Кале
Генерал Гудериан напряженно всматривался в бинокль – картина развернувшегося сражения ему сильно не нравилась. В Кале второй час шел ожесточенный уличный бой между 10-й танковой дивизией и упрямым английским гарнизоном.
Нужно было решить вопрос по перегруппировке частей – вот только где взять подкреплений?! Под его началом три танковые дивизии и отдельный полк "Великая Германия" и два объекта для штурма – Булонь и Кале, а на Дюнкерк нужно наступать не менее чем двумя дивизиями.
Будь у него еще дивизия инфантерии, он бы тогда предоставил пехоте вести штурм города и старой крепости: танкистам и моторизованным частям на улицах Кале не место, они нужны для наступления на Дюнкерк, до которого один яростный бросок его панцеров. Хорошо, что Булонь может быть взята к вечеру, тогда можно будет освободившуюся тяжелую артиллерию корпуса перебросить под Кале, сломить наконец сопротивление британцев.
– Майн герр! – за спиной послышался взволнованный голос старшего офицера штаба майора Венка. – Вам телеграмма из ставки фюрера.
Гудериан поморщился, от начальства всегда следует ожидать неприятностей, но взял пакет, надорвал жесткую бумагу. Достал листок и впился в него взглядом. По мере чтения лицо генерала вначале разгладилось, потом на губах заплясала еле уловимая улыбка.
– Майор, немедленно передайте мой приказ генералу Шаалю – пусть выводит дивизию из Кале, оставив там полк мотопехоты. Через два часа сюда подойдет весь "лейб-штандарт Адольф Гитлер", вот ему и приказано заняться штурмом города и цитадели.
– Есть, мой генерал! – Венк козырнул, развернулся и тут же стал отдавать распоряжения связистам.
Гудериан склонился над расстеленной картой, сделал пометки карандашом, затем посмотрел на адъютанта.
– Вальтер, немедленно передайте оберсту Нерингу – 10-я танковая дивизия перебрасывается к Бурбужвилю, а генерал Кирхнер со своей 1-й панцер-дивизией атакует по побережью от Гравлина. Обеим дивизиям идти на Дюнкерк, не считаясь с потерями. Вторым эшелоном пойдет 10-я танковая с полком "Великая Германия". Начать переброску тяжелой артиллерии от Булони немедленно, она нужна под Дюнкерком. Да-да, под Дюнкерком. А Кале пусть берет "генерал" Дитрих со своими эсэсовцами.
Гудериан саркастически хмыкнул сквозь зубы, "производя" группенфюрера Дитриха в не положенный тому армейский чин. Хайнц, как и большинство генералов вермахта, критически и настороженно относился к появлению полевых войск СС, или ваффен СС, как их называли, в отличие от обычных эсэсовцев.
Стремление Гитлера обзавестись собственной гвардией он не разделял – армия должна быть едина, и создание эсэсовских частей могло подорвать доверие между вермахтом и фюрером как верховным главнокомандующим.
К тому же в СС не имелось настоящих генералов, пропитавшихся духом на службе в рейхсвере, за исключением Хауссера. От вчерашних мясников или лавочников, нацепивших генеральские мундиры, пользы мало. Вследствие их бестолковости растут только потери среди эсэсовцев, этих отчаянных парней и превосходных солдат, которые в рядах обычных дивизий принесли бы намного больше пользы.
"Фельзеннест"
– Мой фюрер, к вам генерал Манштейн!
Голос Шмундта вывел Андрея из размышлений. Он искренне удивился – умеют работать, собаки. Вот что значит знаменитый немецкий порядок – орднунг: за пять часов нашли "лучший оперативный ум вермахта" и сюда доставили. Хотя какие тут, в Европе, расстояния, не больше часа-двух лететь, да пара часов на поиски и сборы. Ну, еще полчасика доехать с аэродрома.
– Мой фюрер!
Чеканным шагом в кабинет вошел пожилой генерал с седыми висками. Вытянувшись, словно кадет перед офицером, он цепко впился глазами в Андрея, прижав ладони к лампасам пропыленного, несмотря на следы пущенной в ход щетки, мундира.
