После этих слов стальные жала шпаг замелькали у самого лица рыцаря. Мысленно фон Штраубе уже стал читать последнюю в своей жизни молитву к Господу, ибо понимал, что долго им так вдвоем с Двоехоровым не продержаться против восьмерых. Похоже, его высокому предназначению суждено было оборваться на этой булыжной мостовой…
И вдруг он увидел позади нападавших огромную фигуру в мальтийском плаще.
- Отец Иероним! - воскликнул он. - На нас напали! Зовите караул!
Но никакой караул не нужен был могучему слепцу. Раздвигая уличных зевак, он безошибочно направлялся на звон железа и на голос фон Штраубе. В руке он уже держал свой широкий палаш, всегда отточенный как бритва.
Барон ощутил порыв ветра - это клинок Иеронима прошелся перед самым его лицом. Шеи нападавших не были помехой для этого клинка - с первого же маху три отсеченные головы, как кочаны капусты, подпрыгивая на булыжниках, покатились по мостовой.
В один миг была одержана решительная победа. Отец Иероним, правда, еще раз отвел для удара свой страшный палаш, но сие было уже избыточным.
- Уходим, господа! - успел крикнуть князь Озерский, и злодеи мигом отпрянули, не решаясь более подступиться. - Головы, головы подберите! - скомандовал князь.
Один из нападавших быстро сложил откатившиеся головы с масками на лицах в свой плащ.
- Нельзя им позволять!.. - с трудом сумел проговорить Двоехоров, но сам он настолько изнемог в баталии, что уже не находил в себе силы двинуться с места - в окровавленном мундире и лосинах, стоял, прислонясь спиной к карете, и тяжело дышал.
Тот, с плащом, быстро управился со своим делом, и нападавшие мигом исчезли в здешних ранних сумерках.
- Эх, жаль… - вздохнул Двоехоров. - Головы надо было бы немедля в Тайную экспедицию! По головам их бы там всех - в один миг… А так знаем только одного Озерского - затаится же, шельма, наверняка.
Слепца, однако, мало интересовали и отрубленные головы, и здешняя Тайная экспедиция. Он уже вложил в ножны палаш и приобнял фон Штраубе за плечи:
- Ты не ранен, сын мой?
- Кажется, нет, - проговорил барон. - Но если бы вы, отец мой, вовремя не подоспели, через минуту-другую был бы убит, без сомнения… Каким образом вы, однако, столь своевременно появились тут?
- То Господь меня привел и руку мою направил, - сказал слепец. - Вот вы и живы по воле Его. Господь все дарует своевременно - кому жизнь, кому смерть.
- Что ж, можем ехать во дворец, - как ни в чем не бывало, вступился Двоехоров.
- Но вы ранены, - сказал фон Штраубе, - вам сейчас нужен бы лекарь.
- Пустяк, - отозвался бравый капрал. - Такой пустяк службе гвардейца не помеха. А вот не доставить вас по приказу его императорского высочества - это при службе в гвардии большой позор.
- Быть может, я сам доеду? - предложил фон Штраубе.
- Никак невозможно, - с решительностью сказал гвардеец. - Говорю ж вам - приказ у меня. Тем более - при такой позиции. - Он кивнул на обезглавленные трупы, распростертые на мостовой. - Только теперь уж я поеду с вами в одной карете, а то как бы чего опять…
- Но наша лошадь пала, - напомнил фон Штраубе.
- Ну сие не беда, - отмахнулся Двоехоров, - сие мы уж как-нибудь…
Только сейчас к ним поспешал кем-то, видимо, кликнутый городовой.
Двоехоров приветил его ударом в зубы:
- Быстро бегаешь, сучий сын!
Получивши в зубы, городовой ничуть не оскорбился, а даже приосанился.
- Виноват, ваше благородие! - клацнул он каблуками.
- Ладно, - уже миролюбиво сказал Двоехоров, - чего с тебя, дурака, взять… Ты вот что: возьми-ка моего коня да отведи в Семеновские казармы. Там скажешь - капрала Двоехорова конь. Да под уздцы веди, верхом не садись - эдакого тюфяка он вмиг скинет. Горячий конь, арабских кровей. Не для таких убогих, как ты.
