- Отец, - склонил голову Иренак. - Зачем мы здесь? Где крепость урусов? Надо бы спалить её, а не тратить время на дома простых пахарей.
Княжичу шёл пятнадцатый год - время становиться воином. Он пытливо смотрит на отца - не заругают ли его за гордыню, за самонадеянные советы старшему?
- Верно говоришь, Иренак, - невозмутимо отвечал князь. - Но не стоит пренебрегать возможностью нанесения твоему врагу наибольшего урона из возможного. Но они успели увести людей в крепость - кто-то донёс урусам о нашем приближении.
- Значит, крепость стала сильнее? - приуныл Иренак.
- Вовсе нет, - улыбнулся отец. - Теперь там больше лишних ртов и меньше возможности уйти прочь в целости.
Разъяснив задачу подчинённым, Паскевич приказал оставашейся части батальона немедленно выдвигаться к месту скорого появления неприятеля. Стрелковая рота, усиленная одним миномётным и двумя пулемётными расчётами, отправилась на позиции, не теряя ни минуты. Приданный роте санвзвод, экспроприировав остававшиеся в Майской телеги, двинулся следом. В селении остались миномётчики, штаб батальона, связисты, бойцы хозвзвода, а также пулемётный расчёт, прикрывавший броды - ставшие теперь второстепенным направлением.
Рота заняла позиции на пологом склоне холма, покрытого колючим кустарником и нагромождениями крупных валунов. Пулемётные расчёты заняли фланговые позиции, перекрывая путь в долину на приенисейские луга со стороны подножия Лысого кряжа, отстоящего от сунгарийцев на несколько сотен метров. Не прошло и часа, как на склоне появились первые отряды кыргызов.
Командир первой роты старший лейтенант Фёдор Матвеев, выходец из поморской семьи, чья родня обустраивалась в южном Приморье, получив все необходимые инструкции от Паскевича, сейчас раздавал чёткие команды подчинённым. Спустя некоторое время, проведённое стрелками в тягостном ожидании, группы вражеских всадников, пополнившись спускающимися с кряжа соплеменниками, двинулись вперёд. Вскоре, завидев не таившихся сунгарийцев, чей стяг развевался над позициями, они отвернули коней. С пронзительным посвистом и гиканьем кочевники вернулись за подмогой, выпустив в сторону бойцов Матвеева с десяток стрел, вонзившихся в землю далеко перед их позициями.
Кыргызы сбивались в сотни, не решаясь атаковать урусов, покуда их не соберётся внушительный кулак. И уже потом сотни лучников забросают склон холма стрелами, урусы ринутся вперёд и тогда в бой войдут тяжеловооружённые латники.
- Ждём, ждём, - повторял старлей, наблюдая за тёмной массой кочевников, готовой стронуться с места. - Уже скоро.
Его бойцы только что отогнали меткой стрельбой небольшие группы лесовиков-езерцев, которые пытались подобраться к позициям с флангов, скрываясь в густом кустарнике.
Наконец, будто повинуясь единому приказу, кыргызское войско двинулось по скошенному лугу. Для того чтобы выйти на простор приенисейских равнин, к крепости и деревням русских, кочевникам нужно было пройти мимо роты сунгарийцев да обогнуть деревню Майскую, зажатую между каменистыми холмами и бурным потоком реки. Лучники, составлявшие большую часть войска, разбившись на несколько отрядов, ускорили шаг своих коней, а плотные ряды латников неспешно двигались за ними следом.
Защёлкали затворы винтовок, хищно поводили стволами пулемёты, примериваясь к фронту своей работы.
- Приготовиться! - громко раздался приказ Фёдора Матвеева. - Прицелы выставить на триста метров!
Войско врага приближалось с немалым шумом, который производил топот тысяч лошадиных копыт, ржание и грозные, полные ярости, выкрики воинов. Каждый род кыргызов имел свой боевой клич - уран. Колыхались на ветру разновеликие стяги с остро вырезанными углами, топорщились длинные копья с бунчуками. Урусов-воинов немного, это знали все окрестные князцы, а селения пахарей беззащитны. На сей раз алтысарский князь Ишей, собравший сильное войско из лучших воинов по праву надеялся на то, что удастся уничтожить крепость урусов и восстановить былое влияние в регионе.
- Стрелять по моему сигналу! - снова прозвучал зычный голос Матвеева. - Дай-ко винтовочку мне, Пров, - слова были обращены к снайперу, прикрепленному к отделению управления ротой. - Сейчас я его упокою.
Офицер вскинул винтовку и прицелился в заранее выбранную им цель - знатного воина в богатых пластинчатых доспехах, возглавлявшего передовой отряд лучников. Восседая на сильном жеребце в роскошной сбруе, защищённом нагрудником, воин то и дело оборачивается на своих людей, подбадривает их. Наконец он вынимает из колчана стрелу, прикладывая её на лук, натягивает тетиву. Острие стрелы смотрит в чистое, без единого облачка, небо. Полёта стрелы князя Бехтенея ждут сотни лучников, готовых спустить тетиву.
Громко треснул выстрел. Матвеев снова взялся за бинокль, отдав винтовку цокнувшему от удовольствия Прову. Там, на лугу, знатный воин завалился набок, уронив на землю шишак с плюмажем из конского волоса. А вскоре и сам он безвольным кулём свалился вниз, оставшись одной ногой в стремени. Не успел стихнуть звук выстрела, как воздух буквально взорвался от грохочущего рыка обоих пулемётов и хлёсткой винтовочной трескотни. В первую очередь стрелки выбивали коней, которые, падая и кувыркаясь, ломали себе ноги и давили седоков. На лугу наступил сущий ад. Грохот не прекращался ни на минуту, кыргызы валились с коней десятками, не понимая, что их убивает. Уже совсем скоро всадников обуяла паника, раненые кони обезумели, и над лугом раздался общий горестный вопль. Пулемёты смолкали лишь на короткое время, необходимое для перезарядки или смены горячего ствола. Жатва смерти наделала в рядах врага жесточайшее опустошение, а склон, на котором находились сунгарийцы, покрылся клубами порохового дыма.
- Прекратить стрельбу! - прозвучала новая команда Матвеева, продублированная ординарцем.
Внезапная тишина непривычно давила на уши, но уже вскоре стали различимы звуки, доносившиеся оттуда, куда только что летели пули. Эти звуки заставляют сжаться сердце любого человека, но сердце солдата к ним чаще всего глухо.
- Примкнуть штыки! В цепи! - над позициями слышались новые команды ротного командира. - Пулемёты на телеги!
- Красноярцы, командир! - поднимая пыль и разбрасывая камешки, спешно спустился с гребня даур-ефрейтор из первого отделения. - Из крепости!
Холм, на котором засели сунгарийцы, огибали конные стрельцы и казаки, числом около полутора сотен, возглавляемые воеводой Протасьевым. Бородачи, изумлённые тем ливнем свинца, что обрушили на войско врага 'сибирские стрельцы царя Сокола', придерживали коней и бросали на стрелков недоуменно обалделые взгляды. Красноярский воевода, извещённый о скором появлении киргизцев, собрал и вывел войско для вспоможения своему союзнику. Он хотел ударить по неприятелю, когда тот уже схватится с ангарцами. Обычно такая тактика срабатывала в столкновениях с приенисейскими туземцами - они, не выдерживая удара в спину или во фланг, ломали свой строй и в панике разбегались. Но сейчас было всё по иному - отряд ангарцев дал врагу достаточно времени, чтобы те развернули войско и попытались их атаковать. И когда каждый лучник из киргизцев был готов спустить тетиву, чтобы послать на головы воинов Паскевича одну из сотен стрел, те словно косой прошлись по конному войску.
Наконец прошло первое оцепенение и красноярцы, славя Богородицу, бросились рубить мечущихся в панике кочевников, уже не способных к организованному сопротивлению. Тех, кто не потерял разум от страха, на бродах у Майской снова встретил убийственный огонь пулемёта и лишь отказ механизма подачи патронной ленты спас жалкие остатки кыргызского воинства, сумевших спастись, преодолев бурный поток реки.
До самого вечера шёл разбор тел убитых для подготовки их к сожжению - воевода Протасьев менее всего хотел видеть под стенами Красноярска горы разлагающихся трупов. Князя Ишея, возглавлявшего войско, среди мертвецов и раненых не нашли, как и среди пленных, согнанных красноярцами и даурами к Майской.
- Жаль, - произнёс по этому поводу Паскевич. - Тогда нам придётся задержаться здесь и навестить несколько становищ в поисках сего князца. Да и Ерофея искать надо.
Пленных, лишив доспехов и снаряжения, начали отпускать прочь уже к вечеру, когда занимались первые погребальные костры. Красноярский гарнизон пополнили три сотни коней, пойманные казаками на лугах. А местные жители, помогавшие пленникам в разборе трупов, изрядно запаслись мясом погибших животных.
Вечером следующего дня казачий разъезд завидел большую группу всадников, появившихся на склоне Лысого кряжа. Неужель киргизцы совсем выжили из ума, сызнова вернувшись к месту упокоения их сотоварищей?! Однако вскоре дауров, посланных навстречу конного отряда, объяла радость - это возвращались их братья из отряда лейтенанта Котомарова. Вернулись и злобинцы во главе с Дементием.
- Товарищ полковник! В мунгатовом становище врагов не было, качинцы предали. Князец Мунгат дал коней. По возвращению в расположение прошлой ночью моим отрядом и казаками был разбит конный отряд киргизцев, расположившийся на отдых. Был пленён и алтысарский князец Ишей с сыном! - докладывал Ерофей, глядя Паскевичу в глаза. - Потери личного состава - четверо раненых, один средней тяжести.
- Себя тоже посчитал? - нарочито строго спросил Лазарь, кивая на забинтованную ладонь лейтенанта, после чего широко и добродушно улыбнулся, пожал офицеру здоровую руку и приобнял его:
- Молодец, Ерофей, не подвёл! Отдыхайте!
Последствия этого боя ещё предстояло оценить, но Паскевич уже взялся за планирование дальнейших операций. Для начала следовало закрепить успех, проведя несколько рейдов в верховьях Енисея. Красноярцы горячо поддержали его в этом. Также нужно было восстановить сожженный Ижульский острог и похоронить погибших там воинов. А пленённого князя с сыном решено было везти в Москву. Воевода Пётр Ануфриевич только так согласился оставить его в руках ангарцев. Собрался в столицу и сам Протасьев, составив для государя несколько грамот с описанием боя сибирских стрельцов и киргизцев.
Глава 5
Корея, южное побережье. Май 1648 (7156)
Вечерело. После захода светила за скалы, покрытые буйной зелёной растительностью, наконец, спала жара, осточертевшая экипажам за этот долгий день. В пусанской бухте установилась долгожданная прохлада. Вообще-то, строго говоря, никакого города Пусана на этих берегах ещё не было и в помине. Сейчас тут располагалась лишь японская торговая миссия, именуемая корейцами Вегван, что означало нечто вроде 'представительство карликов' да несколько посёлков. Эта бухта - достаточно глубокая и спокойная -защищённая скалами и островами от волн и ветров, с шикарными песчаными пляжами и целебными горячими источниками, бьющими прямо у берега моря, была известна сахалинцу Киму не понаслышке. В Пусане, втором по величине городе Южной Кореи и одном из крупнейших мировых портов, Сергей успел побывать ещё перед армией, работая электриком на контейнеровозах, ходивших в Пусан из Корсакова. В сам город, правда, вырваться ему тогда так и не удалось, о чём он позже часто сожалел. Зато теперь... Но теперь это было совсем другое дело. Да и другое время.
С наступлением сумерек заканчивалось и время, отведённое воеводой Сазоновым японцам из Вегвана - им было предложено отпереть ворота миссии и принять там гостей для переговоров.
- В Идзухаре было проще, - опустив подзорную трубу, недовольно проговорил Ли Хо, постукивая пальцами по лееру. - Князь Со не заставил нас ждать слишком долго.
- Это всё же Корея, мой дорогой друг, - негромко ответил Сергей Ким, едва заметно улыбнувшись. - Не стоит начинать с пальбы на отчих землях.
- Верно, сейчас можно и потерпеть, - согласился с Сергеем Минсик, обменявшись взглядом с молчаливым Кангхо. - А вот в Идзухаре только так, силой, и надо было действовать. Бить, пока не пришли в себя, не опомнились! Верно?
Пихнув друга в плечо, Ли добился от Сонга лишь короткого кивка головы. Минсик, полный гордости за товарища, удовлетворился и этим. Сонг и неделю тому назад, при высадке на Цусиме, командуя головным отрядом морпехов, сохранял, по словам принца Бонгрима или просто Ли Хо, своё 'мужицкое спокойствие'.
Тот знойный день надолго запомнится Минсику, теперь он знал, о чём будет рассказывать своим детям чаще всего. Высадка в заливе Ташамура была назначена на раннее утро. Далеко вдающийся в берег залив, с обилием мелких бухточек был для оного предприятия весьма удобен. Он перерезал остров поперёк почти на всю его ширину и предоставил для адмирала Сартинова полную свободу действий. Адмирал, кстати, после разведки так бурно восхищался удобствами Ташамуры для стоянки или же базирования флота, что воеводе Сазонову даже пришлось его немного успокоить. Но и Алексей Кузьмич остался доволен:
- Назовём его заливом Решимости! Если это наш Рубикон, то мы его переходим!
Ночная стоянка у небольших скальных островков прошла спокойно, а утром, с первыми лучами солнца, амурские корветы, в том числе три корабля второй очереди - 'Громобой', 'Богатырь' и 'Тангун', направились в восточную часть залива, где и была произведена высадка. На этих трёх кораблях завершалась первая очередь строительства военных кораблей на амурских верфях, теперь было необходимо заняться не менее насущными проблемами экономического освоения дальневосточных землиц - побережья Уссурийского края, Сахалина, Курил и Эдзо, где только недавно - в прошлом месяце, был устроен торговый пост. Там же сейчас находился и 'Кастрикум'. Помимо торговых функций миссия ангарцев занималась и важной дипломатической работой - среди эдзосцев начали ходить слухи о царе Соколе, чьи пределы соприкоснулись с землёй айну. Нумару с сыновьями этому всячески способствовал, частенько принимая у себя посланников от глав островных родов, а также военных вождей айну. Особенно обстоятельным был визит вождя племени сибуцари Сагусаина, высокого и физически сильного человека, весьма влиятельного на острове. Вместе со своим зятем Риттоином он часто и подолгу беседовал с Нумару, кроме того вождь порывался разговаривать с несколькими бородачами-казаками, к слову, похожими на него самого, и очень сокрушался оттого, что русские его не понимали. Поднявшись на борт корабля, вождь внимательно исследовал флейт и даже провёл на нём две ночи. Перед убытием Сагусаин общался с Рамантэ, выудив из лейтенанта всё, что тот знал о жизни подданных царя Сокола и самом властителе рыжебородых братьев.
Так вот, для лучшего сообщения, в том числе и с Эдзо, на амурских верфях закладывались датские боты - вместительные суда с отличными мореходными качествами. Датскими они были изначально, всё же пройдя некоторую коррекцию со стороны поморских мореходов, вобрав в себя лучшие качества обеих школ корабелов. Проектировалось и судно-сухогруз, необходимое для каботажных перевозок большого количества груза одновременно, что было нужно для постепенного перевода верфей во Владивосток - но для него, в отличие от ботов, уже требовалась паровая машина.
Уже в самом начале высадки возникли проблемы - японцы, сопровождавшие по берегу корветы на их пути по заливу, принялись обстреливать из луков шлюпки с бойцами батальона морской пехоты, набранного из дауров, служивших на сунгарийских канонерках и корейцев, там же проходивших курс молодого бойца. Островитян было немного, не более двух с половиной сотен - их заметили ещё прошлым вечером прятавшихся в высокой траве близ устья Ташамурского залива.
"Тангун" дал холостой залп - японцы, среди которых в основном были голоногие лучники, более всего похожие на крестьян, и лишь около тридцати конных воинов в неплохих доспехах, подались было назад, но невероятным усилием воли всё же сумели вернуть себе былую уверенность и, прячась в колышущемся от ветра тростнике, пускали стрелы по приближавшимся морпехам. Кангхо Сонг, надвинув на лоб каску, первым соскочил в воду и пошёл вперёд, с шумом расталкивая перед собой воду. В одной его руке была зажата рукоять тяжёлой голландской шпаги, выменянной им у одного из офицеров с "Кастрикума", во второй находился револьвер. За ним со шлюпок начали спрыгивать остальные морпехи в касках и лёгких кирасах, держа винтовки с примкнутыми штыками над водой. Шлюпки взяли обратный курс, за следующей партией бойцов. Тут же "Тангун" и "Громобой" дали по холостому залпу, но на этот раз испугались разве что кони японцев, а воины лишь присели на мгновение, продолжая посылать стрелы в сторону берега. От кирасы Сонга уже отскочило несколько стрел, одна застряла в сочленении доспеха. На бедре корейца зияла рваная рана, штанина набухала кровью - широкое острие стрелы рассекло кожу в незащищённом месте. Не замечая этого, Кангхо буквально пёр вперёд, как рассерженный носорог. Японцы, обменявшись быстрыми взглядами, отбросили луки и схватились за короткие мечи. Пешие пропустили вперёд конных самураев и с яростными и пронзительными вскриками бросились вслед за ними на полусотню ангарцев.
- К бою! - раздалась громкая команда Сонга. - Строй!
Морпехи в считанные секунды собрались, выстроившись в две шеренги - первая на колено, вторая стоя. Десятки винтовочных стволов смотрели на стремительно приближающегося неприятеля, на лезвиях штык-ножей играли солнечные блики. Бойцы ждали лишь команды, держа палец на спусковом крючке.
- Огонь!
Слитный залп полусотни ангарок выкосил с два десятка нападавших и, самое главное, в тёплый береговой песок повалилось около половины коней, увлекая за собой наездников. Некоторые из них после падения изловчились быстро встать на ноги и продолжить атаку. Первого из них Кангхо застрелил из револьвера, второго ранил шпагой, бойцы добили его штыками.
- Готовсь!
Перезарядив оружие, морпехи были готовы стрелять снова, однако японцы в растерянности остановились, подавшись назад, озираясь на самураев, которые, повернув коней, бежали с поля боя. Кангхо не стал давать отмашку на залп, дав возможность цусимцам отступить, забрав своих раненых. Выдвинувшись вперёд, морпехи однако захватили оставленных ими на берегу двух легкораненых островитян, придавленных мёртвыми лошадьми. Плацдарм был захвачен и высадка продолжилась.