Молотов прощается и уходит. Мы остаемся втроем. Три человека, посвященные в тайну 'Припяти' и возможного будущего. Правда, с учетом уже произошедших изменений, оно становится все менее и менее вероятным. Но кто знает…
– Лаврентий Павлович, прошу вас доложить о новостях по проекту 'Эноромоз'.
– Мы продолжаем теоретические исследования и накапливаем материал для создания котла… У группы Зельдовича прорыв в методах расчета реакции…
– Это хорошо, Лаврентий Павлович. А как обстоят дела у американцев и англичан?
– Несмотря на объединение усилий, они по-прежнему отстают от теоретического графика разработки. По нашим выкладкам, создание первого взрывающегося устройства возможно не ранее лета сорок пятого года.
Обсуждаем возможности закончить войну и разбить Японию до этого срока. Останавливаемся на том, что при поражении Германии не позднее мая…июня следующего года мы можем подготовить наше наступление на Востоке к сентябрю того же года.
Затем вместе с Шапошниковым разбираем возможные военно – политические итоги войны и их последствия для строительства вооруженных сил. Расходимся далеко за полночь. Я своей властью объявляю Шапошникову два, а Берии один день отдыха. Мне нужны полноценные работники, а не заспанные исполнители.
Читаю Черчилля про походы британской армии в конце девятнадцатого века и все больше осознаю, что корни нацизма не столько в Германии, сколько в добропорядочной викторианской Англии.
20 июня 1943 г. Новгород-Северский. 907-й (18-й гвардейский) истребительный авиаполк ПВО.
Николай Козлов
Фронт ушел далеко на запад, а мы пока по-прежнему охранем город. Начинает уже надоедать, скучно становится. Хотя отдыхать особо некогда – у командира всегда есть работа. Тем более, что у меня забрали почти целую эскадрилью опытных летчиков, а вместо них дали молодое пополнение из запсных авиаполков. Боевого опыта у них никакого, несмотря на неплохой налет. Поэтому приходится выбивать топливо и тренироватьих прямо во время боевого патрулирования. Хорошо, что с топливом получше стало, чем в прошлом году. Говорят, наши у американцев несколько новых нефтеперегонных заводов купили и ввели в строй, потому и бензина больше стало. А еще американцы по ленд-лизу бензин авиационный нам гонят. Мне один из наших летчиков рассказывал, что когда в Мурманске был, что в каждом караване несколько танкеров с нефтью приходит. Спасибо им за это, конечно, вот только второй фронт этим не заменишь. Хотя и в этом их понять можно – их на Тихом Океане японцы гоняли аж два года подряд, только недавно они свой остров неподалеку от главной базы флота, как его называют, Мидвей, кажется, от японцев очистили. Японцы, они такие, упорные. Помню, инструктора до войны рассказывали, как самураи упорно на Халхин-Голе воевали. До последнего из боя не выходили, а на земле в полном окружении держались, пока всех не перебьют.
Так. График облетов новой техники, график боевой подготовки… А это что за бумага? Твою ж компрессию! Мало того, что всех комэсок забрали, замполита сменили, теперь и Вячика забирают. На должность замкомандира… придется отпустить. Служебный рост штука нужная. Жаль, что чем выше растешь, тем меньше летать самому получается, больше на земле сидишь. Ну, замкомполка еще ничего, летает, а командир уже почти нет. Кстати, где там график облетов? Вот, точно, Вячеслава вычеркнуть придется. А не отвести ли мне душу? Раз уж на патрулирование практически не летаю, почему бы новые машины не облетать. Вот и впишем сюда себя.
– Дневальный! Графики – начштаба отнеси, а потом вызови ко мне начстроя и майора Коротина. Давай живей, одна нога здесь, другая там.
Тяжело мне будет опять с другом расставаться, черт побери. Еще тяжелее, что опытных командиров у меня совсем не осталось, одни новички…
Поговорили. Вячеслав в дорогу собирается, а у меня как раз по графику первый облет. Вечером попрощаемся, а сейчас отведу душу.
