- Это уже в 1944 году. Как множество приспособленцев преданно служивших фашисткой власти поняли, к чему идет, и срочно осознали свои заблуждения, - криво ухмыльнулся Воронович. - Тысячами в лес подались. Некоторые отряды в два раза увеличились. У нас такого не было. Только после проверки. Дерьма мне не надо. Про кого узнали, что убивал на службе у немцев людей, моментально избавлялись. Ставили перед строем и на глазах у всех… А выяснить биографию если из района Пинска, при желании не особо сложно. У меня практически у всех или в семье убитые, или сами из-под акции сбежать успели. Такие голыми руками порвут и правильно сделают. И рвали на куски. Даже женщины. Как у тебя на глазах все село спалят или сотни людей в расстрельных ямах уничтожат, потом или с ума сойдешь или будешь мстить. Вот в конце 1944 г. мы и наведались в Литву двумя бригадами с ответным визитом.
А вот теперь он говорил опять монотонно, будто излагая давно заученное, отметил следователь. И то, натворили они там знатно. Было бы желание, а подвести под статью легко. Ту или иную.
- До Вильно почти дошли. Иногда в сутки проходили по 70–80 километров. Задержаться на месте - это непременно влипнуть. Там со всей округи стягивали и немцев и литовские полицейские батальоны. Тем не менее, в некоторые деревни и хутора специально заворачивали. Были у меня списки части карателей, жаль не всех. У кого с мертвого документы взяли, кой кого допросили… Документы, при прорыве первой блокады, взятые в одном литовском батальоне, тоже внимательно изучили. Две деревни дотла спалили. Нет, людей не трогали… Только тех кто сопротивляться вздумал. Пленных немцев сразу расстреливали, а на этих пули жалко. Убивали ножами и штыками. Одел форму? Взял в руки оружие? Умри! А вот имущество все забрали или в огонь. И объяснили за что. Очень хорошо объяснили. Нечего им было к нам лезть. Независимости захотели? Вот и сидели бы в своей Литве, всем бы лучше было бы. За все надо платить.
- И что случилось со Строниным? - невинно поинтересовался следователь.
- Скорее всего, погиб. Нас под конец зажали. Даже воинские части вместо фронта направили ловить. Почти 30 % потерь в личном составе. Уходили мелкими группами, просачиваясь через блокадное кольцо. Точных сведений нет. Из отряда, где он находился, никто в Белоруссию не вернулся. Вот это, - Воронович открыто посмотрел в глаза следователю, - мне не пришить. Отношения у нас с комиссаром не сложились, но вот лишнего не надо. Там слоенный пирог был. Все перемешалось. Немцы, партизаны, каратели, полицейские. Многие пропали без вести. А вообще не на месте он был. Не знаю, кто его рекомендовал, но зря. Вечно строил из себя "братишку" как будто на Гражданской войне находился и без мыла в жопу норовил залезть. А сам старательно на пустом месте создавал дела. Надо ж было отчитываться перед начальством за проделанную работу. Вот и раздувал мелкие промахи до слоновьих размеров. И все писал, писал… У нас и рации нормальной не было, так впрок целый чемодан докладных накатал и таскал за собой. Не собираюсь я изображать, как его любил. На войне люди гибнут, и надеюсь, он успел, кого застрелить. Трусом комиссар не был. Из тех, кто со мной в 1941году начинал, единицы живые. Из тех, кто в Польшу в рейд пошел, четверть осталась. Прекрасно заранее знали, на что идем, но приказ был с самого верха от Штаба Партизанского движения с Большой земли.
- Вот вот, любопытно про Варшаву. Как вы там оказались и что делали. Такого, - выделяя интонацией, сказал следователь, - приказа точно не было!
- Был приказ отвлечь противника. Мы это и сделали. Но оставаться в чахлом лесу, дожидаясь пока нас, мимоходом прихлопнет вермахт, смысла не было. На восток и юг дорогу отрезали. В среднем течении Вислы на тот момент войск противника почти не было, они все были в активной обороне против фронта, катящегося из Белоруссии, но до него по прямой еще 200 километров. Мы пошли на прорыв, а дальше уже пришлось действовать по обстановке.
