Наталья Андреевна показала пальцем в другую сторону: в конце зала за искусственным палисадником стояли разноцветные столики кафе "Кухинья у Београду".
- Ух ты, - удивился Ян, - югославы!
- Забыла совсем, - она резко остановилась, - мне нужно Косте позвонить было.
Яну стало немножко неудобно, словно это из-за него вся такая правильная Наталья Андреевна запамятовала позвонить мужу.
- Вы, Ян, идите, поешьте. А мне возьмите сок, пожалуйста. Яблочный, вишнёвый - всё равно.
- А как же обед? - огорчился Ян - как-то не по-компанейски получалось.
- Да я что-то переоценила свой аппетит. Хотя… возьмите мне, что ли, вкусный кренделёк какой-нибудь. И обедайте спокойно, не переживайте - у меня долгий разговор.
Она чуть поджала губы, уткнулась в меню телефона. Уже из кафе Ян зачем-то обернулся. Наталья Андреевна, прижав телефон к уху, отошла в сторонку, свернула назад, к магазинным полкам, скрылась из виду.
"Не переживайте, у меня долгий разговор". Фраза, конечно, вырвалась из контекста, но именно теперь и захотелось немножко попереживать. Смутное чувство тревоги, в таких разнообразных проявлениях посещавшее Яна в последние дни, опять вернулось. Что может быть за долгий разговор с мужем, если они только сутки, как не виделись? Или у них общий бизнес? Не похоже. Не похоже, чтоб Наталья Андреевна вообще имела отношение к бизнесу…
Размышляя о чужих телефонных разговорах, он взял поднос, ложки-вилки, прошёл к раздаче. Ничего особо югославского в меню не было, разве что гуляш, который с не меньшим основанием мог считаться и блюдом венгерским.
Ян машинально набрал того-сего, и только добравшись до десертов, призадумался. Легко сказать - "кренделёк"! Выпечки как таковой здесь не предлагалось, стало быть, надо выбрать что-то из пирожных. "Не стоит волноваться по пустякам!" А как тут не волноваться - вдруг не то пирожное выберу. Совсем же не знаю, что она любит… Наконец, Ян решился и схватил то, какое взял бы себе.
Расплатился, сел за стол, начал торопливо есть. Разговоры, конечно, всякие бывают, но если она вернётся раньше, чем я всё съем, неудобно же получится - я тут мясо лопаю, а ей - кренделёк с соком… Да, похоже, уже пора писать пособие "Сто способов ввести себя в состояние аффекта"…
Наталья Андреевна появилась очень вовремя - Ян как раз разделался со вторым блюдом и перешёл к десерту. Она вернулась какая-то взбудораженная, но в хорошем настроении, наверное, разговор прошёл так, как она хотела, или сначала поспорили, но она настояла на своём.
Ян не очень представлял, как возможно препираться с железобетонным Константином Эдуардовичем, но, с другой стороны, Наталья Андреевна - она вон какая…
"Кренделёк" был одобрен. Пришлось забирать его с собой, как и сок - Наталья Андреевна возжелала сразу продолжить путешествие.
Выворачивая с парковки к въезду на автобан, Ян обратил внимание на "БМВ" с открытым - совсем не по погоде! - водительским окном. Машина стояла между въездом и выездом, под зеркалом на лобовом стекле болталась дурацкая погремушка - красный пластиковый шарик, а на нём какая-то чёрная крокозябра - то ли насекомое, то ли птица. Ян вообще не понимал, для чего нужны всякие висюльки - только внимание отвлекают!
Водитель "БМВ" - круглоголовый бритый тип, похожий на какого-нибудь солнцевского братка, локоть из окошка, и всё такое, - проводил Яна нехарактерно задумчивым взглядом, словно пытался в уме взять сферический интеграл.
Интересная страна Германия, кого тут только нет!
При попытке съесть "кренделёк" Наталья Андреевна вся обсыпалась крошками и едва не опрокинула сок. Они с Яном посмеялись над этим и потом подтрунивали друг над другом до самого Майнца.
Глава 7. Профессор Себе-На-Уме
Кёльн, Германия
3 марта 1999 года
- Покажи глаза, - сказал Эдгар Донован, подойдя к окну.
Им дали два номера, оба с видом на автобан, ведущий на юг к Франкфурту - шестиполосный, утопленный ниже уровня земли, с перекинутыми поверху пешеходными мостиками. На другой стороне асфальтовой реки за унылым забором темнели приземистые заводские корпуса. Шлагбаум на въезде едва успевал подниматься и опускаться - машины сотрудников одна за другой въезжали на территорию предприятия. Без десяти восемь. Утреннее небо, грязновато-бесцветное, как пустой лист дешёвой писчей бумаги, предвещало, что и весь день будет таким - никаким.
Джереми Холибэйкер встал перед шефом, подвигал зрачками влево-вправо, давая рассмотреть, что линзы встали ровно и не слишком видны.
- А у меня? - спросил Донован, удовлетворившись произведённым осмотром.
Холибэйкер внимательно рассмотрел его глаза с разных углов.
- Безупречно.
В поездках каждое утро начиналось так - с проверки качества маскировки. Одна линза прозрачная, одна бледно-жёлтая, превращающая голубой глаз в болотно-зелёный. Обладание предметом заставляет владельца помнить об осторожности. Не стоит щеголять гетерохромией - даже на территории дружественного государства.
- Контрольные пакеты прошли, линия активирована, - устроившийся за журнальным столиком Дэвид Батлер возился со связью, чувствуя себя человеком второго сорта. Он был единственным в группе Донована, кому пока не посчастливилось обзавестись предметом.
Размещённое в обычном "дипломате" шифровальное устройство соединяло ноутбук с телефонной линией. Выдернутый из сети телефонный аппарат грустно замер в сторонке.
Минорное настроение Батлера, случающееся последние месяцы всё чаще, беспокоило Донована. Он привык быть уверен в своих парнях, всегда стоял за них горой - и ждал от них того же. Тем более, что с приходом молодого умника их маленькая и уютная группу совершила настоящий прорыв. Теперь уже целых два предмета находились под контролем Донована. Разговоры о несостоятельности проекта, о скором роспуске, о проедании государственных средств - вся эта шелуха разом была забыта. Группа получила официальное название "Отдел опережающей социологии" - что законспирировало её в том числе и в кругу ближайших коллег.
Только два высших чина в руководстве ЦРУ в общих чертах понимали, над чем ведётся работа, какие задачи решаются. И пользовались своим эксклюзивным знанием, подключая специалистов-"социологов" к решению деликатных, точечных задач.
Первую металлическую фигурку удалось банально купить - и даже не за деньги. Дело было в Заире в мае девяносто четвёртого. В соседней Руанде обострился национальный вопрос: армия и военное ополчение народности хуту сошлись во мнениях, что хороший тутси - мёртвый тутси. Полмиллиона трупов за полтора месяца, два миллиона беженцев, ООН чешет в затылке, обсуждая, не пора ли уже что-нибудь сделать…
Донован и Холибэйкер прибыли в Киншасу, чтобы отработать интересный сигнал. С потоком беженцев-тутси принесло слухи о великом проводнике, выводящем людей из Руанды в обход сторожевых постов хуту через лабиринты пещер в непроходимых горах Вирунга. Дипмиссия в Заире насобирала целую папку таких историй.
Поездку из Киншасы на восток они запомнили надолго - впервые оказавшись в ситуации, когда любой подросток с автоматом наперевес у шлагбаума, перекрывающего в джунглях дорогу из ниоткуда в никуда, может решить, что жить тебе незачем - и никто в целом мире не оспорит его решение.
В предгорьях они нашли жильё в шумной неспокойной деревне рядом с наспех обустроенным лагерем для переселенцев. Сотни франков хватило, чтобы для них освободили небольшую хижину - хозяева перебрались к соседям, благодарно улыбаясь.
Тутси предпочитали не задерживаться в здешнем лагере и уходили вглубь территории - подальше от границы. Деревня кишела пришлым людом - французскими наёмниками в поисках работы, бельгийскими миссионерами, подозрительными английскими топографами. Ночами в окрестностях постреливали.
Почти неделя душной жары и тотальной антисанитарии, пустопорожних сплетен между европейцами, удручающего общения с апатичными тутси из лагеря, коротких вылазок в горы в сопровождении бывалых французов. Граница существовала только на картах. Вулкан Карисимби стоял бесснежным, и местные говорили, что это плохая примета.
Донован умел смиренно переносить неудачи. Большей частью слухи о носителях предметов оказывались пустышкой, ничего не поделать. Пару раз, как хотя бы в девяносто первом в Швеции, рыбка срывалась с крючка в последний момент. С некоторых пор Донован начал подумывать, не он ли сам - причина собственного невезения.
Но в этот раз долгожданная удача вернулась на его сторону. Очередной отряд беженцев спустился к деревне, возглавляемый высоким стройным тутси. Его глаза горели сине-зелёным светофором: Донован, ты на верном пути!
Проводник пробыл в деревне всего ночь и с рассветом направился назад. Донован смотрел из своей хижины, как тот уходит - легко, невесомо, призрак леса, лишь ствол автомата чуть покачивается за спиной. Вернётся ли он?
Донован так и не познакомился с проводником прошлым вечером. Все заранее подготовленные сценарии рассыпались в прах, стоило посмотреть этому тутси в лицо. Такой не польстится на деньги, не купится на лесть, не посочувствует чужому делу - потому что по сравнению с тем, чем занят он сам, всё остальное - ни к чему.
Пять-шесть дней, подсказал знакомый пастор-бельгиец, и великий сын гонимого народа тутси вернётся с новыми спасёнными. Он с каждым разом уходит за ними всё глубже. Чистая душа, пример всем нам! Да минуют его горести и напасти!
Всю следующую неделю Донован и Холибэйкер спорили, ругались, разыгрывали сценки, проговаривали возможные диалоги, банально доучивали незнакомые французские слова. Никакого хорошего плана так и не зародилось, так что пришлось рассчитывать на один из посредственных.
Но удача Донована крепко закусила удила! На рассвете седьмого дня в горах к востоку гулко грохнул взрыв. Вскоре послышались крики о помощи, и из леса стали выбегать по одному перепуганные тутси. Женщины и дети едва держались на ногах. А потом мужчины вынесли из-под полога джунглей два залитых кровью тела. Одному горемыке, наступившему на противопехотную мину, было уже не помочь. Вторым раненым оказался проводник. Кровь хлестала из разорванного осколком бедра и обрубленной ниже колена ноги.
Печальная мулатка - сестра милосердия из лагеря - как могла, остановила кровь, но на все вопросы качала головой отрицательно: два-три часа, и всё, шансов нет.
Донован прорвался в палатку к раненому, тот был в сознании. Ничего величественного в облике проводника сегодня не наблюдалось - обычный чернокожий, такой же, как все вокруг.
- Ты ведь хочешь жить? - спросил Донован. - Я могу тебе помочь, слышишь? Я могу вызвать вертолёт, через час он будет здесь, и тебя спасут. Слышишь?
Проводник едва слышно чмокнул спёкшимися губами, что вполне засчитывалось за "Oui" [21].
- Ходить ты уже не сможешь, - размышлял Донован вслух, внимательно следя за реакцией тутси. - Но одну ногу ещё, наверное, можно сохранить. Нужны хорошие врачи.
Раненый едва заметно смежил веки.
- И твой талисман - он тебе уже не понадобится. Он приносит удачу в дороге, ведь так? - Донован играл наугад, но не боялся ошибиться. Сейчас или никогда! - Пусть он послужит кому-нибудь ещё, как ты думаешь? Разреши взять твой талисман мне -
и через пять минут за тобой вылетит вертолёт с врачами, даю слово.
Ничего особенного не было в этом проводнике сегодня - простой тутси, которому страшно умирать. Проводник опустил взгляд. Донован истолковал этот жест верно - расстегнул воротник его рубахи и потянул за кожаный ремешок, тянущийся с шеи тутси за пазуху.
О, годы ожидания, вы остались позади! Серебристый Муравей, как живой, всеми шестью лапками стоял на покрытой бисеринками пота груди проводника.
