За его спиной открылась пустая сцена - лишь на заднике разместилась любопытная конструкция: большой круг, разделённый на множество разноцветных секторов и пронизанный толстыми золочёными шнурами. Сложная верёвочная сеть частично крепилась за пределами круга, концы шнуров были то ли прибиты, то ли приколоты к заднику. Паутина поверх мишени.
Рыжеволосый и кудрявый, но с уползающей через лоб к затылку проплешиной, профессор Фальц напоминал злого клоуна. Его глаза издалека казались жирными чёрными точками. Присмотревшись, Донован понял, что это всё-таки линзы, тёмно-тёмно зелёные, будто отлитые из бутылочного стекла. На вид профессору было за пятьдесят. Дряблый подбородок, глубокие складки вокруг рта, губы словно подкрашены светлой помадой. Смелый имидж, подумал Донован. И как аудитория такое терпит?
- Дорогие мои! - вскинул руки клоун, сорвав новую порцию одобрительного рёва. - Меня зовут Гюнтер Фальц. Я профессор Гейдельбергского университета. Насколько мне позволяет замшелое учёное собрание, занимаюсь исследованиями в области космогонии. А за той гранью, где терпение университетских тугодумов кончается, я постигаю законы мироздания без их завистливой помощи. Ведь у меня есть два главных слагаемых успеха - сила моего мозга и… вы!
Нелепый пассаж, вновь встреченный "на ура". Клоун-популист, не стесняясь, играл на простейших инстинктах толпы, делал их соучастниками мистерии, поднимал их значимость в собственных глазах, намекал на особые перспективы…
Донован перемножил двадцать марок на приблизительное количество мест в зале. Основное слагаемое успеха оживлённо поддерживало докладчика, хлопало в ладоши и сыто рыгало. Какая-то смелая старушка демонстративно вышла из зала.
Дальше - не лучше: начался вброс обычной нудятины про цикличность развития человеческих цивилизаций, Гиперборею, ариев, атлантов, их великие достижения и ужасающую катастрофу, препятствующую обнаружению хоть каких-то свидетельств и подтверждений вышесказанного. Правда, всё это приправлялось броской манерой изложения и фонтанирующим темпераментом докладчика.
Холибэйкер толкнул шефа коленом:
- В первом ряду по краям.
Поначалу Доновану показалось, что там сидят такие же байкеры. Два здоровых мужика в чёрной коже. Но, приглядевшись внимательнее, он отметил явную разницу: волосы коротко подстрижены на армейский манер, на пальцах массивные золотые печатки, а не подростковая атрибутика с пышной символикой ночных волков. У одного к уху тянется пружинка провода. Оба не особо смотрят на сцену, больше косятся в зал. Лица, вроде бы, и европейские, но скорее что-то юго-восточное. Греки? Югославы? Хотя, может быть, и турки.
Пошатавшись по миру, Донован стал уделять повышенное внимание подобным нюансам. Чтобы эффективно прогнозировать поступки оппонента, всегда лучше разобраться с его национальными, культурными и религиозными предпочтениями. Очень помогает избежать глупых ошибок.
Эти двое как-то совсем не вязались с образом сумасшедшего немецкого учёного, созданным на сцене эксцентричным Гюнтером Фальцем. Матёрый докладчик сколачивает себе пару пфеннингов на хлеб с маслом - но здесь нет таких денег, чтобы привлечь внимание какой-то серьёзной структуры, значит…
Донован надолго задумался над этим "значит". Такие люди - как кочан капусты, листья торчат один из под другого. Кто ты, Фальц? Клоун, гений, дурак, провокатор, романтик, мошенник? Всё вышеперечисленное? Ничто из названного? Профессор Себе-На-Уме, не дающий подсказок, водящий за нос любого, кто влезет в его личное пространство…
Тем временем Гюнтер Фальц, прыгая по сцене и сверкая отвратительными глазами-пуговками, приступил к обсуждению базовых факторов, влияющих на формирование человеческой судьбы.