Ворон кивнул сопровождающему, чтобы тот оставался на месте и молча прошел мимо даже не попытавшегося помешать часового внутрь дома. Двигался он как хищный зверь. Быстро перетекая из одного положения в другое. Только что был совершенно спокоен и уже готов взорваться в неожиданной атаке.
- У меня от него мурашки по кожи, - вполголоса сказал часовой. - Как вы его терпите?
- Нормально, - пожав плечами, ответил седой еще не старый мужик, лет сорока. Несмотря на летнюю погоду, он был в расстегнутом залатанном ватнике. Вся остальная одежда представляла из себя пеструю смесь самых разнообразных армий. Брюки немецкие, сапоги советские, а мундир польский без знаков различия. На плече висел немецкий автомат, на поясе пара немецких гранат-колотушек. - Был бы он другой, давно бы гнили в болоте, еще в первую блокаду. А так… Ни у кого вопросов не возникает. В нашем районе мародерства и бандитизма никогда не было. Всех баловников моментально повывели. В болотах места много и вонять не будут.
- Как бы нас теперь не повывели, - с тоской сказал часовой. - Скоро обложат совсем и раздавят. Какого хрена надо было идти в рейд, если через месяц в наших краях регулярная армия уже была.
- Так это как осмотреть. Про приказ-то слышал?
- Это какой?
- А тот самый… Оказать всю возможную помощь наступающей Красной Армии, загородив дорогу бегущим немецко-фашистским оккупантам. Вот они, эти бегущие, по партизанским бригадам и прокатились, как по дорогам. С регулярными частями у нас кишка тонка воевать. Как накрыли артиллерией всерьез, а потом пошли танки, мясорубка там была. Хорошо если половина уцелела. И не выполнить нельзя - дисциплина. И выполнить - смерть. А мы вона… до сих пор гуляем. Живые. А Ворон… В таких условиях как у нас сразу видно кто чего стоит. И хорошее и плохое. Непременно вылезет на свет и подлость и благородство. Умереть героически легко. Достаточно одной пули. Ты попробуй на себе раненого трое суток тащить или не сожрать в одиночку кусок, когда брюхо от голода стонет. У нас своих не бросают и всем делятся.
- Ага, слышал я, как вытаскивали подстреленного на той неделе. Четверо погибло, а он все равно потом помер.
- Вот поэтому мы за своих стеной встанем, а тебя бросят при первой неприятности, - сплюнув, сказал седой. - Охота кому помирать из-за такого. Пригрелся при начальстве. Вкусно ешь, сладко спишь, а воевать не требуется.
- Ну, ты, - растерянно воскликнул часовой, хватаясь за винтовку, - нечего стоять тут. Иди отсюда!
Дверь с силой хлопнула об стену, и на пороге появился Ворон. Он явно был не в настроении.
- Как стоишь? - сквозь зубы спросил он. - Что часовому на посту разговаривать нельзя и отвлекаться от выполнения прямых обязанностей тебе в башку никто не вбил? Часовой, растеряно моргая, отступил на шаг. По соседству с интересом стояло несколько человек и, посмеиваясь, наблюдали за представлением. - Фамилия?!
- Миронин.
- Попросить что ли такого пенька на выучку? - задумчиво сказал, ни к кому не обращаясь Воронович. - Я из тебя сделаю нормального партизана. Отличника боевой и политической подготовки. Будешь у меня сдавать нормы и уставы. Так чтобы посреди ночи разбудить и от зубов отскакивало! А в промежутках в разведку ходить. Зажрался блядь, - он плюнул на землю и зашагал не оглядываясь.
- В твоем возрасте, - отойдя шагов на двадцать, сказал Воронович вполголоса, пристроившемуся сзади седому, - пора уже и поумнеть. Нашел с кем связываться. С сопляком. Только драки с трибунальскими разборками мне и не хватает.
- Виноват командир, не сдержался.
- Давай бегом вперед. Душанского ко мне и Брегвадзе.