– Я рад вас видеть, генерал, – Андрей подошел к Манштейну и протянул ему ладонь – рукопожатие было крепким. Они обменялись взглядами, и в глазах генерала Родионов сразу увидел, как волнами плещется безумная надежда, ожидание чего-то главного для своей жизни. И боязнь в это поверить, ошибиться.
– Вы разработали план "Гельб", генерал! – нейтральным голосом произнес Андрей, как бы констатируя факт. – И привели наши войска к успеху. Союзные войска рассечены, танки Гудериана вышли к Ла-Маншу на большом протяжении. Они уже у Кале. Генерал Рундштедт предлагает приостановить наступление для перегруппировки войск. Я считаю, что это позволит англичанам зайти в Дюнкерк, укрепиться там и потом организованно вывезти свою армию.
– Мой фюрер! Это… – генерал прямо поперхнулся словами. Его лицо за секунду покрылось дивными багровыми пятнами возмущения. Глаза метали молнии, только присутствие Гитлера сдержало Манштейна от непарламентских выражений.
– Нет, мой милый Эрих, – мягким голосом отозвался Андрей, подпустив погуще меда – немецкая генеральская среда, как он и надеялся, оказалась тем еще террариумом, шипящим и ползающим. А ведь Рундштедт был его командующим раньше, с рук, как говорится, кормил. – Это просто ошибка! Что намного хуже! Мне нужен ваш совет, генерал. Взгляните на карту и оцените, к чему приведут два дня приостановки наступления, которые требуют от меня для перегруппировки.
Манштейн прусским шагом подошел к столу, склонился над разложенной картой. Думал целую минуту, а когда повернулся к фюреру, Родионов увидел, как его подбородок вздернулся в предвкушении триумфа.
– Приостановка губительна, мой фюрер. Наоборот, надо отдать приказ и о занятии Дюнкерка, и о наступлении на Сомме, с обходом Парижа с запада, как раньше предлагал Шлиффен.
– Я разделяю ваше мнение, генерал. Более того, я считаю, что интриганы из ОКХ поступили с вами несправедливо, даже подло, Эрих! Они живут старыми представлениями о войне и до сих пор в отличие от вас не поняли, что появление мотора, танка и авиации позволило перевести искусство войны на более высокий уровень. А потому планирование операций и их проведение должно выполняться только теми генералами, кто понял это и принял, такими, как вы. Я не могу дальше вручать германскую армию невеждам!
Андрей сам удивился внезапной вспышке злобы. Почему-то в эту секунду искренне возненавидел Гальдера, которого не знал. "Значит, эмоциональная составляющая Гитлера, – подумал он, – может влиять и на мой разум в его теле. Как интересно!"
Манштейн прямо на глазах стал выше ростом, напыжился – как же, сам фюрер признал его гений. Андрей мысленно ухмыльнулся – пусть так считает этот недобитый гитлеровец, чьи мемуары были прочитаны в свое время.
Андрей руководствовался простым, как рельса, соображением: возглавлявший главное командование вермахтом, или ОКБ, генерал Кейтель и начальник оперативного отдела Йодль, которых, как он знал, повесили по приговору Нюрнбергского трибунала, были виновны в планировании нападения на Советский Союз.
А так как в 1941 году немцы дошли до Москвы, то лучше этих планировщиков стреножить Манштейном. Заранее развязать тому руки, пусть этот талантливый гитлеровец, запомнившийся ему по киноэпопее "Освобождение", делает с Англией и Америкой все, что на ум взбредет. Планирование же войны против СССР Андрей решил на корню зарубить…
Мюнстер
– Потери довольно значительные, герр генерал, – начальник штаба 2-го воздушного флота говорил сухим казенным языком, без малейшего признака эмоций. – Под Дюнкерком появились "Спитфайры", а нашим "Мессершмиттам" не хватает дальности.
– Я понимаю, Шпандель, но из ставки требуют усилить бомбежки. По побережью продвигается корпус Гудериана, он уже в двадцати километрах к западу от Дюнкерка. Если порт будет взят в ближайшие часы, то мышеловка захлопнется и британская армия окажется отсеченной от побережья.
