– А может стоит обхитрить Ярла, – и самому оборвать столь ненужную и бессмысленную теперь жизнь? – Подумал он. – Ведь впереди у меня только боль, позор и стыд. Сначала я буду упираться и строить из себя гордеца и храбреца. Потом меня сломают и я расскажу все. Знаю я немного, и может быть половина того что знаю, – сплошная липа. Но то что я заговорил, станет очередной победой Ярла. А потом я превращусь в жалкое, хнычущее существо, готовое целовать пятки своих палачей, умоляя о смерти, которая оборвет мои мучения. Да, – определенно не стоит доставлять своему победителю такую радость, – надо самоубиваться самому.
Смелое, достойное истинно мужественного человека решение. Наш герой не стал хвататься за призрачные надежды на чудесное спасение. Но увы!!! Даже этого выхода ему не оставили. Седой обнаружил что он связан по рукам и ногам, и не способен причинить вред самому себе. Ни тебе; – разбить с разбегу голову о стену, ни задушиться собственными путами. Невозможно даже разбить голову о пол, из-за подстеленного под него тюфяка. Палачи Ярла, оказались настоящими профессионалами.
А вскоре пожаловали и сами, эти с позволения сказать, – профессионалы. И спустя несколько минут, Герой наш оказался перед лицом Ярла, с руками, заведенными за спину, и примотанными к дыбе.
– Ну что Умник, или как ты сам себя называешь, – Блондинчик? – Настроен продолжить общение? – весело сказал Ярл, задирая голову Седого и глядя в его глаза.
… "Блондинчик", – произнес он, словно бы пробую на вкус это сочетание звуков, – Должен заметить, это прозвище, твоя первая ошибка. Ну никак не тянешь ты на Блондинчика. Не та…., как бы это сказать, – фактура. Блондинчик, – он кто? Существо несолидное, легковесное и бестолковое. А в тебе чувствуется масть, характер, сила. Подобного тебе, – народ никогда бы Блондинчиком не назвал. Вот Умников, Громилой, или Волчарой, – мог бы. Ну на худой конец, – Белым бы назвал, по масти, а вот Блондинчиком, – никогда. Так что это прозвище, – ты себе явно сам придумал. Скажешь нет?
Седой промолчал. Один из палачей потянул веревку, и руки Седого взметнулись вверх, выворачивая его суставы. Но Ярл одним взмахом ресниц удержал его.
– Что Белый, – ты со страху язык проглотил, или сдуру решил в героя поиграть? – еще более весело спросил он его, – Ну что же, – молчи. Молчи подольше. Чем дольше ты молчишь, тем больше у моих ребят будет веселья. А мне твое молчание без разницы, я и так знаю твое настоящее имя, кто ты есть, кем был раньше, а также, – кто, и зачем тебя сюда послал.
Я даже знаю больше чем ты сам. Знаю например, что все сведения и планы, которые ты, (как истинный фанатик), попытаешься сохранить в своей голове, – сплошная липа. И знаю что твои начальники, – которых ты похоже так боготворишь, ни на грош не поверили в успех твоей затеи. Пока ты дурачок строил планы как избавить мир от очередного "Зла", – они как люди прагматичные, – набили твою голову разным дерьмом, благословили тебя на "смерть и подвиг", а потом стукнули нам, естественно "по секрету", – про твое, так называемое задание. А потом, кое-кто из ближайшего окружения твоего разлюбезного Великого Вождя, – за небольшие в общем-то деньги, – рассказал мне об истинном смысле твоего задания. Так что ты, – Ярл не смог удержаться от ехидного смешка. – Оказался дураком дважды. Первый раз, – когда связался с такими идиотами и продажными мерзавцами как твой Великий Вождь и его свита, а второй, – когда вздумал тягаться со Мной.
В этот момент, взгляд Седого наконец сфокусировался, и он смог по настоящему посмотреть в глаза своему Врагу, и прочитать в них то, что дало ему мизерный шанс на хоть какую-то, но победу.
