Начата вторая часть. Обновление от 13.10.12
Содержание:
Часть вторая - Пес и волчица 1
Глава 1 1
Глава 2 3
Глава 3 6
Глава 4 8
Глава 5 12
Глава 6 17
Глава 7 22
Глава 8 29
Примечания 30
Токтаев Евгений Игоревич
Фракиец 2. Пес и волчица
Часть вторая
Пес и волчица
Глава 1
Ночью ударил первый заморозок. Иней тонким льняным платком укрыл землю на несколько часов и сейчас уже исчезал, распадаясь на маленькие лоскутки, не желающие сдаваться слабеющим лучам осеннего солнца. Первые вестники грядущей зимы появились еще вчера, кружась в золотом вихре танцующей осени. Робкое напоминание о том, что миру снова пришло время меняться. Они, как всегда, нетерпеливы. На побережье лето не спешит уходить на покой. Даже в горах одиноким белым звездочкам еще долго предстоит парить меж ветвей, сбросивших свою листву деревьев. Пройдет еще месяц или даже два, прежде чем они, набрав силу, превратятся в метель и закроют холодную землю сплошным белым ковром.
Тонкая нитка ручья, бесшумно струящегося по дну глубокого сырого оврага, едва заметна в густых бурых зарослях стерни. Маленький ручеек, полшага хватит с берега на берег перебраться, а русло для себя прокопал внушительное.
Во многих местах овраг перекрывался, как мостиками, стволами поваленных деревьев, покрытых толстой шубой зеленого мха и облюбованных семейками осенних опят. Берза всегда набирала здесь полный кузов, почти не сходя с места, да еще и два-три раза за осень. Этот выводок, заполнивший берестяной кузовок наполовину, был последним в нынешнем году. Срезав все грибы, девушка закрыла короб крышкой и, поднявшись на ноги, закинула его себе за спину. Вроде полупустой, не весит ничего, а походи с ним, полазь по чащобе, тут-то плечи да ноги вознегодуют - ну чего тебе девка глупая дома не сиделось, зачем в такую даль поперлась? Нету уже грибов, все, зима близко. Стоило из-за половины кузова ноги трудить?
Берза усмехнулась. Уж о ком такое говорить пристало, так об изнеженных долинниках, а она четырнадцать весен в горном лесу встретила.
Неподалеку хрустнула ветка. На периферии зрения мелькнуло что-то крупное, серое с бурым отливом. Берза даже головы не повернула посмотреть. Зачем? Малыш это скачет. Захочет - бесшумно подкрадется, в двух шагах не услышишь, а сучьями трещит - предупреждает: "Здесь я, хозяйка, не убежал никуда, тебя стерегу". Защитник. И друг.
"Ну, чего ты тут шумишь? Зверей пугаешь. Давай-ка, покажись".
Кусты, словно по волшебству, раздвинулись, и наружу вылез пес. Крупный кобель, похожий на волка. Да и неспроста - одним из родителей его точно серый был. Девушка взлохматила псу загривок и беззвучно приказала:
"Хватит тут носиться, домой пошли. Водички только попью".
Пес пару раз качнул пушистым хвостом и уселся на землю. Подождать.
Холодно. Спустившись к ручью, не замерзающему и зимой, девушка присела у воды, зачерпнула горстью. Чистая вода, студеная, вон, на купающихся ветках кустов уже кое-где ледышки блестят. Вкусная вода, слегка соленая - это от того, что из глубины горы бьет родник. А там, в горе, чего только нету: и соль, и медь, и железо. А еще - золото. Иной раз, вот так, идешь вдоль ручья, а под ногами глянь - самородок.
Берза подышала в кулаки, согреваясь. Рассматривая крошечные сосульки на ветках, невольно коснулась медных сережек в ушах. Серьги покрыты позолотой. Подарок маты. Много в здешних горах золота, любят его горцы, и работать с ним умеют. Далеко, на все стороны света, ценятся украшения из фракийских гор. А одрисы еще и свою монету чеканят. Много золота, да только не приносит оно горцам счастья.
