Тамплиеры. Рыцарь Феникса - Юрий Сазонов 11 стр.


Рука Гуго де Безансона, ехавшего слева от Томаса, метнулась к ножнам, но приор жестом удержал сержанта. Выехав вперед, он придержал коня и спокойно обратился к вожаку тех, кто перегородил им дорогу:

- Зачем ты останавливаешь нас, добрый человек? Мы мирные путники, направляющиеся в аббатство Тороне, что между городами Драгиньян и Бриньоль. Тамошние братья-цистерианцы вывели, говорят, новую породу овец, вот мы и хотим на них посмотреть: правда ли это овцы мясной породы, и, если забьешь их, сколько мяса получишь с каждой овцы.

Ехавший с ними рыцарь Шарембо де Конфлане, не отличавшийся могучим умом, вылупил глаза на приора. Да и перегородившие тропу всадники начали изумленно переглядываться: меньше всего отряд переодетых храмовников походил на мирных овцеводов. Томас, однако, отлично понял де Вилье и усмехнулся. Их было двадцать два человека, если, конечно, считать Жака. С той стороны тоже не больше двух дюжин. Приор ясно намекнул людям короля, что, если те вступят в бой, их перережут, как овец.

Подъехавший сзади Робер презрительно хмыкнул:

- И с чего это они раскомандовались именем короля на земле, которая принадлежит князю Римской Империи и королю Неаполитанскому? [36]

Хрипатого человека, впрочем, слова храмовника ничуть не удивили и не смутили. Широко осклабившись, он заявил:

- Знавал я таких волков, что горазды были рядиться в овечью шкуру - только и на них находились охотники. Я Рауль де Жак, королевский прево. Мне велено было догнать и доставить на суд беглого еретика и преступника, именуемого Жераром де Вилье, а также рыцарей Энбера Бланка, Гуго де Шалона, Пьера де Буша, Гильома де Линса, Жерара де Шатонефе и прочих, общих числом одиннадцать, вкупе с сержантами и служителями. И поверь мне, тамплиер, - прево сузил глаза, а ухмылка его, напротив, сделалась шире, - я старый гончий пес, и если уж вцеплюсь волчине в холку зубами, то не выпущу.

Сказав это, Рауль де Жак резко опустил руку. Кусты по сторонам тропы зашевелились, и оттуда выступили стражники, вооруженные мечами и дубинами. Теперь численный перевес был на стороне прево. Все так же ухмыляясь, он добавил:

- Могу уверить тебя, тамплиер, что в лесу сидят три десятка моих лучших стрелков, и они держат каждого из вас на прицеле. Так что, если не хочешь получить стрелу в глаз, лучше сложи оружие и покорись.

Томас бросил отчаянный взгляд на дядю.

"Он сейчас сдастся, - понял юноша. - Он слишком благоразумен, он не будет вступать в заведомо безнадежный бой. Значит, вот так закончится моя служба - короткая и бесславная…"

Приор поднял голову и прищурился на солнце. Капюшон плаща соскользнул с его головы, обнажив отросшие за две недели пути волосы. Черного цвета в них все еще было больше, чем седины.

- Когда-то, - негромко проговорил приор, - когда я вступал в орден, у вновь посвященных братьев были мечты.

Негромкий голос его четко и ясно разнесся по притихшему лесу. Казалось, даже деревья замерли, прислушиваясь.

- Тогда мы еще удерживали Акру и мечтали о том, что однажды войдем в Иерусалим. Мы мечтали, как восстановим королевство, отнимем у сарацинов Животворящий Крест Господень, как, осененные этим крестом, построим царствие справедливости и добра. Потом, со временем, мечты изменились. Те, кто вступали в орден после нас, мечтали о почестях, о власти, мечтали о том, что будут внушать уважение и даже страх. Некоторые мечтали и о деньгах, хотя устав велит жить в бедности. Что касается нас… наши мечты выцвели, поблекли. Уже не восстановить королевство, а хотя бы удержать Акру. Не удержать Акру, но утвердиться на Кипре. Укрепить командорства. Расширить орден. Угодить сильным мира всего… чтобы они в ответ угодили нам. Но это уже не мечты. Мечты окрашены в особый цвет - не серебра и стали, но золота и солнца.