Командующий 2-м воздушным флотом генерал-полковник Альбрехт Кессельринг бросил короткий взгляд на висевшую на стене карту – красные стрелы танковых корпусов почти полностью рассекли толстые синие линии англо-французских войск.
– Сегодня-завтра мы получим в помощь истребители 1-го флота. Из ставки обещают дать всю возможную помощь.
Кессельринг снова бросил взгляд на карту – о таком успехе наступления он и не мечтал две недели назад. Службу генерал начал давно – 36 лет тому назад, в артиллерии. В ту войну он был обычным штабным офицером, видел весь кошмар позиционной войны. Но сейчас все иначе – танки и самолеты полностью изменили характер наступления: вместо медленного прогрызания обороны произошел стремительный прорыв.
Только сегодня генерал уверовал в победу – голландцы и бельгийцы выведены из игры, англичане и лучшие дивизии "паулю" почти окружены, а вся французская армия выдавлена за Сомму и Эн. Победа близка как никогда, но она будет еще ярче, если удастся уничтожить всю британскую армию. И тут удары его воздушного флота важны как никогда.
– Шпандель! Передайте Рихтгофену и Келлеру – усилить давление насколько можно. Нужно обеспечить полное взаимодействие с танкистами Гудериана. Ускорьте перебазирование истребителей на захваченные бельгийские аэродромы – тогда хватит дальности для прикрытия всей воздушной зоны над Дюнкерком. Сейчас, именно в эти часы, решается судьба войны!
– Я понял, мой генерал!
Начальник штаба коротко кивнул и вышел из кабинета, затворив за собой дверь, а Кессельринг подошел к карте и усмехнулся: армия рвет фронт союзников при поддержке его самолетов. И генерал мысленно возблагодарил судьбу за то, что он вовремя пришел в люфтваффе. Он баварец, а не пруссак, и не "фон" к тому же, и останься он в ОКХ, то командовал бы в лучшем случае корпусом.
Зато сейчас под его началом несколько корпусов, целая армия самолетов, которые решат судьбу этой войны. Геринг тут прав – люфтваффе сейчас определяет характер и темпы наступления германских войск.
"Фельзеннест"
– Мой фюрер, – Манштейн смотрел чуть ли не умоляюще, – меня беспокоит отсутствие централизованного планирования и управления операциями. У нас три генеральных штаба – сухопутных войск, люфтваффе и кригсмарине, – каждый из которых зачастую готовит свои разработки, не согласуя с другими видами вооруженных сил.
– Хорошо, Эрих, – покладисто согласился Андрей, понимая, откуда ветер дует. Вот уж пройдоха, этот Манштейн – сам метит на место начальника штаба и заранее подгребает под себя.
– Мой фюрер! Нужно разработать положение, по которому планирование и руководство всеми операциями передается в созданный объединенный генеральный штаб ОКВ, а штабы родов вооруженных сил именовать главными, оставив в их компетенции административные и иные функции.
– Хорошо, генерал, – снова согласился Андрей. – Сделайте предварительные наброски этого положения, но не торопитесь, сейчас у нас есть более главная, неотложная задача.
– Какая, мой фюрер?
– Вот об этом мы с вами сейчас и поговорим. Но вначале скажу вам честно – к вашей отставке от штаба группы армий "А" я не имею никакого отношения – она была сделана по настоянию Гальдера и Браухича. Более того – два года назад вас сняли с должности начальника оперативного управления штаба ОКХ именно по настоянию генерала Бека, заменив Гальдером, – Андрей остановился. Он хотел сказать "фон Бока", но внутренний голос неожиданно сломал язык и произнес похожую, но другую фамилию, грубо попеняв: "Федор фон Бок к штабу совершенно не пригоден, сейчас командует группой армий в Голландии".
Андрей понял, что мозг настоящего Гитлера, хоть придавленный его разумом, как-то функционирует и даже дает подсказки. Но он сразу себя одернул – с этим нужно разобраться чуть позже, а пока привлечь на свою сторону Манштейна – "судя по всему, этот генерал сильно недолюбливает цоссенских умников из штаба ОКХ".