Тот отдал честь:
- Слушаю-с! - и, взбодренный двоехоровскою зуботычиной, проворно подбежал к коню.
Столь же споро Двоехоров обеспечил экипаж - попросту взмахом руки остановил проезжавший мимо.
Оттуда высунулся, судя по окладистой бороде и дорогой шубе, купец:
- Чем обязаны, ваше благородие?
- Ну-ка выходь! - приказал ему гвардеец.
- Однако ж я по делам поспешаю, ваше бла… - попытался воспротивиться тот.
Капрал, не тратясь на пререкания, выволок его за ворот и проговорил:
- Государева служба! Не понял ты еще?
А поскольку сии слова снова же были сопровождены хорошей зуботычиной, самым, как начинал для себя усваивать фон Штраубе, весомым тут, в Российской империи, пояснением, то и понятливости у купца мигом прибавилось.
- Так точно, все понятно, ваше благородь! - сказал он, пропуская их в карету.
Попробовали бы они вот так вот где-нибудь в Амстердаме или в Лондоне! Удивляясь здешним порядкам, фон Штраубе первый сел в карету. Двоехоров между тем подошел к кучеру и основательно подергал его за жидкую бороденку, на предмет ее натуральности, а не приклеенности, и, оставшись вполне доволен, приказал:
- Во дворец! Быстро! - Лишь затем уселся в карету рядом с бароном.
Когда отъезжали, фон Штраубе через окно еще раз взглянул на отца Иеронима, утесом возвышавшегося на мостовой, и сейчас еще больше, чем прежде, испытал раскаяние. Как он мог заподозрить его в худом умысле против себя? Принять за хитроумного убийцу того, кто на деле оказался его ангелом-спасителем!..
- А лихо ваш слепой головы им оттяпал! - восхищался по дороге Двоехоров. - Верно, впрямь Господь направлял!.. Я-то думал, Он, Господь, только на молитвы сподобить может, а оказывается, в ином случае - и головы сечь… - И, не слишком задерживаясь на вопросе промысла Божьего, добавил: - Вот жаль только, что головёнки эти мы не смогли прихватить, право, жаль! Большая была б удача, кабы тех шельм по головам опознали!.. - Затем, чуть помолчав, попросил: - А вы, господин барон, не окажете ли такую милость?..
- Слушаю вас, капрал.
- Не скажете ли его императорскому высочеству, что гвардии капрал Двоехоров стоял насмерть, жизнь вашу защищаючи? И трижды раненный, продолжал крушить злодеев! Самому-то мне слишком на сию тему распространяться неохота - воспримут за хвастовство. А ежели от вас узнают - глядишь, к званию могут представить.
- Скажу непременно, - пообещал фон Штраубе. - Ибо сие истинная правда, вы дрались как лев.
- Благодарю вас, барон! - возрадовался капрал. - А про головы эти ради Бога не говорите, ну их! Еще, чего доброго, ошельмуют за нерадение - что их не добыл; тогда чина вовек не видать.
- Хорошо, не скажу, - кивнул барон.
Сам он уже думал о прежнем: для чего, для чего он мог понадобиться престолонаследнику? И что сему, если верить Литте, главному заговорщику он может, а чего не может говорить? И еще он думал о том, о чем подспудно не переставал думать почти никогда - о Великой Тайне своей и о своем особом для этого мира предназначении…
- Приехали! - сказал наконец Двоехоров. И потом, когда они уже подходили к караульным, тихо добавил: - Так вы не запамятуете сказать, господин барон?
- Нет, нет, не сомневайтесь, - еще раз заверил его фон Штраубе, восходя на крыльцо главного входа, где гвардейцы, видно уже знавшие, что его должно пропустить, делали ему ружьями "на караул".
