– Так я пойду? – спросил князь Андрей Бутурлина. – Ты ее выбрал?
– Да.
– Как хорошо! Так я пойду? – И князь опять вздохнул.
– Иди, пожалуйста, – ответил неожиданно сухо Бутурлин.
Что хотел сказать ему князь Андрей своим вторым вздохом, он отлично понял.
– Да-да, конечно, тебе же нужно отдохнуть, – сказал горячо князь Андрей и добавил поспешно: – С дороги!.. – А хотел ведь добавить: "Перед дуэлью", – но не добавил. Не напрямую же ему говорить, что он хочет, чтобы Бутурлин выбрал именно его в свои секунданты!
К тому же он загадал, что если Бутурлин эту комнату выберет, то он его выберет. И был уверен, идя к двери, что Бутурлин его остановит, но тот его не остановил.
Он и не думал вовсе брать князя Андрея в свои секунданты. И уже за дверью в третий раз тяжело вздохнул юный князь. Желание не исполнилось почему-то. А ведь выбора другого не было у Бутурлина. Не Христофора же Карловича брать в свои секунданты?! Полковник в свои секунданты назначил управляющего. Управляющий и шел по коридору.
– У себя? – спросил он князя Андрея.
– У себя.
– Вы его секундант?
– Пока еще нет!
– Непременно будете! – ободрил его управляющий и любезно постучал в дверь.
– Входите! – раздался голос Бутурлина за дверью.
Управляющий вошел и плотно закрыл за собой дверь, а князь остался стоять под дверью в ожидании того, что Бутурлин сейчас уж точно позовет его к себе. В этом ожидании он простоял минут пять.
– Не хорошо подслушивать! – услышал он у себя за спиной голос Жаннет.
Князь вздрогнул – и опрометью бросился прочь. Щеки его горели то ли от стыда, то ли от гнева!
Глава двадцать первая
Имея при себе всегда коробок спичек – имей на плечах и голову, сиречь разум, ибо потеряв разум, даже это смертельное оружие, сиречь спички, тебе не помогут одолеть врага.
Руководство русского рукопашного боя
Бутурлин относился к тем редким, бретерного толка, дуэлянтам, кто звал к барьеру своего противника, выстрелившего первым, не с целью наверняка убить его, а чтобы не промазать и оставить свою, как он говорил, метку на шляпе труса, – и никогда не промахивался. Поэтому, чтобы не прослыть трусом, дуэльные противники Бутурлина опасались сделать выстрел первыми до барьера (это было все равно, что выстрелить первым в воздух) и подходили вплотную, а там, как говорится, – Бог рассудит.
Шнеллера у обоих пистолетов взводились (это было непременным условием в кондиции всех его дуэлей).
Механизм дуэльного пистолета требовал двойного нажатия на спусковой крючок. Взведенный шнеллер отменял предварительное нажатие.
"Помилуйте, – как-то раз возразил ему секундант очередного его противника, – а если случайно нажмут на курок? Выстрел в воздух или себе под ноги! Ведь это дуэль, а не упражнения в стрельбе в стрелецком клобе." – "Вот именно, дуэль, а не упражнения в дуэли! – ответил Бутурлин, – Впрочем, запишите: от случайного нажатия на курок у моего противника – Бутурлин гарантирует повторное нажатие на этот курок, как если бы его пистолет был вовсе без этого шнеллера!" – "А кто определит, был он случайным или нет?" – "Вот от этого, господа, вы меня увольте! – захохотал Бутурлин. – Не за этим я на дуэльное поле выхожу. Вы определите".
Секундант противника рассмеялся в ответ: "До сих пор были превосходные дуэльные пистолеты от Лепажа, от Кухенрейтера. Теперь в моду войдут от Бутурлина – как лучшие!"
Пистолеты дуэльные от Бутурлина вошли широко в дуэльную практику в1802 году, так как только они одни предохраняли от случайного выстрела не двумя, обязательными, нажатиями на курок, а двумя выстрелами.