– Товарищ полковник! Самолет к облету готов! Техник самолета старшина Ельцов!
Здороваюсь с технику, делаю предполетный осмотр. Все в порядке, у этого техника всё всегда работает, как часы. Забираюсь в кабину, Ельцов помогает притянуться.
– От винта!
Привычная работа – запускаю и прогреваю мотор, проверяю состояние управления, связи. Ох и отведу же душу! Отмашка техника и я выруливаю из капонира. Пробежка по рулежке. Встаю в начале полосы и запрашиваю разрешение на взлет. Разбег, самолет отрывается от полосы. Наконец-то я в воздухе. Коробочка, набираю эшелон, затем начинаю гонять самолет на всех режимах. Хорошо! Петля, боевой разворот, переворот, переврнутый полет, выход в нормальный полет, опять петля, снижаюсь и в перевернутом полете прохожу на бреющем над полосой. Все удовльствие перебивает голос диспечера. Приказ комдива – на посадку. Черт побери, сейчас точно получу по полной. Не вовремя он приехал.
Заруливаю на место и сбросив парашют технику, спешу в штаб. Вот и Пал Палыч на крыльце стоит. Судя по виду, ждет меня полведра компрессии с патеофнными иголками.
– Товарищ…
– Не тянитесь, товарищ полковник. Знаете, я всегда считал вас умным человеком. Только вот сейчас увидел, что вы в полете вытворяете и засомневался.
– Не беспокойтесь, товарищ комдив. С таким пилотажем я всегда справляюсь, – ничего не понимаю, он считает меня зеленым новичком, что ли?
– Вы-то справитесь, не сомневаюсь. А другие? Особенно молодые летчики? Они – справятся? Они попытаются вам подражать и будут биться. Вы об этом не подумали?
Уел, черт побери! Как я не подумал, что мои фокусы могут дорого обойтись молодым. Но с другой стороны, не приучая себя и других к пилотажу, как победить в воздушном бою? Надо искать злолтую середину. Но влетит мне сейчас по-полной.
Заходим вмой кабинет, куда вслед за нами заходит начштаба полка. Покосившись на него, Пал Палыч говорит уже другим тоном. – Ладно, именинник. Читай приказ.
Начштаба подает мне приказ о присвоении звания гвардейского и почетного наименования Новгород-Северского моему полку. Я радостно улыбаюсь и отвечаю на поздравление комдива.
– Не спеши радоваться, – посерьезнев, продолжает комдив. – Второй приказ пришел. Забирают вас. В Липецк летите, для выполнения особого задания командования. Так что срочно организовывай построение, праздновать серьезно будете потом.
И на Тихом океане свой закончили поход.
Стоим на страже всегда, всегда,
Но если скажет Страна Труда,
Прицелом точным врагу в упор,
Дальневосточная, даешь отпор!
А. Поморский
12 июля 1943 г. г. Тегеран.
Владимир Величко вытер пот со лба и отпил еще глоток горячего чая. Стоило признать, что жизнь в Европах его здорово расслабила. Отвык от здешней жары. Хорошо уже то, что привычки пить горячий чай не утратил. Ничем больше в такую жару жажаду не утолишь, обычную воду сколько ни пей – не поможет. А пить хочется постоянно, лето в этом году исключительно жаркое, даже привычные к такой погоде персы, и то удивляются.
Спокойно, есть сигнал. Вот и он. Точно, немец. Судя по повадкам этого господинчика – эсэсовец, наглость так и прет. Получается, сведения от 'Макса' точные. Надо брать засранцев, пока они еще не сообразили, что так беспечно себя вести нельзя… Сверхчеловеки, как же.