- Это что? - спросил Ворон, беря протянутый плакат у радостно скалящегося грузина. - А! - разглядывая смазанное изображение сообразил, - наглядная агитация для особо тупых пшеков….Ну в конфедератке явно поляк. Толстый дядя вроде Черчилль. А это что за морда, с ними обнимается?
- Джон Гарнер, американский президент. Только-только напечатали, но узнать, конечно, трудно. Местная самодеятельность, - пояснил его начальник штаба Душанский.
- А… эта сволочь! Не узнал, богатым будет.
Брегвадзе довольно заржал. Не льстил начальству. Он вообще был легкий тип. По любому поводу готов веселиться. В лесной жизни самое милое дело. Пессимисты никому не нужны.
- Ничего смешного, не все американцы миллионеры… Дверь закрыли? Слушаем внимательно. Я вас тут собрал, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие.
Он внимательно посмотрел на грузина, готового снова заржать и тот послушно закрыл рот.
- Наступление Красной Армии выдохлось. Вышла к Прибалтике и к Польше и движется сейчас как помирающая черепаха. Дырку во фронте фрицы практически уже закрыли. Еще немного и фронт остановится. Тогда за нас возьмутся уже всерьез. Наши партизанские генералы, - он скривился, - решили не гневить удачу. Боеприпасов не так чтобы много осталось, да и вперед идти, теперь смысла нет. Погуляли по тылам и хватит. Бригада повернет на юг и пойдет на соединение с армией.
- И? - спросил Душанский.
- А вот наш батальон, должен изображать в этом районе кипучую деятельность, отвлекая на себя фрицев.
- Не любят тебя, - пробурчал начштаба.
- Нет, подпоручик, - возразил Ворон. - Это не меня, это вас не любят. Есть Красная армия, Армия Крайова и Армия Людова. А у меня что? Армия Жидова? Да еще все сплошь западники с непонятными настроениями. Какой смысл всем и каждому объяснять, что на западной Белоруссии граждане СССР до 1939 г. не проживали? И так прекрасно знают, но подозревают невесть в чем.
- Эй! - возмущенно сказал Брегвадзе. - Я вполне себе советский гражданин и хотя интернационалист, но лучше грузин на свете людей не бывает.
- Имечко у тебя подозрительное, - задумчиво сказал седой. - Давид - это ж наш человек, зуб даю.
- Это нормальное грузинское имя, - запальчиво заорал Брегвадзе. Все его веселье неизвестно куда исчезало, стоило высказаться по поводу грузинов.
- Заткнуться всем! А ты Борис, - обращаюсь к седому, заявил Воронович, - у меня первым в атаку в следующий раз побежишь. Надоел. Нашел когда намеки свои дурацкие строить. Он твоих шуток не понимает.
Он обвел троих присутствующих взглядом и продолжил:
- Нам надо и приказ не нарушить и людей спасти. Сидеть в этом паршивеньком лесу - это верный путь на кладбище. Хотя нам даже это не положено. Свалят в яму убитых и все. Так что я вижу только одно решение, как и рыбку съесть и дальше по поговорке. Нам нужно больше шума? Идем вот сюда, - он ткнул пальцем в карту. Не на восток, как все ждут. На запад. Завтра должны подойти баржи с полицаями нас ловить. Он посмотрел на грузина.
- Говорят три, - подтвердил тот. - Перебрасывают с юга. Только ведь есть еще и гарнизон в поселке. Почти четыре сотни, а там и дзоты оборудованы. Не бетон, конечно. Земляные стены, укрепленные бревнами и пулемет. Патронов говорят сколько угодно. Только тихо подойти и гранатами забросать. Любая прямая атака в крови захлебнется, а мы должны идти на подготовленные позиции меньшими силами, чем у них есть. Сколько в батальоне осталось, сотен пять и еще вот его подрывники, - он кивнул на седого. - Мало. Да на шум моментально набегут уже немцы через мост.
- Нам нужно отвлекать противника на себя? - дослушав, заявил Воронович. - Вот и сделаем. А как это дело провернуть сейчас думать будем. Мост, кстати на саперах. Я тебе обещал героическую атаку, - сказал он седому, - вот и побежишь опоры взрывать. Ты у нас специалист, вот и посмотри внимательно.
Бутман развел руками и приподнялся со стула, старательно показывая готовность уже бежать.
- Желательно без нападения в лоб. Нас там не ждут, вот и постарайся. Может, стоит переправиться втихую и с того берега начать, форму немецкую одеть. Головой поработай, не в первый раз. День у нас на общее выяснение обстановки есть. Не больше… Я что хочу, - обращаясь ко всем, пояснил Воронович. - Пройти через поселок, загрузиться на баржи и на Варшаву по реке. Пойдем помогать героическим ляхам в их восстании. По любому им люди нужны.
- Это настолько глупо, - сказал после длительной паузы Душанский, - что может и выгореть. Пока разберутся что к чему. Пока развернут свои подразделения, имеем хороший шанс проскочить. Власть в Варшаве у АКовцев, если верить радио, но немцы так это не оставят, будут долбать город. Это пробка на железнодорожном узле и серьезная помощь Красной Армии. Пока они там, в обход будут ехать, нашим легче будет. А батальон в любом случае лишним не окажется, вот только удрать уже возможности не будет. Непременно обложат со всех сторон. Но нам и здесь конец очень скоро придет. Максимум пару недель. Дороги уже перекрыли, а повторять уход из Литвы когда каждый третий погиб и из оставшихся половина с ранениями как-то не тянет…. Так что может и выход…
- Давай Давид сюда этого… как его… Янека из Батальонов Хлопских, - приказал Воронович. - Будем мувить с товажишем командиром. Может, что подскажет как знаток местности.
- Батальонов, - хмыкнул Брегвадзе вставая, - четырнадцать человек.
- Зато проводниками поработают. Посоветуемся и прикинем, как идти безопаснее.
- А ты командир, получается, нас любишь, - сказал Борис, когда грузин вышел. - В отличие от суки в генеральских погонах. Не батальон, сплошь беглые из гетто. Да еще с буржуазным душком.
- Кто сказал хоть слово про любовь? - удивился тот. - Да еще ко всем? Для меня все граждане СССР одинаковы. Даже если они не слишком любят советскую власть. Кто ее любит вообще, власть? Она всегда с налогами приходит и с черным вороном, что при капитализме, что при социализме. А среди людей всякие попадаются. Один будет готов умереть в бою, но украдет последний кусок у соседа. Другой будет сидеть на печи, пока лично его не тронут. Вы что думаете, я вас жалею? Я буду спасать, кого могу от рук карателей, не взирая на национальность. Евреи, белорусы или поляки, мне похуй. Каждый спасенный - это списанный грех. И не говорите мне, что я в Бога не верю. Сам знаю. Это мой личный счет. Где каждый убитый немец стоит наравне с выжившим советским гражданином. И то заслуга, и это тоже. Причем неизвестно еще что важнее и значительнее.
Он покачал головой, в изумлении, показывая глупость старого товарища.
- Пока война идет, я любого еврея возьму и в строй поставлю. Потому что это во вред немцам. Для них мы, славяне, все животные и должны стать рабами. Неприятно, но выжить можно. Если повезет. Даже устроиться на сытное место можно. Пока не придут из леса и не кончат за разные гадости. А вот вы бешеные животные, которых надо уничтожать на месте. Значит смертники по определению. Уж служить фрицам не побежите, там вас пуля ждет непременная и без раздумий. Вот и будем вместе немцев с полицаями убивать, пока ни одного на земле нашей не останется. Будем мстить за расстрелянных людей и сожженные деревни. Если не можешь остановить, надо ответить так, чтобы помнили.
- А после войны?
- А ты надеешься дожить? Сколько осталось из тех, с кем мы начинали в сорок первом? Ты, да я, да врачиха наша. Так она в бой не ходит и жива только потому, что мы ее из местечка вовремя вытащили. Не за ней приходили, но так уж вышло. Да и я странно, что от тифа не сдох. 18 дней без сознания….
