* * *
Раз великий Тенгри снизошел до ничтожного Хосхара, послал ему удачу, значит, надлежит принести Тенгри жертву. Так рассудил Хосхар.
И зарезал овцу. Лучшую ее часть - голову - Хосхар бросил в огонь и долго плясал вокруг него, славя Тенгри. А все оставшееся отдал Юлдуз, чтобы жена варила мясо в казане.
Жертва пришлась по вкусу повелителю степи - через девять дней рабыня очнулась и стала помогать Юлдуз. Прошло еще несколько дней, и Хосхар начал подумывать о том, не настало ли время насладиться новой наложницей, ведь она уже достаточно окрепла, чтобы спать с мужчиной.
Хосхар хотел зарезать вторую овцу под тем предлогом, что нужно отблагодарить Тенгри, и еще Хосхар хотел развязать бурдюк с кумысом. Кумыс пожаловал Бурехан за верную службу еще прошлой весной, а Юлдуз, да продлит ее годы Всемогущий Тенгри, сохранила благородный напиток. Наверняка кумыс приобрел особенную крепость, хотя и стал кислым, противным на вкус. Жена так зашипела на Хосхара, что он не решился на первое, а второе исполнил тайком, словно вор.
Ай-валяй, зачем Хосхар отправился пасти отару Бурехана, прихватив бурдюк? Зачем не осушил его у себя в юрте, восславив Всемогущего Тенгри? Зачем послушал глупую женщину и не зарезал овцу? Тенгри, конечно же, прогневался и наказал его - пока пьяный от кумыса Хосхар спал вдали от юрты, у копыт хромого мерина, волки зарезали пять овец из отары Бурехана и двух отощавших за зиму собак. Остальные же псы, поджав хвост, убежали в курень. Такого никогда не случалось! И Хосхару пришлось отдать рабыню в уплату за овец.
И Хосхар решил, что никогда больше не послушает женщину, а тем более свою глупую жену.
Глава 3,
в которой купец по имени Умар встречает свою покойную невесту, и она убеждает его стать халифом
Весна Года Ожидания. Хазарские степи. Курень Бурехана
Бурехан полулежал на мягком персидском ковре, потягивал кумыс из серебряной пиалы и затуманенным взором наблюдал за танцем гибкой, словно змея, невольницы. Две обнаженные рабыни обвивали хана, ласкали, пробуждая страсть.
Рядом с ханом на белом войлоке, предназначавшемся для почетных гостей, скрестив ноги, сидел человек в пестром арабском халате и белоснежной чалме. Взгляд у человека был колючим и настороженным, а пальцы быстро перебирали большие жемчужины, нанизанные на длинную нить. Подле гостя на низком столике из панциря черепахи стоял дорогой кальян, серебряный сосуд которого был богато украшен затейливой чеканкой, а трубка в форме головы льва вырезана из слоновой кости.
Пресытившись ласками, Бурехан приказал наложницам удалиться и обратился к гостю:
- Чем отягощено сердце моего друга Умара? - Толстые губы Буре искривились в улыбке. - Мой неутомимый Умар даже отказался от наложниц. Ай-ай, такого с Умаром никогда не случалось. Мой веселый друг Умар даже отказался от доброй чаши кумыса. Такого с Умаром тоже не случалось. Что произошло с Умаром? Отчего птица-печаль свила гнездо у него в сердце?
- В халифате неспокойно, - вздохнул Умар. - Абассиды повсюду ищут слуг прежнего халифа. Сердце Умара обливается кровью.
Хан вновь посмотрел на танцовщицу:
- К чему печалиться о том, чего нельзя изменить. Хочешь, я дам ее тебе. И печаль уйдет из твоего мудрого сердца.
Человек поднял темные, напоминающие маслины глаза и тихо произнес:
- Твоя мудрость велика, могущественный Бурехан, но то, что ты предлагаешь, - неприемлемо.
Бурехан засмеялся и, взяв виноградину с большого бронзового подноса, с хрустом раздавил зубами:
- С каких это пор ты стал праведником, мой женолюбивый Умар?
Человек в чалме сверкнул глазами:
- С тех самых пор, мой щедрый Бурехан, как караван Умара стал оставлять у тебя лучшие товары, а верный слуга Аллаха Умар - лишаться дохода.
Буре взял с блюда, стоявшего возле него, баранью лопатку и принялся есть, громко чавкая и обливаясь жиром. Насытившись, он отшвырнул обглоданную кость и вытер руки о шелковый халат, такой дорогой, что за него можно было купить целую отару:
- Мой достопочтенный друг Умар хочет сказать, что Буре когда-нибудь обманывал его?
- Честность Бурехана известна всем, - проворчал купец. - Бедный Умар только хотел сказать, что порой могущественный Бурехан бывает чересчур щедр.
- Это так, - подтвердил Буре, - продолжай.
- Ничтожный Умар не заслуживает твоей щедрости и предпочитает говорить о деле.
Бурехан милостиво кивнул:
- Говори!
- Этот кальян и драгоценный столик, на котором он стоит, обойдутся тебе в сто арабских дирхемов.
Хан отхлебнул кумыса и укоризненно покачал головой:
- Ай-ай, какой жадный стал мой друг Умар. Сто дирхемов за такую мелочь, как кальян и столик! Аи, как нехорошо!
Перестав перебирать жемчужные четки, араб пылко произнес:
- То, что я привез тебе, стоит намного дороже, но помня о нашей дружбе, я не стал задирать цену. Кальян и столик принадлежали последнему омейадскому халифу. - Купец помолчал, чтобы хан оценил услышанное. - И если ты отказываешься дать за них хотя бы то, что я прошу, что ж, Умар отправится к беку Обадии и продаст ему кальян и столик в два раза дороже.
Бурехан отрезал от бараньей головы, лежащей на отдельном подносе, ухо и принялся жевать:
- Поклянись Аллахом, что все привезенное тобой действительно принадлежало халифу.
Купец взял виноградную гроздь и отщипнул несколько виноградин:
- Разве мой великий друг больше не верит Умару? Хан отрезал второе ухо от бараньей головы, чавкая, произнес:
- Разве я обидел тебя, что ты так говоришь?! Или мой язык источает яд, как жало змеи? Крупной сделке надлежит совершаться при свидетеле. Пусть нашим свидетелем станет твой бог!
- Я клянусь Аллахом и его пророком Мухаммедом, что это так. Да падет на меня проклятие, если я обманул тебя!
- Этого достаточно, - сказал Бурехан, - ты получишь все, что просишь.
Умар прижал руку к сердцу:
- Ты принял мудрое решение, мой дальновидный друг, все знатные ханы будут завидовать, узнав, какое сокровище появилось у тебя, их уважение возрастет.
- Ты много для меня сделал, и я благодарен тебе, - сказал Бурехан и тоже прижал руку к сердцу. - В знак признательности я хочу, чтобы мы испили кумыса из одной чаши!
- Разве достоин ничтожный странник такой чести? Буре сел рядом с купцом, обнял его:
- Конечно, если Бурехан так решил.
Купец вновь начал перебирать четки. Сердце Бурехана отсчитало не менее ста ударов, прежде чем Умар вновь заговорил:
- Позволь мне не пить кумыса, - голос купца немного дрожал, - от твоего кумыса я теряю рассудок.
Бурехан удивленно посмотрел на гостя:
- Почему ты говоришь так? От кумыса никто не теряет рассудок. Разве твой друг Буре, каждый день пьющий кумыс, безумец?
Купец вскочил и принялся ходить по юрте. Буре с любопытством наблюдал за гостем.
- Ты знаешь, Бурехан, - быстро говорил араб, - что я люблю кумыс.