Ну что решать будем, капитан? Берем или нет? За линией фронта проще было, чем здесь. Если бы не знание фарси и не стажировка в Туркестанском Округе, сидел бы он сейчас в какой-нибудь рощице, прикидывая, как ловчее заминировать очередной мост или стрелку и как не столкнуться потом ни с немецкой фельджандармерией, ни с польскими аковцами.
Пока Владимир не спеша допивал чай, в чайную зашел иранец, осмотрелся и подошел к его столику. – Уважаемый господин позволит мне попросить освободить этот столик, – вежиливо попросил он на фарси
– Простите, но я вижу здесь еще несколько свободных столов, – ответ Владимир звучал грубо, но иранец сделал вид, что не понимает.
– Уважаемый господин прав, здесь есть еще шесть свободных столов, но у меня должна состояться важная встреча с уважаемым человеком именно за этим столиком. Он скоро подойдет, а вы уже насладились своим чаем. Поэтому я прошу вас…, – Владимир, словно устав от назойливости собеседника, выложил на столик несколько монет, что-то пробормотал себе под нос и вышел из-за стола, словно не замечая вежливого поклона визави.
На улице он аккуратно проверился. Слежки не было, редкие прохожие не обращали внимания на о чем-то задумавшегося прямо посреди улицы человека. Постояв минуту, он словно что-то вспомнил и быстой походкой свернул в ближайший переулок.
В переулке его ждали. Двое, в одном из которых без труда можно было узнать европейца, негромко спорили, словно не замечая подходящего к ним Величко. Но едва Владимир с ними поравнялся, как они прекратили разговор и европеец доложил:
– Все спокойно. Наши на позиции, ждут сигнала. В случае необходимости можем позвонить в комендатуру, комендачи подъедут через двадцать минут.
– Комендантских ждать не будем. Они собрались все шестеро, когда уйдут – неизвестно. Будем брать.
– Брать, так брать. Вариант А, я полагаю?
– Да. Юсуф, предупреди наших. Начнем через… пять минут. Сигнал – взрыв 'Грозы'. Успеешь?
– Сделаю, командир.
Привычно медленно потянулись минуты. На улице было пустынно, несколько прохожих быстро прошли по своим делам, не задерживаясь и вроде бы не обращая внимания на стоящих посреди дороги. Ночные перестрелки и драки, заканчивающиеся к утру обнаружением неопознанных трупов, давно стали повседневностью, а сейчас, в связи с приближением какого-то важного события подобное иногда случалось и днем. Так что желающих узнать, чем занимаются появившиеся на их улице незнакомцы, не испытывал никто.
– Пошли, – выхватывая пистолет из кобуры скрытого ношения, скомандовал Величко. Его напарник, несколько приотстав, достал из-под мешковатого костюма Маузер и нечто, напоминающее небольшую жестяную банку.
Штурмовать предстояло маленький одноэтажный домик, скорее даже виллу, стоящую чуть наособицу, среди небольшого сада, отгороженного от улицы глухим высоким забором. Пока командиры добрались до него, идущие впереди бойцы сняли единственного наблюдателя во дворе, открыли боковую калитку и рассредоточились вокруг дома, прикрываясь деревцами и кустарником. Перебравшись через забор, в непросматриваемом из окна секторе, Величко и его спутник присоединились к паре, расположившейся напротив большого окна. Владимир подал знак рукой и в открытые форточки, брошенные вскочившими бойцами, влетели заранее приготовленные жестянки.
– Алярм! Гранатен! – раздались глухие крики, мгновенно сменившиеся сильным грохотом и звоном вылетевшего стекла.
В распахнувшуюся от взрыва дверь буквально влетел первый боец. За ним – еще трое. Пара, рядом с которой лежал Величко, вскакивает и запрыгивает в оконный проем. Ослепленные и оглушенные взрывами, ошалевшие от неожиданности немцы не стреляют. Ворвавшиеся в здание сразу стрех сторон бойцы вяжут не способных сопротивляться диверсантов.
Последними, не спеша входят в дверь Величко с помощником, лейтенантом Авелем.
