Почти месяц три корабля стерегли воображаемую линию тридцать шестого градуса. В позапрошлом году мы с Лукой Капрани продумали маршрут до мелочей. На возвратном пути, хранясь от пиратских нападений, он должен был держаться по возможности дальше от африканского берега до широты Гибралтара; потом круто повернуть на восток и двигаться таким образом, чтобы миновать пролив затемно. Поскольку качающаяся палуба затрудняет измерения, и самая лучшая астролябия не позволяет совершенно избежать ошибок, окончательными ориентирами служили бы мыс Трафальгар на испанском берегу и мыс Эспартель в Африке. Вечер перед прохождением надлежало встречать в пункте, из которого они видны оба (с мачты, естественно). Там мы и поджидали своих друзей, днем лавируя потихоньку к западу, а ночью дрейфуя под умеренным норд-вестом обратно. Держались треугольником со сторонами в десять-пятнадцать миль: дистанция позволяла различать сигналы, но суда не воспринимались как единый отряд – по крайней мере, с первого взгляда. Лишние, против обыкновенных торговцев, орудия были старательно спрятаны.
Время от времени треугольник поворачивался на сто двадцать градусов: корабли менялись местами. Когда не было посторонних глаз, на одном из них, самом удаленном от берегов, учиняли артиллерийскую экзерцицию. Альфонсо, привыкший в коммерческих плаваниях к экономии, приходил в ужас от сего безумного расточительства. Каждый выстрел – рубль с полтиной! Бортовой залп – двадцать рублей! Дюнкеркские канониры открыто усмехались на уверения, что их наняли для оборонительных целей. Черт с ними – пусть думают, что хотят! Очень скоро все разъяснится. Сразу по прибытии к проливу я послал подшкипера-неаполитанца закупить свежий провиант и потолковать с итальянскими рыбаками, промышляющими у здешних берегов. Если б Лука, против ожиданий, нас опередил и попал в засаду – сие не укрылось бы от них. Если проскочил… На всякий случай, зафрахтовав небольшое испанское суденышко, отправил гонца в Ливорно – на днях он вернулся и подтвердил, что "Менелай" там не появлялся. Значит – ждем!
Частые стрельбы не означали непременного желания сражаться. Лучше бы сего избежать. Аллах с ними, с магометанами: мне нужно лишь защитить драгоценный груз. Покамест в окрестностях пролива не наблюдалось наплыва корсаров. Старая фелюка в Танжере, да несколько рыбачьих лодок, – вот все, что мы видели на африканской стороне. Будет и дальше так – дождавшись "Менелая", спокойно проследуем в Италию. Появится сильный неприятель – не станем прорываться, а повернем на север и уйдем в Колу, обходя Британию миль за двести. Пороховой дым клубился над атлантическими волнами только затем, что человек предусмотрительный должен быть всегда готов к худшему.
Не только торговым матросам, но и дюнкеркцам требовалось упражнение в меткости. Приватиры мало практикуются: у них боевые припасы – за свой счет. Только расстреляв свыше тысячи ядер, я обрел уверенность, что люди в баталии не подведут. Полтора месяца в море (считая от Остенде) оказались полезны еще в другом отношении. На моих судах денежное довольствие было пониже, чем у англичан и голландцев, зато провиантское – обильнее. И все же по этой части обнаружилось много несовершенств. Бочки с запасами служили пристанищем вредоносных тварей. Мыши устраивали в них гнезда, размножаясь до бесчисленности, пакостили и гадили. Мерзкие белые личинки прогрызали ходы в морских сухарях, обращая оные в подобие сыра. Постучишь куском по столу – из дырок лезут жирные червяки. Питьевая вода в жарком климате быстро протухла, воняла болотом и кишела мельчайшей зеленой живностью. Для меня денщик процеживал ее через парусину и кипятил; капитанский слуга, кажется, тоже. Все остальные употребляли как есть. Достойно удивления, что умноженные для боя команды не полегли от поноса: больных насчитывались единицы. Но что будет через месяц, если Лука еще задержится?!
В ущерб сохранению тайны, пришлось по очереди отпускать корабли к испанскому берегу, дабы запастись свежей водой, купить фруктов и живых бычков на мясо. Однако проблема требовала генерального решения. Плавания у берегов Европы – это одно, путешествия через океаны – совсем другое. Ежели я хочу вести ост-индскую торговлю, не имея такого резерва моряков, как у англичан, то должен беречь людей. Просто взять и отписать добавочные деньги на матросский провиант недостаточно. Чистая вода на берегу бесплатна; в тысячах миль от суши она может оказаться дороже любых сокровищ. Главная трудность в хранении, как и с пищей. Можно, конечно, пресную воду получать путем дистилляции морской, а питаться выловленной рыбой. Надолго ли хватит человека при такой кормежке – иной вопрос. Относительно воды… Надо попробовать. Расширить камбуз, поставить большой перегонный куб, взять изрядный запас сухих дров… Или угля. Все дело в том, сколько фунтов воды можно перегнать в расчете на фунт топлива. Наверно, пять или десять – точно не скажу. Вернусь в Россию – прикажу испытать. Заранее трудно оценить, что лучше, но одно из двух: либо из моря воду дистиллировать, либо из бочек кипятить.
Теперь сухари. Глубоко мною чтимый Ван Гельмонт, помнится, писал: если открытый кувшин набить грязным нижним бельём и добавить туда пшеницы, то приблизительно через три недели в кувшине появится мышь, поскольку закваска, находящаяся в белье, проникает через пшеничную шелуху и превращает пшеницу в мышь. Не менее достойный Франческо Реди подобную возможность отрицал в принципе и утверждал, что сие было бы нарушением божественного порядка, в силу которого живые существа родятся от подобных себе. На первый взгляд, мыши в сухарных бочках свидетельствуют в пользу голландца; но нельзя исключить, что они забираются в них прежде закупорки либо прогрызают дыры, что не весьма трудно. Да, кстати: Реди на опыте доказал, что черви в гнилом мясе зарождаются из яиц, отложенных мухами, и никак иначе! Может, и в сухарях тоже? Во всяком случае, рассудить спор ученых мужей большого труда не составит. Велю сделать бочонок из белой жести, вместо дерева: железо мышкам не по зубам. Крышку завальцевать или даже запаять; еще бы с червями разобраться… Мухе нетрудно присесть на хлеб, пока он сохнет. Впрочем, если сухари обжарить над огнем на решетке – не думаю, что личинки это переживут.
Подобных мыслей возникало немало: записная книга наполнялась планами опытов. Если оставался досуг – в каюте дожидался взятый на случай долгого ожидания сундучок. Я неохотно читаю по-английски (тем более что заслуживающих внимания авторов обычно переводят на французский довольно быстро), но сочинение господина Дефо "Путешествие через весь остров Великой Британии" удостоилось исключения. Основательное, подробное описание природных богатств и выгодных промыслов каждого графства представляет немалый интерес для каждого, кто ведет коммерцию в Англии. Записки участников недавней обороны Гибралтара или дипломатов, вернувшихся из Мекнеса, тоже обещали прекрасное времяпровождение, только до них черед не дошел. Однажды в послеобеденный час, когда разомлевшая от жары вахта с ленцой уловляла парусами едва заметный ветерок, сверху раздался звонкий юношеский голос:
– Вижу семёрку!
Чуть не выскочил из каюты, как был – полуголым. Сдержался, надел рубашку, чулки и камзол, сунул ноги в подставленные денщиком башмаки, застегнулся, принял важный вид… Ну где же он?! Пришлось сдерживать нетерпение, пока Альфонсо постучится. Тоже, наверно, принимал официальный облик. Капитан доложил с явным волнением:
– Ваше Сиятельство, на грот-мачте "Святого Зосимы" поднят сигнал нумер семь. Сие означает, что "Менелай" появился в пределах видимости.
– Grazie, capitano. Мне известны значения сигналов. Кто наверху?
– Штурманский ученик Харлампий Васильев.
– Хорошо. Я поднимусь сам.
Не так уж часто команде случается видеть, как сиятельный граф и генерал-аншеф лезет по вантам. На "Диомеде" – и вовсе впервые. С неторопливой солидностью, в отличие от матросов, взлетающих на мачту, как испуганная кошка на забор. Ничего, не совсем еще старый: без передышки получилось, и не сильно запыхался. Неуклюже переполз с путенс-вантов на деревянную решетку грот-марса, поднялся с колен, принял рапорт штурманского ученика, забрал у него зрительную трубу и долго вглядывался в белеющее у горизонта пятнышко. Не разобрать ни хрена: глаза уже не те, что в молодости. Отдал инструмент обратно парнишке:
– Посмотри, самого "Менелая" не видно?
Он с напряжением впился в морскую даль, прижавши руку с трубою к мачте для твердости.
– Что-то есть… Только различить невозможно, Ваше Сиятельство. На "Зосиме" парусов прибавили. Лавируют к весту. И сигнал держат.
– А "Савватий"?
Харлампий повернулся, ловя трубою другую светлую точку, ближе к испанским берегам.
– Лег на правый галс, курс зюйд-зюйд-вест.
Все правильно, так и должно быть. Я заранее прописал числовые значения флагов и порядок действий по каждому нумеру. Система, изложенная в "Fighting Instructions" британского адмиралтейства и перенятая русским военным флотом, для нас не годится. Она предназначена для управления эскадрой в линейном строю, к тому же на гораздо меньших дистанциях. Громадные яркие полотнища, коими снабжены мои корабли, позволяют различать простые однофлажные сообщения за десять миль и даже дальше. При таком слабом ветре пройдет несколько часов, пока мы сможем уверенно опознать вернувшегося издалека собрата.
Старик Эол смеялся над моим нетерпением: вскоре воцарился штиль. Только поутру суда собрались вместе, легли в дрейф и спустили шлюпки: я созвал капитанов на совет. Первым поднявшись на борт "Менелая", обнял похудевшего и просоленного Луку, поздравил с успехом, осведомился о команде и грузе. Больных перемерло многовато, а так все в порядке.
– Еще, Eccellenza, китайцы мытарили долго. Мы под русским торговым флагом зашли, коего в тех краях от века не видали. Явился чиновник, с иезуитским патером за толмача, и давай жилы тянуть: мол, если с Россией имеется трактат о сухопутной коммерции, то морской быть не должно. Пока Микеле не разобрался, кому сколько дать – к торгу не допускали.
Микеле, сиречь Мишка Евстафьев, стоящий тут же рядом, виновато улыбнулся:
– Никак, Ваше Сиятельство, не поладить с ними без акциденций.
– Неважно, как. Главное, что поладил. Молодец! – Ободряюще хлопнул верного приказчика по плечу. Обернулся опять к Луке. – А кой черт вас в Африку занес?
– После шторма течь появилась. Не очень большая, но пускаться с нею в открытое море, где на тысячи миль ни клочка земли… Желательно было наклонить корабль, что лучше проделывать в безопасной бухте.
– Это африканский-то берег безопасный?
– В том месте – вполне. Как в навигационном смысле, так и в военном. Правда, один матрос пропал. Возможно, звери сожрали или дикари.
– Ты о ван Строте говоришь?
– Да, господин граф.
– К сожалению, звери побрезговали. Благополучно добрался до Капштадта и продал вас, как Иуда. Тайна сего предприятия раскрылась прежде времени. Затем и встречать пришлось.
– Виноват, Eccellenza. Не уследил. Просто не пришло в голову, что кто-то может дезертировать в Африке! По вашему распоряжению, матросам полагается неделя берега через каждые месяц-полтора, мы же к тому времени провели в море почти два: от самого острова Святой Троицы. Не того, что близ Венецуэлы, а другого, который возле Бразилии. Проходили рядом с землею Тристана да Кунья, однако по причине шторма я не стал приближаться.
– Ладно, об островах потом побеседуем. Капитаны уже у борта. Не будем терять время.
По веревочному трапу с деревянными перекладинами забрались на выбеленную беспощадным солнцем палубу шкиперы "чудотворцев". Никита Истомин – из флотских лейтенантов, с дозволения Петра Великого сменивших воинскую стезю на коммерческую. Тихон Полуектов взращен на моих кораблях: начинал штурманским учеником, дважды ходил в Кантон на "Савватии" с Лукой Капрани, потом надзирал за ремонтом в гамбургских доках. Молод еще в капитаны – но заполнявшие половину вакансий голландцы последнее время либо вовсе отказываются у меня служить, либо ломят втридорога. Их правительство пригрозило смертной казнью подданным, кои осмелятся водить на Восток иноземные суда. Приходится ставить недозрелых юнцов и надеяться, что выдюжат.
Обменялись приветствиями, втиснулись в каморку Луки. Кают-компания здесь не предусмотрена.
– Господа капитаны. Примерно два месяца назад я получил сведения о готовящемся нападении на "Менелая". Предполагалось, что враги атакуют неподалеку отсюда, и будут это, скорее всего, марокканские корсары. Однако на сей момент в пределах видимости ничего угрожающего нет. Хочу слышать ваши мнения о наилучшем образе действий: идти ли нам, как предполагалось изначально, в Ливорно – или же, не входя в Гибралтарский пролив, двинуться на русский север, в сторону Колы и Архангельска.
Спора не получилось. Все четверо единодушно высказались за Ливорно, уповая на достаточность сил для отпора и на обычный у этих берегов полдневный бриз, как единственный источник движения при тихой погоде. Попутного ветра для плавания на север пришлось бы ждать неопределенно долго: чего доброго, неприятелей скорее дождемся.
– Ладно. Приказываю полностью подготовить суда к бою. В авангарде пойдет "Диомед". Далее "Зосима", на дистанции ясной видимости сигналов; еще через милю-другую "Менелай" и "Савватий". В случае нападения на передовой корабль Никита окажет сикурс, а вы двое – действуйте по ситуации, но в драку не суйтесь! Ваша забота – сберечь груз.
Легкий западный ветер, согласно с течением, также идущим с запада, влачил нас потихоньку в Медитерранское море. Медленно, удручающе медленно! После долгожданной встречи одна гора с плеч свалилась, другая легла: дай Боже безопасно дойти до порта! Едва сдерживался, чтоб не приплясывать на шканцах от нетерпения. На юге, в легкой дымке, уже который час виднелись грязно-белые лачуги Танжера, постепенно переползающие со скулы корабля на раковину. В середине прошлого века Жуан Четвертый отдал сей порт Карлу Второму в приданое за своей дочерью. Английский король мечтал превратить его в столицу торговли, равную Константинополю – но благих намерений оказалось недостаточно. Город не имел естественной гавани, а долговременные и дорогостоящие попытки создать искусственную успехом не увенчались. Строящийся мол размывало штормом около тридцати раз: полмиллиона фунтов оказались выброшены в море. Подозреваю, верные подданные короля быстро пришли к выводу, что государство не потеряет ничего, если отпущенные деньги просто присвоить. Нельзя искушать людей бессмысленными тратами.
Со стороны берега злобной стихии помогали воины Мулай-Исмаила, кои прятались в изрезанных оврагами, заросших кустарником холмах и делали мишенью для своих длинных ружей любого, кто высунется из-за стен. В конце концов англичане просто бросили крепость, взорвав порохом все, что смогли. Двумя десятилетиями позже они отняли у испанцев Гибралтар, обладающий большой защищенной бухтой и удобный к обороне со стороны материка. Вот он показался из-за мыса Марроки…
– Там флаг подняли! С горы кому-то сигналят! – Юнга на мачте, сменивший востроглазого Харлампия, показал рукою в сторону британского порта. Зрительная труба приблизила невнятное пятнышко на гребне. Хм, в "Fighting Instructions" таких знаков нет. Ничего удивительного: чуть не каждый морской начальник вводит в дополнение к адмиралтейской собственную систему. Может, конечно, поднятое на вершине скалы полотнище с нашим караваном никак не связано – только чутье вопит о другом.
Альфонсо молчит. Ждет моих распоряжений? Повернулся; встретились взглядами.
– Сигнал "опасность" на мачту.
– Да, Ваше Сиятельство. Епифан, флаги! – Штурманский помощник резво исчез в люке.
Ставить людей к орудиям преждевременно. Пока непонятно, ч т о нас ждет. Еще час или полтора прошли в мучительном ожидании. Потом сверху донесся мальчишеский голос:
– Вижу!
Глава 2
Acheronta movebo
Чрезмерная самонадеянность опасна. В баталии – опасна смертельно. Меру собственной сухопутной глупости я осознал почти сразу после того, как из-за Гибралтарской скалы выскользнули и устремились на пересечение курса "Диомеда" две хищно вытянутых шебеки с акульими плавниками парусов.
А может, глупость сия не сухопутная, а галерная: морем-то повоевать довелось – но на гребных судах! Вот и расставил корабли, не продумав тонкостей маневрирования. Надо бы соединиться с "Зосимой", дабы уравнять силы, – но ветер так слаб, что "Диомед" еле слушается руля. Лавировать к весту не сможем: потеряем ход и окажемся совершенно беспомощны. Неприятель зайдет с удобной стороны, не опасаясь бортового залпа, и сотворит все, что пожелает. На выбор, из пушек расстреляет, либо возьмет на абордаж. Латинские паруса корсаров позволяют держать гораздо круче; на крайний случай, у них и весла есть! Лечь в дрейф, чтобы дождаться сикурса на месте? То же самое и выйдет. Никита к бою не успевает, и в том вина не его, а моя. Неверно рассчитал должное удаление авангардного судна.
Есть только один способ уйти от неприятной встречи: повернуть влево на четыре или пять румбов и укрыться в Гибралтарской бухте. Сиречь в объятиях генерала Клейтона, коий по всем законам имеет широчайшие полномочия над судами, посетившими вверенный порт. Да, неплохо задумано! Изящно и просто. По части морской тактики я профан, в сравнении с настоящими мастерами.
– Илья, пригласи капитана и старшего артиллериста.
Оба в десятке шагов: можно бы крикнуть, не посылая секретаря. Но не люблю фамилиарности перед боем.
– Изволили звать, Ваше Сиятельство?
Альфонсо и старшина дюнкеркцев Филипп Гонтье хорошо понимают, в сколь опасное положение мы попали. И по чьей вине. Впрочем, право хозяина рисковать жизнью служителей для них бесспорно. Тем паче, когда он сам на борту.
– Господа, предстоит сражение. Вы готовы?
Вопрос чисто формальный. Если есть страх и сомнения – правильный ответ поможет от них освободиться. Неправильный… Кто осмелится его дать?
– Команда выполнит свой долг. Пушки заряжены, люди стоят по местам.
– Прекрасно. Мэтр Гонтье, вы полагаете предпочтительным сойтись с неприятельским кораблем бортами на контркурсах, или же перерезать его путь и обстрелять анфиладным огнем?
– Предпочитаю последнее, если такой маневр удастся.
– Капитан?
– Лишь бы африканцы не уклонились заранее. Сблизимся с врагом и повернем перед самым его носом.
– Чтобы получилось хорошо, маневр должен быть на грани столкновения. Не бойтесь обломать магометанам бушприт. Щадить свой корабль тоже не следует.
– Да, господин граф.
Требование кощунственное с точки зрения любого торгового капитана – однако Альфонсо слишком привержен традициям вассалитета, чтобы спорить. Француза моя решительность, похоже, только обрадовала: он опытный боец. Одних лет со мною или чуть постарше, с изрядной проседью в лихо закрученных усах. В юности ходил на промысел с Жаном Баром, коему приходился свойственником по первой жене.