Откупорить бутылку шампанского, т. е. выстрелить в воздух после неудачного выстрела противника – это тоже слова из его, Бутурлина, дуэльных анекдотов.
Если он считал, что оскорбление ему нанесено незначительное, ничтожное или сам невольно кого-то оскорбил своей шуткой, а шутить он любил, и порой зло, то после неудачного выстрела противника, тотчас стрелял в воздух, будто бутылку с шампанским откупоривал, чтобы тут же на дуэльном поле и распить ее в знак примирения с противником.
"С огнем шутишь, голубчик, – заметил однажды ему товарищ по полку. – Ведь кто-нибудь специально подстроит, чтобы ты его оскорбил, да и убьет тебя безнаказанно!" – "Милый мой, как же безнаказанно? – тут же сочинил новое слово в дуэльном словаре Бутурлин. – Если подлец специально даст мне повод назвать его подлецом, неужели я буду пить с ним после дуэли в знак примирения шампанское? Если жив буду, на землю вылью! А убьют – товарищи разопьют".
Выстрел его в землю, после промаха противника, – это значило – не только поставить метку труса на подлеце, но и клеймо убийцы. Неважно, что сейчас не убил. Убьет кого-нибудь потом. Или раньше уже убил кого-то. Вот этого пролитого на землю дуэльного шампанского больше смерти боялись дуэльные подлецы!
В своей дуэльной биографии он никого не убил и не ранил. Но выйти с ним на поединок считалось верхом храбрости или самой низкой подлости! И это благодаря тем трем выстрелам, которые мы описали выше. Других выстрелов у него не было.
Три выстрела Бутурлина, говорили тогда дуэлянты.
Первый – не смертельный, но тяжелый.
От второго выстрела у обоих противников на следующий день голова от похмелья болит.
Третий выстрел смертельный!
Ведь не жизнь он у противника отнимал, а честь его, а это было страшнее смерти.
Бывали случаи, что некоторые его противники тут же, после его этого выстрела, просили своего секунданта пистолет ему зарядить – и стрелялись. "Что ж, – говорили про таких, – храбрец, но подлец. Редко бывает".
Сам же Бутурлин был не единожды ранен, два раза тяжело.
Дюрасов, Дуэльный кодекс, 1908 г., с. 132
Поединок – как порок человеческий – сладок, если он запрет имеет. Разреши его, но усмеши его кондиции до смешного умалишения. Поглядим, найдутся ли такие молодчики, что на потеху праздной публике из трубочек бузиной пуляться друг в друга будут? А бузиной не хотите, то вот вам и ваши Лепажи в руки; только пули мы не из свинца, а из воска лить будем! Бейтесь за свою честь, но не взыщите с нас, если мы опять рассмешимся. Так что не искорени порок, а усмеши! Он сам собой искоренится.
Подарок для человечества, или Лекарство от поединков, Брошюра, изданная в Санкт-Петербурге в1826 году анонимным автором
Я не разглядел: пуля угодила графу Шереметьеву в живот или в грудь. Он три раза подпрыгнул, упал – и стал кататься по снегу от боли. Не безызвестный вам Катенин, друг стихотворца нашего Пушкина, подошел к раненому и спросил его: "Что, Вася? Репка?"
Письмо, автор и адресат неизвестны
Умри, Денис! Лучше не напишешь.
Кажется, слова Дениса Фонвизина о своей пьесе "Недоросль" или слова Потемкина ДенисуФонвизину о той же самой пьесе
Ай-да Пушкин, ай-да сукин сын!
А. С. Пушкин
Из всей мебели в комнате было всего лишь два кресла. Но и этого ему было довольно.
Да будь тут даже вместо кресел гвозди, вбитые в пол, он все равно бы ее выбрал. И, разумеется, не из-за стен-парусов выбрал, как думал князь Андрей. Дверь этой комнаты как раз была напротив двери в комнату Жаннет.
Одно кресло он поставил так, чтобы мог, сидя в нем, видеть дверь, а второе, чтобы можно было на него положить свои ноги, что он тотчас сделал, убедившись, что дверь хорошо видна – и ног его от двери не видно.