– Что тут у нас? – иронически спрашивает Авель стоящего посреди комнаты с автоматом наготове сержанта Калинина.
– Взяли всех, тепленькими. Хорошая штука эти новые гранаты. Кое-кто даже обделался от неожиданности. Сопротивления никакого.
– Рация цела?
– Цела. И радиста похоже взяли. Вон тот, чубатый. У него в кармане шифрблокнот был.
– Отлично. Лейтенант, вызывайте комендачей, будем увозить засранцев.
18 июля 1943 г. Тегеран. Советское посольство
тов. Сталин.
Затягиваюсь вкусным ароматным дымом, особенно приятным после долгого воздержания, стараясь на время отвлечься от забот. Но долго наслаждаться не удается. Где-то неподалеку раздается странный звук, похожий на отдаленный взрыв. В комнату вбегают охранники, оттесняют меня в угол, несколько человек занимают позиции у окон. Шени деда, у нас что, война началась? Немецкие десантники высадились, что ли?
– Что случилось, товарищ Доморацкий?
– Не могу знать, товарищ Сталин. Действуем по инструкции.
– По инструкции, по инструкции. Развели, понимаешь, бюрократию и секретность, ничего не знают, – ворчу скорее из внезапного чувства противоречия, чем от злости. Неужели не смогли полностью ликвидировать нацистскую агентуру? ТАМ – удалось, даже фильм про эти события был. Охранники молчат. Не успеваю рассердиться как следует, в дверях появляется Власик и с ним Лаврентий. Охранники сразу покидают кабинет.
– Разрешите? – можно подумать я запрещу, формалисты хреновы. Здороваемся, и Лаврентий докладывает:
– … Перехвачена диверсионная группа противника, пытавшаяся проникнуть на территорию английского посольства через водоканал. При попытке задержания произошел взрыв имевшегося у диверсантов взрывчатого устройства. Погибло четверо диверсантов, один – тяжело ранен, захвачен. Один уцелел, легко ранен, ушел. Сейчас его ведет наружное наблюдение.
– На резидентуру выйти хотите?
– Да, товарищ Сталин. Есть надежда на 'игру'.
– Правильно. Что же, ваши действия одобряю, – поворачиваюсь к нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу Власику. – А что скажет товарищ Власик?
– Товарищ Сталин, начальник охраны президента требует объяснений. И англичане тоже… волнуются.
– А вы их успокойте, товарищ Власик, – отхожу к столу, набиваю трубку и обдумываю пришедшие в голову соображения. – Господину Майклу Рейли расскажите все, кроме информации об отпущенном диверсанте. Англичанам скажите лишь о предотвращении террористического акта и убитых диверсантах. С намеком, что их охрана эту группу прошляпила. Понятно? Не прямо, а намеком.
– Слушаюсь, товарищ Сталин.
– Можете быть свободны. А вас, товарищ Берия, я попрошу задержаться…
На вечернем заседании Рузвельт задумчив чуть более, чем обычно. Недавнее морское сражение с японцами, выигранное с большими потерями, если доверять данным нашей разведки, и сегодняшнее происшествие явно не прибавляли оптимизма президенту Северо-Американских Штатов. Зато Черчилль явно пытается взять реванш за утренний конфуз. Обсуждаем послевоенное положение в Европе. Раскуривая сигару, Черчилль говорит, что союзники должны нанести такой сокрушительный удар по Германии, чтобы она никогда больше не могла угрожать другим народам. Рузвельт согласен с этим. Я тоже, но добавляю, что, если не будут приняты особые меры, Германия скоро восстановит свой потенциал и будет снова представлять угрозу для мира. Поэтому я предлагаю ввести в Германии и других странах, поддерживающих нацизм и фашизм, а также оккупированных нацистами, но поддерживающих их своим промышленным потенциалом, внешнее управление в виде Союзных Контрольных Комиссий. При этом я выдвигаю предложение о том, что держава, освободившая от фашистов более половины оккупированной территории любой страны, имела преимущественное право влияния на эту страну.
Черчилль в ответ замечает:
– Как же тогда законное польское правительство? Мы начали войну с Германией из-за того, что она напала на Польшу. В своё время меня удивило, что Чемберлен не стал вести борьбу за чехов в Мюнхене, но внезапно в апреле 1939 года дал гарантию Польше. Но одновременно я был также и обрадован этим обстоятельством. Ради Польши и во исполнение нашего обещания мы, хотя и были не подготовлены, за исключением наших военно-морских сил, объявили войну Германии и сыграли большую роль в том, чтобы побудить Францию вступить в войну. Франция потерпела крах, но мы благодаря нашему островному положению оказались активными бойцами. Мы придаём большое значение причине, по которой вступили в войну. Я понимаю историческую разницу между нашей и русской точками зрения в отношении Польши. Но у нас Польше уделяется большое внимание, так как нападение на Польшу заставило нас предпринять нынешние усилия. Я также очень хорошо понимал положение России в начале войны, и, принимая во внимание нашу слабость в начале войны и тот факт, что Франция изменила данным ею гарантиям в Мюнхене, я понимаю, что советское правительство не могло рисковать тогда своей жизнью в этой борьбе. Но теперь другое положение, и я надеюсь, что если нас спросят, почему мы вступили в войну, мы ответим, что это случилось потому, что мы дали гарантию Польше. Я хочу прибегнуть к примеру о трёх спичках, одна из которых представляет Германию, другая – Польшу, а третья – Советский Союз. Все эти три спички должны быть передвинуты на запад, чтобы разрешить одну из главных задач, стоящих перед союзниками, – обеспечение безопасности западных границ Советского Союза.
Хитро придумано. Обеспечить безопасность наших границ, а заодно усилить Польшу. Помню я, как они нас отблагодарят за это. Нет, Германия мне нужна целиком. ГДР была и будет самым верным нашим союзником. Польша же обойдется незначительными подачками. Хватит ей выхода к морю и возвращения земель в Белостокском выступе.
Отвечаю Черчиллю: – Я должен сказать, что Советский Союз не меньше, а больше других держав заинтересована в хороших отношениях с Польшей, так как Польша является соседом СССР. Мы – за восстановление Польши. К тому же Польша действительно одна из самых пострадавших от нацистской оккупации стран. Но мы отделяем Польшу от эмигрантского польского правительства в Лондоне. Мы порвали отношения с этим правительством не из-за каких-либо наших капризов, а потому, что польское правительство присоединилось к Гитлеру в его клевете на Советский Союз. Всё это было опубликовано в печати.
Показываю, доставая из портфеля, распространяемые аковцами антисоветские листовки, напоминаю о поддержке ими немецкой провокации в Катыни. Рузвельт внимательно рассматривает и передает дальше. Черчилль, чувствуя отсутствие поддержки Рузвельта, сразу же отступает, утверждая, что хотел лишь обсудить новые границы Польши. Отвечаю, что восточные границы вполне определенны и пройдут по линии Керзона. Тут же Черчилль и Иден встревают с уточнениями по поводу южных и северных участков границ.
– Львов никогда не принадлежал России, – замечает в азарте спора Черчилль.
– Зато Варшава принадлежала, – парирую, улыбаясь в усы, я.
Аргумент действует безотказно, хотя за северную границу спорим еще несколько минут. Но тут я замечаю: – Если Восточная Пруссия и принадлежала ранее Польше, то ее тогдашние правители сами отдали ее немцам. По Данцигу – я согласен, что город Гданьск должен входить в польские границы. Но Восточная Пруссия должна отойти Советскому Союзу как компенсация за потери при отражении немецкой агрессии. Вопрос Оппельнской провинции требует тщательного изучения. Я полагаю, что может оказаться необходимым проведение плебисцита и учет предыдущего размежевания польско-германских земель.