- Спасибо, - прочувствованно сказал Донован. - Только держись, помощь идёт!
Одним движением походного ножа перерезав ремешок, он сжал Муравья в руке, выбежал из палатки и, расталкивая нерасторопных тутси, бесцельно слоняющихся по лагерю, помчался через деревню к хижине, где ждал Холибэйкер.
- Рацию, быстро!
Голос диспетчера базы утратил сонливость, когда Донован продиктовал персональный код. Высшая степень допуска, немедленный доклад начальнику авиакрыла, беспрекословное повиновение - Доновану было до лампочки, как именно это сформулировано в армейских инструкциях, главное, что работало.
Вертолёт вылетел - конечно, не через пять, но всё-таки всего через пятнадцать минут. Холибэйкер с любопытством разглядывал шефа, усевшегося на земляной пол, откинувшегося к плетёной из веток стене хижины: его довольное лицо, его меняющие цвет глаза.
- Ну как? - спросил Холибэйкер. - Какие ощущения?
Только сейчас Донован понял, что предмет находится у него в руке. Тыльной стороной свободной ладони вытер мокрый лоб. Защипало глаза, и он зажмурился. В темноте Донован увидел рисунок, словно сделанный мелом на доске - контуры хижин, пологий склон, ведущий к лагерю, квадратные силуэты тентов… И цепочка следов, ведущая от палатки с красным крестом на крыше в деревню, сюда, к нему, к Доновану. Извилистая, повторяющая его путь, цепочка длиной в шестьсот пятьдесят два фута. А напрямую, как полетела бы пуля, - пятьсот девяносто футов от начальной до конечной точки обладания Муравьём. Перепад высот - восемь с половиной футов.
- Ощущения? - спросил Донован, не открывая глаз. - Мне вживили в голову GPS.
И что-то ещё осталось незамеченным, не воспринятым, будто Муравей пытался заговорить с ним или показать ему что-то в окрестностях, но Донован так и не понял, что это было.
А вертолёт в тот день опоздал - буквально минут на десять.
- Уж извините, что проедаю вам плешь, парни, но давайте ещё раз обсудим технику безопасности.
Донован уселся на стол, положил локоть на стоящий рядом телевизор.
- Чего мы не должны забывать?
- Соблюдать осторожность, - с безучастным видом протянул Холибэйкер. - Предметы слишком тяжело дались нам в руки, чтобы рисковать ими попусту.
Наверное, ему инструктаж уже поперёк горла, подумал Донован. Но никогда не пожалуется, военная косточка. Да это и не инструктаж - скорее, ритуал, вроде молитвы перед едой.
- А чего мы не должны делать?
- Заходить в незнакомые и потенциально опасные места в одиночку, имея при себе предмет, - отбарабанил Батлер. - Поскольку у меня предмета нет, то и беспокоиться не о чем.
- Как говорят крутые спецы из ЦРУ, - ответил ему Донован, - мы над этим работаем! А поскольку все крутые спецы сегодня собрались в этой комнате, имеет смысл кое о чём напомнить, чтоб никто случайно не облажался. Возражения?
- Никак нет! - гаркнул Холибэйкер.
- Лекция профессора Фальца про гороскоп атлантов скорее всего окажется эзотерической чушью. Думаю, там мы встретим в основном пожилых домохозяек и подростков, свернувшихся на метафизике и потустороннем мире.
- Астрологи, гадалки, колдуны - все могут прийти полюбопытствовать, - возразил Батлер. - Как-никак, что-то новенькое на горизонтах оккультных наук.
- Шабаш ведьм, - резюмировал Холибэйкер.
- Но мы, - повысил голос Донован, - не можем быть уверены, что сам Фальц или кто-то из его окружения не окажется владельцем мощного предмета. Муравей - не боевой талисман, а Пиявка - не самый сильный. Как говорится, на глубине водятся большие рыбы. Не хотелось бы, чтобы нами там позавтракали.
- Первый раз, шеф, вижу, что вы перестраховываетесь.
- Первый раз за последние пятнадцать лет кто-то бегает по Европе и звонит в колокола: у меня есть предметы! У меня есть предметы! Для чего это делается - ваши версии? Что-то кроме мышеловки приходит в голову?
- Обмен? - неуверенно спросил Холибэйкер. - Кто-то ищет конкретный предмет и готов ради него отдать свой…
- Лучший обмен - это изъятие. Лучшая покупка - даром, - сказал Батлер. - Если Фальц - коллекционер, то у него вполне может оказаться какая-то "тяжёлая фигура", с помощью которой он добывает всё новые.
- Поэтому мы пойдём на лекцию без предметов, - сообщил Донован.
- Что? - оба его помощника не поверили своим ушам.
- Как нормальные люди. Посидим, послушаем, потом, может быть, побеседуем.
За неполных пять лет Донован ни разу не расставался с Муравьём. Холибэйкер тоже всегда носил Пиявку с собой - с того дня, как забрал её у мексиканского наркоторговца в обмен на свободу - удачная тогда вышла сделка для обеих сторон…
- Линзы, - напомнил Батлер.
- Зря надевали, - хохотнул Холибэйкер.
- Почему же, - Донован улыбнулся. - У тебя ведь были голубые глаза, Джереми?
- Серые.
- Не важно. После того, как ты оставишь предмет в надёжном месте, глаза придут в порядок, и одна цветная линза будет очень кстати. Нас дразнят календарём со зверюшками? А мы их озадачим поддельной гетерохромией!
В окрестностях площади Ноймаркт было людно и шумно. Старый Кёльн радовался подкрадывающейся весне. На кустах проклюнулись первые почки. Неизвестно откуда выбравшееся солнце светило тепло и томно сквозь облачную дымку. Голуби собирались в бродячие стада и курлыкали как заводные.
- Чувствую себя голым, - пожаловался Холибэйкер.
Его верная Пиявка и Муравей Донована остались в камере хранения железнодорожного вокзала.
Три праздно шатающихся американских туриста пересекли трамвайные пути, миновали велосипедную стоянку, отчего-то забитую в основном мотоциклами, и нацелились на высокие двери фотогалереи. Обычно здесь проходили вернисажи заезжих мастеров или конкурсы жанрового снимка - длинный перечень мероприятий был вывешен на входе наподобие театральной афиши.
"3–5 Марта, 12:00 и 18:00. Гороскоп Атлантов - Утерянная Мудрость?" Всё с большой буквы, с эффектными завитушками. "Лекция Профессора Гюнтера Фальца, Директора Музея Волшебных Фигур. Вход - 20 Марок".
Они пришли ко времени, почти минута в минуту - стрелки часов как раз сползались к зениту.
За дверьми лохматый студент, еле умещающийся в тесную кассовую будочку, продал им места в последний ряд.
- Да вы везунчики, - кривозубо улыбнулся он, отдавая Холибэйкеру простенькие купоны с вписанными от руки номерами кресел. - Ухватили последнее.
Несмотря на будний день, небольшой плохо проветриваемый зал оказался заполненным под завязку. Ни Донован, ни Батлер не угадали, какую публику здесь встретят. Обзор крошечной сцены закрывали буйные шевелюры байкеров. Широченные спины, расшитые черепами, крестами, розами и крыльями спины, Обсыпанные заклёпками плечи и рукава. Специфический запах кожи, гуталина, табака, перегара и машинного масла. "Чёрные ангелы", "Рейнские Волки", "Призраки автобана", "Пасынки Смерти". Немногочисленные старушки, поштучно зажатые между толстопузыми байкерами, озирались с тоской и на всякий случай всем мило улыбались. Представители оккультной общественности мероприятие, похоже, жёстко игнорировали.
Сцену закрывала бархатная штора, подвешенная на натянутую от стены до стены струну. Импровизированный занавес дрогнул. Зал, и без того шумный, отреагировал отдельными хлопками, топотом ног, свистом и гулом. Отодвигающий штору человек расслабленно поприветствовал публику покачиванием раскрытой ладони. Панибратский подход, никакой дистанции между зрителями и хранителем тайн мироздания.