Второй легион под командованием Гортензия Базилл отправил в земли синтов. Налегке, без машин и обозов. Грабить. Даже если эти синты не нападали на Гераклею, ну и что? Солдатам нужна добыча. Пусть возьмут. Здесь, как показал пример дарданов - ее просто взять.
Конницу Базилл оставил при себе, ей в эту зиму предстояло поработать больше легионов - нужно найти Дромихета. Или хотя бы убедиться, что он убрался за пределы досягаемости. Уйдет - ну и пес с ним. А не уйдет... Должны же даки что-то жрать зимой? Они же хлеб не сеяли, не убирали. Значит, сами будут коматов грабить. Стая волков немаленькая, к людям выйдут. Люди и расскажут: где, когда, сколько. Расспрашивать - любимое занятие Гнея Остория. Общительный он, префект ауксиллариев.
- Это что, "скорпион"? - удивился Север.
- Ага, вроде того, - ответил Аттий.
- Чего-то он какой-то небольшой.
- Болел в детстве, - усмехнулся Марк, и пояснил - это гастрафет.
- Гастра... Брюшной лук?
- Ну да, греки так назвали, потому что тетива натягивается животом. Смотри, чувствуешь, какой тугой? Руками не натянуть. Эта деталь, к которой он крепится, называется сирикс. Видишь, в нем проделан паз? Здесь ходит диостра, цепляется зубцами. Упираешь ее в землю, а сам пузом наваливаешься на сирикс. Вот эта рогатая дуга на конце специально сделана, чтобы давить ловчее. Диостра остается на месте, а сирикс идет вниз. Тетива натягивается. Потом укладываешь стрелу в желобок, целишься, жмешь этот крючок. Понял?
- Понял, чего тут сложного. Интересная штука.
- А то? На охоте знаешь, как удобно? На птицу или зайца - самое то!
- Можно ведь не только на охоте, - сказал Север.
- Ну да, - кивнул Аттий, - его изобрели для войны. Говорят, лет триста назад. Бьет дальше, чем лук. Ну, правда, я слышал, что скифы могут с ним в дальнобойности поспорить. Сам не видел, врать не стану. А эта игрушка мечет стрелы на четыреста шагов. Если не больше. За двести шагов щит насквозь прошивает, какой лук с такой сравнится?
- Интересно, - протянул Квинт, - если это такое грозное оружие, что ж за триста лет им повсеместно не вооружились?
- Не знаю. Сложен, дорог. Мне знаешь, в какую сумму обошелся? Жалование за полгода!
- Не слабо, - хмыкнул Квинт, - для развлечения.
- Э, да ты, брат, не охотник! Пошли, что ли во двор, постреляем.
- Как ты постреляешь? - спросил Квинт, разглядывая лук гастрафета, усиленный роговыми пластинками и сухожилиями, - он же без тетивы.
- Я ее снимаю на хранение, чтобы лук не уставал, а то портится.
- А как надевать, смотри, рога наружу вывернуты? - Квинт попробовал согнуть один из рогов, - тугой, тут человека четыре надо.
- Любую силу пересилит хитрость, - прищурился Аттий, - учись, пока я жив!
С этими словами центурион накинул на концы рогов лука пару деревянных хомутов, связанных кожаным витым шнурком, зацепил его за крюк на диостре, навалился животом. Несколько щелчков и рога выгнулись в нормальное, боевое положение.
- Ишь ты! - восхитился Квинт, глядя, как Марк ловко надел тетиву и снял уже ненужную вспомогательную.
- То-то! Ну, пошли.
Стрелять из "брюшного лука" оказалось довольно просто. Куда проще, чем из лука обычного. Квинт все присматривался к устройству гастрафета.
- Да, сложная игрушка, но если наделать таких тысячу штук, да вооружить стрелков - поди, подойди. И выучиться гораздо быстрее можно. Греки горазды на придумки, а все равно мы их грубой силой бьем.
Аттий не стал развивать эту тему. Ему льстило, что во всей сулланской армии, он единственный обладатель гастрафета, даже у легатов и трибунов такого нет. Приятно же производить впечатление на лопухов, вроде Севера, которые трактат Герона о метательных машинах не читали. Правда, Аттий его тоже не читал. Он вообще читал с большим трудом. Зато мог глаз выбить с легкостью.
Как ни отговаривал Аттия Квинт - без толку. Следующим утром старший центурион все же ушел на охоту. Ладно, хотя бы взял с собой двоих солдат, устав от северова зудения над ухом. Если бы знал Квинт, во что выльется эта охота, как круто повернет его жизнь...
Весь день Север проторчал на стене, бесцельно обозревая окрестности. Уже смеркалось, а Марк так и не появился. Легкое беспокойство давно уже сменилось все нарастающей тревогой, а та, в свою очередь, превратилась в уверенность: что-то случилось.
"Ну, давай же, возвращайся".
На северо-западе над лесом в свинцовых облаках сгущалась черная клякса. Дым, что ли? Центурион потер глаза, всмотрелся. Орк его знает, что это. Темнеет, облака низко спустились, воображение и чудит в очередной раз. От душевного напряжения. Только бы Марк вернулся, вот уж он ему по роже съездит за это бдение.
Квинт первым, раньше часовых, заметил обоз, показавшийся из леса. Он полз по северной дороге, со стороны Скоп. Пять под завязку груженых телег с трудом преодолевали вязкую жижу. Сопровождали обоз человек десять легионеров во главе с центурионом.
Квинт, взвинченный долгим отсутствием Марка, расставил на северной стене почти всех караульных, два десятка солдат. Этого ему показалось мало, и он приказал Барбату собрать еще столько же бойцов. Телеги сопровождали римляне, издалека видно. Римляне? А ну как ряженые варвары?
Обоз приблизился. Север потребовал назвать пароль. Удовлетворившись ответом, приказал открыть ворота и телеги вползли внутрь.
- Децим Лонгин, - представился пришлый командир, - пятая центурия второй когорты.
Квинт назвал себя.
- Куда направляетесь?
- Никуда, - ответил Лонгин.
- Как это? - удивился Квинт.
- Приманка мы. Ловим варваров на живца. Ездим между крепостями.
- Каких варваров? - спросил Квинт, - тех даков, что ли? Дарданов вроде замирили? Сидят тише воды.
Он догадывался, что речь идет о Злом Фракийце, но хотел выудить из Лонгина побольше новостей.
- Нет, те варвары, похоже, далеко на север ушли. Безнаказанными, твари. Нет, не их ловим. По всей округе шныряют какие-то разбойники, наших режут только так. И никак поймать не можем.
"Точно, Злой Фракиец".
- Вот, изображаем обоз, - продолжил Децим, - у меня приказ всем начальникам гарнизонов, оказывать содействие.
Лонгин протянул Северу кусок пергамента с личной печатью легата. Квинт пробежал глазами приказ.
- Как же вы вдесятером собираетесь с теми разбойными справиться? - Север прошел вдоль телег и вдруг споткнулся: на одной из них лежали три тела.
- Ваши? - мрачно спросил Лонгин.
"Юпитер... Как же это..."
Аттий казался спящим, глаза закрыты, набегался по лесам, прилег отдохнуть... Лицо белое-белое, как снег. И спокойное. Никогда у него не было такого спокойного лица...
- Недалеко от крепости. У самой дороги. Похоже, их убили не здесь. Подбросили.
Губы Лонгина шевелятся, а слова еле слышны, словно доносятся из невообразимой дали.
- Где-то поблизости, ублюдки. Караулят. Ну, ничего. Теперь-то уж мы их прищучим.
- Как?
Это что, он, Квинт, произнес? Голос совсем чужой, охрипший и безжизненный. Весь гарнизон высыпал во двор. Солдаты молчали. Тишину с треском разорвало воронье карканье. Громкий шепот из задних рядов:
- Так тебе и надо, гад. Все спину мне раскровил ни за что...
- Заткнись, урод! - одернули дурака.
Север без замаха впечатал кулак в высокое колесо телеги, скрипуче застонавшей от боли и обиды.
- Как вы собирались бить этих тварей?
