- Если мы не спустимся к остальным, - резонно заметил Томас, - то сами рискуем превратиться в мощи. Монсеньор изрядно рассержен.
- Если бы я пять дней просидел в трюме без питья и еды, да еще мне бы на голову то и дело выливалось по целой бочке морской воды, я тоже был бы рассержен… ой! Да ведь и я был там!
Жак улыбался от уха до уха. Стоило мальчишке ступить на твердую землю, как к нему вернулась вся жизнерадостность.
- Пойдем посмотрим, - искушал он. - Все равно у костра от нас никакого толку.
Томас взглянул вниз. Там, на пляже, уже расцвел рыжий цветок огня - еще бледный в последних закатных лучах, но с каждой минутой набирающий яркость. Вокруг костра собрались рыцари и матросы. Несчастные гребцы остались на судне -
завтра "Поморнику" предстояло обогнуть остров, и только там, у южного берега, рабов и вольнонаемных раскуют и позволят прогуляться по бережку. Так сказал Гуго де Шалон.
- Пойдем, - продолжал упрашивать Жак. - Может, там спрятан клад?
Томас усмехнулся. Вряд ли клад спрятан в этой пещере. И какой клад? Тамплиеры на корабле говорили о золоте, о тайной казне ордена, а флорентийский поэт - о святых реликвиях. Приор отмалчивался. Впрочем, ему было не до того.
Решительно отвернувшись от приветливых языков огня, Томас запрыгал с камня на камень. Жак, радостно гикнув, помчался следом.
Пещера, впрочем, быстро разочаровала их обоих. Почти у самого входа путь преграждала стена - след давнего обвала. Ни сундуков с сокровищами, ни мощей святого, ни даже крысиного или голубиного скелетика не было на чистом, чуть присыпанном каменной крошкой полу. Сверху сквозь щель в скале пробивался розовый закатный луч. Зато вид с разбитых ступеней открывался чудесный: нежно-бирюзовое, лазурное, темнеющее на востоке море и карминно-красный полумесяц пляжа в окружении бежевых и лиловых скал.
- Пить хочется, - вздохнул Жак. - Аж горло сводит.
От скал к берегу тянулась темная полоска. Когда-то это было руслом ручья, но сейчас ручей пересох. Томас облизал потрескавшиеся губы. Во рту остался привкус соли. Этим вечером каждому достанется по три-четыре глотка тухлой воды. Если они не найдут источник, все впустую - люди погибнут от жажды.
На востоке над морем показались первые звезды. Одна, желтая, переливчатая, нависла совсем низко над водой - помигала и пропала. Томас нахмурился и сухо сказал:
- Пошли, Жак. Воинам Храма негоже стонать и охать. Завтра мы найдем воду.
Костер выстрелил вверх сноп рыжих искр. Пламя тянулось к рукам. На берегу распустилось уже целых три огненных цветка. Бежавшие из Парижа тамплиеры собрались вокруг того, что потрескивал рядом с руслом пересохшего ручья - подальше от матросов и офицеров "Поморника". С наступлением темноты резко похолодало. Томас беспокойно поеживался: лицу и коленям было горячо, а спина мерзла. И все же ни за какие коврижки юноша не согласился бы сейчас вернуться на корабль. По правую руку от Томаса устроился Жак. Молчаливый брат Жака сидел тут же, а приор и Гуго де Шалон расположились напротив. Остальные рыцари уже спали, завернувшись в плащи.
Сержант подкинул в костер ветку. Пламя на мгновение приникло к углям, а затем вспыхнуло ярче. Затрещали сучки.
- Я заметил, что ты ходил к пещере, - сказал рыцарь Гуго.
Он смотрел прямо на Томаса, щуря холодные серо-голубые глаза.
- Да, мы с Жаком, - кивнул молодой шотландец. - Только вряд ли это можно назвать пещерой. Она завалена почти у самого входа.
- Значит, ничего интересного? - усмехнулся де Шалон.
- Брат Гуго, - тихо, и, как показалось Томасу, предостерегающе произнес приор.
Пламя выхватило из темноты его резкие черты.
- Между тем, - как ни в чем ни бывало продолжал Гуго, - пещера эта известна издревле. Говорят, здесь обитала нимфа Калипсо, пленившая греческого моряка Одиссея и семь лет продержавшая его в заточении.
"Семь лет". Томас внутренне напрягся, но внешне ничем не выдал беспокойства. Он пожал плечами:
- Я не верю в сказки.
- Волшебница, семь лет продержавшая в плену смертного, - хмыкнул де Шалон.
- Гуго, замолчи, - резко бросил приор.
Де Шалон обернулся к нему.
- Зачем мне молчать, брат? Парнишка имеет право знать.
- Знать что? - спросил Томас.
