля шутки.
- Их поддерживает большинство населения нашей России, а вот с этим нам нужно считаться, - медленно произнес генерал. - И не важно, каким путем большевики добились этой поддержки, пусть даже сочетая террор с демагогией, и не собираются выполнять в будущем свои обещания. Для нас есть только эта текущая реальность, и с нею нужно считаться. - Он надавил на последнюю фразу и веско добавил: - Хочется нам этого или нет.