Сапоги свои, по своему обыкновению, снимать не стал. Босым бегать по княжескому дворцу, если что вдруг случится, не собирался – набегался в свое время по императорскому!
И когда в дверь любезно постучали, переменил положение ног.
Такого свойства стук, как правило, которое он вывел из своей практики, ничего хорошего не предвещал.
Спичек у него с собой не было. Не курил. Но в ногах у него было кресло, которым он, не вставая с места, мог бы опрокинуть дюжину непрошеных гостей, попытайся они вломиться без его приглашения к нему в комнату. Но когда дверь открылась, он увидел управляющего – и вернул положение ног в прежнее: положил каблук левого сапога на носок правого. И ему было досадно, что управляющий не может от двери видеть это непринужденное положение его сапог. Но управляющий был столь ловок и опытен, что ему не нужно было видеть это вовсе – и сказал насмешливо (Бутурлину) – и в тоже время серьезно (сапогам Бутурлина):
– Я к вам в качестве секунданта полковника Синякова.
– Я вас слушаю, – встал из кресла Бутурлин.
Неуважение к секунданту противника – это все равно, что неуважение к самому противнику. Сейчас для него полковник Синяков был не тем старичком-полковником, над которым можно было весело подшутить, а тем человеком, который завтра встанет у своего барьера, чтобы убить его, или ранить, или промахнуться, что было более всего вероятнее; а потом ждать ответного его выстрела. И все же Бутурлин не утерпел и сказал:
– Сесть не предлагаю. Сапогами запачкано. – Уж больно не понравились ему бакенбарды управляющего. Они были не в моде. Они войдут в моду при следующем императоре. Выскочек такого рода он на дух не переносил!
– Как вы это ловко сказали: сапогами запачкано, – похвалил его управляющий и небрежно махнул рукой: – Ничего. – И сел в кресло, в котором сидел до этого Бутурлин. – Я пока к вам без дуэльных церемоний. – И тут же вскочил – будто кресло и это было испачкано. – Да, лучше стоя!
– А не пойти ли вам лучше вон, господин секундант!
– И это ничего, – выйти вон управляющий не собирался и сказал вкрадчиво: – Просто мы с вами обменялись любезностями, вернее… с вашими сапогами. – И глумливо улыбнулся. – Так что, штабс-ротмистр Бутурлин, мы, надеюсь, квиты. Не на дуэль же мне их вызывать! Вы меня поняли? – И чуть погодя произнес тихо и достойно: – Я, кажется, не давал пока вам повод, чтобы вы позволили своим сапогам так неучтиво со мной обойтись. Ели же я вам дал повод сейчас, то извольте. Я готов!
– Приношу свои извинения! Если же этого вам не достаточно, то и я готов. – сказал Бутурлин.
– Я вполне удовлетворен.
– Садитесь!
– Ничего, я постою, – ответил управляющий и усмехнулся: – Может, вы меня опять попросите выйти вон, а я тут рассядусь. Так что сперва выслушайте меня, а потом уж решайте: в кресло меня – или за дверь! Помните, кто это сказал? – начал он не без трепета в голосе, но трепета насмешливого. – Не искорени порок, а усмеши его – он сам по себе искоренится! Нет?.. не вспомнили? Эти верные слова князь Николай Андреевич сказал. Так вот вам наши кондиции вашего завтрашнего поединка с полковником Синяковым. Они под тем девизом писаны! – И он торжественно произнес: – Не искорени порок, а усмеши его – он сам по себе искоренится! – и протянул Бутурлину лист, сложенный вдвое.
– Эти кондиции чьей рукой писаны? Вашей или полковника? – спросил спокойно Бутурлин, когда прочитал последний пункт кондиции поединка.
За какой бакенбард вышвырнуть из комнаты управляющего, он еще не решил. Последний пункт кондиции гласил:
Пули лить только из воска. Из сальных свечей пуль не лить, ибо сальные свечи наносят больше урона чистоте платья поединщиков – и чести их собственной, ради которой они и вышли в дуэльное поле!
Да и все остальные пункты были не слаще репки из эпиграфа.
– Кондиции сии писаны рукой Христофора Карловича Бенкендорфа. Видите, как буковки истуканами твердо стоят, непоколебимо! – ответил с достоинством и гордо управляющий.
Действительно, буковки стояли истуканно твердо, словно каре под ядрами и пулями настоящими – не из воска. А вот скомороший смысл этой кондиции такое невообразимо глумливое перед этим каре из буков выплясывал, что за такие кондиции и за два бакенбарда ухватить, пожалуй, мало!
Вот они.
Неукоснительные кондиции
для всех поединщиков без различия, местный он житель или гость,
в расположении поместья князя Ростова Николая Андреевича
1. Поединщики становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга.
2. Вооруженные пистолетами поединщики по данному знаку поворачиваются спиной друг к другу и стреляют через плечо; не отрывая ноги от земли, головой и прочими частями тела поединщиков невозбранимо вертят.
3. Порох применять обыкновенный ружейный, ибо только он сбоев не дает, горит быстро и искрой не скользит, что и бывает часто с порохом мелкозернистым и полированным.
4. Пули лить только из воска. Из сальных свечей пуль не лить, ибо сальные свечи наносят больше урона чистоте платья поединщиков – и чести их собственной, ради которой они и вышли в дуэльное поле!
– Я буду стреляться со всеми вами троими. С князем – сочинителем сей кондиции. С вашим писцом – Бенкендорфом. И с вами!
– Помилуйте, меня-то за что под ваш пистолет с восковыми пулями? – рассмеялся управляющий – и тут же сказал: – Вы не выслушали меня до конца, а уже горячитесь. Есть и секретный пункт у этой кондиции. Из-за него вам придется стреляться с полковником Синяковым. Разумеется, наверняка вы не убьете друг друга. Таковых случаев не было в нашей практике. Но вы-то все равно погибните. Зная ваше честолюбие первого дуэлянта России, вам ничего не останется… как пустить себе пулю в висок сейчас или после этой смешливой дуэли. Смотрите, я вам продемонстрирую сей секретный пункт. – И управляющий достал из-за спины пистолет. – Возьмите его у меня и держите кверху дулом. – Бутурлин взял. – А теперь мы опустим в ствол восковой шарик. Вот он! – И управляющий вынул из табакерки восковой шарик двумя пальчиками и изящно передал его Бутурлину. – Убедитесь, что он из воска. Убедились? Отдайте его мне. – Взял и тут же опустил его в ствол пистолета. – А теперь выкатите его себе на ладонь. – Бутурлин выкатил. – Ну, смотрите, из чего он теперь сделан? Из воска или из свинца?
– Так вы мошенник! Шулер дуэльный!
– Опять торопитесь, я не договорил, – управляющий сделал паузу. – Полковник Синяков уполномочил меня передать, что на таких кондициях он не намерен выйти к вам на поединок! Более того, он сегодня написал князю прошение об отставке. А теперь вам решать, выходить ли на поединок или нет. А секретный пункт кондиции он попросил меня вам продемонстрировать, чтобы вы не посчитали его за труса, дуэльного шулера и подлеца! Те оскорбления, которые вы нанесли мне, я считаю нанесенными мне в горячке. Если же вы считаете, что я вас оскорбил чем-то, я к Вашим услугам. – И управляющий вышел из комнаты.
В руках у Бутурлина остался его пистолет. На полу лежали пресловутые кондиции.
Воистину, как говорится, не искорени порок, а усмеши его – он сам по себе искоренится!
Но тут события стали развиваться с фальшивой быстротой, что только в театральной пьесе бывает – и прощается.
Публика уже интригой подогрета, и (чтобы ее, публику, не остудить!) при одной декорации и главном герое сменяют по очереди друг друга (один вышел – другой тотчас вошел) все второстепенные действующие лица – и монологи свои, предназначенные исключительно для главного героя, на публику произносят с целью: тайну открыть или глаза на кого-то – или на что-то; разоблачить того, кто был до него, и прочее и прочее! Одним словом, свои театральные штучки выкаблучивают, театральные эффекты производят. Дурят, проще говоря, голову публике – и заодно главному герою пьесы.
Впрочем, мы без театральных монологов и эффектов продолжим.
Прошло минуты две, не больше, как в дверь опять постучали. Постучали твердо.
– Войдите! – сказал Бутурлин.
В комнату вошел Христофор Карлович.
– Что случилось, Бутурлин? Я только что встретил управляющего. Он такое мне рассказал! Я не поверил ни единому его лукавому слову. Прошу вас объяснить мне. – Христофор Карлович все это проговорил твердо, как постучал, как буковки в кондиции той вывел. Добавил, чтобы подчеркнуть, что имеет на это право просить у него, Бутурлина, объяснения: – Я ваш секундант!
Да, господа читатели, Бутурлин попросил Христофора Карловича быть его секундантом – и он согласился сразу же, будто заранее знал, что он его непременно попросит.
– Вы эти кондиции писали? – поднял с пола листок Бутурлин.
– Позвольте, – взял у Бутурлина листок Христофор Карлович. – Да, я, – сказал, прочитав. – Что вы такого нашли в условиях этих оскорбительного для себя, что на дуэль, как сказал управляющий, хотите меня вызвать? Прочтите! – И он вернул листок Бутурлину.
Бутурлин собрался было прочитать ему по памяти последний пункт кондиции, но забыл первое слово и заглянул, как говорится, в текст этого, воскового, пункта – и то, что произошло с Бутурлиным в двух словах не опишешь, потому что внешне он остался прежним, невозмутимо насмешливым и спокойным, а что внутри у него клокотало, было столь нецензурно, что я приводить здесь не буду, поэтому ограничусь тем, что он сказал Христофору Карловичу, перечитав, вернее – прочитав от начала до конца новый текст условий его дуэли с полковником Синяковым:
– Передернул карту шулер!
– Какую карту, кто передернул?
– Ваш управляющий передернул карту. Фокусник!
– Во-первых, он уже не наш управляющий. Во-вторых, абсолютно согласен с вами, шулер и фокусник. В-третьих, вы мне так и не ответили, Бутурлин, какие пункты условий оскорбили вас? Говорите. Мы их вычеркнем.
– Таких пунктов здесь нет! Но, надеюсь, пули будут не из воска?
– Отвечу на сей ваш вопрос, Бутурлин, вашими же словами. У нас дуэль, а не упражнение в дуэли. Пуль из воска не практикуем! Имею честь откланяться. Завтра ровно в шесть утра. До семи, думаю, управимся. В семь часов у нас завтрак. – И Христофор Карлович вышел из комнаты – и тут же в комнату вошел князь Андрей.
– Прости, что без стука, – сказал он и протянул Бутурлину сложенный вдвое листок. – Тебе управляющий срочно просил передать вот эту записку.
Бутурлин взял, брезгливо развернул. Вот что было написано в записке. Бутурлин запомнил ее слово в слово.
Надеюсь, вы поняли, что я вас непременно убью на дуэли! По какой причине, не следует вам знать.
Надеюсь, что поводом дуэли будет не смерть Жаннет! Я ее убью непременно, если вы разболтаете всем, что я вам тут написал и наговорил прежде исключительно из-за того, чтобы вы не усомнились, что вашу Жаннет я могу убить на ваших глазах, например, отравлю тем же самым восковым шариком.
С искренней ненавистью к вам
П. П. Чичиков
P. S. Князя Андрея не трону на тех же условиях.
– Где он? – вскричал Бутурлин.
– Он передал мне, чтобы ты не искал его. Не найдешь. Правда, не найдешь!
– Алхимик! – остановился в дверях Бутурлин. Верхний левый угол листа вдруг загорелся – и он опустил его вниз, чтобы записка управляющего сгорела тут же до пепла. – Прости, но я должен спросить, читал ты ее?
– Нет!
– Слава Богу!