Он выпрямился, глядя через костер на старших рыцарей. Приор кривил губы. Де Шалон смотрел прямо и твердо.
- Мы ведь не случайно попали сюда, - негромко сказал он, обращаясь к де Вилье. - Парень должен знать, что происходит.
- Узнает в свое время, - процедил приор.
- Узнает что? - громко повторил Томас.
Гуго де Шалон поворошил прутиком в костре и сказал:
- Много лет назад твой отец уплыл за море с венецианцем Бартоломео Дзено. Ту экспедицию возглавлял брат Пьер де Вилье, магистр Аквитании…
Лицо приора пряталось в тенях, и Томас не смог разглядеть его выражения.
- Не смотри так на брата Жерара, мальчик, - спокойно заметил рыцарь Гуго. - Ему тогда не было и двенадцати лет. Как и мне. Никто из нас не видел, как отплывал корабль… Мы знаем лишь, что из плавания не вернулся никто, кроме твоего отца. Он отправился с магистром искать западные земли, а нашелся через семь лет здесь, на этом острове. На этом самом пляже. Его подобрали рыбаки с Мальты. Твой отец уверял, что ничего не помнит, что очнулся в той пещере…
Де Шалон ткнул пальцем в темноту.
- А на допросе показал, что галера попала в шторм, - неожиданно проговорил Жерар де Вилье. - Что его выбросило за борт. И это звучало бы вполне правдоподобно, не будь при нем золотой арфы, и не исчезни он на семь лет. Брату де Пейро следовало проявить большую настойчивость.
Томас оглянулся через плечо туда, где чернел бок скалы. Ни пещеры, ни ступеней не было видно - лишь верхнюю кромку утеса и плывущие над ней созвездия. Камни должны были отдавать дневной жар, но несло оттуда лишь холодом.
Томас проснулся оттого, что журчала вода. Он распахнул глаза и уставился в небо. Луны не было видно. Орион успел перекочевать к западу в своей вечной погоне за Плеядами. В черном бархате неба мерцала крупная голубая звезда, имени которой Томас не знал.
Он приподнялся на локте. В темноте призрачно светилась белая кромка прибоя, а за ним чернота моря смыкалась с небесной чернотой. Вода журчала совсем неподалеку, и это не было звуком волн, плещущих о песок. Обернувшись, Томас увидел, что слева от него блестит узкая полоса - словно сброшенная змеиная шкура. Нет. Это ожил ручей и, перескакивая по вымытым из скал камешкам, бежал к морю. У юноши перехватило дыхание. На четвереньках он подполз к воде и погрузил в нее лицо, губы, иссушенные жаждой. Он ожидал, что сейчас проснется и ощутит во рту привкус соли и разочарования, однако вода была настоящей. Ледяной - аж зубы сводило, чистой, самой вкусной на свете водой. Томас пил долго и жадно, а потом набрал благодатную влагу ладони. Юноше показалось, что он держит полные пригоршни жидкого серебра. Вода светилась.
Взглянув выше, Томас обнаружил, что бледный жемчужный свет исходит не от воды. В воздухе перед Томасом висело светящееся, переливающееся пятно. Чем-то оно напоминало вход в пещеру - если бы тьма обернулась светом, так и выглядели бы врата в храм нимфы Калипсо.
- Томас…
Юноша мог поклясться, что этот голос он услышал ниоткуда, прямо у себя в голове, но, тем не менее, быстро обернулся по сторонам, лишь убедившись, что тут кроме него никого нет. Голос был женский, тихий, спокойный и пронизывающий холодом сильнее, чем самая ледяная вода.
- Это линза, - сказал тот же бестелесный голос. - Я открыла ее для тебя. Ты можешь войти. Ты можешь остаться. Войдя, навсегда изменишься. Оставшись, будешь вечно сожалеть о том, что не вошел. Выбор за тобой, Томас.
Оторвать ногу от земли оказалось трудно. Сделать шаг вперед - еще трудней.
Часть вторая. Глава 5. Подземелье демона
Глава 5
Подземелье демона
- Чудо!
Томас проснулся оттого, что прямо ему в глаза светило солнце, и кто-то неподалеку вопил о чуде. Затем солнечный свет заслонила чья-то сияющая физиономия… Жак.
- Свершилось чудо! - торжествующе объявил Жак. - Господь прислушался к нашим молитвам и даровал нам воду! Сухой источник наполнился…
Молодой шотландец попробовал сесть - и тут же снова упал на песок. Голова немилосердно кружилась. Радостное лицо Жака расплывалось. Несмотря на яркое солнце, Томаса трясла дрожь, а кости ломило так, будто он всю ночь таскал мешки на чертовой мельнице. И очень хотелось пить.
- Пить, - пробормотал Томас.
Из радостного лицо Жака сделалось озабоченным. Он приложил ладонь ко лбу товарища и тут же отдернул, словно обжегшись.
- Воды! - крикнул мальчишка, обернувшись через плечо. - Тому плохо. Кажется, у него лихорадка.
"У меня лихорадка?" - хотел спросить Томас, но вместо этого провалился в черноту.
Были сумерки, печально кричала какая-то птица. На ветках деревьев застыли капли влаги, тут же превращавшиеся в льдинки. Неба над головой не было - лишь то же рассеянное жемчужное сияние, которое скрывало все на расстоянии трех шагов. Словно бредешь сквозь туман - и, подобно туману, клочки сияния цеплялись за руки и одежду, запутывались в волосах, так что скоро идущий сам начинал бледно светиться.
В бреду к Томасу явился приор. Томас обрадовался, хотя подозревал, что приору в этой обители жемчужного света совсем не место. Приор сел у прогоревшего костра, подернутого серым жирным пеплом, и спросил Томаса:
- Там была женщина?
Юноша оглянулся. Кое-где жемчужный туман рвался, и за ним проступал куда более вещный и плотный берег моря, засыпанный красным песком, и взволнованные лица команды. К губам Томаса прикасалось нечто прохладное, и он жадно пил - но жажда не проходила, как будто ее нельзя было утолить водой.
- Ты видел хранительницу башни?
Томас нахмурился, собирая обрывки сна в единое целое.
- Да… Нет… был ее голос.
О зубы снова стукнула фляга или чаша, но Томас нетерпеливо отмахнулся. Надо досказать, пока чернота вновь не сомкнулась…
- Она предложила мне выбрать…
- Выбрать что?
- Там были такие чудные фигурки… Из серебра, и они тоже светились.
Нахмуренное лицо приора приблизилось.
- Фигурки? Какие фигурки, Томас?
- Животные. Необычные. Сказочные звери. Дракон. Единорог. Феникс. Но и настоящие тоже: Лев, и Орел, и Змея…
- Ты выбрал, Томас? Ты прикасался к ним?
Он напрягся, пытаясь вспомнить. Вспоминал собственную руку, которая тянется к фигуркам, и хрустальный голос: "Выбери одну, Томас. Ты можешь выбрать любую".
Он попытался рассказать об этом приору, но снова провалился в забытье.
***
В следующий раз Томас очнулся от того, что над ним спорили. Два приглушенных мужских голоса.
- …не раз предлагали вступить в ложу, - говорил первый голос, принадлежавший рыцарю Гуго де Шалону. - Но ты отказался, брат.
- И ничуть об этом не сожалею, - прозвучал раздраженный шепот приора. - Я всегда стоял на том, что в ордене не должно быть тайных объединений для избранных. Посмотри, к чему это нас привело.
Томас открыл глаза. Над ним навис узорчатый полог шатра. Мир вокруг покачивался - значит, они снова были на корабле и куда-то плыли. Сквозь полог пробивался тусклый красноватый свет. Томас облизнул губы. Голова больше не кружилась, и лихорадка прошла. Очень хотелось пить, но еще больше хотелось узнать, о чем говорят двое рыцарей. Их силуэты виднелись у дальней стены. Приор сидел на подушках, а Гуго стоял перед ним, заложив руки за спину и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
- К чему? - ответил де Шалон. - Виной нашего падения - жадность короля и, добавлю, некоторых братьев…
- Кого именно? - насмешливо поинтересовался приор. - Если начал говорить, говори. Не хочешь ли ты обвинить во всем меня?
Гуго нетерпеливо мотнул головой.
- Брат Жерар, иногда ты бываешь невыносим. Я никого не обвиняю… Но Бафомет говорит, что силу надо использовать - ибо застоявшаяся сила подобна застоявшейся воде, и засасывает, как болото…
- Бафомет не может говорить, - зло отрезал приор. - Бафомет - это отрубленная голова мавра на гербе Гуго де Пейна [49] и ничего более. То, что вы превратили его в идола, уже достаточно
скверно. Но то, что братья признаются в этом на допросах… У святой инквизиции теперь достаточно поводов, чтобы обвинить нас в самой извращенной ереси.
Рыцарь Гуго вздохнул и присел на корточки рядом с собратом. Он даже положил руку де Вилье на плечо - но, впрочем, быстро убрал.
- Брат Жерар, как ты не понимаешь… Бафомет - это мудрость, это сила, это будущее. Он учитель и освободитель. Только следуя его путем, мы построим мир правды и справедливости. Судьба дала нам шанс. Наши враги сами вручили нам оружие. Сон мальчишки - явный знак. Твой племянник избран…
- Избран для чего? - перебил де Вилье. - Для того, чтобы сгинуть в море?
- Это нам неизвестно. И мы не в силах изменить прошлое, - упрямо сказал де Шалон. - Зато можем действовать сейчас. Мы не должны отдавать амулеты. Само провидение указало нам того, кто может и должен использовать их для защиты ордена…
- Оставь в покое провидение, Гуго. Не выдавай вашу мистическую чушь за глас божий. Я никогда не принадлежал к тем, кто разводил для еретиков костры, но ты напрашиваешься… Бафомет. Сколько времени ты ему служишь? И кто еще из наших?
- Мы об этом не говорим…
- Ты не хочешь сказать мне? Предпочитаешь, чтобы твои дружки рассказали все парижским палачам? Кто, Гуго? Визитатор Франции? Великий магистр? Этот черный пес, который за ним повсюду таскался - брат Варфоломей…
- Брат Варфоломей служит только себе, - тихо произнес Томас.
Его шепот был не громче плеска волн за бортом корабля, и все же два рыцаря расслышали. Гуго де Шалон вскочил на ноги. Приор, в отличие от него, поднялся не спеша. Де Вилье подошел к племяннику и склонился над ним:
- Как ты себя чувствуешь, Томас?
- Ты слышал, что он сказал? - почти выкрикнул де Шалон из-за спины приора.
Тот ответил, не оборачиваясь:
- У меня все в порядке со слухом. Но, надеюсь, брат Гуго, ты простишь меня за то, что здоровье племянника интересует меня больше твоих бредней.
На лоб Томаса легла твердая прохладная ладонь.
- Жар спал, - констатировал приор. - Кажется, ты идешь на поправку.
- Я хорошо себя чувствую, - нетерпеливо ответил Томас. -
И простите меня за то, что я… подслушал ваш разговор.
- Не обращай внимания, - улыбнулся де Вилье. - Мы с братом Гуго часто спорим об умозрительных предметах.
Протянув руку, он снял с низкого столика кувшин и чашу для воды. Наполнив чашу, протянул ее юноше. Томас жадно приник к краю и пил, не отрываясь, пока не осушил сосуд до дна. Холодная вода источника прибавила сил, но жажда не прошла - наоборот, в груди разгоралось странное пламя, не имеющее никакого отношения к сухости во рту.
- Я слышал, - упрямо повторил Томас, отбрасывая с глаз отросшие пряди, - и не думаю, что это был умозрительный разговор. Брат Гуго считает, что мы не должны отдавать амулеты флорентийцу и его хозяевам, так? Он думает, что мой сон был знамением… Что я могу использовать одну из фигурок. Так же, как вы используете дельфина.
- Тебе не откажешь в наблюдательности, - сухо улыбнулся приор. - Но ты ошибаешься. Юности свойственна вера в чудо. Фигурка дельфина - просто счастливый талисман.
Томас внимательно всмотрелся в лицо приора, и снова не смог разгадать его выражения. Юноша отвел глаза и глухо спросил:
- Гийом де Ногарэ тоже подвержен безобидным заблуждениям? Он так хочет заполучить амулеты, что даже готов отпустить арестованных братьев… Наверное, вера в чудо свойственна не только юности.
Гуго де Шалон фыркнул и звучно хлопнул себя по бедрам.
- А мальчишка-то не промах, брат Жерар. Ему палец в рот не клади.
- Никто и не собирается класть пальцы в рот моему племяннику, Гуго, - спокойно ответил приор, - а вот положить туда немного съестного не помешает.
- Эй! - крикнул он, обернувшись к входу в шатер. - Принесите нам вина и еды!
По палубе застучали торопливые шаги. Ткань, закрывающая вход, отдернулась, и в проеме показался сержант Гуго де Безансон.
- Капитан сказал, что мы почти у цели, - сообщил он.
- Тогда тем более надо поесть, - ответил приор. - Как знать…
Тут де Вилье скривил губы в усмешке.
- … возможно, для кого-то из нас эта трапеза станет последней.
Когда шлюпка вынырнула из-под каменной арки, холод и полумрак сменились ослепительным блеском воды и ярким солнечным светом. Томас перевел дыхание. Скальные ладони, сложенные домиком наверху, вызывали тревогу. Юноше почему-то казалось, что остров хочет раздавить хрупкую лодчонку и людей в ней - хотя мокрые глыбы смотрели равнодушно, как и положено камню. Откуда же предчувствие опасности?
- Полегчало? - неожиданно спросил приор, сидевший на веслах.
Томас вскинул голову. Де Вилье улыбался.
- Я знаю, что ты чувствуешь. Сам трясся от страха, когда в первый раз проплывал через эту щель. Все чудилось, что скалы по бокам схлопнутся и раздавят меня, как ореховую скорлупку.
Томас попытался представить дядю трясущимся от страха - и не смог. Намного легче представлялись ожившие и исполненные злой воли утесы.