Далее он поднимался по лестнице в сопровождении гвардейского штабс-капитана, а мысли все возвращали его к пережитому недавно, по пути во дворец. Злодеи напали столь поспешно наверняка потому, что страшились и не желали его встречи именно с престолонаследником. Но встреча еще не произошла, а значит…
Значит, по-прежнему следовало пока остерегаться всего и всех - и этого штабс-капитана, шагавшего позади, держа за рукоятку шпагу, и этих гвардейцев, вытянувшихся с винтовками на этажах, каждый из коих вполне мог выстрелить или всадить ему в спину багинет, и даже этих каменных сводов, которые могут невзначай обрушиться на голову…
Дошли, однако, без приключений. Штабс-капитан распахнул перед фон Штраубе широкую резную дверь и торжественно провозгласил:
- Чертоги его императорского высочества великого князя Александра Павловича!
Еще один шаг - и можно было уже до поры ничего не опасаться.
Ибо навстречу ему с приветливым лицом уже вышел…
Да, да, это, безусловно, был --
* * *
А лейб-гвардии капрал Двоехоров, несмотря на боль в пораненных местах, весьма бодро вышагивал в обход дворца, к тыльной его стороне, где располагались караульные помещения, и на все расспросы, что задавали ему по пути товарищи по полку касательно его окровавленного вида, лишь отмахивался, как от мух: "Да было дело…", "Приключилась позиция…", "Узнаете ужо…"
Так оно, думал он при сем, и вправду выйдет лучше, если все не от него, а от немца узнается. В том, что немец расскажет все императорскому высочеству и обрисует его, Двоехорова, действия в самом благоприятном свете, он сомнений не имел. Это наш брат может или позабыть, или по зависти да по злобе все изолгать, или безо всякой злобы, а по природной фантазии, все так переворотить, что выйдет ровно наоборот, нежели было в самом деле. А немец не таков - этот скажет в точности как надо…
Дважды уколотое шпагами плечо хоть и все было в крови, но почти не болело - видно, уколы только вскользь пришлись. Иное дело ляжка - и место уж больно не рыцарское, и укол был болюч. Так и жгло на каждом шагу. Ну точно как в том давешнем сне тятя плетью гузно ему ожигал…
Вспомнив о сне, даже приостановился Двоехоров. Сон-то его, похоже, получался в руку! Что там бишь говорила эта карга ворожея? "Янералом!.."
Ну не в генералы, ясное дело, а вот в прапорщики его, коли немец все хорошенько, по-красивому высочеству распишет, в прапорщики его, Двоехорова, непременно за такое произвести бы должны! И срок для производства у него уже в самый раз подошел. Как гладко все складывалось!
А что! Лейб-гвардии прапорщик Двоехоров! Славно звучит! "Кто это шагает, маменька, к нам в дом?" - "А это, душенька моя Лизанька, лейб-гвардии прапорщик Христофор Христофорович Двоехоров…" Звучит!
Что ж, за лейб-гвардии прапорщика, замечтался он, и дочь выдать не зазорно. И именьице за ней дать в приданое душ эдак на семьсот. С таким супругом и на любой ассамблее появиться не в стыд, когда он в золотых обер-офицерских эполетах…
"Ах, маменька, всего только прапорщик?.. А я-то думала…" - "Да ты погоди, погоди, душенька! Посмотри, каков собой! Такому лишь дай срок! Фортуна у него на лице написана! Сегодня он прапорщик, а завтра…"
"…а завтра - в янералы, - отчего-то голосом карги мысленно продолжал за Лизанькину матушку, за графиню Полину Андреевну, еще даже и не прапорщик Двоехоров. - Точно, в янералы, когды у его, у соколика, вона какая звездочка на ладошке…"
Двоехоров как раз проходил в эту минуту под фонарем и снова приостановился - поглядеть свою ладонь.
Была, была звезда, никуда не подевалась! Как раз меж двух линий - жизни и судьбы - вот она! Махонькая - да, коли внимательно посмотреть, увидеть вполне можно.
Так что - отчего бы с годами и не в "янералы", когда и в жизни, и на ладони такая фортуна тебе?!
…"А то и хвельд…"
Но тут уж капрал перекрестился от греха, ибо даже в фантазиях надобно знать меру.