– Бек еще сказал, что вы слишком молоды для поста, а Гальдер сделал все, чтобы вас отдалить от генерального штаба. Я думаю, он просто вам завидует, потому иной раз лживо упрекает вас в косности и бездарности, – Андрей любовался исказившимся от ненависти лицом Манштейна, мысленно добавив: "А еще они тебя называют толстым земляным червяком". – Но у меня к вам просьба, Эрих. Если мы разгромим английскую армию здесь и позже выведем из войны Францию, можем мы закрепить итог нашего блицкрига высадкой войск в Англии? Раз и навсегда покончить с вероятностью новой войны в Европе!
– Мой фюрер, такая операция возможна, но, предупреждаю вас сразу, слишком велик риск, и потери могут быть весьма значительными.
– Генерал, а что лучше – один раз понести пусть даже большой ущерб, но закончить войну победой?! Или из-за боязни потерь дать противнику время опомниться, воссоздать армию, перевести промышленность на выпуск военной продукции?! Боюсь, что тогда, мой Эрих, мы заплатим намного дороже. Вы хотите иметь под боком у рейха огромный аэродром, с которого будут бомбить Германию и собирать дивизии?!
– Нет, мой фюрер!
– А потому я назначаю вас начальником штаба ОКБ. Вы будете моей головой, как когда-то сказал Блюхер про Гнейзенау. Генерал Йодль станет вашим начальником оперативного отдела. Но это временно, мой Эрих. После проведения операции против Франции, ее успешного завершения, вы возглавите объединенный имперский генеральный штаб ОКВ. И вот тогда проведете задуманные вами реформы управления. А пока сделайте наброски будущей высадки войск. Вам надо через три часа доложить свои соображения на совещании, где будут все командующие.
– Есть, мой фюрер! У меня только один вопрос. Как вы планируете назвать эту операцию?
Андрей на секунду задумался, непроизвольно тряхнул головой. Первая мысль, как он знал, обычно самая удачная, а потому не следует даже в мелочах ее корректировать. Тем более это название уже было в ходу.
– "Зеелеве"! "Морской лев"! Само имя будет говорить о кончине одряхлевшего британского льва. Они привыкли сидеть на своем острове в безопасности – но пусть война придет в дом к ее поджигателям, что сотни лет интригуют на континенте! Идите, генерал, занимайтесь своим делом. Шмундт покажет вам кабинет, там все готово. Офицеры Йодля вам помогут!
– Есть, мой фюрер!
Манштейн щелкнул каблуками начищенных сапог, четко развернулся через левое плечо. Чуть ли не строевым шагом, словно кадет на плацу, вышел из кабинета. Дверь за ним тихо закрыли, и Андрей опять остался один. Подошел к дивану и прилег – он до сих пор чувствовал себя неважно, побаливала голова, саднило разбитое лицо.
"А ведь дело может и выгореть. Немцы, конечно, высадятся в Англии – Ла-Манш не такой и широкий, и разметелят британское ополчение, вояки из них худые. Нужно только их кадровые дивизии не выпустить из окружения и не дать на остров вывезти. Дюнкерк должен быть взят немедленно, а потом последует и десант…" – Мысли в голове текли медленно, тягуче, как смола. – "Вот только потери будут не просто значительными, тут Манштейн заблуждается, они станут чудовищными. Англичане обязательно введут в проливы свои линкоры и крейсера, жалеть не будут. Люфтваффе их перетопит – и тогда все будет путем. Англия захвачена, ее флот на дне, авиации нет. Как и у немцев – они взаимно друг друга истребят. Да еще два десятка дивизий фашисты спишут, я уж позабочусь, чтоб их побольше на дно ушло, в Чапаева пусть поиграют!" – Андрей весело хмыкнул, представив, как британские линкоры топят баржи и буксиры, на которых бравые ребятишки в форме цвета "фельдграу" отправляются на корм рыбам.
Но тут его мысли неожиданно сменили направление, и он резко присел на диване, вытерев выступивший на лбу пот.
"Твою мать! А ведь можно опереться на вменяемых генералов, их же много, нацистов они отнюдь не любят. Ведь Гитлеру бомбу в портфеле принесли в сорок четвертом. Как же – аристократы, фоны гребаные, а им всякие нацики указявы отдают. А если их руками всю нацистскую партию, как клопа вонючего, раздавить?! С гонениями на евреев покончить, концлагеря позакрывать, эсэсовцев перестрелять. Аристократы, значит…
А если я им кайзера верну? Да и будущее туманно… Ведь я в эту шкуру залез, то мало ли что. А вдруг мы с Адольфусом местами снова поменяемся?! А так не страшно – я ему крылышки заранее подрежу. Это – мысль, надо хорошо ее продумать!"
Андрей задумчиво потер переносицу и снова улегся на диван. Лежа оно удобнее, да и голова меньше кружится. Прикинув, что до совещания еще есть пара часов, он решил вздремнуть – уж больно сильно в сон клонило, так, что веки сами слипались.
Кале
– Герр генерал! Комендант Кале прислал ответ на наш ультиматум!
– И какой же, Неринг? – хотя Гудериан задал вопрос, но спросил таким тоном, будто ответ был ему известен заранее.
– Мы перевели его как можно точнее. Он звучит так. "Наш ответ – нет, ибо долг британской армии, так же как и немецкой, – сражаться".
– Ну что ж – иного от бригадира Николсона я не ждал. Он лаконичен, как спартанец. Но взятие Кале сейчас задача не особо важная – мы прорвали позиции у Гравлина, танки Кирхнера уже вышли на дорогу к Дюнкерку! Хотя сопротивление англичан нарастает!
– Мой генерал! Может, нам лучше не атаковать на широком фронте от Бурбужвиля до Сен-Моплена, а демонстрировать? Полка "Великая Германия" и подходящих от Булони частей 2-й дивизии достаточно для этого.
– Вы правы, оберст, – после минутного размышления отозвался Гудериан и внимательно посмотрел на начальника штаба, а тот продолжил:
– Им нужно установить правым флангом контакт с левофланговыми частями 41-го корпуса Рейнхарда – его мотопехота уже заняла предмостные укрепления на Аа у Сен-Оме.
– Хорошо, Неринг. Составьте приказ. И еще – мы атакуем на узкой полосе побережья между проливом и каналом, а потому контрудар англичан во фланг неизбежен, ведь они тоже идут на Дюнкерк. Пусть 1-я дивизия выполняет прежнюю задачу, а мотопехота 10-й дивизии с одним танковым батальоном продвигается по северному берегу канала, одновременно занимая позиции для обороны. В своем резерве Шаалю должен оставить танковый полк, разведывательный батальон и мотоциклистов. Они нужны или для парирования контрудара, или для наращивания нашего наступления.
– Я немедленно составлю приказы…
Договорить полковник не успел – в небе послышался знакомый рев моторов. Два десятка английских истребителей и одномоторных бомбардировщиков заходили в атаку: яростными и беспрерывными атаками авиации британцы хотели приостановить германские танковые дивизии в их победоносном шествии на Дюнкерк.
– Но где же наши самолеты?! – только и воскликнул панцер-генерал, привычно залегая в заполненный жижей кювет.
Глава третья
"ДЮНКЕРК ДОЛЖЕН БЫТЬ ВЗЯТ"
"Фельзеннест"
Ставка Гитлера оказалась совсем не такой, как ее представлял Андрей, а очень скромной. Под горушкой были вырыты три небольших бункера, в одном из которых он так славно приложился харей по зеркалу. Наверху несколько строений и штабной барак. Народа совсем мало, и охрана на глаза не попадается, так, маячат на отдалении, да уткнули в небо длинные хоботки несколько зенитных орудий. Впрочем, как он уже подслушал, близлежащее к ставке селение было занято людьми из обеспечивающих служб.
С жадностью дыша майским прохладным воздухом, Родионов посмотрел на быстро темнеющую в сумерках горку и усмехнулся. Название ставки ему показалось смешным – "Гнездо в скалах". Он пожал плечами, еще раз ухмыльнулся, представив фюрера квочкой на яйцах, и пошел к бараку, где его уже дожидалось все руководство вермахта.