В рядах стражников раздались смешки.

- Что там проповедует этот еретик? - выкрикнул рослый громила с дубиной. - Заткните ему пасть и свяжите руки, пока он не начал творить ворожбу и не призвал на помощь своего дружка-дьявола.

Прево смотрел, недобро щуря глаза и раздувая ноздри. Так смотрит пес на добычу, выбирая подходящий момент для прыжка.

- Золота и солнца, - невозмутимо договорил тамплиер, - как Крест Господень, горящий над твоей головой в час рождения и в смертный час.

Глаза прево расширились, а рука метнулась к рукояти меча -

но было уже поздно.

- Боссеан! - выкрикнул приор Франции, и одним движением выхватил меч из ножен.

Полоска металла над его головой вспыхнула золотом в солнечных лучах. Ярко сверкнула крестовина меча - и в ответ по лесу разнесся боевой клич ордена Храма: "Боссеан! Боссеан!"

Конники де Вилье сорвались с места и неудержимой лавой врезались в толпу стражников.

Часть вторая. Глава 3. Похищение

Глава 3

Похищение

Приор не зря произнес свою речь. Лучник не может долго держать тетиву натянутой - начинает дрожать рука, рассеивается внимание. Кое-кто из прятавшихся в лесу и вовсе ослабил тетивы и опустил луки.

Полтора десятка стрел, вылетевших из чащи, упали на тропу. Две ранили лошадей, которые метнулись в стороны, стаптывая пеших стражников. Один из тамплиеров свалился с седла. Остальные на полном скаку смешались с воинами короля.

Серый араб приора мчался на полкорпуса впереди. Справа всплыло перекошенное лицо прево. Королевский слуга что-то орал своим людям, но договорить не успел - рухнувший сверху клинок рассек его череп, и прево грохнулся под копыта собственного коня. На де Вилье накинулось сразу трое, и тамплиер с яростным кличем вступил в бой.

Рев. Кровавые брызги, запах конского пота. Лязг и блеск обнаженных клинков. Поднимая и опуская меч, Томас тоже кричал - но вместо тамплиерского клича из глотки рвался боевой призыв древней Дал-Риады [37] : "Aisa! O Aisa!". Ветер в лицо и песня железа - он уже почти забыл это пьянящее чувство, когда страх остается на полкорпуса позади.

Конь Томаса столкнулся грудью с более низкорослым жеребцом стражника. Противник от толчка покачнулся в седле, и клинок его, слегка задев плечо юноши, скользнул по кольчуге. Томас рубанул стражника по горлу и усмехнулся, увидев хлынувшую кровь. Облизнув губы, он пришпорил коня, пробиваясь к приору. С флангов и с тыла набегали припозднившиеся пехотинцы.

Вот двое набросились на рыцаря Энбера Бланка и потащили его с коня. Энбер отчаянно взмахнул мечом, но не удержался и рухнул на землю. Дубина стражника поднялась и опустилась, и Тому почудилось, что он слышит страшный хруст кости. Отвернувшись, юноша продолжал прорываться туда, где приор, Гуго де Шалон и еще двое подоспевших рыцарей отбивались от вражеской конницы.

Слева возник Гуго де Безансон, почему-то с кинжалом в руке. Сержант занес кинжал и рассек одну из переметных сум вьючной лошади. На землю хлынул поток серебра. Пешие стражники, вмиг позабыв о сражении, бросились прямо под копыта - подбирать монеты. Трое или четверо конников прево вырвались из схватки и погнались за остальными вьючными лошадьми. Товарищи возмущенно орали им вслед.

И все же людей короля было больше. Из лесу подоспели лучники. Те пехотинцы, которых не зарубили и не затоптали в схватке, окружили приора. Разъяренные смертью товарищей, солдаты уже забыли про приказ короля. Как почуявшие кровь псы, они хотели лишь вцепиться в горло добыче.

- Туда! - проорал кто-то за плечом Томаса.