С такими вот мыслями, в которых он как-то разом был и лейб-гвардии прапорщиком, и "янералом", и к тому же Лизанькиным супругом с имением на семьсот душ, не чувствуя более жжения в раненой ляжке, Двоехоров быстрее устремился к караульным помещениям, словно фортуна поджидала его именно там.
Глава VII
Встреча с дофином.
Теперь уже по тонкому льду ступает сам фон Штраубе
-- безусловно, это был сам великий князь - красивый молодой человек с голубой Андреевской лентой через плечо, вышедший навстречу к фон Штраубе.
- Рад вас видеть, рыцарь, - сказал он. - Его величество, мой августейший отец, нынче утром сообщил мне, что среди мальтийцев один достаточно молод, имея в виду, конечно, вас. А поскольку рыцарский дух именно в молодых сердцах занимает меня более всего, я решил свести с вами знакомство… Однако же, - добавил престолонаследник, - я вас ожидал несколько ранее. Неужели посланный вестовой оказался так нерасторопен?
- О нет, - распрямившись после глубокого поклона (а наследник между тем уже сидел в атласном кресле), ответил фон Штраубе, - вестовой Двоехоров оказался как раз вполне достаточно умел и расторопен, чтобы спасти меня от верной смерти.
- От смерти?! - непритворно изумился великий князь. - Вы сказали - от смерти?!
- Да, ваше высочество, - подтвердил барон. - Не доезжая дворца, на нас было совершено нападение.
- Боже мой! - воскликнул наследник престола. - А я увидел кровь у вас на щеке и отнес это на счет неумелости вашего брадобрея!
Раны на щеке фон Штраубе даже не заметил во время недавней стычки - видимо, была неглубока. Он отер щеку платком и сказал:
- Увы, ваше высочество, то была не бритва, а офицерская шпага.
- Офицерская?! - вскричал великий князь, даже в волнении с кресла привстал. - Так на вас осмелились напасть российские офицеры?! Извольте рассказать подробнее, как обстояло дело.
Фон Штраубе поведал престолонаследнику обо всем как можно более подробно. Умолчал только о подмоге со стороны слепца, желая оставить побольше воинской славы капралу Двоехорову, отец же Иероним ни в какой мирской славе не нуждался. Умолчал также о том, что это покушение на него было уже не первое за сегодня, - почему-то решил, что так оно будет лучше - до поры умолчать.
Великий князь слушал его взволнованно.
- Так вы говорите, их было восьмеро? - спросил он, выслушав барона до конца. - Как же вам удалось отбиться?
- Благодаря моему мечу, а еще больше - искусной шпаге капрала Двоехорова.
- И скольких, говорите, вы убили?
- Троих… Даже четверых, ибо вместе с лжекучером их было девятеро.
- Недурно, недурно… - проговорил Александр. - Двоехорова мы, конечно, поощрим за умение и храбрость… Однако - вы уверены, что это были именно офицеры? Отбиться от восьмерых обученных искусству фехтования офицеров да еще при этом убить троих - дело нелегкое… Быть может, это были просто разбойники, переодетые в офицерское платье? - с надеждой в голосе спросил он.
- Я бы тоже именно так подумал, ваше высочество, - сказал фон Штраубе, - если бы одного из них капралу Двоехорову не удалось опознать.
- И кто же это был? - довольно резко спросил наследник престола.
- Как я расслышал, - ответил барон, - это был некий подпоручик князь Озерский.
Александр несколько побледнел.
- Боже! Князь Озерский! Да, я знаю его!.. Всегда был уверен, что доблестный офицер… Однако это его нисколь не обеляет, и я приму меры немедля. - С этими словами престолонаследник дернул колокольчик, и в дверях мигом появился уже знакомый штабс-капитан. - Немедленно доставить сюда подпоручика Озерского, - приказал Александр. - Поместить до поры в арестантской. Да в кандалах, в кандалах!
Штабс-капитан уже было развернулся, спеша выполнять приказ великого князя, но тут же приостановился, услыхав слова фон Штраубе.
- Боюсь, ваше высочество, - сказал барон, - его сейчас никто не сможет отыскать. Он знает, что опознан, и наверняка где-то затаился.
- Да, да, пожалуй, - согласился с ним Александр. - Но все равно навеки небось не спрячется. Уверяю вас, барон, мы его все равно отыщем. Может быть, не сегодня, не завтра, но найдем непременно! Сами! Вы поняли меня, штабс-капитан? Обойдемся без Тайной экспедиции.
Тот поклонился в знак понимания.
- Там был еще один, - сказал фон Штраубе, - который хотя и не опознан, однако помечен.
- И каким же образом?
- Храбрый капрал Двоехоров…
- Да, да, уже наслышан от вас об этом капрале, - нетерпеливо перебил его наследник. - Штабс-капитан, позаботьтесь о представлении капрала к новому чину… Так что за метина? - тут же опять перевел он взгляд на фон Штраубе.
- Оный капрал во время схватки отрубил ему два пальца шпагой.
Отчего-то тень неудовольства пробежала по красивому лицу великого князя, однако, снова обращаясь к штабс-капитану, он сказал:
- Стало быть, ищите также и офицера, недавно лишившегося двух пальцев. Но опять же (вы меня поняли?) - по-тихому… Ступайте, штабс-капитан. - И когда тот удалился, сказал фон Штраубе: - Поверьте, мне до крайности досадно, барон. Чтобы такое - в нашей богопослушной стране!.. Уверен, что подобное более не повторится. Забудьте, барон, об этом происшествии, как о страшном сне.
- Да, ваше высочество… - Фон Штраубе склонил голову, хотя, учитывая, что покушение было не первым, уверенность великого князя и не особенно разделял.
- Вот и великолепно! - обрадовался престолонаследник. - Сменим же тему нашего разговора… Рыцарские ордены занимают меня уже давно. Однако сведения о них столь скудны! Как видно, они умеют беречь свои тайны. Но поскольку мой августейший отец отныне ваш гроссмейстер, то, полагается мне, я также могу рассчитывать на некую толику ваших мистических знаний. Его величество нынче уже показывал мне эту стекляшку… как бишь ее?.. Да, Spiritus mundi !.. Но не могу сказать, что алхимия чрезмерно меня волнует… Ведь вам, я так полагаю, ведомы и иные, мистические тайны, доставшиеся вам от палестинских кабалистиков еще во времена первых крестовых походов?
- Да, сие так, - подтвердил барон. - Хотя первым на палестинской земле возник орден Тамплиеров, и главным хранителем тайн до поры своего разгрома был именно он…
- Тамплиеры… Это те, что были уничтожены королем Франции Филиппом Красивым еще в четырнадцатом веке? - проявил познания великий князь.
- Да, именно.
- Говорят, они обладали секретом философского камня - тем и вызвали зависть короля?
- О нет, ваше высочество… - Фон Штраубе позволил себе улыбнуться. - Философский камень пока не создан никем. Что же касательно причины богатства этого ордена, то она гораздо прозаичнее. В те далекие времена путешествовать на большие расстояния, да еще имея при себе деньги, было до крайности небезопасно. Вдвойне опасны были морские путешествия из-за обилия пиратов. Однако торговля между Азией и Европой - шелком, пряностями, китайским фарфором - беспрерывно шла. Это требовало денег, причем огромных! Каким же образом купцы ухитрялись их провозить?
- И каким же? - заинтересовался наследник.
- Все очень просто! Никаких денег они с собою и не везли в далекую Палестину, через кою в ту пору шла вся торговля. Им довольно было по пути заехать в Марсель, где тамплиеры имели свою la residence[Резиденцию (фр.)] , оставить там все свое золото и получить взамен от ордена лишь путевую бумагу. Затем, уже в Палестине, где тамплиеры были главною силой, следовало посетить такую же орденскую la residence и там по этой бумаге получить столько же, сколько оставили в Марселе. За вычетом, правда, некоторой малости. Эти самые малости, накапливаясь из века в век, и позволили ордену обладать неслыханным богатством, на зависть любому королю.
- Гм, весьма хитроумно, - заключил великий князь. - Нечто наподобие нынешних банков?