Голос новоиспеченного начальника гарнизона не дрожал, к воронам бабские слезы. Совсем мало друзей у Севера, всегда так было, но Марка Аттия, пожалуй, безо всяких натяжек можно записать в их число. Можно было... Что же, остается одно - поймать убийц.
- Позади нас прикрытие. Полсотни ауксиллариев.
- Одрисов?
- Нет, конные. Варвары с севера, что служат у наместника Македонии.
Скордиски? Опять скордиски, будь они неладны...
- Где они?
- Префект Осторий, как покойников увидел, в ярость пришел. Помчался в деревню варваров, что ближняя к крепости, видать побывал уже тут, знал дорогу. Выведывать, поди, у косматых будет, где убийцы прячутся.
И Осторий здесь? Вот радость-то. Выведывать поехал... Квинт вдруг встрепенулся, вспомнив подозрительную темень в облаках.
- Куда он поехал?
- Туда, - ткнул Лонгин рукой на северо-запад.
Проклятье...
- Барбат, шестой центурии построиться во дворе! Все в доспехах и с оружием. Выступаем немедленно.
- Куда ты собрался? - забеспокоился Лонгин.
- В эту деревню. Остановить Остория, иначе он ее вырежет. Может, уже поздно, я видел дым в той стороне. Этому ублюдку, конечно на все насрать, но мы только-только утихомирили варваров, он добьется лишь новой вспышки безумия. Он или дурак, или предатель!
- Никуда я тебя не пущу! - резко возразил Лонгин, - я старший и у меня приказ легата. Ты поступаешь под мою руку.
- Децим, - сквозь сжатые зубы прорычал Квинт, - ты старший, но промедление смерти подобно! Будет только хуже, поверь мне! Я сижу тут уже месяц, на нас местные волками смотрели, еще недавно стрелы в спину метали, но мы с Марком не резали никого, селянам не мстили, это не они против нас воюют, я им в глаза смотрел!
- В глаза смотрел? Покой тут, значит, у вас, как на богатой вилле в Байях? - вскипел Лонгин и ткнул пальцем в трупы, - это твой покой?!
- Слушай, Децим, ты мне приказами перед носом не маши. Меня сюда определил Марк Лукулл и не тебе тут командовать.
- Это ты ведь у нас марианец? - прошипел Лонгин, - все понятно с тобой, скотина предательская!
"Как вы мне все надоели..."
Может, оставить тут Барбата? А то ведь, кот из дома - мыши в пляс. Пока Квинта не будет, этот индюк, у которого только десять человек сейчас, всю центурию Марка к рукам приберет. Нет, Луций нужен, его борзый язык может сгодиться против Остория. Квинту очень не хотелось доводить до драки с ауксиллариями, хотя он понимал - шансов избежать ее, учитывая их взаимную "любовь" с префектом, почти нет.
- Секст! - позвал Север опциона третьей центурии, которого смерть Аттия сделала временным командиром, - я возьму половину твоих людей и половину своих.
- Отставить! - рявкнул Лонгин, - опцион, слушай мою команду! Этого бунтовщика арестовать!
Секст колебался, глядя Квинту в глаза. Лонгин перевел взгляд на Барбата.
- Тебя тоже касается. Ты теперь командуешь центурией! Забери у него меч!
Барбат медленно покачал головой.
- А вот хрен тебе! - Север хлопнул ладонью по локтевому сгибу правой руки, - Луций, Авл, ребята, выступаем!
Квинт не давал себе вздохнуть и задуматься, что же он творит. Ведь все мосты жжет. Сулланцы не простят. Север словно прыгнул в стремительный горный поток, в котором некогда предаваться пространным размышлениям о добре и зле - надо бороться за жизнь. Холодная голова, взвешенные решения, за которые его так ценил Серторий... Стоило увидеть на миг голубые бездонные глаза ребенка, грязного, голого, сидящего возле мертвой матери, на одно мгновение поддаться чувствам, и вот уже крепость под названием "невозмутимый и расчетливый Квинт Север" рассыпалась по кирпичику.
Пятьдесят легионеров (Квинт все же не стал брать всех) вышли из ворот и быстрым шагом двинулись по северной дороге. В сумерки. В спину неслась брань Лонгина, обещавшего над каждым предателем сотворить изощренное насилие.
"Сам себя трахни, урод".
Квинт посмотрел на лица солдат - бледны, напряжены. Все понимают, что произошло. Вообще-то, им наказание не грозит, они выполняют приказ непосредственного начальника, но все же страх есть: как оно там повернется? Только Юпитер, Наилучший, Величайший ведает.
- Шире шаг!
Квинт почти бежал. Он еще не знал, что бежит прочь от привычного уклада жизни, наполнявшего смыслом все его существование в последние восемь лет. Прочь от ежедневной солдатской рутины, легионных лагерей, похожих на муравейники, крепостей, переходов, бесконечной стройки дорог - всего того, что призвано расширять и преумножать жизненное пространство его родины. Ему посчастливилось родиться римлянином, не каким-то фракийцем, но именно ради них, косматых варваров, пускающих ему стрелы в спину, он готов был отказаться от всего того, что составляло его мир. Единственный из возможных, другого он просто не знал. Почему?
Остановись он сейчас, задумайся об этом - не ответил бы. Опомнись, Квинт Север, что ты творишь?!
- Шире шаг!
...Мертвые руки Инстея Айсо, самнита...
...Маленький копошащийся сверток среди горы трупов...
Ишь ты, жалостливый какой нарисовался! Ну, давай, Квинт, спасай немытых варваров, которые убили Марка! Если уж мерять зло, так ты вспомни римских граждан на колах перед воротами Гераклеи!
"Помню. Шире шаг, ребята. Быстрее. Все я помню".
* * *
- Смерть ждешь? Нет, я не убить тебя. Кожу вывернуть. Не тебе. Ты - анадеро. Скажешь все.
Варвар молчал, нагнув голову, глаза жгли ненавистью.
Осторий ждал недолго, повернулся к одному из своих людей.
- Давай ее.
Двое скордисков подтащили упирающуюся женщину, поставили на колени перед пожилым дарданом привязанным к бревну, которое было заготовлено для распила на дрова и лежало на козлах. Осторий поднес к горлу женщины широкий кривой нож и, мешая греческие слова с фракийскими, коих успел нахвататься за время службы в войске наместника, спросил.
- Думаешь, старый? Биос ануо. Надо умирать уже?
Варвар, глядя в расширившиеся от ужаса глаза женщины, прохрипел:
- Я принес клятву... Не вредить римлянам... Я не нарушал ее...
- Просмено аллотрио айнос, - Осторий вытащил из-под подбородка женщины нож.
Кровь брызнула в лицо старика, тот зарычал и рванулся. Безуспешно.
- Еще тащи, - сказал префект кельту.
- Я не знаю, кто они и где! Волчье ты семя! Я не лгу!
Скордиски поставили перед варваром новую жертву, совсем еще девчонку, зареванную, бледную, в располосованном платье, дрожащую от холода и страха.
- Не тронь! Я скажу!
- Я весь превращался в уши, - оскалился Осторий.
- Девчонку отпусти...
- Я ждал другой речь.
Девушка вскрикнула и дернулась. Из-под ножа побежала вниз темная струйка, уносящая жизнь.
- Я скажу, будь ты проклят, скажу все! Не тронь ее!
- Говори.
- Это не наши! - старик заторопился, тяжело дыша и сбиваясь на кашель, не отрывая безумного взора от мечущихся глаз девушки, - не наши! Мы все дали клятву! Это не дарданы!
- Нет быстро, - поморщился префект, - не понимаю.
- Это не дарданы. Какие-то пришлые.
- Даки? - на невозмутимом лице Остория нарисовалась заинтересованность.
- Нет. Это иллирийцы, - старик вновь закашлялся, выплюнул кровь.
- Ты говорить, - предложил Осторий.
- Заезжали в село. Муки выменять на дичину.
- Сколько их?
- Трое было.
- Ночлег давал?
- Нет... Они бьют римлян... Я поклялся...
- Хорошо. Где искать?
- Я не знаю.
Девушка захрипела.
- Не знаю! - в отчаянии заорал варвар.
Осторий толкнул девушку к старику, она судорожно вцепилась в его разорванную рубаху. Голова ее запрокинулась назад, из горла хлестала кровь.
- Не знаю... Я не знаю, - шептал старик, в ужасе глядя в стекленеющие глаза.
Девушка медленно сползала на землю.
Осторий повернулся к скордиску, стоявшему за его спиной со скрещенными на груди руками, и сказал на латыни:
- Сжечь все.
Варвар не двинулся с места и даже бровью не повел.
- Ты глухой или слов человеческих не понимаешь, скотина тупая? Анайто! Зажигай!
Через несколько минут деревня полыхала. Старик, привязанный к бревну, истошно выл. Этот налет стоил Осторию десяти человек: не получив ответов на свои вопросы, префект принялся резать варваров, но дарданы не хотели подыхать, как овцы. Скордиски перебили мужчин, заплатив за это жизнью каждого пятого. Потери взбесили Остория, но одного человека дважды не убьешь.
Дальше что? Осторий узнал не намного больше, чем прежде. Неуловимые варвары терроризируют округу, убивают римлян. Безнаказанно. Старик сказал, их трое, но может быть и больше. Где они скрываются? В чаще, каждый раз в новой берлоге? Скверно. Очень скверно. Как их ловить? Может, здесь, у пожарища устроить засаду? А с какого перепуга они сюда полезут? На обоз Лонгина так и не клюнули. Подбрасывают мертвецов, дразнят.
Ладно, чего метаться, на ночь глядя.
- Сенакул, идем в Браддаву.
Почему их маленький отряд в последние дни кружит вокруг Браддавы, никто из тавлантиев не знал, а Веслев не называл причины. После первой драки с римлянами они ушли на запад, к Керсадаве. Разбили лагерь в горах, вырыли землянки. Спасенных баб и детей, два десятка ртов, надо кормить, а никаких припасов на такую ораву у Веслева не было. Пропитание добывали охотой, часть дичи оставляли себе, часть меняли на хлеб и соль у дарданов, стараясь не появляться в одном и том же селе два раза подряд.
Здесь, по западной дороге, прошли даки, большой отряд, который вел бывший митридатов военачальник. Дромихет беззащитную Керсадаву (в ней сидела всего сотня дружинников Асдулы) сжег по злобе, перебив воинов. Он спалил и одно из окрестных сел, но люди спаслись, кем-то загодя предупрежденные, ушли в горы. Даки задерживаться не стали, быстрым маршем удалились куда-то на север и больше о них не слышали. Зато, дней через десять, в окрестностях уже отдымивших руин Керсадавы появились римляне. Они не стали обижать селян, только согнали их всех на восстановление крепости. Возле других гнезд Красные Гребни вели себя не столь миролюбиво: выгребали амбары коматов, угоняли скот, за малейшую попытку сопротивления вешали на крестах. Веслев, захватив "языка", довольно быстро выяснил причину такой избирательности: Базилл наградил "друга римского народа" неприкосновенностью его владений.
Это обстоятельство Веслеву удалось обратить в свою пользу. Спасенные женщины сковывали его по рукам и ногам, однако на его счастье, некоторые из них, выданные замуж в разоренную деревню, родом были как раз из этих мест. Они вернулись к родителям. Остальных тоже приняли в семьи без особого ворчания, сказалась убедительность речей Веслева. Да и не были дарданы черствыми сухарями, многие откликнулись на чужую беду. Не без урода, конечно. Как везде. Веслеву не удалось отвертеться от мысли, что кое-кого из этих женщин и детей он, если крепко задуматься, своими собственными руками в рабство отдал. С благими намерениями. Мысль эта никак не хотела из головы убираться. А вскоре приключилась еще одна головная боль.
Веслев хотел знать, что происходит в округе. Стремился охватить своим взглядом как можно больше. Тавлантии разделились. Мукала, Дурже и Плеврат, столкнувшись неподалеку от Еловой крепости, лоб в лоб с несколькими римлянами, валившими сухостой на дрова, всех их убили. И вошли во вкус.