Рыжая выпила напитка, поковырялась в салате. Я же отдал должное местной кухне. За салатами последовали необыкновенно мягкая и сочная отбивная с картошкой и обжаренные на оливковом масле маленькие, размером с мизинчик, рыбки. Они пришлись по вкусу и Мерлин. Ее лицо подобрело, в карих глазах сверкнули привычные лукавые искорки. Она приосанилась, расправила плечи, выпятила вперед свою небольшую, но рельефно очерченную грудь. Мол, "и мы не лыком шиты!"
– Перекусил? И куда дальше, Умник? – в полголоса спросила она.
– Сначала в Афины, а потом…
Тут я задумался… Рыжая восприняла паузу по-своему.
– Домой, в Россию? У тебя там кто? Родители, жена, дети…
– Что?
– Дома тебя кто-то ждет?
– Меня?
Даже не знаю, существует ли в этом мире независимая Украина. Насколько я понял, расслоение реальности произошло где-то в восемнадцатых – двадцатых годах. Деникин взял Питер и коммунистический переворот придушил. Тогда моего прадеда не расстреляли по приказу Блюхера в далеком двадцатом после взятия Перекопа. Ну а дед так и не встретил свою "половинку" в киевском госпитале в сорок четвертом.
– Мерли! У вас Вторая мировая была? Ленин, Сталин, Гитлер? Атомная бомбардировка Хиросимы?
– Где это у вас? – в ее глазах мелькнул страх. – Кончай пить "Метаксу", и так почти всю бутылку вылакал.
– Нет, я серьезно. После электрошоков многое в моем мозгу перемешалось, реальное и выдуманное. Эти события и имена тебе что-то говорят?
– Ленин, вроде, был, об остальных даже не слыхивала. Какая чушь: Вторая мировая, атомная бомбардировка… У тебя точно там порядок? – постучала пальцем по лбу.
– Да порядок, не боись. Никто меня в России не ждет. Нам нужно куда-нибудь в людное место. Скажем, затеряться среди туристов. Туда, где всегда рады людям с деньгами и не слишком копаются в их документах и прошлом… А в Египте сейчас сезон?
– Там всегда сезон. Правда, летом жарковато. Вот осенью и весной аншлаг.
– Ты когда-нибудь там отдыхала?
– Нет, не приходилось.
– Так может, махнем? Отдохнем, так сказать… после трудов праведных.
Мерли налила себе в бокал напитка, отпив немного, поинтересовалась:
– С тобой что ли, Умник?
Казалось, она хочет пробуравить меня взглядом насквозь. Колеблется. Попытался убедить.
– Почему бы и нет? Станет скучно – разбежимся.
– Скучно?… С тобой? Да лишь бы не слишком весело. Того и гляди ухохочешься – до смерти.
– Кто б говорил! Тоже мне, ангел небесный. Ну так что, со-гласна?
Похоже решилась.
– Думаю, нам лучше лететь в Шарм-ель-Шейх. Там построили много классных отелей. Из Афин есть прямой рейс "Евраз-аэр".
– Самолет… Контроль в аэропорту жесткий?
– В пределах Евразийской Конфедерации – формальный. Конечно, не совсем плевый, но и не такой, как в Сауду.
Человеческий фактор меня не волновал, но компьютерный face control – с ним могут возникнуть проблемы. Хотя… Интернета нет, значит, базы данных тоже.
Счет принес сам хозяин – профиль греческий, седеющая бородка…
Вначале думал, что причиной послужила высокая по мест-ным меркам стоимость заказа – двести евразов. Однако, "заглянув поглубже понял, что Николаса Кустодиса интересует иное. Обслуживающая нас нимфа шепнула, что клиент в одиночку выдудлил семисотграммовую бутылку "Метаксы", и при этом остался абсолютно трезв.
– Довольны ли дорогие гости кухней, напитками, обслуживанием? – любезно спросил он, вглядываясь в мои глаза. Не найдя того, что искал, отвел заинтригованный взгляд.
Я какое-то время позволял себе наслаждаться чувством легкого опьянения, но потом, активировал ферменты и убрал алкоголь из крови.
– Все в порядке, Николас. Коньяк ароматный и крепкий. Причина во мне – редко пьянею. Сделай-ка лучше нам одолжение: вели своему водителю отвезти в Афины. Это ведь не слишком далеко? Правда?
– Миль девяносто будет… Но Вам, господин, отказать не могу.
Искренне удивленный своим поступком, отправился искать Петре, чтобы отдать распоряжение.
По мере освоения новых способностей управлять людьми становилось все легче. Николас лично провел нас к машине и, учтиво поклонившись, пожелал счастливого пути.
Петре вел новенький "Форд-Флорида-спорт" аккуратно, не спеша, тщательно объезжал выщерблины, попадавшиеся ближе к окраинам все больше.
Вскоре Халкида осталась за спиной, и мы выехали на скоростную трассу, ведущую в Афины.
Мощный мотор работал тихо и ровно. За окном, словно в калейдоскопе, менялись пейзажи: низкорослые деревья, кустарники, каменистые неровные поля, виноградники. На горизонте показались невысокие горы. Между ними приютились несколько деревушек.
Подъезжая к Афинам, чуть в стороне от трассы я увидел небольшую церквушку. Повинуясь неожиданному порыву, велел:
– Петре, тормози! Поворачивай к церкви.
– Что, Умник, решил грешки замолить? – съехидничала рыжая.
"Не твое дело. Чья б корова мычала…" – подумал, выходя из машины.
Мерли, немного поколебавшись, тоже последовала за мной.
Церквушка старенькая, не слишком ухоженная, но дверь приоткрыта. Перекрестившись на потемневший от времени лик Христа, хотел войти, и не смог. Остановила какая-то невидимая сила. Вначале удивился, потом – испугался. С чего бы это? Пусть грешен… и весьма… но чтобы не пускали в церковь! Такого никогда не слышал. Да мало ли примеров: даже убийцы и отъявленные негодяи…
"Не может быть! – начал себя утешать, с досады бросился в другую крайность: ведь это лишь полуразвалившаяся халупа с картинками на стенах. Бога нет! Во всяком случае такого, который бы меня в нее не пустил".
Девушка, с удивлением глянув на меня, не крестясь, с непокрытой головой скрылась за дверью.
"А мне путь закрыт. Вот это номер! Ну что тут скажешь? Неужто я стал "нечистой силой"? Смех да и только!"
Но вот смеяться почему-то и не хотелось. Медленно побрел к машине. Вскоре меня догнала Мерли.
– Ну что, Умник? Не принял тебя твой Господь?
Несмотря на шутливый тон, уловил в интонации подозрение и страх.
– Всему свое время! – неопределенно пожал плечами. – Сам пока не готов. Зря связался с вами – наркодилерами да и слишком многих убил. Но теперь уже ничего не изменишь. Поехали, каяться будем позже.
Но у самого-то на душе… кошки скребли. Нашел, перед кем оправдываться!
До Афин ехали молча. Спутница поглядывала в окно, ну а я, прикрыв глаза, дремал. Мне даже успел привидеться глумящийся привратник: "Ох не к Богу, милок! Хе-хе… Ох не к Богу!" – смеялся он, грозя перед самым моим носом по-стариковски корявым с длинным грязным ногтем пальцем.
Петре высадил нас у аэропорта. Склонившись в услужливом поклоне, открыл дверцы, но пятьдесят евразов принял, не моргнув глазом.
Думаю, что все аэропорты европейских столиц похожи. Разнятся, конечно, до некоторой степени архитектурой. Но везде стекло, бетон, мрамор, рекламные щиты, бегущие строки на табло, суетливые пассажиры с ручной кладью, служащие в униформе, билетные кассы, залы ожидания с небольшими кафешками, посадочные терминалы и длиннющие коридоры, ведущие к взлетным полосам.
Этот был таким же. Почему тогда здесь я вдруг ощутил витающую в воздухе атмосферу беспокойства и страха.
Пусть по статистике в авиакатастрофах гибнет людей намного меньше, чем на автострадах или в водах морей и океанов, но мысль о том, что в случае аварии самолета смерти не избежать, гнетет человека. Как ни старайся ее скрыть за напускной бравадой или маской спокойствия, все равно прорвется наружу. Этим аэропорты и отличаются от морских и сухопутных вокзалов.
"А свались я из поднебесья? Думаю, выжил бы! Предупреждал же проходимец Горио: главное – не дай оторвать голову! Тьфу, черт! Как надоела сумка Мерли – путается под ногами".
В справочном узнали, что рейсы в Шарм-эль-Шейх три раза в неделю. Ближайший – завтра в восемь, но билетов уже нет.
Пришлось "напрячь" кассира. Она закрыла свою "лавочку" и, не понимая зачем, пошла разыскивать старшего по смене. Потом настала очередь суетиться ему: разрывать бронь и заказывать такси.
"Как приятно иметь дело с ЛЮДИШКАМИ.
Людишками? – ужаснулся, поймав себя на этой мысли. – Окружающие становятся для меня не людьми, а людишками! Прахом земным, муравьями, грязью под ногами! Что со мной? Побочные эффекты новой физиологии или вампирские замашки? Не потому ли закрыт путь в храм Господен? Чем больше становлюсь кукловодом, тем меньше остается во мне человеческого? Придется контролировать сверхвозможности, и не использовать без крайней необходимости. Но как велик соблазн, черт побери! Ведь не зря же страдали!"
Насколько тяжело побороть искушение убедился, поселившись в отеле. Мерли выбрала четырехзвездную "Элладу" и решительно отказалась занять отдельную комнату и постель. Из-за этого мне на ресепшене пришлось немного "поколдовать".
Не меньшим искушением стал и шопинг. Ведь мог бесплатно взять не только, что приглянулось, но и выручку. Я стойко выдержал испытание. Приобрели все необходимое: белье, одежду, обувь. Лишь раз немного "сорвался" в ювелирном магазине, "выторговав" за треть цены серьги да перстень с небольшими бриллиантами для Мерлин и массивную золотую цепочку с православным крестом для себя. Брал его в руки с опаской. Но ничего не случилось, на груди тоже не жег. Может быть, все не так уж плохо?
Когда дарил бриллианты рыжей, поймал ее удивленный взгляд. Именно – удивленный, а не радостный или благодарный.
Поужинали в ресторанчике отеля, вышли прогуляться по вечерним улицам Афин.
Мерли была на удивление вежлива – привычных колкостей не отпускала, где нужно помалкивала, где нужно улыбалась. В коротеньком летнем платьице, в туфлях на высоких каблуках, с аккуратно уложенными волосами и бриллиантами в ушах – она выглядела потрясающе. Мужчины провожали ее восхищенными, а меня завистливыми взглядами.
А может, мне так только казалось. Но использовать на пустяки "данайские" дары нуклеаризаций не хотел.
На город незаметно низошли синие сумерки. Небо затянули облака. Дневной зной уступил место вечерней прохладе, при-ятно освежавшей горящие щеки. Огни неоновых реклам, ресторанчиков и магазинов отражаются в зеркально чистых витринах, в глазах прохожих. Воздух пронизан ароматом южных цветов и зелени. Стрекочут цикады, звучит мелодия "Сиртаки", все это создавало неповторимый колорит вечерних Афин.
И вдруг с небес брызнул дождь. Мы укрылись под крышей первого подвернувшегося казино. Провожаемые тяжелым взглядом плечистого охранника в униформе, вошли в небольшой зал.
Бармен, одетый в кремовый костюм, с красной бабочкой на шее, белозубо улыбаясь, предложил богатый ассортимент напитков. В небольшом зале не без труда разместились два стола, обтянутых зеленым сукном, для игры в покер, рулетка и мягкие кресла вокруг них. Один стол пустовал, за другим играли четверо.
– Купи фишки по пятьдесят, – протянул Мерли четыреста евразов.
– Я невезучая. В жизни не выигрывала…
– Ничего, со мной повезет, – заговорщицки ей подмигнул.
Подошли к рулетке, присели в кресла. Крупье, ведущий игру, посмотрел на нас плотоядным взглядом, словно волк на заблудших козлят, и постарался повесить на лицо радушную улыбку, чем еще больше меня раззадорил.
– Добрый вечер, господа! Рад приветствовать вас в нашем казино. Хотите принять участие в игре?
– Хотим.
– Желаю удачи.
– Спасибо, любезный.
Кроме нас, за столом играли трое: пожилой грузный господин, то и дело вытиравший потеющую лысину разовой ароматизированной салфеткой; сопровождавшая его молоденькая стройная брюнетка в легком открытом платье, с зовущим взглядом голубых глаз; и худая, с выступающими носом и челюстью, плохо окрашенными волосами, неуместной косметикой, пестро наряженная старушка.
"Ей еще бы шляпку – и настоящая Шапокляк".
Все играли "по-маленькой", но глаза горели нешуточным азартом. "Шапокляк" в одной руке зажала полупустой бокал с шампанским, а другой время от времени "ныряла" в висевшую на шее сумочку, доставала фишки номиналом в один евраз. Вот и сейчас она собиралась дрожащей рукой сделать ставку.
– Делайте ваши ставки, господа!
Я положил фишку на красную пятерку, а Мерли на черный ноль.
– Ставок больше нет!
Шарик весело побежал по кругу. Попытался его заставить пасть на черный ноль. Вроде вначале поддался, но в последний момент, почуяв мою расслабленность, самовольно скользнул на единицу.
– Вот видишь, я же говорила – невезучая. А ведь был совсем рядом!
– Ничего, мы еще повоюем.
Только с третьего раза удалось остановить стремительно бегущий по кругу шарик на нашем двойном нуле. Даже вспотел. Впору просить салфетку у лысого толстяка.
Мерли радостно вскрикнула, глаза заблестели.
Дальше пошло легче. Но все равно – телекинез явно не мой коронный номер.
– Все, хватит! – шепнул я Мерли, потирая пальцами виски. – Хорошего понемногу, кончай игру.
– Ты что! Мне так никогда не везло! – недовольно фыркнула рыжая – Не мешай, сейчас сорву банк!
– Ну да! Конечно, сорвешь! Проиграй тысячу и уходим… Я в баре.
Неспешно, рассматривая игроков, пропустил "под лимончик" тройной "Наполеон". Раскрасневшаяся брюнетка ненавидящим взглядом буравила Мерлин, лысый же смотрел на нее с восторгом. Проигравшаяся "Шапокляк", так и не допив шампанское, уныло двинулась прочь от стола.
Повернулся к бармену, заказал стакан минеральной воды. Головная боль понемногу стихала.
– Это ты виноват! – обиженно сказала незаметно подошедшая рыжая. – Сглазил!
– Конечно! – соглашаясь, кивнул головой. – Только я, но в том, что выигрывала. Сама говорила, что невезучая. А я – везунчик. Иди, забирай деньги.
Мерлин перевела выигрыш в двенадцать с половиной тысяч евразов на свою пластиковую карточку "Евразбанка". Перед уходом выпила коктейль, и это заметно улучшило ее настроение.
На обратном пути я в основном помалкивал, она же непрерывно щебетала о том, какая ей привалила удача.
Вернулись в отель далеко за полночь. В постели Мерли была страстной, нежной и при том безо всякого "колдовства" с моей стороны.
– Спасибо, милый, за чудесный вечер и подарки, – шепнула мне на ухо и ласково погладила по щеке, засыпая. – Не вы-ключай светильник – страшно…
Я еще долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. И вдруг сделал неприятнейшее открытие: "Похоже, я, дуралей, влюбился. Нашел в кого! Зла не хватает… Рыжей верить нельзя! Нельзя! Но ведь, блин, сердцу-то не прикажешь!"
И кляня себя на чем свет стоит, поцеловал ее в по-детски острое и нежное плечико.
* * *
В Афинском аэропорту нас "опекал" старший смены. Лично проследил за багажом, оформил документы, провел служебным ходом к терминалу. Мерли, похоже, воспринимала его заботу как должное.
"Начинает привыкать", – подумал я.
Реактивный самолет "Аэртранс", взревев мощными моторами, промчавшись по взлетной полосе, легко взмыл в небо. Видать, не зря на фюзеляже изображен стремительный сокол. Строения на земле превратились в игрушечные домики. Самолет не-много вибрировал до тех пор, пока не поднялся выше облаков.
Мерли сидела бледная, сжав губы. Взял ее за руку, вопросительно заглянул в глаза.
– Терпеть не могу самолетов, особенно… взлетов и посадок, – сквозь зубы процедила она.
– Не бойся, все будет нормально. Смотри, какая красота!
Белоснежное покрывало сплошной облачности разорвалось, и взгляду открылась бескрайняя синь морских просторов. Лишь местами виднелись буро-зеленые пятна островов.
– Боже мой! Сколько воды! – восхищенно прошептал я.
– Скоро появятся горы, а затем – пустыня, – равнодушно пожала плечами Мерлин.
– Нет, ты только посмотри! – я никак не унимался. – Лишь отсюда, сверху, понимаешь, какая маленькая наша Земля.
– Наша?
Похоже, рыжая сказала больше, чем хотела, и теперь прятала глаза.
"Интересно, за кого она меня принимает? За инопланетянина или дьявола? Честно говоря, оснований достаточно. Копаться в ее мозге ужас как не хотелось. Да и что там найдешь? Ведь не зря говорят: хочешь услышать глупый ответ – задай идиотский вопрос. Какая разница, что думает Мерлин. Тут сам толком не знаешь, кто такой".
Ослепительно улыбаясь и сексуально покачивая бедрами, прошла миловидная стюардесса в голубой униформе с фирменной нашивкой сокола на плече и подносом в руках. Мерли взяла бокал апельсинового сока с кубиком льда. Я же остановился на двойном коньяке "Арарат" и содовой. За это при-шлось выложить пятьдесят евразов.
Не спеша потягивая ароматный коньяк, рассматривал меняющийся внизу ландшафт. Горы постепенно сменила пустыня. Похоже, мы уже над Египтом.
– В Шарм-эль-Шейхе час дня, – из динамиков звучал приятный голос стюардессы, – температура 35№ по Цельсию. Напоминаю, подданные Египетского Эмирата проходят контроль отдельно. Дамы должны закрыть лица и надеть длинные платья.
Вопросительно посмотрел на Мерлин.
– Нас это не касается. Для остальных действуют законы Содружества. На специальных пляжах – можно даже топлес.
Лайнер начал снижаться. Салон вновь завибрировал, самолет покачивался на воздушных ямах.
Теперь рыжей было и вовсе не до болтовни: вцепилась в кресло, лицо бледное, усыпано, словно бисером, капельками пота, с трудом сдерживает рвоту. К счастью, мы вскоре приземлились.
После влажной прохлады кондиционера сухой горячий воздух Египта оказался неприятным сюрпризом. Вроде в сауну угодили.
Мой механизм адаптации сработал быстро, и я дискомфорта скоро не ощущал, в отличие от бедняжки Мерлин.
– Все равно лучше, чем в самолете, – упрямо задрав подбородок, фыркнула она.
В зале аэропорта работал кондиционер, даря приятную прохладу.
Прилетевшие разделились на две группы. Меньшая – подданные Египетско Эмирата – пошли в отдельную комнату, остальные оформляли документы у трех окошек общего зала.
Проверка была настолько формальной, что не пришлось утруждать себя "колдовством". Протянул два паспорта открытых на первой странице с двумя купюрами по двадцать евразов в открытое окошко. Их принял усатый круглолицый араб в форме.
– Цель приезда? – спросил на ломаном английском, сурово нахмурив брови.
– Решили немного отдохнуть в вашей чудесной стране. Не могли бы посоветовать приличный отель?
– Стоимость временной визы – десять евразов.
Казалось, мой вопрос не достиг цели. Я положил еще полсотни. Черты его лица заметно смягчились, но работа – есть работа.
– Мерлин Славия Редфорд – американка?
Заглянув в окошко, Мерли кивнула.
– Анжей Казимир Вински – поляк?
Настала моя очередь. Никакого компьютерного контроля по базе данных… Запись от руки в журнале и два штампа на пятой странице паспорта. Все!
– Обновление визы каждые тридцать дней. Желаю приятного отдыха, господа.
Усатый вернул паспорта и с ними несколько рекламных проспектов пятизвездных отелей. "Значит, вопрос мимо ушей не пропустил. Да и деньги сделали свое дело".
Отдал проспекты Мерли. Пусть выбирает.
Та думала недолго.