Вечерами я выходил во двор и смотрел на огни. Горели нефтяные скважины. Я вспоминал пионерские походы: "Взвейтесь кострами, синие ночи!..".
И думал: вот, взвились… допелись мы, домолились, допризывали на свою голову заклинаниями этот древний огонь, рвущийся из-под земли.
Нефть горела, а экономика замораживалась. По новому указу президента были приостановлены выплаты задолженности по заработной плате всем бюджетникам, если эта задолженность образовалась до 1 января 1999 года. Так что и наши декабрьские жалования пропали. Но другим было хуже: работникам культуры вообще за все время дали только одну зарплату – за октябрь 1998 года.
Денег в бюджете не было, и взять их было неоткуда. Вот такая смешная страна!
Текущую зарплату, кстати, лучше выдавать не стали и после списания долгов за прошлый год.
Многим людям действительно было трудно найти что поесть.
И, неслыханное дело, в Чечне появились беспризорные дети. Не русские беспризорники, уже свои, чеченские дети, которые никому не нужны. Потерявшие родителей в войну. Брошенные родителями – алкоголиками и наркоманами. И не взятые на воспитание ближайшими родственниками, односельчанами, просто – другими взрослыми!
Потому что не было и родственников? Или потому что родственникам самим нечего есть?..
Многие из них снова пойдут сыновьями полка и будут подрывать танки и бронетранспортеры на улицах Грозного, во вторую войну, как в первую.
Гавроши.
Я далек от романтизации этих мальчиков, сражающихся в войны и революции. Аркадий Гайдар и его сверстники в Гражданскую войну. Гитлерюгенд с фаустпатронами на улицах Берлина. Чеченские мальчики с гранатометами в подвалах.
Я знаю только одно: восемнадцать лет – неправильный возраст для призыва в армию.
Уже поздно.
Самое лучшее время для призыва – тринадцать лет. Вот когда мы все мечтаем о боях, жаждем крови! И мы не знаем жизни, поэтому не ценим жизнь – ни свою, ни чужую. Мы еще жестоки, как дети, но уже сильны и коварны, как взрослые. Мы очень хотим убивать.
Сделайте призывной возраст с тринадцати лет, и у вас больше не будет уклонистов. В восемнадцать мальчик уже открывает для себя любовь и томление плоти, рождающей из себя другую плоть. Его ум затуманен. Он хочет обнимать девушку, а ему дают в руки автомат! Фрустрация! Вы не получаете солдат, вы получаете психических инвалидов, озабоченных недозрелых самчиков.
В тринадцать лет мы чисты и невинны, мы прямы и естественны, мы настоящие солдаты, мы никого не любим, мы очень хотим убивать.
Это время инициации в первобытных культурах.
Но что может быть лучшей инициацией для маленького мужчины, чем настоящая война?
И Масхадов объявит призыв с тринадцати лет. Позже, когда начнется война.
А пока? Пока беспризорные дети собираются в шайки. У них есть оружие. Они грабят ларьки и магазины, убивают взрослых и друг друга, продают и употребляют наркотики.
Зима 1999 года была необычно теплой. И весна наступила рано, еще в феврале. С приходом календарной весны, в марте, было уже солнечно и сухо. Зеленели свежей листвой сады, цвела сирень.
И гнили помойки. В условиях бездействия коммунальных служб стихийные свалки возникали везде. Трупы животных, остатки пищи, строительный и бытовой мусор – все отходы громоздились горами на пустырях и в тупиках улиц, бродили, источали вонь, испускали газы, как больной кишечник поверженного наземь дракона, а с мерзостью – и болезни.
В Грозном жители выходили бороться с помойками на субботники, вспомнив опыт советской жизни. У нас в Шали в очередной раз запретили выбрасывать на улицу мусор. А куда его выбрасывать? Люди жгут мусор в своих огородах. От того село постоянно покрыто сизым дымом, как поле Бородинской битвы.