Девушка выбралась из оврага, поправила кузов и зашагала прочь. Домой пора, мата заждалась. Пес бежал впереди.
Звук тюкающего топора Асдула услышал задолго до того, как добрался до своей цели, небольшой поляны, надежно укрытой от постороннего взгляда глубоко в чаще леса.
Конь тихонько всхрапнул. С верхушки ближней елки сорвалось что-то большое, захлопало крыльями, стремительно удаляясь. Асдула вздрогнул, непроизвольно схватившись за меч.
"Вот же ведьма. В самую глушь забралась. Как в басне живет. Повернись к лесу задом, ко мне передом... Нарочно про себя так думать заставляет? А ну как, не врут люди?"
Асдула провел ладонью по окладистой рыжей бороде и сошел с коня.
Тюканье топора, звонко разносившееся по округе, прекратилось. Асдула отвел рукой тяжелую еловую лапу, и взору его открылась круглая поляна-амфитеатр, локтей пятьдесят в поперечнике. В дальнем от тропы конце, сливаясь с шатрами вековых елей, ютилась неказистая избушка. Бревна сруба кое-где потрескались и почернели от времени, так же как и высокая соломенная крыша.
Рядом с домом стояла статная женщина в белой, до пят, рубахе, черном узорчатом переднике, расшитом красными и желтыми нитками и овчине-безрукавке. Льняной, украшенный вышивкой платок сполз на шею, обнажив черные, как смоль, волосы. В руке женщина держала тяжелый колун с ясеневым топорищем, а рядом на массивной колоде стояла чурка. С десяток поленьев в беспорядке валялись возле колоды, но большая их часть уже аккуратно сложена возле дома. Рядом лежали рогожи, заготовленные укрывать поленницу. Женщина, отставив работу, спокойно смотрела не незваного гостя.
Асдула, поглаживая оберег на поясе, вышел из тени.
- Здорова будь, Тармисара, - поприветствовал женщину пришелец.
- И ты, тарабост , не хворай.
- А захвораю, вылечишь ли?
- Я всякий люд лечу, могу и тебя пользовать. Коли не боишься, - усмехнулась Тармисара.
- Чего мне бояться? Или верно про тебя говорят, что порушенность тела ты черным заговором снимаешь? Раны затягиваются, а душа человека слепнет, путь к Залмоксису не находит.
- Кому же это чья-то слепая душа на меня жалуется? Или покойник восстал?
- Языки у баб, как помело, - засмеялся Асдула.
- Ты и не слушай.
Асдула не ответил, переминаясь с ноги на ногу, не зная, как подступиться к делу, за которым приехал сюда.
- Захворал, тарабост, так говори, чем страдаешь. Или иное, зачем приехал-то? Колом стоять мне недосуг, - Тармисара отвернулась от князя, легко, словно не женскими руками, взмахнула колуном и развалила березовую чурку на две почти ровные половины, - не на медведя чай, такой нарядный, собрался?
- Не на медведя, - ответил тарабост.
Он действительно был одет не для лесной дороги. Дорогие сапоги, украшенные тесьмой, кожух поверх красной рубахи, узорчато отделанный серебряными заклепками. На плечах шерстяной плащ, скрепленный драгоценной фибулой - словно в посольство собрался, пыль в глаза пускать богатством и важностью.
Тармисара расколола половинку чурки еще на два полена.
- Что же ты сама-то? - спохватился Асдула, - давай, помогу.
Тармисара снова повернулась к нему, отставив колун и уперев руки в бока. В глазах ее играла насмешка.
- Помоги, коли не шутишь. Давненько, поди, топорища в руках не держал.
- Держал, - тарабост поплевал на ладони, - да только тем топором не дрова рубил, а головы.
- Ну-ну, - не поверила Тармисара, - с кем воевал-то? Не с женой ли? Ноги-то шире расставь, не ровен час, уязвишь себя, или вовсе оттяпаешь. Я назад не пришью.
- С женой, говоришь? - Асдула взмахнул колуном, - затем и приехал.
- Зачем? - не поняла Тармисара.
Асдула расколол полено, опустил колун и полез за пазуху. На свет появилась золотая шейная гривна-торквес.
- Прими, Тармисара. Моей назовись, целиком в золото одену. Люба ты мне.
Тармисара на миг опешила, а потом расхохоталась.
- У тебя сколько жен-то, Асдула? Трое? Не любят что ли? Или надоели уже?
Тарабост побагровел.
- Не юли, девка! Отвечай, согласна?
- Да какая же я девка? У меня вон - волос седой есть. За тридцать весен уже перевалило. Зачем я тебе, старуха почти? Позови, любая прибежит. Ты богат, знатен...
- Что ты не бежишь?
- Так разве я женщина? Я для вас - ведьма. Пока недуг какой непреодолимый не свалит.
- Баб не слушай, сама мне советовала. За меня пойдешь, ни одна не пикнет.
- Только бабы меня ведьмой зовут?
- Башку снесу, кто хоть мигнет не так!
Женщина помолчала немного, глядя тарабосту в глаза. Взгляд того заметался, задерживаясь большей частью на высокой груди Тармисары.
- Грозен ты, Асдула. Посмотри на меня. Ты что же, меня со своими забитыми женами равняешь? Думаешь, буду тихонько прясть в светелке, да по твоей хотелке ноги послушно раздвигать?
Тарабост ответил не сразу, лишь губы поджал, да белесые брови нахмурил сильнее прежнего. Прошипел:
- Не хорош по тебе? Обещалась кому? Скажи!
- Зачем тебе?
- Потолкую с ним.
- Уж ты потолкуешь.
Асдула, пожевал губами и выплюнул:
- Да и верно, кому ты тут обещаться могла, медведю разве, или лешаку.
Тармисара покачала головой.
- Ступай, тарабост, пусть другая тебя полюбит. Будь здоров.
На скулах тарабоста играли желваки.
- Из ума выжила. Кому отказываешь?! Мне, Асдуле Скарасу, князья не отказывают!
- Верно прозвали тебя, Асдула-Скорый. Князей в жены бери, коли они тебе не отказывают.
Тарабост задохнулся, но Тармисара уже отвернулась от него, намереваясь возвратиться к работе.
- Ведьма... - Асдула вытянул из-за богатого наборного пояса плеть. Шагнул вперед, замахиваясь.
Тармисара обернулась, но взгляд ее, лишь бегло скользнув по перекошенному от злобы лицу тарабоста, метнулся в сторону. Словно ища что-то или кого-то, она не попыталась, ни уклониться, ни закрыться от удара. Казалось, она не видела Асдулу.
"Не тронь!"
Тарабост вдруг споткнулся, словно с размаху на стену налетел. Плеть выпала из его руки. Он повалился на колени, сжав пальцами виски.
- Берза! - Тармисара озиралась по сторонам, - Берза, пусти!
- Ведьма!
Асдула зарычал и выдернул из ножен меч, поднимаясь на ноги. Взмахнул им, вытянув вперед и в сторону левую руку, как слепой. Кончик клинка просвистел у груди Тармисары, она отпрянула.
"Мата!"
Откуда ни возьмись, на поляну вылетел пес и сбил Асдулу с ног. Конь тарабоста, доселе смирно стоявший, вздрогнул и заржал.
"Весулк!"
- Весулк, нет! - закричала Тармисара, бросившись к псу.
Здоровенные зубищи клацнули у самого горла тарабоста. Тармисара вцепилась в густую шерсть пса, оттаскивая его прочь. Асдула отпихнул кобеля, который почему-то, перестал рваться к его горлу, перекатился в сторону, подхватывая оброненный меч. Вскочил, снова замахнулся, но не ударил. Что-то мешало ему.
- А-а-а, тварь! Убью! Ведьма! А девку твою, немую, самолично промеж ног порву!..
Он хотел крикнуть что-то еще, но, внезапно заткнувшись, поворотился, метнулся к коню, испуганно перебиравшему ногами, взлетел ему на спину и ударил пятками бока. Только копыта засверкали.
Тармисара мертвой хваткой вцепилась в шею Весулку. Лицо ее побледнело, а грудь часто вздымалась. Пес глухо рычал. На поляне появилась Берза.
"Мата!"
Девушка подбежала к Тармисаре и обняла ее за плечи.
- Что же ты наделала, Берза!
"Он убить тебя хотел!"
- Нет, доченька, нет.
"Я видела, мата! Что же теперь будет?"
- Ничего, - Тармисара гладила светло-русые волосы девушки, - не посмеет он вернуться, побоится.
Берза подняла глаза. По ее щекам катились слезы.
- Ну, хватит реветь-то, - через силу улыбнулась Тармисара, - все будет хорошо.
Берза кивнула. Весулк подозрительно косился вслед сбежавшему "жениху".
* * *
- Римляне идут! - гонец осадил коня у крыльца трехэтажного буриона, самого большого строения в Браддаве, Еловой Крепости, ближайшем к границе Македонии гнезде дарданов. Крепость располагалась на лишенном растительности холме, а бурион громоздился у его вершины, словно островерхая шапка на макушке лысины.
- Чего орешь? - недовольно поинтересовался Искар, старший из витязей-пилеатов, за каким-то делом случившийся во дворе хоромов, - какие еще римляне?
- Князь есть ли? - крикнул гонец, - позови князя, воин!
- Не ори, сказал. В Скопах князь, а тут и не бывает почти. Здесь тарабоста Девнета гнездо. За каким делом тебе князь?
- Римляне идут! Ты глухой, что ли? - предложение "не орать" гонец проигнорировал, он был очень возбужден, и даже как будто запыхался, словно не верхом скакал, а своими ногами бежал.
- Какие римляне? - привлеченный криками, на крыльце появился седой, как лунь, муж - тарабост Девнет, владетель Еловой Крепости, - ты откуда примчался?
- От Дромихета я, римляне идут!
- Да поняли уже! Куда идут-то?
- На Гераклею!
- Бруттий Сура, что ли? - Девнет недоуменно взглянул на Искара.
Тот лишь пожал плечами.
- Кто бы еще мог быть. Видать, снова сил набрался.
- Интересно, где?
- Может со скордисками сговорился? Было же их у него и раньше на службе сколько-то.
- Помню.
- Много римлян? - поинтересовался у гонца Искар.
- Много, много, несть числа!
- Да не верещи ты! - сердито приказал тарабост, - спокойно скажи, сколько их? Тысяча, две?
- Больше! Тыщ двадцать!
- Не ври мне! - рявкнул Девнет, - откуда у Суры такое войско? Он, как пес побитый, поджав хвост, бежал.
- Может, Сулла? - лицо Искара внезапно стало весьма озабоченным.
- Сулла идет! - подтвердил гонец.
- Да как Сулла-то? - удивился тарабост, - он же за тридевять земель.
- Не врешь? - спросил гонца старший витязь.
- Не вру! Залмоксис свидетель! Они уже к Гераклее подходят! Дромихет меня сюда послал, помощи просит!
- А сам-то что? Спекся уже?
- Людей у него мало, - ответил за гонца Искар, - наши то ушли почти все, одни геты остались. Если римлян действительно двадцать тысяч...
- Если это Сулла...
- Скорее всего, больше некому.
- Может, те римляне, что за пролив ушли, возвращаются?
Искар поскреб бороду, обдумывая такой вариант.
- Нет, вряд ли. С весны о них ничего не слышно. Думаю - Сулла. Побил Митридата, песий сын, и за нас решил взяться.
- Чуяло мое сердце, не доведет нас до добра этот гет, - Девнет в сердцах приложил кулаком по резным перилам крыльца, - совет собирать надо. Займись, Искар, скачи в Скопы, предупреди. Я за тобой поспешу.
- Сделаю, тарабост.
Весть о наступлении римлян половину собравшейся на совет в Скопах знати превратило в студень, а остальных распалило, как тлевшие угли, на которых брызнули маслом.
- Чего в штаны наклали?! - рычал тарабост Ратапор, - нешто мы римляне не били!
- Их двадцать тысяч, - мрачно бросил Котис, старейшина тересидов, одного из самых многочисленных дарданских родов.