- Население Земли, мои дорогие земляне, вот-вот преодолеет отметку в шесть миллиардов душ. Больше трёхсот тысяч человек рождается на свет е-же-днев-но! Неужели вы готовы поверить, мои дорогие независимые мыслители, что точнейший гороскоп, рассчитанный с точностью до дня, действительно предскажет единую судьбу для этой марширующей колонны собратьев по дате рождения?! Только представьте, что такое триста тысяч: строим их в колонну по три, и мощным астрологическим маршем выходим в сторону Франкфурта! Авангард колонны уже стучится к "Старому рыцарю" на Риттергассе, а замыкающие всё ещё никак не тронутся с места и давно разбежались за своей дюжиной кёльша [22] по кабакам Ноймаркта! Вот что такое триста тысяч - а вы предлагаете мне поверить, что дата рождения - некий уникальный пропуск в ни на что не похожую судьбу!
Независимые мыслители свистом обозначили своё отношение к классической астрологии.
- А зачем ему линзы? - брезгливо спросил Батлер.
- Я бы спросил, зачем ему такие линзы, - сказал Донован.
Профессор, наконец, от критики чужих подходов подобрался к рекламе своего собственного. Донован слушал "по диагонали", словно читал скучную и не очень нужную статью. Там было что-то про две спирали, скрученные как в ДНК, и обозначающие мужской и женский мир. Про три опорных точки, отмеченные на спиралях датами рождения испытуемого и его родителей, про построение через них плоскости в пространстве судьбы и про пересечение этой плоскости с осью мироздания, защищённой тотемными животными. Холибэйкер, похоже, поймал кратковременную летаргию. Батлер же, наоборот, едва успевал конспектировать весь этот бред в карманном блокноте, сразу отмечая на полях возникшие в ходе лекции вопросы.
Донован не уставал удивляться способу мышления своего младшего сотрудника. Они познакомились семь лет назад в Стокгольме. Тогда группа впервые понесла реальный урон на подступах к предмету Опоссум. Батлер выловил Донована не в самый удачный момент: изувеченного Холибэйкера не так давно увёз реанимобиль, русский шпион Олаф Карлсон исчез вместе с предметом, а масштабная операция обернулась грандиозным провалом. Все пребывали в той или иной степени растерянности, поскольку всей подоплёкой происходящего владел только Донован - точнее, так он считал, пока к нему не подошёл молодой человек - второй секретарь посольства Дэвид Батлер.
Полагалось бы отчитать его за отсутствие должной бдительности - ведь в том числе и мимо наблюдательного поста Батлера проскользнул Карлсон, удирая из Стокгольма. Но Донован понимал, что причины проигрыша кроются в изначальном плане, а не в ошибках отдельных участников охоты. Распекать же кого-то, чтоб сорвать злость на самого себя, он считал бесполезным делом.
Но и Батлер подошёл отнюдь не чтобы извиниться.
- Вы не впадаете в ярость, когда слышите критику в свой адрес? - спросил этот наглец, остановив Донована прямо в коридоре посольства.
- Почти всегда, - ответил тот, - кроме случаев, когда критика подкрепляется доводами.
- Вам нужно было минировать сарай.
Донован не нашёлся, что ответить. Говорил ли о чём-то таком Каширин, рассказывая про эксперименты с Опоссумом? Почувствовал бы владелец предмета угрозу, исходящую от неживого предмета? Вряд ли, ничего подобного не говорилось…
- Уточните у вашего перебежчика, что он об этом думает, - добавил Батлер.
Донован как будто пропустил удар на ринге. В Швеции ни единая душа, включая посла США, не могла знать о Каширине ничего…
Через полгода молодой выскочка уже приступил к работе в группе Донована.
Это Батлер в девяносто четвёртом выловил в заирском хаосе намёк на информацию о Муравье. И он же кропотливо разрабатывал мексиканскую тему по Пиявке, просиживая недели в Управлении по борьбе с наркотиками и отслеживая, как никому не известный мелкий дилер постепенно и почти бескровно подминает под себя целый штат.
В поисках и охоте незаметно пролетали годы. Донован очень хотел поощрить парня, но ни деньги, ни технические новинки в личный арсенал не стали бы достаточной наградой. Батлеру был нужен предмет.
От принципов составления гороскопа атлантов профессор свернул на коммерческие рельсы, приступив, по сути, к пересказу каталога реализуемой продукции. В какой-то момент рядом со сценой появилась его ассистентка, ярко-накрашенная брюнетка по имени Эльза, аляповатая и потасканная как цирковое имущество. Она прикатила сервировочный столик, заполненный красивыми запечатанными коробочками с эмблемой музея волшебных фигур. Многие байкеры явно были с ней знакомы и отпускали в её адрес солёные шуточки.
- Зачем этим двухколёсным сдались игрушки-зверушки? - негромко спросил Холибэйкер. - Почему они ведутся на такое… -
не нашёл эпитета и развёл руками.
- Наверное, мы чего-то не знаем, - предположил Батлер.
Лекция увяла сама собой, превратившись в распродажу. Народ начал подниматься с мест, затолпился у сцены. Охранники, до сих пор сидевшие безучастно, встрепенулись и стали формировать очередь из тех, кто жаждал обзавестись талисманом из далёкой Атлантиды. На верхней крышке столика Эльза раскрыла ноутбук и с глубокомысленным видом вводила для каждого желающего в специальную программу три даты рождения - его собственные и родительские. Компьютер мгновенно выдавал ответ в виде списка подходящих фигурок. Что характерно, самые подходящие, стоящие в первых строчках, продавались в лучшем качестве и стоили всегда дороже. Но можно было выбрать и безделушку попроще, процедура предполагала вовлечение широких слоёв общественности с разным уровнем достатка.
Батлер с блокнотиком пробился к сцене, где профессор что-то снисходительно втолковывал одной из пожилых дам, не на шутку проникшейся атлантической философией. Донован и Холибэйкер слишком близко подходить не стали, оставшись за первым рядом кресел и блистая оттуда своими нарочито разноцветными глазами. В паре это смотрелось эффектно.
- Господин Фальц, - улучил верное мгновение Батлер и, помахав блокнотом, привлёк внимание профессора на себя, - насколько я понял, нет однозначной взаимосвязи между тремя датами и выбором предметов. Вы очень мало рассказали о вот этих нитях, как их использовать, и… - зашуршал страницами, - и о матрице состояний…
- Что вы хотите? - устало спросил профессор.
По его лицу легко читалось, что всё уже, вроде, отстрелялся - а тут какой-то дотошный зануда требует продолжения лекции.
- Чётче формулируйте вопрос, молодой человек!
- Я просто хотел понять: если использовать большее количество данных о жизни человека, то и круг используемых талисманов можно существенно сузить? И приобрести более дорогой предмет, изображающий тотемного животного?.. Может быть, очень дорогой - но зато настоящий?
Фальц шагнул к краю сцены, навис над Батлером. Огляделся - и поймал устремлённые на него взгляды всей группы Донована. Они ждали реакции, которая могла бы хоть что-то подсказать им. Но в почти непрозрачных кругляшах профессорских линз что-то рассмотреть было абсолютно нереально.
Фальц согнулся как циркуль, уставившись Батлеру в глаза своими зелёными пуговками.
- Понимаю вас, - тихо и проникновенно сказал профессор, по-клоунски выгибая брови домиком. - Вам нужен настоящий предмет из Атлантиды. А вы в курсе, что Атлантида недавно затонула? Географию проходили? Лекцию мою слушали?
И засмеялся мелко и противно, словно в говорящем плюшевом медвежонке сломался механизм извлечения звука.
Вопреки опасениям, никто их не пытался преследовать и даже не крался следом, прячась в арках и за афишными тумбами.
Дойдя пешком до вокзала, с облегчением забрали предметы.
Не столько разочарованные увиденным на лекции, сколько озадаченные, они вернулись в свою гостиницу на окраине Кёльна. Запаслись двумя упаковками баночного пива и, попросив портье заказать пиццу, заперлись в "штабном" номере.
- И что это вообще такое было?
Даже неясно, кто задал вопрос - наверное, коллективное подсознание.
Защёлкали пивные крышки.
- Закрытая партия, - сказал Батлер.
- В смысле?
- Две стороны предпринимают какие-то осторожные шаги. Смотрят на реакцию друг друга. Делают ложные выпады.
- И каковы выводы? - Доновану не сиделось на месте, он бродил по номеру от двери к окну и обратно.
- В закрытой партии напряжение копится на определённом участке поля. А когда оно становится критическим, происходит прорыв. Мясорубка, мгновенный разрушительный шквал. Когда и если это случится, не хотелось бы оказаться на пути тяжёлых фигур. Теперь я даже не уверен, стоит ли соваться в их стационарный музей в Цвайбрюккене.
- Так что же - мы, получается, пешки? - возмутился Холибэйкер.
- Ну уж нет, - рассмеялся Донован. - Я думаю, мы - как минимум, лёгкие фигуры, ориентированные на быстрое перемещение и точечные удары. Наши предметы - не самые мощные из известных, зато они используются скрытно. А пешки… Пешки - это обычные люди. За время любой партии, как правило, большая их часть гибнет. Слишком неравны силы.
- Красивое сравнение, - задумчиво произнёс Батлер. - И нерадужные перспективы для младшего сотрудника группы. Кстати, сразу приходит в голову, что король немногим отличается от пешки. Чуть больше свободы перемещения, а в остальном он слабак.
- Хочешь сказать, у короля нет предмета? - подхватил Холибэйкер. - Как же он должен держать в узде своих ладей и ферзя?
- Чем ближе к единице соотношение сил противоборствующих сторон, тем выше потери обеих, - не обратив внимания на реплики подчинённых, развил тему Донован. - Лучшая война - быстрая война. В идеале - один точный удар. Никакой грубой мощи, бряцания арсеналами, патриотической истерии - ещё ничего не началось, а уже всё кончилось. Король противника покидает доску по естественным причинам, его армия дезорганизована, зрители могут идти пить кофе. Можно даже дать оппоненту сохранить лицо, сделать вид, что ничего не произошло.
- Как-то это не вяжется с нашей военной доктриной, шеф, - ухмыльнулся Холибэйкер. - Поправки к бюджету - всегда в бóльшую сторону.
- Не вижу противоречия, - пожал плечами Донован. - Выставлять напоказ одно, а пользоваться другим. Прекрасная тактика.
- Думаю, в следующем веке войны действительно станут такими, - сказал Батлер. - Фронты и окопы - в прошлом. Я горд тем, что мы на острие.
Последние слова были важны для Донована.
- Надеюсь, ты не забыл, - сказал он Батлеру, - что следующий предмет - твой.
Тот только кивнул, не поднимая глаз.
Глава 8. С пристрастием
Юго-запад Германии, точнее узнавать не стоит
3 марта 1999 года
- Хочешь, вырву ручник?
- Ну и тупая же шутка!
Эти двое никогда особо не ладили, Фитор и Энвер. Оба бывшие кикбоксёры, оба круглоплечие, толстошеие, с поломанными ушами и не слишком удачно вправленными носами. Не близнецы, конечно, но слепленные по одному лекалу, они всегда соревновались друг с другом - в деньгах, в важности дел, в преданности пронару. Иногда в жестокости.
Сегодня Бык достался Фитору, и он откровенно издевался над Энвером. Тот ожесточённо крутил баранку, стараясь не отстать от улетающей за горизонт серебристой машины. Их "БМВ" явно не уступала в скорости преследуемому "опелю", но гонщик из Энвера получился никудышный - на скорости выше двухсот он начинал побаиваться виражей и рефлекторно сбрасывал газ. А тут ещё и Фитор не давал расслабиться - того и гляди что-нибудь учудит от избытка сил.
- Куда он так шпарит?! - Энвер, снова прибавив скорость, то и дело поглядывая на спидометр, где стрелка завалилась вправо.
- От тебя удирает, - жизнерадостно заявил Фитор.
Он выудил из-под сиденья монтировку и теперь развлекался с ней, скручивая то в бублик, то винтом.
Вызвали бойцов внезапно - сдёрнули из спортзала посреди тренировки. Ни вымыться, ни переодеться в чистое. Когда зовёт пронар, заставлять его ждать не принято.
Пока Энвер забирал из гаража форсированную "БМВ", которую не разрешалось брать без особого разрешения, Фитор причастился у доктора Руая пилюльками и получил от пронара Быка. Инструкции были короткие и понятные.
Припарковались у музея, дождались клиента - черноволосого парня лет двадцати - двадцати пяти, не худого и не толстого, не высокого и не низкого, короче, не особо приметного - если б только не глаза.
Парень сел в прокатную "Вектру", бойцы потихоньку тронулись за ним. Клиент оказался шустрым, видно, в детстве в Шумахера не наигрался. Еле нагнали его у аутлета, там он, похоже, кого-то подсадил к себе - и тут же снова начали отставать, стоило выехать на автобан. Шило в заднице, а не клиент!
- Как думаешь, - спросил Энвер, - он с чем ходит?
Так они обычно говорили про фигурки.
- Думаю, у него гепард какой-нибудь. Или рыба-меч. Сейчас разгонится до трёхсот и взлетит, - благодушно фантазировал Фитор. - А ты рули-рули, тебе потом объяснять, если что!
Серебристый "опель" далеко впереди перестроился вправо.
- Смотри, сворачивает!
- Там и возьмём его, - заключил Фитор.
Бык мутил его разум, накачивая не только физической силой, но и самоуверенностью.
- Ты поостынь, боец! - напрягся Энвер. - Это сербская бензоколонка.
- Да хоть британской королевы!
- Остынь, говорю! Хочешь пронара с Вуком стравить? Я туда не сунусь. Давай на въезде подождём.
У балканских эмигрантов в Райнланде староста сербской общины Вук пользовался не меньшим авторитетом, чем Джак Уштар. Югославы селились, в основном, ближе к Франкфурту, развивали "белый" бизнес наравне с криминальными схемами, всё как у всех. Вук и Уштар старались утрясать возможные конфликты - войн хватало на исторической родине, а сюда, в сытую Европу, люди приезжали за спокойствием и заработком. Лучше уж худой мир, повторяли оба - и старались не слишком наступать друг другу на мозоли. Формальная граница между сербской и албанской зоной влияния проходила где-то между Майнцем и Саарбрюккеном.
- Ладно, - неохотно согласился Фитор. - Но я бы зашёл, осмотрелся. Если он не один, хоть посмотрим, с кем.
- Э, нет! - Энвер покрутил головой. - Пойдёшь с Быком - разнесёшь там всё. Не помнишь, как это бывает?
Фитор заулыбался - он помнил.
- Здесь оставлю, - принял он решение.
- Не боишься, что я заберу? - поддел Энвер.
- Давай, рискни, удачи тебе.
Оба прекрасно знали, что, заранее не выпив пилюли Руая, к предмету лучше даже не прикасаться.
- Короче, идёшь по-быстрому, сечёшь расклад, и сразу назад! - Энвер ушёл в крайний правый, включил поворотник. - Если с парнем есть кто-то второй, рассмотри внимательно - надо пронару докладывать. Я встану тут, на полпути.
- Не учи!
Фитор открыл бардачок, положил туда металлическую фигурку Быка.
Добавил:
- Стереги его!
"БМВ" свернул с трассы и остановился так, чтобы было видно одновременно и бензоколонку, и выезд, и торговое здание. Фитор вылез из машины и вразвалочку пошёл ко входу. Всё было в порядке: серебристый "опель" стоял тут как тут, припаркованный неподалёку от крыльца.
Фитор с удовольствием размял ноги, пока шёл по холодку. Ему не сиделось в машине, хотелось действия, да поскорее. Хотя Бык остался в машине, Фитор всё ещё чувствовал остаточное бурление крови, позволяющее мышцам преодолевать сверхусилия, а кулакам - ломать бетонные стены. Сейчас бы тёлку, подумал он. Разогнать адреналин, снять напряжение.