Юноша быстро оглянулся. Робер, Жак и Гильом де Букль одной группой пробивались налево, к развилке. Томас рванул левый повод, поворачивая коня, и срубил набежавшего стражника. Робер вонзил шпоры в бока своего нормандца. Боевой конь встал на дыбы, яростно молотя воздух копытами. Еще один солдат короля рухнул с пробитым черепом, и четверка тамплиеров ринулась в образовавшийся просвет.

Сначала Томас не видел ничего, кроме хлещущих веток, не слышал ничего, кроме топота копыт, гула собственной крови и свиста ветра в ушах, и не понимал ничего, кроме того, что они вырвались. Впереди блеснула река. Дорога шла вдоль обрывистого берега к переправе, а за переправой - земли Карла Анжуйского, Марсель и свобода. Томас натянул повод и закричал:

- Стойте!

Его жеребец пронзительно заржал, роняя клочья розовой пены - трензель [38]  порвал губу.

Робер и Жак развернули коней. Де Букль продолжал погонять лошадь к переправе.

На развилке ворочался черный клубок человеческих и конских тел. Троица Томаса врезалась в свалку, как стрела, пущенная из доброго английского лука. Четверо стражников сразу были убиты. Остальные конники прево, не ждавшие нападения со спины, бросились врассыпную. Пехотинцам повезло меньше - те, кто не успел вовремя скрыться в лесу, пали под мечами тамплиеров. Добивая последних врагов, Томас не чувствовал уже ничего, кроме смертельной устало-

сти.

В схватке погибли три рыцаря, три сержанта и семь служителей. Де Вилье был ранен в голову и плечо, Гуго де Шалону рассекли щеку, Гильому де Линсу дубиной сломали два ребра, а у Жерара де Шатонефе кровь текла из глубокой раны в бедре. Шарембо де Конфлане и еще трое, оставшиеся позади, были невредимы.

Везучий сержант Гуго де Безансон отделался парой царапин. Жак при виде брата не смог сдержать радости: спрыгнул с коня и обнял Гуго, за что получил подзатыльник. Из сервантов уцелело только двое, а орденская казна удалялась сейчас на север в компании наиболее предприимчивых стражников. Поляна была усеяна трупами их менее удачливых собратьев - около двух дюжин королевских слуг сложили головы в этот день.

Пока Гильом де Линс, знакомый с искусством врачевания, перевязывал раненых, приор бродил среди тел друзей и врагов. Он явно разыскивал что-то на изрытой конскими копытами земле. Разыскав, нагнулся - скрипнув при этом зубами от боли - и перевернул труп прево. Пошарил у него под плащом и вытащил какую-то бумагу.

Томас подошел сзади и заглянул дяде через плечо. Это был список бежавших храмовников и приказ об аресте, скрепленный королевской печатью. Юноша быстро пробежал список глазами и вздрогнул: его имени там не было.

Вероятно, приор подумал о том же. Когда де Вилье обернулся к Томасу, взгляд его ничего хорошего не сулил, однако голос оставался бесстрастным:

- Я вынужден признать, что ошибался насчет тебя. Ты многому научился у Брюса. Сегодня мы обязаны тебе жизнью.

Больше храмовник ничего сказать не успел, потому что Гильом де Линс позвал его на перевязку.

Гильом де Букль утверждал, что лошадь понесла.

Молодой рыцарь встретил их у переправы. Опустив глаза, он трижды повторил, что не справился с лошадью - смирной пегой кобылкой. Кобылка отводила глаза так же пристыженно. Де Букль не отличался особым мастерством в верховой езде, поэтому всегда подбирал лошадей спокойного нрава.

Де Вилье не сказал ни слова. Менее сдержанный Гуго де Шалон плюнул в пыль у ног оплошавшего брата. А когда де Букль отвернулся, Робер отчетливо проговорил ему в спину:

- Трус.

Плечи Гильома дрогнули, но молодой рыцарь предпочел сделать вид, что не услышал.