- Ты лично, почтенный Котизо, их считал? Или какому-то гетскому оборванцу на слово веришь?
- Лучше перебдеть, чем недобдеть, - заявил Балан, старейшина монапсов.
- Двадцать тысяч, ха! Чуть больше, чем было у Суры! А Сура еле ноги унес!
- Прошу прощения, почтенные, - прозвучал голос с дальнего конца стола, где чуть наособицу сидел черноволосый мужчина, заметно отличавшийся обликом от собравшихся тарабостов, - насколько я знаю, у Суры римлян было всего несколько когорт. Не больше пяти. Остальные - ауксилларии, набранные в Македонии, и всякий сброд, наемники, скордиски и одрисы. Не удивительно, что вы разделались с ними легко. С Суллой подобное не пройдет.
- Это почему? - насупившись, спросил Ратопор.
- А потому, почтенный Ратопор, что существует разница между воинами вспомогательных частей и легионерами. Вы, дарданы, со времен Иллирийских войн почти не сталкивались с легионерами и не знаете, что это такое. А вот Митридат уже знает и мог бы много интересного рассказать. Кстати, так далеко ходить не надо - рассказать может и Дромихет. Не он ли бежал со всех ног из-под Херонеи?
Ратопор вспыхнул, но пока соображал ответ, его опередил человек, восседавший во главе стола в резном кресле.
- Веслев прав. Раз Дромихет просит помощи, значит, опасность велика.
- Князь, у гета просто разбежались люди, - возразил один из тех, кто призывал не бояться римлян, - он показал себя дрянным вождем, не умеющим удержать своих сторонников.
Несколько месяцев назад, еще до наступления самого длинного дня в году, здесь, в Скопах, в этой же самой храмине так же бурно, как и сейчас, протекал совет знати, на котором пришлый гет Дромихет убеждал князя дарданов совместно совершить набег на Македонию. Гет сулил богатую добычу, уверял, что противник слаб. Тарабосты поколебались, но не смогли преодолеть искушения. Гет не обманул. Дарданы довольно легко разбили войска римского наместника и захватили Гераклею-в-Линкестиде. Правда обещанных золотых гор им не досталось, но они не слишком огорчились: легкость победы и какая-никакая добыча порадовали, доведя самоуверенность тарабостов до поднебесных вершин. Они ходили именно в набег, но гет преследовал несколько иные цели. Происхождения он был незнатного, но изрядно возвысился на службе у Митридата. Теперь гет искал собственного удела, решив, что довольно послужил разным царям и князьям, пора и о себе подумать. Дарданы ушли в свои пределы, а Дромихет остался в Гераклее, намереваясь сделаться царем. Или, для начала, хотя бы князем. Своих сил у него было немного: горстка фракийцев, которыми он командовал у Митридата, большей частью бессы и меды, а также отряд его соплеменников-гетов.
- Гонец утверждает, что никто никуда не разбежался, - уверенно заявил князь.
- Он мог и солгать, - предположил Балан, - зачем мы будем спасать Дромихета? Мы ему ничем не обязаны.
- А затем, почтенный Балан, - заявил князь, - что римляне не ограничатся наказанием Дромихета.
Князь дарданов Кетрипор, немолодой, но и не слишком старый муж, почти не выделялся среди своих соплеменников ни возрастом, ни обликом. Об его некотором превосходстве над тарабостами можно догадаться лишь по золотому витому ободку, лежащему поверх войлочной шапки со сбитым вперед верхом. На совете князь большую часть времени молчал, выслушивая тарабостов. Тогда, летом, за войну кричало гораздо больше, чем сейчас, а после заявления Веслева их число еще сильнее убавилось. Веслева Кетрипор знал не первый год. Костоправа привечали и многие соседи дарданов, кроме, пожалуй, кельтов-скордисков и одрисов. Первые были для всех фракийцев врагами, договариваться с которыми не о чем, а вторые традиционно держались римлян.
- Верно, на нас полезут, - согласился с князем Котис.
Балан толкнул локтем соседа: