– Тимошкина сократили год назад – предприятие обанкротилось. Руководство в бегах, а всех работников – на улицу. Обычная история. Устроиться никуда не может, открыл "ИП", и чего там они продают, не знаю. Сначала хорохорился, но, похоже, дела не очень. А Лиза – как работала в детском саду воспитателем – так и работает. Сейчас хорошо только милиционеры живут. Звягина помнишь из параллельного класса?
– Петьку что ли?
– Да, теперь: Петр Михайлович. Он сейчас шишка какая-то. На пьяной козе не подъедешь. А был всего-навсего участковым.
– Видишь, дослужился. Молодец.
– Молодец? У меня другое мнение. А про Валенду слышал?
– Слышал, он в Москве, – кивнул Лукьянов. – Кстати, хотел узнать его адрес.
– Пашка тоже высоко сидит – где-то в управлении, говорят. Так что только мы с тобой кое-как.
– Да ладно, Юлька, брось. Видишь, какое теперь волшебство происходит. Наверное, нам это награда за наше долготерпение. А все-таки, что это было в этом тумане?
– Не знаю, – встала с дивана Юлия Сергеевна, – но я видела темные фигуры. По-моему, три или четыре. Или у меня в голове сквозняк?
– Наверное, сквозняк от меня, – предположил Лукьянов.
В этот момент Парус Майор стремительно вылетел в форточку.
– Куда это он полетел? – спросила Юлия Сергеевна.
– Не знаю. А у тебя что-нибудь вкусненькое есть в холодильнике? Давай перекусим по-быстрому. Мне что-то есть, нестерпимо захотелось. Хотя я обедал у родителей. Это, наверно, на нервной почве.
– Съедим, съедим, – отправилась на кухню Юлия Сергеевна. – Иди, помогай – расставляй тарелки.
Полная белесая Луна, высоко зависнув над пустынным двором, с любопытством взирала на происходящее в квартире номер семнадцать.
– А Луна сегодня какая-то странная, – поделилась своими мыслями, нарезая хлеб, Юлия Сергеевна.
– Луна как Луна, – отреагировал Юрий Петрович, устраиваясь за столом. – А ты веришь, что американцы побывали там, на Луне?
– Нет, – уверенно ответила Юлия Сергеевна, – не верю. Если бы они там побывали, мир был бы другой: не такой как сейчас. А мы бы на их месте давно бы построили там, – кивнула она на Луну, – настоящую лунную базу. А у американцев только одни бомбы в голове и мировое господство. Агрессоры.
– Меня радует твоя позиция, – не без удовольствия сказал Юрий Петрович, – я тоже считаю, американцев и близко не было у Луны. Они только на триста километров могут от Земли удаляться даже сегодня. А их лунная программа – вранье вселенского масштаба. И они за эту ложь скоро поплатятся.
Юлия Сергеевна разливала суп по тарелкам.
– Я давно здесь не был, но у вас ничего не изменилось, – оглядывал кухню Юрий Петрович, – хорошо, что на Земле есть место, где ничего не меняется, и ты можешь туда вернуться – это, как путешествие в прошлое.
– А на что нам меняться? – сверкнула глазами Юлия, – отец давно бросил нас – еще при советской власти. Все, что они с мамой нажили, тут и осталось. У нас даже телефон старинный – без кнопок. А Игнат по специальности только год проработал: получал в поликлинике копейки, а после рождения Егора уехал на заработки под Екатеринбург, – вздохнула Юлия, – и я потом туда перебралась с Егором. Игнат мог месяцами дома не появляться. Деньги присылал, сначала неплохие, потом все меньше и меньше. А потом я узнала, что у него уже появилась другая семья. После этого его из бригады уволили за что-то. Он вернулся работать на "скорую помощь". А я возвратилась в Уральск и смогла только еле-еле на почту устроиться. Бухгалтером. Так и работаю уже сколько лет. Получаю, сам понимаешь, гроши. Так что не до ремонтов – только бы Егора выучить. Вот и тянем с мамой вдвоем.
– А сейчас-то хоть помогает сына растить?
– Нет. Только письма иногда присылает и звонит раз в год.
– Вот черт, какой злокозненный! – разглядывал белесую Луну, висевшую за окном, Юрий Петрович, а затем добавил неожиданно, – да, твоя сказка о красном паучке была какой-то жуткой…
– Так, уже хорошо начал, с похвалы, – иронично улыбнулась Юлия Сергеевна, – очень многообещающее вступление. Неужели, наконец-то попросишь моей руки?
– Возможно, – сразу поскучнел Лукьянов, – только можно я спать лягу пораньше, а то у меня сегодня перенасыщенный день получился. Глаза сами закрываются.
– А как же "красный паук?".
Вместо ответа Юрий Петрович увлек Юлию Сергеевну в спальню и моментально расправил кровать.
– Ты уверен? – едва успела спросить Юлия, – времени еще восьми нет.
Но в следующее мгновение Юрий Петрович уже вытряхивал ее из воздушного летнего сарафана.
– Товарищ полковник, улица Социалистическая восемь беспокоит.
– Говори.
– Я хотел спросить, товарищ полковник, Все подряд записывать или как? А вдруг отношения пойдут?
– Какие отношения?
– Ну, секс, например. Они в халаты обрядились.
– Записывай все подряд.
– Вас понял, буду писать все подряд.
– А в целом-то как?
– Все нормально.
– Хорошо, продолжайте наблюдение. И будьте готовы к проникновению в квартиру "гостей".
– Мы давно готовы, товарищ полковник. Дежурят две группы по четыре человека в квартире на втором этаже и в квартире на четвертом. Ждем "гостей".
– По нашим данным нападение произойдет под утро – часа так в четыре. Не теряйте бдительности. Меняйтесь чаще. И старайтесь действовать бесшумно. Задержанных – сразу ко мне. Как поняли?
– Вас понял, товарищ полковник. Наблюдение продолжаю. Прием.
– До связи.
Глава 17
Суббота, 17 июля 1999 года. Урал. Ранний вечер
– Танк? В самом деле – "тридцатьчетверка"? – недоверчиво улыбалась Наталья Павловна.
– С пробоиной в башне? И вы пытались запустить двигатель?
– Пытались, но ничего не вышло. Все закоксовалось и проржавело за столько лет: он же в сырой земле находился. Сейчас двигатель надо, как минимум, перебрать.
В этот момент к полковнику Зыряновой подошел пилот и вручил сложенный лист бумаги.
Наталья Павловна быстро прочитала и спрятала послание в сумочку.
– Лукьянова обнаружили, – сообщила она Валенде.
– Живой? С чемоданом?
– Да, с ним все в порядке. Чемодан при нем. Лукьянов находится на квартире одноклассницы – Юлии Сергеевны Подгорной. Вы знакомы?
– Да, её я знаю, – ответил Валенда.
– Пьют чай. Лукьянов побрился под ноль. Чувствует себя нормально.
– Слава богу, – искренне обрадовался Валенда. – Все под контролем?
– Да, наблюдение установлено и защита тоже. Я хочу спросить, Павел Васильевич, – Наталья Павловна вернулась к теме "танк", – а вам не страшно было залезать в этот танк? Вы же еще школьниками были, а в танке люди погибли.
– Конечно, было не по себе, особенно в первую минуту, – откинулся на спинку кресла Павел Васильевич. – Скоро посадка, – добавил он и закрыл глаза.
– Павел Васильевич, вы уснули? – тихонько теребила за локоть Валенду Наталья Павловна.
– Что, прилетели? – Павел Васильевич закрутил головой.
– Нет. Просто предлагаю вам проговорить вслух все мероприятия! А я послушаю.
– Послал же Бог такого неугомонного руководителя! – бурчал Валенда, зевая. – Наверное, за грехи мои. Тут надо каждую секунду использовать для укрепления здоровья, а сон – это первейшее средство! Ладно, слушайте, если у вас совести нет. И корректируйте, если что не так скажу. Итак, сегодня чемодан Теслы вручили Юрию Лукьянову. Затем Лукьянов сбежал, но вскоре был найден вместе с чемоданом. За ним установлено круглосуточное наружное наблюдение, – заунывно перечислял этапы майор Валенда. – Пойдем дальше. Принимаем за рабочую гипотезу, что перенос с Украинского фронта танка весной сорок четвертого года, смерть начальника особого отдела гарнизона, телеграмма о Зорине являются результатами таинственных опытов Николая Ивановича Кондратьева с чемоданом от Николо Теслы. А дальше еще интереснее, – окончательно проснулся Павел Васильевич, – я скрупулезно исследовал дело Кондратьева, и у меня имеются все основания полагать: Кондратьев отводит своему племяннику особую роль в продолжение эксперимента. Последние слова Николая Ивановича, произнесенные им в вашем присутствии перед смертью, тому подтверждение.
Полковник Зырянова загадочно улыбалась:
– Продолжайте.
– Теперь следите за моей логикой, товарищ полковник, а в случае неточности, поправляйте.
– Конечно.
– Первое. У Кондратьева оказываются образцы аппаратуры или чертежей, а может, просто какие-то наброски Николо Тесла. Справедливости ради, надо отметить, что, по всей видимости, Кондратьев самостоятельно работал над подобной темой, а в санатории он дополнил свои разработки Тесловскими идеями.
– Принимается.
– Второе. Кондратьев, разрабатывая технологию всеобъемлющего, глобального перехвата вражеских данных, отправляемых по радио, либо случайно, либо специально, встраивает в принимающий контур рации прибор Теслы и получает потрясающие данные! Но данные не сорок четвертого года, а из будущего! Образцы имеются в деле, такая новостийная подборка, похоже, из Интернета, типа: Маккартни дал концерт на Красной площади, создание рукотворного иона золота, сканирующий микроскоп, смерть папы римского Иоанна Павла Второго и так далее.
– Что там насчет Маккартни?
– В подборке новостей было сказано, что Пол Маккартни дал концерт на красной площади в мае 2003 года, – отвечал Валенда. – Если это так, то я первый куплю билет.
– И для меня, пожалуйста.
– Договорились. Третье. Скорее всего, в одном из экспериментов, Кондратьев неожиданно для себя произвел переброску материального тела – танка с передовой! – продолжал Валенда.
– Нуль-транспортировка?
– Возможно, только пока нуль-транспортировка не признана официальной наукой. Четвертое. Особого времени на эксперименты у заключенного спецучреждения Кондратьева не было, поскольку он находился в условиях несвободы, но Николай Иванович, как настоящий русский ученый, продолжает эксперимент и приходит к пониманию, что он вышел на открытие мирового уровня! Итак, пятое. События последних драматических дней пока неизвестны, но я уверен – и ряд обстоятельств указывают на это – Кондратьев, находясь под смертельной угрозой, решает поступить самым фантастическим образом: доверить секрет своего открытия родственной душе – не родившемуся еще племяннику Лукьянову Юрию Петровичу – сыну родного брата своей будущей жены. Но, что удивительно, отец и мать Юры еще не были знакомы: Зоя Федоровна Захарова тогда проживала в Уральске и работала в госпитале, а Лукьянов Петр Осипович воевал на Украине. И Николай Иванович это все легко устраивает с помощью своей аппаратуры!
– Ну, это вы загнули!
– Возможно. А что еще прикажете делать, когда такие дела имеют место быть?!! Уж больно захватывающая история получается – почище "Острова Сокровищ" Стивенсона: у участников экспедиции только тонна золота была поставлена на карту, а у нас под носом величайшее открытие современности, позволяющее управлять всем миром, временем, материей и энергией с пространством!
– Ладно, ладно. Еще Стивенсона приплели, – дала вовлечь себя в дискуссию полковник Зырянова, – и что же это за прибор такой?
– В деле восемь-восемь имеются сведения, что накануне войны Николо Тесла тайно посетил Москву и был принят самим Берия в секретной резиденции. Также есть свидетельские показания, что Николо Тесла привез с собой чемодан с клеймом на крышке в виде вензеля из двух латинских букв "NT". Именно такой чемодан с клеймом и фигурирует в деле Кондратьева. Это, конечно, только догадка, товарищ полковник, но я предлагаю взять за основу такую гипотезу: Кондратьев с помощью особого воздействия на будущие события разрабатывает некий алгоритм, в котором главным действующим лицом становится его племянник Лукьянов Юрий Петрович. Кондратьев наметил в будущем некую временную точку, и я полагаю, что это девятнадцатое июля этого года. И к этому дню у нашего Юрия Лукьянова должен появиться определенный набор вещей, аппаратуры, приборов и документов, достаточных для реализации эксперимента со временем и пространством, подобного тому, который сумел провести в апреле сорок четвертого года сам Кондратьев Николай Иванович! И сейчас надо постараться воспользоваться ситуацией и вынудить Лукьянова провести эксперимент под нашим контролем. И теперь на первое место выходит день восемнадцатое июля, то есть завтра. В день рождения Андрея Зорина. Для праздника все подготовлено, с Зориными уже переговорили – они согласны. Вся компания, включая вас и меня, поедет на автобусе "Мерседес" в воскресенье утром пораньше. Более того, те, кто не в отпуске, взяли в понедельник отгул.
– А Уральск – красивый город? – сменила направление полковник Зырянова.
– Уральск – замечательный город на Южном Урале, – задумчиво ответил Валенда. – И там живут хорошие люди – мои одноклассники и друзья. И живет там Лукьянов Юрий Петрович, который скоро прибьет меня, и будет прав. И где-то там – внизу, санаторий, где творил настоящие чудеса Николай Иванович Кондратьев. Все, похоже, садимся! Пристегиваем ремни!
Глава 18
Апрель 1944 года. Спец учреждение на одном из озер на Южном Урале
Из динамика трофейного приемника мощно вырывалась песня: напористый мужской баритон, окруженный плотным аккомпанементом гитар и барабанов, уверенно вспарывал завораживающим потоком энергичных, английских слов жарко натопленное пространство санаторного номера. Розовый от умывания и бритья, Николай Иванович Кондратьев внимательно просмотрел английский рукописный текст и повторил вслух прозвучавший припев:
– Джа-а-а, гуру-и де-и-и-ва-а! О-о-м-м! Nothing’s gonna change my world. Что ж, – прищурил близорукие глаза Николай Иванович, – судя по общему звучанию, это может означать только одно – космос! И сразу начинает невыносимо щемить сердце от неосознанной бесконечности и необъяснимой тоски, – потер он грудь слева.
Откашлявшись, Николай Иванович тихонько пропел, но по-русски:
– Ничто не собирается изменить мой ми-и-и-р.
– Так может сказать только глубоко верующий человек, – продолжил пояснения самому себе Николай Иванович, – да, очень необычно поет этот товарищ Джон Леннон. А переводик-то, получается, совсем неплохой! Начало, во всяком случае, многообещающее.
Глядя на сумеречный пейзаж за окном, Кондратьев негромко продекламировал:
Тихим дождем бесконечным капли – слова ниспадают,
Сонно скользят по Вселенной: льются в бумажный стакан,
Здесь – на пороге Вселенной, слезы – слова высыхают,
Там – на пороге Вселенной – липкий, холодный туман…
– Надо, надо быстрее записать, пока не забыл, – встрепенулся Кондратьев, – куда же этот карандаш задевался? Никогда его на месте нет!
В этот момент белая дверь номера с шумом распахнулась.
В комнату стремительно вошел лейтенант НКВД Петров, и, расстегивая на ходу шинель, бросил:
– Сюда едет Шустрый. Ну и духота! Открой окно! – скомандовал он.
Лейтенант НКВД Петров Иван Владимирович был высокого роста, в шинели и сапогах, носил аккуратные, черные усики на красивом смуглом лице и имел привычку внимательно рассматривать их в маленькое дамское зеркальце. Еще одной страстью лейтенанта Петрова был процесс ухаживания за ногтями на руках. Иван Владимирович, как скрипач союзного уровня, содержал свои ногти в идеальном порядке и с пугающим усердием обрабатывал их маленькой, трофейной пилочкой. Занятия эти прекращал лишь во время взаимодействия со старшими по званию. В данный момент ни пилочки, ни зеркальца в руках Петрова не наблюдалось, и этот факт указывал на сильное беспокойство лейтенанта НКВД Петрова.
– Добрый вечер, Иван Владимирович, – Николай Иванович поспешил к балкону, придерживая правой рукой свои круглые очки. – Право, не ожидал вашего появления! Вы же говорили, Марк Глебович никогда у нас не появится и что только вы….
– Ты что, Кондратьев! Не понял?! Сю-да е-дет Шу-стрый! – по слогам повторил сосредоточенный Петров, сваливая портупею на чистую скатерть рядом с графином. – Я сам узнал об этом полчаса назад и, слава Богу, успел первым! А это что за идиотская песня? Союзнички что ли распелись на радостях!? Выключи немедленно!
Николай Иванович щелкнул тумблером. В номере стало тихо.
– Сейчас начало седьмого, – разглядывал свои трофейные часы Петров, – Марк Глебович собирался выехать около девяти вечера. Я думаю, у нас час – полтора есть. Давай ставь чайник и готовь аппаратуру!
– Слушаюсь! Аппаратура у меня всегда наготове, – улыбался по инерции Кондратьев, наливая в чайник воды из графина. – Но только мне надо вам кое-что пояснить, товарищ лейтенант.
– Как будто могилой пахнет? – неожиданно спросил Петров, принюхиваясь. – Или мне показалось?
– Никак нет, товарищ лейтенант, не показалось, – отвечал Николай Иванович. – По приказу начальника санатория и под руководством завхоза до самого вечера копали землю в лесу для досыпки в имеющиеся в учреждении растения. А у меня здесь фикус, поэтому мне выделено целое ведро перегноя. И Кондратьев показал на ведро с коричневато-черной землей.
– Вот, отогреется за ночь, и я аккуратно насыплю ее в кадушку. Кроваво-красный паучок, не видимый беседующими людьми, внимательно осматривал очертания санаторного номера, восседая на дужке ведра.
– Кондратьев! – на глазах серел от злости Петров. – Через час здесь будет Шустрый, а ты со своей кадушкой! Быстро все готовь! И чтобы без всяких фикусов, понятно?
Кондратьев вытянулся и затем поспешил с чайником за водой. Закат полыхал багрово-красной полосой над дальним лесом.
– Это все политрук Осадчий! – пояснял злым голосом Петров вернувшемуся Николаю Ивановичу. – Накатал, сволочь, бумагу о том, что наша группа топчется на месте и отстает от графика. Хоть бы что-нибудь понимал! Сегодня продемонстрируешь результат – по варианту "сигма". Понял? Там у нас очень эффектно получается!
– Так точно, – побледнел от ужаса вслед за Петровым Николай Иванович. – Эффектно-то эффектно, но с этой "сигмой" не все чисто, това…
Петров подскочил к Кондратьеву. Вдавив ему в губы надушенный кулак, зашипел, оглядываясь по сторонам:
– Тсс…Молчи лучше, Кондратьев, а то я за себя не отвечаю.
Кондратьев нюхал кулак и моргал сквозь запотевшие очки.
– Покажешь наш ре-зуль-тат по варианту "сигма"! – по слогам произнес тихим голосом Петров. – Остальное тебя не касается. Понятно?
"А если не получится? – окатило жаркой волной Кондратьева. – Тогда мне конец. Я же знал, что это когда-нибудь случится. Единственное, что утешает, Петров тоже ответит по всей строгости за свои идиотские выходки! Не захотел делать все, как положено! Ему результат эффектный подавай! Любой ценой! И придумал заниматься этим идиотским проектом "сигма". Фокус-покусами – вместо серьезных научных изысканий. Эх, надо было сразу отказаться от этой дурости, и вернуться в бригаду на лесоповал. Черт побери! Вот сейчас все вскроется, и меня доставят на коптильню.
Голого подвесят на крюке под потолок, как свиную тушу. А там холод собачий! Мама!".
В этот момент жар Николая Ивановича сменился нестерпимым ознобом, от которого не было никакой защиты, и он взмокшей спиной ощутил космический холод, проникший непостижимым образом через балконную дверь со стороны озера.
Губы Кондратьева непроизвольно задрожали: