10 мая 1943 г. г. Новгород-Северский. 907-й истребительный авиаполк ПВО.
Николай Козлов
Неожиданно на меня свалилось командование полком, очень неожиданно. Командир в аварию попал на новеньком И-185, в госпиталь загремел, причем очень надолго. Вот и поставили меня.
Сразу столько дел навалилось! И бумаги на мне, и летать надо, новые самолеты осваивая, и все это одновременно. Хорошо, инженер полка у нас отличный, в технических вопросах я за ним, как за каменной стеной. Зато начштаба пришлось поменять, прежний слишком привык во всех вопросах на командира полагаться. Мне же нужен такой, чтобы основные повседневные дела, да и канцелярию всю, на себя взял. Мне летать надо, фашистов бить! Хорошо, Вячик помог. У него в Саратовском ЗАП е оказался знакомый штабист, очень перспективный, старший лейтенант Дунаев. С трудом, но мне удалось его к нам перетащить. Ничего, вошел в курс дела, понемногу взял власть в свои руки.
Я же больше обучением занимался. Да и сам с охотой на новом самолете полетал. Машина -зверь! Истребитель истребителей, как о нем Вячик точно сказал. Скорость, огонь, маневренность… Особенно на вертикалях великолепен. Теперь фрицам не хваленые фоккеры, не мессеры не помогут. На этой машине мы их будем бить как захотим.
Нам, конечно, еще пару недель для завершения подготовки не помешали – слетанность отшлифовать, по конусу пострелять побольше. Но дела на фронте плоховато обернулись, вот нас сюда перебросили.
Немцы как сдурели. Такого количества самолетов и такого напряжения боев я и в сорок первом не видел. Фрицы, похоже, решили завоевать полное господство в воздухе на этом участке фронта. Уже вторую неделю небо над Черниговским выступом стало местом ожесточеннейших воздушных боев. Вот и нас сюда перебросили на усиление. Еще бы, фронтовые истребители до четырех-пяти вылетов в день делают, от усталости из кабин вылезти не могут. Кажется наше командование решило здесь немцам показательную порку устроить. Нас подтянули, армейские исребительные полки осназ, радиолокаторы установили. Вчера мы в первой схватке отметились. Один юнкерс и один фоккер я себе записал, а весь полк – десять сбитых при потере одного своего.
– Тревога! Звездный налет!
– Первая и вторая – на взлет, третья – в резерве! – командую, а сам поспешно забираюсь в кабину. Мы с Вячиком сегодня первую эскадрилью усиливаем.
– От винта!
Начинаем разбег и тут я замечаю вдали знакомые худые силуэты. Мессеры! Прорвались на малой высоте, сейчас нас на взлете ловить будут.
– Внимание всем! Мессеры на два часа, дистанция до тысячи. Форсаж!
Даю форсаж мотору, самолет, получив дополнительное ускорение, рвется вперед. Черт побери, немцы приближаются быстрее, чем мы успеваем закончить разбег. Тяну ручку на себя, самолет отрывается от полосы, и в тот же момент впереди на земле встает строчка разрывов. Фриц поспешил. А я успеваю рвануть самолет у самой земли в вираж и ударить из всех стволов. Очередь. Есть! В сторону! Черт, что-то по крылу чиркнуло. Управление? Норма.
– Серый, Вече. Прикрой, атакую! Прием.
– Вече, Серому. Есть.
Прикрываю взлетевшего очень удачно, прямо наперерез рванувшим в сторону после моего попадания мессерам, Вячика. Есть еще один! Тут же отработанно меняемся местами и я выхожу в ведущие. А немцы испугались. Не ожидали такого сильного отпора. Еще звено успело взлететь, так что мы теперь шестеро на десятерых. Но эти сволочи боя не принимают. Струсили, похоже мы у них ведущих выбили. Догонять не будем. Пока поднимаются остальные самолеты, мы шестеркой набираем высоту и устремляемся на запад. Вот и атакующие с нашего сектора. Три девятки Ю-87, прикрытых истребителями.
– Я Серый, впереди на тройку – 'лапти'! Атакуем! 'Чех', прикрой! 'Третий', квадрат шесть, необходима поддержка, – даю команду и с полупереворота устремляюсь на бомберы.
Фрицы, заметив нас, перестраиваются в оборонительные круги. Бомбы летят куда-то вниз. Атака! Огонь из всех стволов! Юнкерс разваливается на части! Горка – вторая атака. Трасса задевает кабину ближайшего юнкерса. Он переворачивается. Мимо меня проносится очередь Вячика и вонзается в 'живот' Ю-87. Бомбер снова разваливается на части. Вот это мощь у наших машин! Снова уход горкой вверх, со скольжением на крыло.
Голос 'Третьего' в наушниках:
– Серый, атакуйте бомберов. К вам идет помощь, Седой на подходе.
Взгляд влево. Седой точно идет. Но и ему навстречу мчится колонна пар. Похоже фоккеры.
– Седой, Серому. Колонна фоккеров, на единицу выше. Прием.
Разворачиваюсь для новой атаки. Но тут в наушники врывается голос Сухова:
– Серый, Чеху. Прикрываю вас. Пара Голубя ушла. Голубь подбит. Прием.
Не успеваю перейти в атаку, замечаю в хвосте Сухова 'мессер'. Бляха, ведомый что, пропустил? Ведомого нет. Не вижу, черт! Кричу:
– Чех, Серому! Сзади 'месс'! Тяни! Ручку на себя и крути сильнее!
Вижу, как очередь бьет мимо самолета Сухова. Сейчас подобьют! Не дать!
– Вече, атакуй бомберов. Я – на худых!
Атакую не ожидавшую этого четверку мессеров. Забыв про ускользнувшего Сухова, они набрасываются на меня. Дураки! Перехожу в вертикаль. Мессы тянут за мной, но тут вернувшийся Сухов сбивает крайнего ведомого. Есть! Мессы выходят из боя. Но я успеваю развернуться и атаковать ведущего. Он резким маневром ускользает от моей очереди. Зато мои снаряды задевают летящего за ним ведомого. Из-под крыла мессера потянулась белая струйка пара. Явно пробит радиатор охлаждения мотора. Подбитый месс уходит со снижением на запад. За ним потянулась и уцелевшая пара. Догонять не будем, пусть уходят.
Сделал два пологих виража. Ко мне присоединяются Вячик и Сухов. Ведомого Сухова – Голубева, не видно. Вдали замечаю барражирующую эскадрилью. Связываюсь. Наши, только что подошедшая третья. С облегчением вздыхаю и разворачиваюсь к аэродрому.
Садимся. Самолета Голубева нет… ****
3 июня 1943 г. Первый Украинский фронт.
Под утро Сергей Кокорин внезапно проснулся и заснуть уже не смог. 'Похоже, начинается'- подумал он, выходя из блиндажа и забираясь на бруствер траншеи. Действительно, впереди, там, где еще недавно тихо лежала, словно затаившаяся змея, линия фронта, вовсю гремело. Сергей прислушался, потом крикнул вдоль траншеи, подзывая часового. Тот еще не успел ответить, как с неба донесся характерный прерывистый гул немецких самолетов.
– Подъем! Воздух! По щелям! – крикнул Сергей, соскакивая с бруствера. Первые самолеты уже с воем сваливались в пике, когда в щель, прикрывая всем телом хрупкие окуляры стереотрубы заскочил старший офицер батареи, Иван Болотин. Мгновением позже в нее же свалился, запалено дыша, разведчик Олег Горошко. Отдышавшись, он достал из кармана кисет и обрывок газеты и попытался свернуть цигарку. Получалось плоховато, близкие разрывы бомб мешали уложить табак. Беззвучно матерясь и роняя крошки на землю, Олег все-таки закрутил цигарку и где-то с третьего раза раскурил. Не успел он сделать и пары затяжек, как бомбежка сменилась звуками воздушного боя.
Выглянув из щели, они увидели как два советских краснозвездных истребителя, жужжа, нарезают круги вокруг собравшихся в круг и активно отстреливающихся 'лаптежников', а еще несколько наших крутят непонятные виражи с 'мессерами'. Прямо на их глазах один из 'мессеров' словил очередь и взорвался в воздухе, потом задымил и с ревом устремился к земле 'лаптежник'. Остальные, форсируя моторы, со снижением ушли куда-то на запад. Вслед за ними унеслись и наши 'ястребки'. Наши вернулись быстро, но в гораздо меньшем количестве, причем один самолет дымил и все больше отставал от общего строя.
Чем закончилось дело у летчиков, досмотреть батарейцам не удалось. Подбежавший часовой выкрикнул, что вызывает комдив. Все трое дружно выскочили из щели побежали – Сергей с Иваном на КП, а Олег – к землянке взвода управления.
Почти два часа батарея вела огонь по все более приближающимся к ее расположению координатам. Затем связь с КП дивизиона прервалась, а грохот впереди резко усилился и также резко затих. Примерно четверть часа спустя Сергей заметил несколько групп солдат, двигающихся по полю куда-то в сторону. Потом снова налетели самолеты. На этот раз налет был коротким, но зато сразу после него на траншеи окопавшегося перед батареей батальона и на позиции обрушился огневой налет. Били откуда-то из-за недалеких холмиков, похоже, работала самоходная артиллерия гансов.
Кокорин, едва стихли взрывы, прильнул к стереотрубе, осматривая впереди лежащее поле. Трава, невысокая и повыбитая за время мирного стояния транспортом, почти не скрывала черные круги воронок. Ветер разносил по полю дым, вытекающий откуда-то из-за холмиков и медленно поднимающийся к небу.
Прошел еще один артналет и на позиции батальона обрушилась очередная группа немецких бомберов. Еще не отбомбились самолеты, как Болотин, наблюдавший в бинокль, обернулся к Сергею со странным, неуместно-веселым, выражением лица:
– Танки!
Прильнув к окулярам стереотрубы, Кокорин наблюдал, как угловатые неторопливые машины одна за другой появляются из-за гребня холма.
Впереди ползли новые, узнаваемые лишь по изображению на листовках, тяжелые машины 'Тигр'. 'Лобовая броня – сто тридцать корпус и двести башня. Даже нашей стодавадцатидвухмиллиметровке взять не просто' – подумал Сергей и посмотрел левее. Там, на самом удобном для танков направлении одна рота пехотинцев вместе с батальонными и взводом самоходных противотанковыми пушек занимали так называемый противотанковый опорный пункт. Замаскированные до начала налета кустарником пушки сейчас были видны, наверное, со всех сторон. В одном из укрытий вовсю возились самоходчики, а одна из сорокапяток валялась, вся изломанная, на боку, а окоп, в котором она стояла, превратился во все еще дымящую воронку.
Одна из самоходок вдруг завелась, выбросив клуб черного дыма, и попятилась из укрытия назад. Пушка ее чуть-чуть не задевала своим срезом землю. Постояв, она отползла чуть в сторону и открыла огонь.
– Что делает, сволочь! – выкрикнул в сердцах Болотин. Присмотревшись, Кокорин различил на рубке тактический номер 'триста один' и вспомнил, как ему позавчера жаловался командир взвода, что все экипажи у него только что из учебки, необстрелянные и как поведут себя в реальном бою, он не знает. Вот, видимо, и сдали у кого-то нервы.
Танки, до того бодро двигавшиеся по полю, встали. Более старые машины, шедшие сзади и в промежутках между 'Тиграми', стал расползаться, укрываясь за неуязвимыми на такой дистанции коллегами. Сергей опять прильнул к панораме. 'Вот оно!' На переднем скате холмов остановилась шестерка самоходных орудий. Выскочившая чуть вперед машина артиллерийской разведки, медленно отползала в сторону, стараясь укрыться в уцелевшем кустарнике. Не отрываясь от стереотрубы, Сергей подал команду. Телефонист повторял с той же интонацией, копируя, незаметно для себя, даже движения губ.
– Огонь!
Над головами прошелестело и несколько разрывов встало рядом с немецкой машиной. Та стала разворачиваться в сторону, Сергей успел заменить отблески от стекол стереотрубы и снова скомандовал, чуть прибавив прицел. Третий снаряд попал точно. Слабобронированная машина, неспособная устоять против двадцати пяти килограммов стали и взрывчатки, развалилась, как картонная. Немецкие артиллеристы, лишившиеся управления, открыли огонь по демаскированной открывшей огонь самоходкой позиции ПТОП. Им вторили танки, целясь по самоходке. Теперь уже и остальные самоходки отвечали им, молчала только сорокапятка. Откуда-то слева ударила дивизионная пушка. Теперь уже в бой вступила вся артиллерия, старясь расстрелять неподвижно стоящие танки и самоходки фрицев. Но те не отвлекались, стараясь в первую очередь уничтожить обнаруженный противотанковый пункт. Сосредоточенный огонь приносил свои плоды – сначала взметнулся огонь над пораженной в лоб стоящей открыто самоходкой, потом рвануло в окопе сорокапятки. Сергей бросил взгляд на затянутый дым и пылью опорный пункт и отвернулся.
– Никто не выскочил, – хрипло заметил Иван и сплюнул. Сергей ничего не ответил, снова прильнув к окулярам. Через несколько секунд последовала новая команда и среди продолжавших вести огонь самоходок встали новые разрывы. Те прекратили огонь и начали расползаться в стороны, но новый залп орудий Кокорина остановил две из них. Одна вспыхнула, вторая просто замерла на месте. В этот момент немецкие танки перенесли огонь на высотку, и земля задрожала от близких попаданий.
Сергей, сутулясь перед стереотрубой и, казалось, не обращая внимания на окружающее, командовал заградительным огнем батареи. Танки то останавливались, то ползли вперед и, мнилось, что ничто не способно задержать их неумолимое движение. Несколько танков горело, еще часть застыла на месте, либо подбитая, либо из-за поломок. Некоторые продолжали вести огонь и тогда Сергей старался накрыть их сосредоточенным залпом батареи. Неизвестно откуда появившаяся немецкая пехота захватила часть траншей и оттуда НП иногда обстреливали. Но фрицам было не до артиллеристов – Болотин, собрав разведчиков и уцелевшую 'махру', пытался выбить их назад, на голое поле, сулящее верную смерть.
Оказалось, что у стрелков в ПТОПе было новое противотанковое оружие. Подошедшие ближе танки неожиданно были обстреляны чем-то вроде компактных эрэсов. Так что сейчас два тяжелых 'Тигра' горели, а остальные немецкие танки как будто потеряли всякое желание двигаться вперед.
Приближался вечер, но казалось, что бою не будет конца. Вдруг откуда-то слева с громким ревом моторов на поле стали выползать советские танки. Фрицы попятились.
– Наши пришли! Резервный фронт перешел в контрнаступление! – крикнул телефонист. Сергей, отдав команду прекратить огонь, выпрямился.
А на равнине разгорался танковый бой.
11 июня 1943 г. Москва. Кремль. Кабинет т. Сталина.
тов. Сталин.
– Есть мнение, что необходимо перейти в наступление немедленно, пока немцы не успели закрепиться на захваченных рубежах. Есть возражения? Нет? Подготовьте соответствующий приказ, товарищ Василевский. Все свободны, товарищи.
Подхожу сзади к поднимающемуся со стула Лаврентию. – А вас, товарищ Берия я попрошу остаться. И вас, товарищ Молотов. И еще вас попрошу, Борис Михайлович.
Все, кроме названных мною, уходят. Дождавшись, пока две девушки в форме с сержантскими петлицами уберут на столе карты и принесут чай, я подхожу к торцу стола и присаживаюсь.
– Что у нас с подготовкой к конференции, Вячеслав?
– Договоренность достигнута. Благодаря материалам, полученным от товарища Берии, товарищу Громыко удалось достигнуть договоренности о том, что Рузвельт разместится в нашем посольстве. Но американцы хотели бы получить дополнительные сведения об источнике утечки. Мы можем передать им эти сведения?
– Что скажет товарищ Берия?
Лаврентий отвечать не торопится, видимо пытается предугадать мое мнение. Вот уж нет. Затягиваюсь и выпускаю клуб дыма. Пусть решает сам. Всем хорош Лаврентий – неплохой профессионал, толковый администратор и организатор, но может действовать только на вторых ролях. Жаль. Преемник получился бы неплохой, а так придется искать другого.
– Пока нам не удалось получить достоверных сведений об источнике утечки. Полученные моим ведомством сведения позволяют лишь утверждать, что он находится в одном из посольств Великобритании. Наиболее вероятным источником можно считать завербованного работника посольства.
Говорит, а сам на меня поглядывает. Первоначальную информацию он от меня получил. Намеками, но ему хватило. Сейчас копает вовсю. Так что есть вероятность, что не будет этот слуга, что на немцев работал, мемуары писать после войны, похваляясь своим предательством. Жаль, что я их не читал, слышал только.
– А не может эта утечка быть инспирирована самими англичанами? – Вячеслав, как видно, все еще помнит случай с полетом в САСШ и холодный прием в Англии. Я тоже помню, и пусть точно знаю, что англичане если и допустили утечку – то не намеренно, вступаю в разговор.
– Есть мнение, что это вполне возможно. Не все в правящих кругах Англии поддерживают Черчилля. Да и сам сэр Уинстон, как ярый антикоммунист, всегда готов сделать нам какую-нибудь гадость. Даже если это не принесет никакой пользы ни ему, ни его стране.
– Я могу передать эти сведения нашему послу?
– Обязательно, Вячеслав. Причем пусть он и озвучит и наши предположения. Кроме того, необходимо уточнить позицию президента по Турции.
– Турция? – Молотов явно ждет разъяснений.
– Борис Михайлович, как вы считаете – объявление Турцией войны Германии было бы полезным для нас? – спрашиваю я Шапошникова. Бедняга, что-то ему и лечение плохо помогает. Видно, что чувствует себя нехорошо, но держится. Военная закалка, сразу видно.
– Да, товарищ Сталин. Для нас сейчас было бы очень выгодно выступление Турции на стороне антифашистской коалиции. Трудно сказать, насколько турецкая армия боеспособна. Но дело не столько в армии. Сам факт объявления Турцией войны Германии имеет немалое политическое и стратегическое значение. В этом случае позиции Германии на Балканах становятся весьма уязвимыми, а союзники получают возможность использования турецких ресурсов и самое главное -территории для ведения войны. Мы и наши союзники сможем создать, например, авиационные базы для бомбардировок Румынии, районов Эгейского моря и балканских стран.
– Спасибо, Борис Михайлович, за исчерпывающий анализ. Вы себя хорошо чувствуете?
– Благодарю вас, товарищ Сталин. Я чувствую себя вполне нормально.
– Хорошо. Тогда перейдем к следующему вопросу. Товарищ Берия, вы принесли необходимые документы?
– Так точно, товарищ Сталин. Вот они, – Лаврентий достает из заранее приготовленного портфеля две довольно толстые папки-скоросшиватели. – В этих папках заверенные копии приговоров на лиц, причастных к уничтожению пленных красноармейцев и мирного населения Западной Белоруссии в двадцатые годы. На все три тысячи сто девяносто два человека.
– Вот эти папки наши послы в САСШ и Великобритании обязаны передать правительствам этих стран вместе с соответствующими разъяснениями по поводу германских заявлений о Катыни. Товарищ Майский пусть дополнительно доведет на словах до Идена, что неконструктивная и недружественная политика польского правительства в Лондоне, поддерживаемая определенными кругами Великобритании является препятствием для развития и углубления союзнических отношений между нашими государствами.
– Будет выполнено, товарищ Сталин. Я могу быть свободен?
– Конечно, товарищ Молотов. Как только прибудут сообщения о реакции правительств на наши заявления – немедленно доложите мне. Товарища Поскребышева я предупрежу.