В Варшаве нас будут бить еще хуже, чем в лесу. Вот и надо жить так, чтобы помнили. Не партработники на собрании, а обычные люди. Там в лесу, под Сталино, кроме двух рот охраны осталось полторы тысячи человек, которых мы защищали. Женщины, дети. Если бы не мы, им бы не жить. Так что погибну я или нет, жизнь прожил не напрасно. Все, - заявил решительно. - Хватит болтологии, начинаем заниматься делом. Выступаем обычным порядком. Впереди - головная походная застава. Рота Брегвадзе, на то они и разведчики. Потом первая рота, основной отряд и в прикрытии пятая рота. Она же осуществляет боковое охранение. Хозчасть, телеги, вообще все лишнее передать в бригаду немедленно. Только боеприпасы и еда остаются. Тут чистый фарт, не прорвемся к реке, все ляжем. Движение начнем ночью. Днем круговая оборона.
- Мы пришли в Варшаву на пятый день с начала восстания, - продолжал рассказывать Воронович. - 7 июля. При прорыве и уничтожении гарнизона, закрывавшего дорогу к реке и моста, потеряли 82 человека убитыми, включая умерших от ран позднее. Много было раненых.
- Ты про Варшаву…
- Да бардак там был, - с досадой сказал Воронович. - Мы то радио поверили, на другое рассчитывали. Готовились к своей Буже (Грозе) ни один месяц, даже ни один год, а на выходе пшик. Восстание началось практически спонтанно, многие отряды не получили оружие и в первое время чуть ли не с голыми руками бегали. Общих приказов тоже не было. Отдельные партии, отдельные подпольные группы, бывшие довоенные офицеры сидевшие дома и воевавшие не первый год на улицах и в лесах. Добровольцы и примкнувшие к ним на радостях. Каждый считает себя самым умным и правильным. Ко всему еще в городе осталась масса очагов сопротивления, и связь между районами была слабая.
Между южными и юго-восточными предместьями и Центром города находились полицейские кварталы. Там была Аллея Шуха, где находилось здание гестапо и следственная тюрьма гестапо. Район упорно оборонялся немцами, и взять его не удалось. Там все больше тыловики были, гарнизон Варшавы до восстания в этом смысле похвастаться молодежью с орденами и боевым опытом не мог, но сдаваться они не собирались, а боеприпасов было вдоволь.
Район Гданьского вокзала отделял Жолибож от стального города. Потом это тоже нам боком вышло, когда фрицы подтянули дополнительные части. Бронепоезда подогнали и артиллерию тяжелую на железнодорожных платформах.
Повстанцы заняли Старый город, большую часть кварталов городского центра, часть Воли, Охоты и Мокотува. Из трех десятков важнейших объектов ни один не был взят. Немцы удерживали все вокзалы кроме одного, радиостанции, мосты и аэродромы. Особенно плохо, что аэродромы не удалось захватить. Был расчет на помощь со стороны союзников. Американцев с англичанами, - пояснил он. - А теперь их как раз могли использовать немцы. Все, что было тихоходным и с малым радиусом действий не особо пригодное для фронта перебрасывали к Варшаве. Там все равно ПВО не было и бомби себе безнаказно сколько угодно.
На восточном берегу Вислы в Праге восстание было подавлено в течение нескольких часов фронтовыми частями. Уж очень не сравнимые были категории у пару сотен человек с пистолетами и гранатами и нескольких полков вермахта, направляющихся на фронт в полной готовности. При минометах, артиллерии и даже танках.
В целом, не смотря на все это, получилась огромная пробка, мешающая переброске подкреплений на восток. Нацистам нужна была полная очистка магистралей, оттеснение повстанцев далеко в стороны и недопущение нападений на проходящие колонны. Для них самым важным было провести по варшавским мостам на восток танковые дивизии.
Батальон перешел в подчинение общего руководства восстания, - слов Армия Крайова он произносить не желает, подумал следователь, - при условии использования единым отрядом. Мы приступили к последовательному уничтожению немецких групп, окруженных в глубине Варшавы. Та еще работенка, когда без нормальной ствольной артиллерии и с минимумом боеприпасов надо зачищать несколько зданий прикрывающих друг друга.