Последние два дня пути они ехали без происшествий, разве что Жерару де Шатонефе, бывшему сеньору Робера, с каждым часом становилось все хуже. Приор хотел оставить его в цистерианском аббатстве под присмотром монахов, но бургундец только упрямо мотнул головой. Пошатываясь, он мешком обвис в седле, и по лошадиному боку тянулась темная кровяная струя. Повязки быстро промокали. В конце концов, Робер уселся у старшего рыцаря за спиной и поддерживал его оставшиеся до Марселя двадцать миль.

Марсель окружали скалистые холмы, а внизу холодно голубело море. Старая римская дорога привела путников к высокой крепостной стене с башней из желто-серого камня - Ла Тур. Слева тянулся древний акведук, справа остался угрюмый четырехугольник виселицы Д’Аранк, именуемой местными "Вилы". На виселице болталось трое повешенных. К одному из каменных столбов прильнула седая женщина в лохмотьях, должно быть, мать. Ветер, дувший с моря, раздувал ее белые космы и черный платок. Женщин не плакала, но цеплялась за столб угрюмо и упорно, словно хотела вывернуть виселицу из земли.

Томас отвел глаза от скорбящей. Хотя тамплиеры и достигли цели, на душе у юноши было тоскливо. Жерар де Шатонефе умирал. Приор принял решение оставить его в госпитале Святого Духа, принадлежавшем иоаннитам [39]. Несмотря на вражду двух великих орденов, госпитальеры не выдадут страждущего брата. К тому же земные часы храброго рыцаря были сочтены, и вместо суда Святой Инквизиции его ждал высший, куда более строгий суд.

Но, кроме мыслей об умирающем брате, Томаса беспокоило и другое. Почему его имени не оказалось в списке? Неужели оттого, что он чужестранец? Или королевские судьи не сочли его достаточно важным? Однако среди беглых тамплиеров значился Робер, который ни годами, ни знатностью не превосходил молодого шотландца. И вот теперь приор гадает, не затесался ли в их ряды предатель, а Томас ежится от стыда - хотя стыдиться ему нечего.

Проехав ворота, путники миновали монастырь кармелитов, за оградой которого в небо вонзались темно-зеленые копья кипарисов. У ворот монастыря сидели нищие, протягивая к прохожим и всадникам изъязвленные руки и громогласно требуя подачек на французском, итальянском и каталонском наречьях. Подковы коней глухо звенели по брусчатке. Впереди уже показалось длинное низкое здание госпиталя, когда Томас кое-что заметил. Один из попрошаек вскочил со своего места у монастырских ворот и бойко засеменил за храмовниками. Порыв ветра мотнул стрельчатые кроны кипарисов, взметнул пыль и откинул полу рваного плаща бродяги - под которым обнаружилось вполне приличное одеяние из красной ткани. Нищий поспешно запахнул хламиду и кинулся в тень стены. Чуть прихрамывая, он упорно следовал за отрядом. Томас тронул коня пятками и поравнялся с едущим впереди при-

ором.

- Монсеньор…

Де Вилье обернулся. Повязка у него на лбу побурела от крови, и ее облепила серая дорожная пыль. Болезненно поморщившись, приор ответил:

- Что, Томас?

Юноша всмотрелся в лицо дяди, выискивая признаки недоверия или скрытых подозрений, однако приор просто казался усталым. Твердые черты отяжелели, набрякли веки, под глазами выступили круги.

- Не оглядывайтесь, монсеньор. Тот нищий следует за нами от самого монастыря. По-моему, он шпион.

- Вот как.

Приор не оглянулся, но выпрямился в седле и нахмурился.

- Если он шпион, - настойчиво продолжил Томас, - ему ни к чему видеть, где мы оставляем брата Жерара. У стражников короля хватит дерзости ворваться в госпиталь и подвергнуть раненого допросу и пытке.

- Я рад, что ты так озабочен судьбой брата Жерара, - сухо ответил приор. - Однако у нас нет времени, чтобы скрываться от нищих и путать следы. Если ты и вправду считаешь, что этот человек угрожает нам, позаботься о том, чтобы он никому ничего не сказал. Можешь взять с собой одного из рыцарей.

И снова Томасу почудилось, что старший храмовник смотрит на него недоверчиво и испытующе. На щеках юноши выступила краска. Уж не считает ли де Вилье, что Томас ищет предлог, дабы отстать от отряда и передать сведения их преследователям?

- Если вы дозволите, я возьму с собой сержанта де Безансона, - пожалуй, чересчур резко ответил Томас.

Если приор подозревает его в предательстве, то верный сержант уж точно вне подозрений.

- Что делать с тем человеком, когда мы его схватим?

Де Вилье прищурился.

- Наши галеры стоят у западной оконечности гавани. Гуго знает, где. Доставьте шпиона туда.

Отделившись от остальных, они свернули в узкий проулок. Справа и слева возвышались стены - одна, песчаного цвета, окружала монастырский сад, вторая, покрытая белой известью, огораживала дом какого-то местного богача. От каменной кладки несло холодом. Тамплиеры спешились и отошли в тень. Безансон молча передал Томасу повод своего коня и скользнул ко входу в проулок, где стены сходились почти вплотную. Не прошло и минуты, как показался давешний нищий. Повертел головой, приглядываясь - но после яркого солнца центральных улиц глазам требовалось время, чтобы приспособиться к сумраку. Очевидно, решив, что всадники проехали дальше, нищий развернулся и собрался уже последовать за удаляющимся отрядом, когда тяжелая рукоять кинжала врезалась ему в затылок. Подхватив обмякшего шпиона, Гуго подтащил его к лошадям и с помощью Томаса закинул на спину своего гнедого. Конь недовольно попятился и фыркнул, но сержант ласково потрепал его по холке, и животное успокоилось. Лицо ряженого соглядатая скрыл капюшон плаща - Томас успел заметить только смуглую выбритую щеку и подбородок в черных точках.

Все так же молча, Гуго де Безансон вскочил в седло. Они быстро пересекли залитую солнцем центральную улицу. Томас опасался, что кто-нибудь заметит их пленника, но обошлось: двое проходивших лудильщиков оживленно болтали друг с другом, симпатичная разносчица улыбнулась молодому рыцарю, не обратив внимания на сержанта, а паланкин знатной дамы, который пронесли два темнокожих раба, был задернут шторками.

Напротив кармелитского монастыря возвышалась изящная звонница монастыря якобитов. За оградой все те же зеленые кисти кипарисов размашисто красили небо в цвет зимородкового крыла. Безансон повернул коня к югу, где узкие, вымощенные брусчаткой улочки террасами спускались к гавани.

Когда они добрались до порта, день подернулся сумрачной поволокой. Над морем низко нависли желтые пылевые облака - это ветер, сменив направление, принес песок из Африки, из знойной аравийской пустыни. Море мгновенно налилось ядовитой зеленью. Мелкие злые волны сердито кусали камни причала. Корабли на рейде беспокойно приплясывали, крылья ветряных мельниц вертелись с тоскливым скрипом.

Из моря примерно в миле от берега выступал серый скалистый остров - как гребень подводного чудища. У его северной оконечности кипела белая пена прибоя. Выход из гавани запирали две башни и вколоченные в дно сваи, между которыми оставался узкий проход для кораблей. Томас, прикрыв рукой глаза от водяной пыли, всмотрелся. На рейде стояло два крупных трехмачтовых нефа [40], торговые галеры [41] и несколько гребных бригантин  [42]. Между кораблями и берегом сновали лодки - несмотря на волнение, продолжалась погрузка и разгрузка товаров. От подгнившей воды у причалов несло рыбой и водорослями, а с берега тянуло смолой, конским навозом, специями и потом. Кричали грузчики, торговцы и судовые офицеры, обеспокоенные приближающимся штор-

мом.

Гуго повернул коня к дальней оконечности гавани, где у самых крепостных стен виднелись два черных хищных силуэта: боевые галеры ордена. Рядом приплясывала на волнах более широкая и неповоротливая меркантия [43].

С ближайшей боевой галеры им махнули, и от борта отвалила лодка.

- "Поморник", - любовно произнес Безансон.

Томас поначалу не понял, о чем речь, но сержант тут же добавил:

- Самое быстрое судно от Палермо до Ля-Рошели. Пусть теперь Филипп гоняется за нами, сколько влезет.

Назад Дальше