- Так... - согласился Буре. - И еще я знаю, что ты особенно любишь молодой кумыс, а этот как раз вчера поспел.
- Перестань, Буре, перестань, - воскликнул Умар, - не будь так настойчив.
- Я вовсе не настаиваю, - усмехнулся Бурехан, - но кумыс действительно хорош.
Хан отхлебнул из пиалы и причмокнул от удовольствия.
- Я знаю, что если напьюсь кумыса, то опять уеду от тебя ни с чем, мой щедрый друг Бурехан. У меня только и останется, что пара верблюдов... и еще твоя наложница... та, что танцует для нас... Буре укоризненно поцокал языком, но потом рассмеялся:
- Я, видит Всемогущий Тенгри, никогда не обманывал тебя, а только потворствовал твоим слабостям, чтобы доставить тебе удовольствие.
- Наверное, это действительно так! - воскликнул Умар, с обреченным видом усаживаясь на белый войлок. - Но прошлой весной я оставил у тебя половину каравана, а взамен получил наложницу, которая от меня вскоре сбежала, и десять арабских дирхемов, половину из которых у меня отобрали хазарские воины в уплату торговой подати. Почему так случилось?
Бурехан усмехнулся:
- Видимо, ты был слишком груб с наложницей и недостаточно почтителен с воинами.
- Почему я получил так мало за те огромные сокровища, что отдал тебе?! - воскликнул араб.
- Так ты ничего не помнишь? - удивился Бурехан. Купец промолчал.
- Что ж, я расскажу. В прошлый раз, после того как я оказал тебе честь возлиянием кумыса, после того как ты насладился моей наложницей, ты стал умолять отдать тебе эту наложницу, хотя знал, что я очень дорожу ею. Это великая дерзость, Умар. Но я не прогневался и дал то, что ты хотел, потому что ты сказал: это твоя покойная невеста Абаль - Дикая Роза - вернулась и приняла облик наложницы... А теперь ты обвиняешь меня за то, что я брал в уплату твои товары?! Разве не ты сам их предлагал, ползая передо мной на коленях? Разве полкаравана - великая плата за любимую невесту? Ай-ай, как нехорошо, мой несправедливый друг, как нехорошо. Я оказал тебе милость, а теперь ты упрекаешь меня.
- А в позапрошлый раз, когда я оставил у тебя трех чистокровных арабских скакунов, - подозрительно проговорил Умар, - ко мне тоже являлась моя невеста?
- Дай припомнить. - Бурехан наморщил лоб. - Да, в тот раз к тебе тоже явилась невеста. Разве три аргамака большая цена за возлюбленную?
Купец вдруг побледнел и прошептал:
- Я все вспомнил, хвала Аллаху...
Он закрыл руками лицо и принялся раскачиваться:
- О всемогущий Аллах, зачем ты лишил меня памяти, зачем позволил моим глупым словам ранить доброе сердце моего достопочтенного друга. - Умар убрал руки от лица, и Буре увидел, что по щекам араба текут слезы. - Прикажи вышвырнуть ничтожного Умара из твоей юрты, мой великодушный Бурехан, прикажи доблестным воинам отрезать мой зловонный язык.
- Я этого не сделаю, - проговорил Бурехан.
- Коран запрещает пить вино, - дрожащим голосом продолжил Умар, - но ничего не говорит о кумысе. Поэтому я не знал, что он вреден для правоверного, когда попробовал первый раз... Я не знал, мой почтенный друг, что степной напиток воскрешает мертвых... Прости, что оскорбил тебя недоверием.
- Разве плохо, что ты вновь увидел свою Абаль?! - воскликнул Бурехан. - Разве Аллах не оказал тебе милость, мой недальновидный друг Умар, когда вернул любимую жену в новом обличий?
Араб распластался перед Буреханом, произнес:
- О, это слова мудреца! Но ты не знаешь, что помимо Абаль ко мне являлись демоны, они терзали меня, желая убить.
- Я прикажу шаману окурить твою юрту священными травами, и демоны не войдут к тебе!
- О, как ты мудр! - воскликнул купец. - Но достаточно ли силен твой шаман?
Бурехан поджал губы:
- Ты вновь оскорбил меня недоверием, Умар, ай-ай, почему я терплю все это? - Буре хлопнул в ладоши и гаркнул: - Эй, раб, живо унеси бурдюк, мой друг не желает пить кумыс!
- Нет-нет, постой! - возопил Умар, и Буре жестом остановил раба. - Я вновь сказал глупость. Конечно же, твой шаман справится со всеми демонами! Прости своего недостойного друга, могущественный Бурехан! - Араб положил руку на рукоять кинжала, заткнутого за пояс. - Иначе я убью себя оружием, с которым, в знак особой милости, ты позволил мне пересечь порог твоей юрты!
- Нет причин проливать кровь, - проворчал Буре, - я прощаю тебя, Умар. Твой караван прошел много фарсахов, и твой разум покрылся дорожной пылью. Так смоем ее добрым кумысом!
Буре приказал наполнить пиалу, и раб сделал это.
- Пусть твои верблюды не знают усталости, мой друг Умар, - произнес хан все еще обиженным тоном.
Хан осушил пиалу, щелкнул пальцами - и раб опять наполнил. Буре протянул ее гостю. Тот жадно схватил пиалу и осушил залпом, даже не произнеся приличествующее пожелание. Раб вновь налил кумыса. Бурехан взял пиалу из рук Умара, сделал глоток и вернул гостю:
- Пусть удача сопутствует тебе.
- Пусть в зиму будет достаточно корма для твоего скота! - поспешно ответил купец и выпил кумыс.
Буре дал знак, и раб с поклоном удалился.
- Я сам попотчую тебя, мой дорогой друг! - Хан хлопнул в ладоши и крикнул танцовщице: - Эй ты, подойди к моему гостю, танцуй для него.
Танцовщица приблизилась к Умару и принялась извиваться, словно змея. Глаза купца подернулись поволокой, на лице расцвела глуповатая ухмылка. Он схватил девушку за бедра и с жадностью прижал к себе:
- Ты будешь моей, сочный персик!
Пока Умар был занят танцовщицей, Буре наполнил пиалу кумысом, а затем извлек из-за пазухи кожаный мешочек, споро его развязал и изрядно насыпал белого порошка. Спрятав мешочек обратно за пазуху, помешал в пиале пальцем:
- Я отдам рабыню тебе, как и обещал, но у нас еще полон бурдюк...
Умар с сожалением отпустил танцовщицу, вернулся на свой войлок и, запинаясь, произнес:
- П-пусть шерсть твоих овец будет мягкой и п-пре-красной, как шелк.
Пиала опустела.
- Эй, раб, - крикнул купец, - еще кумыса!
- Раб ушел, - мягко напомнил хан, - я сам наполню пиалу.
На сей раз хан не стал доставать мешочек - с порошком надо быть осторожным, он может убить. Умар принял пиалу.
- Пусть твой скот хорошо поправится за лето! - проговорил он и принялся опрокидывать одну пиалу за другой, напрочь забыв о хозяине.
"Мой скот нагуляет тело и без твоих пожеланий, - думал Бурехан, слащаво улыбаясь Умару, - а вот ты лишишься и всех своих товаров, и всех вьючных животных. И танцовщица мне в этом поможет".
Хан питал слабость лишь к трем вещам: кровавой сече, своему молочно-белому скакуну и женщинам, неукротимым, как дикие кобылицы. Танцовщица по имени Дженита, судя по той страсти, которая угадывалась в каждом движении, и гневе, сверкавшем в ее глазах, была как раз из таких.
"Не зря простил Хосхару пять овец, - думал хан, поглядывая на Умара. Зрачки у купца были как у ночной птицы, - Тело этой невольницы способно доставлять великое наслаждение. Жаль отдавать такую кобылку, не объездив. Но ни одна рабыня не стоит целого каравана..."
Он поманил невольницу. Та, приблизившись, опустилась на колени. Буре с трудом удержался, чтобы не рвануть ее к себе и не удовлетворить вдруг разгоревшуюся страсть. Нет, не сейчас и не с ней. У Буре много рабынь, но всех их хан уже перепробовал и ни одна не сойдет за невесту Умара... Раздавил зубами еще одну виноградину и медленно скользнул взглядом по девушке. Сердце взорвалось, как бубен шамана. На ней не было ничего, кроме двух грубых кусков материи, прикрывавших грудь и бедра. Проклятая девка, пусть только не исполнит приказа, уж хан с ней натешится...
Он взял невольницу за подбородок и заставил поднять голову. Увидев, какой ненавистью вспыхнули глаза девушки, засмеялся:
- Ай-ай, как нехорошо. Ты должна любить своего господина.
- Я выполню все, что прикажет господин, - потупилась рабыня.
- Это хорошо, но сперва ты доставишь удовольствие моему другу Умару.
Буре отпустил подбородок девушки и, отхлебнув кумыса, хлопнул в ладоши. В юрту тут же вошли два рослых воина в легких доспехах, поклонились, прижав правую руку к сердцу, и замерли, ожидая распоряжений.
- Отнесите достопочтенного Умара в юрту, предназначенную для почетных гостей. Дайте ему бурдюк кумыса и пиалу побольше.
- Два бурдюка мне... - икнул Умар.
- Дадите достопочтенному Умару два бурдюка кумыса, - тут же согласился Бурехан, - да смотрите, чтобы кумыс был отменный.
Воины подхватили Умара под руки и поволокли прочь, из юрты.
- Я люблю кумыс, - бормотал Умар, - правда, у меня от него пучит живот и наутро болит голова, но, видно, на то воля Аллаха...
Буре подождал, пока за Умаром перестанет колыхаться полог, и обернулся:
- Твой прежний хозяин Хосхар сказал, что ты не познала мужчины? Это так?
Девушка потупилась:
- Да, господин.
Бурехан облизал губы и подозрительно прошипел:
- А откуда он узнал про это? Рабыня зарделась:
- У него есть жена. Наверное, пока я была в беспамятстве...
Буре расхохотался:
- Это похоже на правду! Она подбивала Хосхара тебя продать? Говорила, что за нетронутую рабыню можно много выручить?
- Все так, господин...
- Плутовка Юлдуз никогда не терпела соперниц, - задумчиво произнес Буре, - когда-то я наслаждался ее телом... А глупый Хосхар до сих пор не знает, почему я оказал ему милость, позволив пасти моих баранов... Что ж, видно, духи степи милостивы к Юлдуз. За тебя я и впрямь отдал пять баранов. - Внезапно хана посетила неприятная догадка, и губы его искривились. - Юлдуз могла солгать мужу, чтобы избавиться от тебя. Если твой цветок уже сорван, клянусь, я велю отдать тебя нукерам, а когда они обессилят, сдеру с тебя шкуру! А Хосхара заставлю жрать конский навоз, перед тем как ему сломают позвоночник! - Хан приблизил лицо вплотную к лицу рабыни. - Когда Умар будет метаться в горячке, отбиваясь от демонов, верный человек из стражи позовет тебя и даст белые одежды. Ты войдешь к арабу в белых одеждах и скажешь, что тебя послал всемогущий Аллах, что ты его покойная возлюбленная Абаль в новом обличье. Сделай так, чтобы он умолял твоего хана продать тебя.
- Будет исполнено, господин.
- И запомни, - хан сурово нахмурил брови, - если он не купит тебя, ты пожалеешь, что родилась на свет!
- Все будет, как сказал господин.