– А ведь он не уверен в том кто я. – Промелькнуло в голове Седого. – Не знает, и страшно боится ошибиться. А вдруг я не тот Белый, что послан врагами убить его? Что если тот, настоящий Белый, до сих пор на свободе и продолжает охоту? Конечно, там, у края леса, – он многое прочитал в моих глазах. Но похоже он не так склонен доверять своим чувствам, как привык это делать я. Да и наверное не так уж мало людей имеют повод ненавидеть Ярла. И возможно, они уже пытались его прикончить, (Уж больно сильная у него охрана). А если у него и впрямь есть сведения обо мне из самого окружения Вождя, – то там я должен быть описан как человек непростой, и очень опасный. И тот факт, что я пытался заколоть его, но не сумел – оставляет немало места для сомнений. Вот он и сомневается, вот потому-то он и здесь. Не для того чтобы насладиться моими, – а для того чтобы узнать правду.
Эта мысль, окрылила нашего героя и подарило ему надежду.
…. Нет, не на жизнь, но на победу в новой игре с Ярлом.
– Пусть мучаемся и страдает как можно дольше – Злорадно подумал он. – Я буду молчать, сколько хватит сил. А когда уже не смогу больше держаться, – во всем сознаюсь. Только Ярл не дурак и понимает, что под настоящими пытками, любой признается в чем угодно. Так что повод для сомнений у него останется. И он будет продолжать бояться. Прятаться за кольцом охраны, вздрагивать от каждого шороха.
А я. Я превращусь в странствующего по этому миру духа, и буду смотреть на его страдания и ржать как ненормальный. (да откуда взялось, это ненормальное ржание?).
– Что-то не пойму я, о чем это ты Ярл, – открыто посмотрев в глаза своему мучителю произнес он. – Что это ты там понапридумывал про какого-то Белого, я в жизни про такого не слышал. Я конечно никакой не Блондинчик, но и не Белый. И кем я был раньше, теперь неважно. Но благодаря тебя, – я стал Седым. И за это, я тебя все равно убью. Мертвым приду, – но убью. Так что ходи, ешь и спи с оглядкой. Потому что став духом, я буду невидим. Я всегда буду рядом с тобой, и в любую минуту буду готов прервать твою жизнь. А теперь, можешь пытать меня. Все равно, боль, сильнее чем ты мне уже причинил, – ты мне уже причинить не сможешь. Потому что настоящая боль в душе, а не в теле.
– Да Господин. – Сегодня он признался что он Белый … – Сказал главный палач Ярла, на утреннем докладе, – и продолжил в ответ на немой вопрос своего хозяина, – Да, целую неделю говорил что он Седой, и ни в какую не признавал себя Белым. Потом, даже когда начал бредить, то называл себя Седым, Полтинником и разными другими старыми кличками, но только не Белым.
– …. Полтинником???? Почему?
– Почему Полтинником? – да Боги его знают, – Видно совсем у него в голове все перемешалось. И собственные воспоминания и бредни его вождей. – А сегодня малость очухался и говорит, – мол, – "Да, я Белый и есть. Только убейте поскорее".
– И ты веришь ему?
– Ну что сказать? Чтобы человек продержался столько сколько он, – я лично, подобного не припомню. Все обычно на второй-третий день ломались. А он, аж целых семь продержался. Уж мы старались, и так и эдак. Да ты сам на него посмотрите, это уже не человек, а кусок мяса. И что интересно, – на редкость живучим оказался поганцем. Да на его месте любой другой, уже бы раз десять подох. А он жив, и держится почти молодцом. Иногда даже продолжаем хамить.
– Так он Белый или нет?
– Я так не думаю. Уж если и впрямь Белым оказался, – сломался бы давно. Его бы собственная гордость заставила бы признаться. А он не в какую, твердит, – "Мол Седой я, и точка", – Вот этому я верю. Потому что, такие сильные люди, когда у них ничего больше не остается, только за гордость и держатся. И уж что-что, а свое прозвище они скрывать не станут. А он столько продержался.
– Значит, все таки не Белый?
– Скорее всего нет.
– Проклятье, опять не на того нарвались. Сколько этих "Белых" уже через твои руки прошло?
– Этот четырнадцатый будет.
– Четырнадцатый. А настоящий Белый, все еще где-то на свободе. Затаился где-то, наблюдает за мной и злобно похихикивает. Свернулся как змея, и в любой момент может выскочить из-под придорожного камня и смертельно ужалить.
– Так ведь его тогда твоя охрана в один миг растерзает. Он же не дурак, понимает это и вряд ли сунется.
– Это же фанатик. Я таких видел. Собственная жизнь для него ничто, по сравнению с моей смертью. Он небось только рад будет умереть вонзив в меня свой кинжал. И меня признаться, это нервирует. …Ладно, Злыдень с ним. А мне надо другими делами заниматься…. Ты что стоишь?
– А с этим то что делать. Как с прежними?
– Естественно.
Изуродованный, кровоточащий и стонущий от боли кусок мяса, который некогда был нашим героем, вытащили из пыточной, и протащив по холодному сырому коридору, бросили в одну из камер.
– Вот тебе новый дружок, – весело сказали тюремщики обращаясь к царящему в камере мраку, и не дожидаясь ответа закрыли тяжелую массивную дверь.
Ответа и не последовало. Но через какое-то время, к тому, что когда-то было Седым, кто-то подполз, и омыв его раны свежей холодной водой чем-то их замазал.
Но Седой, этого не увидел и даже не почувствовал. Поскольку уже давно пребывал в том состоянии, когда душа уже почти покинула еще упорно продолжающее жить тело.
… Но до чего же упрямо было это тело. Никак ни хотело оно спокойно помереть, отпустив на свободу запертую в нем душу, прекратив собственные страдания.
И как не рвалась прочь от боли и мук эта душа, – тело все-таки победило. Уже на третий день, душе пришлось капитулировать и окончательно вернуться в свою временную, бренную и такую строптивую обитель. А довольное тело зашевелилось и с жадностью вылакало заботливо поднесенную кем-то воду, после чего опять провалилось в затяжную спячку.
На следующий день оно опять ожило и уже прибывало в этом мире чуточку побольше времени, достаточное, чтобы вылакать еще одну чашку воды, и даже что-то прошептать потрескавшимися губами.
И так оно разохотилось жить, что спустя уже пять дней, Седой, почти перестав быть просто телом, – предстал перед взглядами изумленной публики, способным кое-как шевелиться и даже говорить слабым голосом, но человеком.
Правда публики-то и не было, да даже если бы и была, – ничего бы она не увидела, поскольку в мрачном узилище, в кое повергли нашего героя его враги, – не было даже намека на свет.
Но наконец наш герой достаточно окреп, чтобы заинтересоваться местом своего пребывания, и той приятной компанией, с коей ему предстоит, неопределенное время делить свой досуг.
– Слышь, – ты кто? – задал он вопрос темноте, еще слабым, но уже вполне настойчивым голосом.
– Меня тут все зовут Стариком. – Ответил ему ровный, и даже не лишенный приятности голос.
– А где это мы?
– В подвалах, одного из замков Ярла, которые он приказал переоборудовать под тюрьму.
– И давно ты тут?
– Смотря с чем сравнивать. Если со всем сроком моей жизни, – то сущие мгновения. А если с собственными ощущениями, – то целую вечность.
– А я тут, – давно?
– В этой камере, – примерно пять дней.
– Надо же, ничего не помню.
– Не удивительно, – когда тебя сюда бросили, я думал ты тоже умрешь.
– "Тоже", – означает что я здесь уже не первый…, – такой?
– Нет, не первый, – шестой. Но ты первый кто выжил. Как мне кажется, Ярл отправляет сюда тех, кого не очень хочет видеть в живых, но приберегает на всякий случай, – вдруг понадобимся. Но если мы умрем, – он особо печалится не будет…
– Тебя значит тоже…., и за что, если не секрет?
– Не секрет, он не смог получить от меня интересующие его сведения. Страшно обиделся и…..
– А ты Старик силен, если не сломался даже под пытками.
– Я просто не знал того, что он от меня хотел. А тебя, так, – за что?
– Хотел Ярла убить.
– Что ж, я знаю Ярла совсем недавно, но твое желание меня нисколечко не удивляет. На мой взгляд, Ярл, – редкостная скотина.
В этот момент дверь камеры отворилась, в нее вошли пара здоровяков при оружии. Причем один из них, держал в руке факел, свет которого мгновенно ослепил несчастных узников. А второй, – тащил в руках две бадьи. Увидев наших героев столь мило беседующими, они страшно удивились и один из них сказал другому;
– Смотри-ка, а этот жмурик все-таки ожил. Вот уж не думал. Надо Старшому будет сказать, – то-то он удивиться.
– А думаешь это тот же? Может в прошлую смену сюда кого нового закинули, а тот, совсем скопытился и лежит себе где-нибудь в углу.
– Да и Злыдень с ним, пусть себе лежит до следующей смены, а то еще нам с тушкой возиться прикажут, – выносить, закапывать. А я признаться, нынче хотел отоспаться.
– Что ж ты ночью то делал?
– Известно что!!!!!
– С той толстухой из кухни?
– Ага, вот я тебе скажу, – баба так баба. У нее….., (последовавший рассказ мы не будем приводить по причине нашей врожденной застенчивости, порожденной хорошим воспитанием и чтением классической литературы. – (Боже, как давно это было). Впрочем всем кого этот рассказ может заинтересовать, мы рекомендуем зайти в ближайшую к вашему дому пивную, –… прислушаться. И вскоре, вы услышите примерно те же слова, что и говорили эти второстепенные персонажи).
Не обращая внимание на пленников, они обсудили свои дела, поставили бадью на место и собрались уходить. Перед отходом один из них подошел к Седому, и сказав напарнику, что все-таки хочет убедиться тот это или не тот доходяга, поднес факел почти к самому лицу Седого. Поглядел, а потом со словами, – "А Злыдень его знает", – вышел из камеры.
– Я так понимаю, что это наша кормежка? – заинтересованно спросил Седой, у которого волнения и тревоги прошлых дней, вызвали немалый аппетит, – Так, что тут у нас? В одной лоханке вода, в другой бурда. Ты чего будешь?
– Давай сначала бурду. Вот тут у меня пара мисок.
Седой, на ощупь наполнил пару грубо сработанных глиняных мисок. И уползя в свой угол начал есть из свой миски, стараясь не думать о судьбе прежних хозяев этой посуды.
Несколько первых глотков дошли до желудка вполне приемлемо, но потом, и вышеозначенный желудок, да и весь организм в целом, справедливо возмутились попыткой накормить их эдакой дрянью. Седой дисциплинированно предпринял еще несколько попыток откушать данного угощения, но все они оказались неудачными.
– Интересно, – подумал он, – А как Старик, на таких харчах существует, ведь это же сущее дерьмо.
– Слышь Старик, – ты как это жрешь? – решил он возместить себе отсутствие деликатесов, приятной застольной беседой. – Это же просто гавно какое-то!
– Ну не то что бы гавно. – благодушно ответил Старик. – Хотя конечно кое-что тут от говна имеется.
– В каком смысле?
– В том, что в те самые бадьи, в которых нам это угощение принесли, – нам потом придется гадить.
– ????????????????????????
– Извини, других удобств тут не предусмотрено. А по углам срать, – еще хуже выйдет, так что приходится…. . Но ты лучше не бери в голову, – есть то все равно необходимо. Иначе сдохнешь.
– Да уж я лучше сдохну.
– Все так говорят. А как поголодают денек другой, – на третий, хошь – не – хошь, а за ложку хватаются.
– Вот ведь Ярл, – сука. Такие порядки завел. Небось специально, чтобы поиздеваться.
– Вполне возможно. Хотя скорее всего, все намного проще. Это же не специально построенная тюрьма. Тут, при прежнем хозяине, – винные подвалы были, а чуть дальше, кладовые. А в них, как ты понимаешь, никаких специальных удобств не предусматривалось. Когда Ярлу понадобилось устроить где-то узилище для особых пленников, он приспособил для этого ближайший к его ставке замок.
– Ну могли же, для Этого принести отдельную посуду?
– Зачем лишний раз возиться? Ты пойми главное, – мы для них уже не люди. А так, – слизь подвальная. Так что лишняя посуда для нас, это роскошь. Нас и кормят-то тем, от чего свиньи отказались.
Все эти, не внушающие оптимизма сведения, несколько опечалили нашего героя, и окончательно отбили и так отсутствующий аппетит. Некоторое время он молча сидел, понуро опустив буйну-голову, и погрузившись в свои геройские думы. Затем, когда шевеление извилин в его голове сделало полный оборот, он поднял голову и спросил; –
– И что, никто отсюда живым не ушел?
– На моей памяти, – нет!
– А удрать….?
– Это каменный мешок. Дверь одна. Ты ее слышал! Толстенная и прочная. Взломать ее нечем. Больше никаких отверстий, ходов или лазов нет. Простой, добротный каменный мешок. Ты удивишься, – но здесь даже крыс нет!
– А может того, подкараулить охранников, когда они очередной харч принесут и…..
– Охрана тут может и не самая бдительная, но тоже не из дураков набрана. Заметил? – пока один тут в камере находился, – другой, все время с факелом около двери стоял, и за меч держался. Только попробуй дернуться, – прикончит живехонько.
– Так что ж нам тут, – помирать что ли?!?!
– А ты вечно жить хотел?
– Может и ни вечно. Но и подыхать собственное дерьмо треская, я не согласен! Лучше уж пусть меня в драке прикончат.
– Да, из тебя сейчас тот еще боец. С кем драться то собрался? С муравьем, или на таракана замахнешься?
Тут Старик конечно нашего героя уел. Силенок у него едва хватало на то, что бы удержать в руках чашку с теплой, и отвратительно пахнущей водой….
Кстати!!! Седой, ведь точно помнил, что в недолгие моменты, когда он приходил в сознание, – то пил чистую, холодную и очень вкусную воду. Или это измученное болью сознание играло с ним такую шутку? Да и то, что еще вчера поднес ему Старик в качестве еды, хоть и не было разносолом, но вкус имело вполне приличный.
– Старик, – а чем ты меня раньше поил-кормил? – задал он вопрос, подозрительно смотря в тот кусок темноты, в котором, судя по звукам располагался его сокамерник.
– Тем же, что и сейчас. – Ответил тот. Но по его голосу, и благодаря старой командирской привычке чуять ложь, Седой понял что тот что-то не договаривает.
– Темнишь, ох темнишь ты Старик, я может и был никакой, да и с памятью у меня непорядки, но уж ежели что я в жизни и запоминаю, так это, – что ел, и что пил. Так что, если не хочешь проблем, – лучше выкладывай-ка правду! – грозно сказал Седой, но потом, решив смягчить тон, добавил – Я ведь может последний человек, с которым ты в жизни по-дружески поговорить сможешь.
– Правда.., друг мой….., (прости, не знаю как тебя зовут), правда она часто бывает очень – …разная. И не всегда понятная и приятная. – Так стоит ли пытаться ее узнать?
– Слушай Старик, – я сейчас не в том состоянии, когда хочется играть в эти игры со словами. – Устало произнес Седой. – Поэтому будь любезен, просто скажи рядом с кем мне придется провести последние дни моей жизни? Даже если ты шпион Ярла, подосланный что бы выведать у меня, что-там-хочет-Ярл-знать, – имей сострадание, – признайся. Не хочу я умирать рядом с совсем уж распоследней сволочью.
А то я до самой смерти, больше ни одного звука не произнесу. И ты от меня ничего не узнаешь. Проторчишь понапрасну несколько дней в этой темноте и вони. А Ярл тебя все равно за это по головке не погладит. А наказать, за то что с заданием не справился, – может вполне, уж я-то его нрав знаю. Так что не надо со мной хитрить, а просто скажи правду! Тебе самому легче станет. А я помру рядом с человеком, которого хоть чуть-чуть, но уважаю.
– Вот, об этом-то я тебе и говорю, – ты уже сам придумал для себя правду. А понравиться ли тебе моя? – задумчиво сказал Старик. А потом, словно бы на что-то решившись сказал, – Я не Ярлский шпион, как ты себе вообразил. Но так получилось, что я и сам не знаю, кто я?
– Это как же?