Друг мой, прошло уже почти десять лет, нет Ичкерии, нет шариата, полный конституционный порядок, а в Шали как не было куда вывозить мусор, так и нет до сих пор. И жгут в огородах, и сизый дым стелется в любое время года, каждый день. Делают из отходов огонь и дым, выбрасывают мусор в воздух, в ветер, в облака. В небо. Не оскверняют ли небо? Так ведь еще и не каждый мусор горит. А что делать со стеклом, железом и камнем?
Пятого марта в аэропорту "Северный" города Грозного неизвестные похитили представителя МВД РФ генерал-майора Геннадия Шпигуна. Неизвестные похитили и увезли в неизвестном направлении. В том самом, да.
Во время войны 1994-1996 годов генерал Шпигун был руководителем ГУОШ – Главного управления оперативных штабов. Это слово стало для тысяч чеченцев другим именем ворот в ад, аббревиатурой неизвестного направления. В ГУОШ пытали, из ГУОШ отправляли в концентрационные… простите, в фильтрационные лагеря. Иногда в ГУОШ просто расстреливали.
Назначение полномочным представителем МВД в Грозном именно Шпигуна было не очень умным решением российских властей. Или нарочитым плевком в лицо независимой Ичкерии. Говорят, за несколько недель до похищения Масхадов просил российское руководство отозвать Шпигуна, заменить его на другого представителя. Но не был удостоен ответа.
Генерала выкинули из самолета прямо на взлетной полосе. Забросили в уазик и скрылись. Теперь ему предстояло самому совершить экскурсию в то, запретное измерение – неизвестное направление.
Министр внутренних дел России Степашин поклялся, что найдет и освободит своего подопечного. Он пригрозил Чечне точечными ударами по базам боевиков и высадкой десанта спецподразделений, фактически – новой войной. Маленький генерал тоже стал картой в чужой игре, как когда-то мальчики, исчезнувшие в его ГУОШ. Российская операция в Чечне началась позже, но до самого марта 2000 года она сохраняла этот сюжет – спасение рядового Райана. Только не рядового, а генерала. И спасать его никто не собирался, на самом деле.
На самом деле он был уже три месяца как мертв, когда через год его труп обнаружат в захоронении близ Итум-Кале. Он умер от сердечной недостаточности. У него остановилось сердце. Он увидел там, в неизвестном направлении, то, чего не должен видеть живой человек. Или был убит похитителями. Или сбежал от похитителей, но замерз в горах.
За три месяца труп сильно разложился, и правду установить было трудно. Да она и не нужна никому, как всегда.
А республика качалась на масхадовских качелях: туда – сюда, к шариату – от шариата, к Басаеву – и обратно. Почувствовав, что с этим шариатским правлением он подпилил сук своей собственной легитимности, Масхадов вернулся к жесткой критике оппозиции. Десятого марта президент заявил, что амир альтернативной Шуры, Шамиль Басаев, действует во вред чеченскому государству, и поставил вопрос о высылке из Чечни самого Хаттаба.
Да, Хаттаб. Снежный человек. Я видел его один раз, мельком, в центре Шали. Высокий, красивый, чернобородый. Девушки, глядя на него, ахали. Хаттаб на девушек не глядел, был верен своей жене. Или всем четырем? Это был сильный мужчина. На правой руке у него не хватало пальцев – оторвало при взрыве гранаты где-то под Кабулом или Джелалабадом.
Странно, правда? В 1987 году Хаттаб воевал в Афганистане против советских войск, в рядах которых были и чеченцы, даже те самые, что сейчас оказались с ним по одну сторону фронта – против России. В одном из интервью Хаттаб говорил: "Газават показал свою силу, и сила не в оружии". В чем сила, брат? – спрашивал герой Сергея Бодрова. И сам отвечал: в правде. Так и Хаттаб, но у каждого здесь была своя правда.
Хотя это неправда, что у каждого своя.
Правда – всегда одна.
"Здесь не Афганистан, здесь у России нет веры, нет идеи, нет цели для войны". Он знал, что в Афганистане у СССР вера была, и идея, и цель. "А у нас есть цель, и если Россия хочет войну, то теперь война будет вечной".
Война, может, и будет вечной. Люди всегда воюют. Но сам Хаттаб не вечен, ему уже тогда оставалось совсем немного.
Его называли "черным арабом". Говорили, что он родился в Саудовской Аравии. Другие говорили, что он этнический чеченец, из Иордании – там живет много чеченцев, выехавших еще до революции.
Он узнал о войне в Чечне из репортажа CNN. Увидел картинку по телевизору. И отправился на джихад. Тоже жертва информационных технологий и реалити-шоу.
В Чеченской республике Ичкерия ему присвоят звание майора. Не очень круто, учитывая, сколько у нас было полковников и генералов. Наградят медалью "Доблестный воин". И двумя орденами "Къоман Сий". Масхадов хотел его выслать. Но позже будет вынужден сотрудничать с ним – через Хаттаба международные исламские центры финансировали Сопротивление.
Через год, в марте 2000 года, Хаттаб выведет остатки чеченских вооруженных сил из окружения в Аргунском ущелье, полностью уничтожив у высоты 776 близ Улус-Керта 6-ю роту десантников псковской дивизии ВДВ.
Федералы грозились, что поймают Хаттаба во что бы то ни стало. Хаттаб смеялся: пусть сначала поймают снежного человека!
Его не поймали. Но убили – тоже в марте. Еще через два года. Март, март, март. Март – морт – смерть… В марте 2002 года Амир ибн аль-Хаттаб, Самир бин Салех ас-Сувейлим, "Черный араб" и "Снежный человек", амир Высшего военного Маджлисуль Шура Ичкерии, получил письмо, весточку от старушки-матери. Что он думал прочитать в этом письме?
Здравствуй, сынок! Да ниспошлет тебе Аллах долгих дней жизни! Как поживают мои невестки? Скоро ли я увижу своих внуков и тебя, ненаглядный мой? Приезжай домой, а то дядя Абдурахман совсем стал плох, хотел увидеть тебя перед тем, как его глаза навсегда закроются…
Говорят, бумага была пропитана ядом, и Хаттаб скоро умер от отравления. Как имам Али ар-Рида, как халиф Умар II, как Балдуин III Иерусалимский, как папа римский Климент VII и Эрик XIV, король Швеции; как император Лев IV Хазар, умерший от короны предшественника, пропитанной трупным ядом; как император Роман II Младший, отравленный собственной женой; как Владислав, король Неаполя; как Антипатр Идумеянин, как Степан Бандера, как Александр Литвиненко – через четыре года.
Говорят, это была хитроумная операция российской ФСБ. Еще говорят, это были разборки по поводу нецелевого использования денег, выделяемых на джихад, между самими моджахедами. Или говорят, что это были разборки, но ФСБ тоже приложила свои чистые руки и задействовала свой сумрачный гений.
Говорят, он был ранен в бою с российским спецназом и умер от последствий ранения и заражения крови, а история с письмецом от мамы – очередная утка.
Никто не знает наверняка. Никто никогда ничего не узнает наверняка.
Дудаев, Масхадов, Басаев, Радуев, Гелаев, Хаттаб…
Все, что мы знаем, – только то, что эти люди мертвы.
Иногда мы сомневаемся даже в этом.
Но тогда, в марте 1999 года, Хаттаб жив. Он возглавляет военно-учебный центр "Кавказ". Лагерь подготовки террористов находится под Сержень-Юртом, в бывшем пионерском лагере. Ходят слухи о том, что на базе Хаттаба под Сержень-Юртом скрывается сам Усама бен Ладен, главный террорист и враг человечества № 1. Или № 2, после сатаны. Слухи муссируют в основном российские СМИ. Таким хитрым путем к взрыву бомбы на рынке во Владикавказе 19 марта, когда погибли десятки невинных людей, был привязан "чеченский след": террористический акт организовал Усама бен Ладен, больше просто некому, а скрывается террорист в Чечне. Больше просто негде.
А лучшее место в Чечне, где журналисты могли бы спрятать Усаму бен Ладена, Саддама Хусейна, Адольфа Гитлера, снежного человека, лохнесское чудовище, марсиан и троллей, – это лагерь Хаттаба. Никто не видел его изнутри, не знал, что там происходит.
Я был в том самом лагере, по-настоящему, пионером. Если быть точным, это не один пионерский лагерь, а целая гирлянда лагерей по берегу горной реки, мелкой, с холодной и хрустально-чистой водой. В лесах из бука, среди черных гор. Лагеря назывались так, как обычно в СССР: "Родничок", "Заря", "Рассвет", "Радуга", "Дружба"… Я проводил каникулы в "Дружбе". Помню эти места. Да, идеальное место для военной базы.
Во время Хаттаба я туда тоже не смог бы попасть. Мы не очень-то контактировали с Хаттабом и его курсантами. Они спускались в Шали, чтобы купить продуктов на рынке. Мылись в общественной бане, стоящей на источнике целебной сероводородной воды. А еще мы постоянно слышали выстрелы и подрывы в стороне пионерских лагерей – обучение не прекращалось ни на день.
Дорогой мой, мне надоели все эти ваши "воспоминания о войне". Меня тошнит от них. Какая война, о чем вы? Не было войны, как не было и мира, как не было и такого врага, такой страны – Ичкерия. Мне говорят, что у меня конфабуляции, что я грежу наяву, но я-то все помню и все знаю. Это вы галлюцинируете, вместе со всей Россией, вместе со всем миром.
"Я был на войне", "А ты был на войне?", "Он воевал во вторую чеченскую…"
Тошнит.
Послушаешь, так по России миллионы мужчин прошли через "войну" с "Чечней". Если не миллионы, то сотни тысяч. Где же и с кем они все воевали, родимые? Только в своих снах, со своими кошмарами. Некоторые теперь писатели, или журналисты, или вообще просто – мачо. И смотрят так, несколько свысока, мол, что они понимают – гражданские! Вот когда я был на войне…
Или во дворе – вышел недавно, навстречу пьяный, в стельку, – дай прикурить, брат! Дал. Мы, говорит, выпили, с товарищами фронтовыми, сам понимаешь… кто с этой войны нормальный пришел? Вот и пьем.
Да, пьют, и эти беседы: "когда мы были на войне…".
У меня в детстве был сосед, маленький мальчик, его потом убило бомбою, так вот, он говорил: когда я был большой, я ходил охотиться на волков!
Так и они.
Что такое эта война, на которой они были?
Чаще всего два-три месяца командировки в Чечню, в составе отряда ОМОН. Сидели на блокпосту, носа не высовывали. Может, провели пару зачисток мирных жителей. Однажды ночью блокпост обстреляли, бывает. На мину кто-то нарвался, тоже не редкость. Если совсем повезло – попали в засаду. Сами ничего не успели понять, но боестолкновение было. Зачет.
Могли еще участвовать в масштабной операции. Например, группа из трех боевиков, мальчиков лет семнадцати, блокирована в селе силами дивизии ВДВ при поддержке артиллерии, авиации, совместно с полком ВВ и парой-тройкой армейских батальонов; это не считая милиции. И вот все они долго и героически уничтожают трех несчастных мальчишек. И получают за это ордена, медали и звания.
Очень мило. Но это не война.
Когда вы говорите "война", "я был на войне" – создается впечатление, что речь идет об опыте, равнозначном опыту ветеранов Великой Отечественной, прошедших от Бреста до Москвы и от Москвы до Берлина, обороняясь в траншеях, отражая танковые атаки, переправляясь под огнем через широкие реки, бросаясь в рукопашные схватки и выдерживая долгие позиционные бои.
Но ведь это не так, дорогие мои, вы все врете.
Было бы честно, было бы правильно, если бы вы рассказывали о себе: я служил в карательном отряде.
Но это не красиво, не романтично – девушки не будут ахать.
И поэтому вы все врете – про войну.
Хватит врать. Пора уже иметь совесть.
Настоящих боев было не так много. Настоящая война – это штурм Грозного. Когда на улицах горели танки, когда дома переходили из рук в руки несколько раз на дню, как в Сталинграде. Те, кто сражался там, они могут сказать – я был на войне. И русские, и чеченцы.
Но их было мало. В сравнении с тысячами и тысячами новоиспеченных "ветеранов боевых действий". А осталось в живых еще меньше.
И чеченцы не хвалятся своим участием в войне. По понятным причинам. Да и вообще – чем тут хвалиться? Была война – мы воевали. Это как всегда, как повелось, уже сотни и тысячи лет. О чем тут говорить?
Меня тошнит это всего этого.
Когда мир встанет с головы на ноги, мы перестанем гордиться, нам станет стыдно. Стыдно за то, что мы были на войне. Или даже просто – где-то неподалеку.
Наше ведомство и весь силовой блок лихорадило постоянными реформами, преобразованиями, объединениями, реорганизациями, переименованиями и прочими бюрократическими инфекциями, что еще более осложняло повседневную работу. Мы не успевали привыкнуть к тому, как нас зовут, заменить шевроны и удостоверения, как подоспевала новая реформа.
Четырнадцатого марта вышел указ Масхадова о создании Министерства государственной безопасности ЧРИ. В новое министерство вошли: Служба национальной безопасности (СНБ), Управление по борьбе с похищениями людей (УБОПЛ), Управление безопасности на транспорте и другие спецконторы. Главой МГБ стал бригадный генерал Турпал-Али Атгериев, вице-премьер Кабинета министров, куратор силовых структур, правая рука Масхадова.
То есть теперь у нас было Министерство государственной безопасности, возглавляемое Атгериевым, и Министерство шариатской государственной безопасности, руководимое Арсаевым. Чтобы не повторять слово "государственной" наше министерство стали называть просто Министерством шариатской безопасности. Как будут разграничены полномочия, оставалось не вполне ясным. Вроде бы МГБ – аналог советского МГБ-КГБ, российской ФСБ, то есть – собственно спецслужба. Но раньше эту роль выполняла НСБ, руководимая Ибрагимом Хултыговым, а теперь она включена в МГБ на правах структурного подразделения. И если МГБ – это расширенная НСБ, то зачем ей Управление транспортной безопасности: попросту говоря, линейные отделения милиции на транспорте? И вообще, в чем будет отличие МГБ от МШБ? И зачем два ведомства, дублирующих друг друга? Все это выглядело как бред.
Или аппаратная игра. Игра, в которой если хотят отодвинуть чиновника, не объявляют об увольнении, а создают параллельное ведомство и назначают его руководителем нового фаворита.
Иногда старый, поняв, что утратил первую роль, уходит сам.
Асланбек Арсаев уже через две недели после создания МГБ подал в отставку. Ушел по собственному желанию. Это формально. Мы же понимали и поговаривали в кабинетах, что Асланбека "ушли" – вынудили оставить свой пост.
Точно так же в начале мая с поста министра иностранных дел ушел Ахьяд Идигов. Он констатировал, что его министерство существует только на бумаге, нет даже офиса. А в правительстве действует структура с параллельными полномочиями – Департамент по связям с зарубежными странами.
Арсаев не растворился, не ушел от дел. Он вернулся в армейские подразделения, откуда пришел во власть.
А нашим новым министром стал бригадный генерал Айдамир Абалаев. Я имел возможность познакомиться с ним лично 11 апреля. В тот день бойцы Шалинского РОШГБ (кажется, мы назывались еще так) под моим личным руководством (Лечи остался в конторе) отбивали у бандитов нефтяную скважину неподалеку от города Аргун. Вялое переругивание милиционеров с преступниками, не желавшими отдавать скважину, вдруг превратилось в ожесточенную перестрелку. Шальная пуля сбила берет с моей головы. Я свалился на землю и палил из АК в сторону бандитов. Не прицельно, скорее от страха и злости. "Нефтяники" ранили двух наших и ушли на вызванных ими по рации машинах, прикрывая свой отход огнем. Мы, кажется, тоже успели кого-то задеть – на земле у обочины, где бандиты грузились в транспорт, расплылись пятна крови. Через час на месте перестрелки был Абалаев со свитой. Заслушал мой рапорт, покивал головой. Сердечно обнял на прощание, как родственника. И уехал обратно в Грозный.