Насколько Сашкин вопрос был завуалированно расплывчат, настолько же ответ Боброка был прост и однозначен. Он громко хыкнул, набирая полный рот слюны, чтобы харкнуть посмачнее, покрутил головой, пытаясь выбрать место, куда это сделать, но, увидев кругом одни лишь персидские ковры, застилающие землю, вынужден был проглотить слюну. Только и молвил:
– Дерьмо!
Сашка потрепал его по плечу:
– Крепись, старина. Все образуется, – и вышел из шатра.
Адаша поблизости не было видно, и великий воевода направился на берег в одиночестве. Адаш нагнал его у самой лодки, шепнув на ухо:
– На корабле расскажу.
Сашка понял: то, что разузнал Адаш, лучше не слышать воинам-гребцам. Рассказ свой Адаш начал лишь тогда, когда они уединились на палубе. Флот Дмитрия, состоящий из более чем тысячи казачьих стругов, прибыл к Еросалиму на сутки раньше, чем грузовые корабли великого воеводы. Не останавливаясь и не снижая скорости, головной струг, на котором находился Дмитрий Тохтамыш, ничтоже сумняшеся, сунулся в Босфор. За ним и все остальные. Со стен крепости началась пушечная пальба. Эффективность ее была такова, что вызвала на стругах дружный издевательский гогот десятков тысяч глоток. Но тут пушки замолкли и вместо них начали работать старые испытанные орудия: баллисты и скорпионы. Огромные горящие стрелы из скорпионов сразу же зажгли два десятка стругов. А баллисты метали такие огромные камни, чуть ли не на всю ширину Босфора, что попадание такого снаряда в струг тут же отправляло его на дно. Огонь был очень плотным. Головной струг сразу же получил серьезные повреждения и утонул. Дмитрий спасся вплавь. Благо до европейского берега было недалеко. Весь головной отряд был уничтожен в считаные минуты. Спаслись только те, кто сумел повернуть и выйти обратно в Черное море.
Старши́на собралась на европейском берегу Черного моря. Послали команду – искать Дмитрия, но тут он и сам нашелся. Подошел к господам темникам и устроил им разнос за отсутствие разведки, за… Короче говоря, за все. Порешили вновь выйти в море, пройти подальше от Еросалима (чтобы опять не попасть под огонь его орудий) и высадиться на азиатском берегу в нескольких верстах от крепости. Устроить там лагерь, провести разведку, а уж потом решать, как вести осаду.
Стали действовать в соответствии со вновь разработанным планом. Пристали к азиатскому берегу Черного моря, пониже Еросалима, стали высаживаться на берег, но в этот самый момент по ним нанесли удар ромейские катафрахты, поддержанные лучниками и пращниками. Поднялась паника, бойцы, не слушая командиров, самовольно сволакивали струги в воду и спешно отплывали на безопасное расстояние. Потери оказались не очень существенными, но позору натерпелись предостаточно. После этого вернулись к европейскому берегу, туда, где уже раз приставали, и решили разбить здесь лагерь. Что делать дальше, никто не знает. Чтобы осадить крепость, надо как минимум перебраться на азиатский берег; со стороны Черного моря ли, со стороны Босфора ли – все равно. Но вот как это сделать – большой вопрос. К тому же в войске нет ни осадных туров, ни таранов, ни каких-либо еще осадных орудий. В составе обоза, погруженного Сашкой, было шесть полевых пушек, еще из тех, что принимали участие в Куликовской битве. Но для осады они бесполезны. Калибр не тот, да и изношены до предела. Даже лестниц и лопат с кирками – и тех не хватало. К тому же поговаривали, что из Средиземного моря якобы спешит-торопится ромейский флот. Это было бы уж совсем скверно.
Вообще-то изначально, когда только задумывался этот поход, старши́на предлагала Дмитрию идти посуху одвуконь, как это привычно для ордынского войска. Дмитрий же возражал – впереди несколько мощных водных преград, в том числе Днепр, Дунай и сам Босфорский пролив. Члены старши́ны чесали бритые затылки и отвечали, что реки форсировать они привычны. Что им Днепр, когда они и Волгу переплывали. К тому же на Днепре помогут местные проводники. Босфор же… А чего его переплывать? Тем более что там можно и на ромейский флот напороться. Пограбить европейские владения Михаила, вот и будет наказание за измену.
Настоять на своем – идти на стругах морем – Дмитрий настоял, только старши́на как не собиралась готовиться к штурму твердыни, так и не подготовилась. Притащили почти сто тысяч пехотинцев с одними лестницами к самой мощной крепости в мире, а что делать дальше, никто и не знает. Более того, нет даже дельных предложений, как войско к крепости переправить и осадить ее для начала. Вот теперь и идет разбор полетов. И, как у нас обычно водится, ищут крайнего. Хотя, что из этого выйдет, представить сложно.
После того как Адаш выложил великому воеводе всю информацию, тот поделился с Адашем увиденным в царском шатре.
– Одно мне только ясно, Адаш, – подытожил Сашка. – Вопрос с разгрузкой нам придется решать самим. И делать это надо как можно быстрее. Не дай бог, действительно византийский флот подойдет…
– Разгружаться в струги надо, государь. Не меньше двух стругов на корабль. А лучше – три. В струги все перегрузим, вплоть до арб. Что вот только с лошадьми делать? В струг ее не опустишь. Побьет там все и сама покалечится со страху.
– А если вплавь?
– Если б с берега на берег, и вопроса бы не было. А вот с корабля… Почти восемь тысяч лошадей… Это не шутка. Государь, дай мне день подготовиться. А завтра после полудня и начнем.
После этого разговора Адаш вновь отправился на берег договариваться насчет стругов. Вернувшись оттуда, долго сновал на лодке меж кораблями, ведя переговоры с капитанами и раздавая указания воинам на кораблях. Сегодня с утра он вновь уплыл на берег.
Солнце изрядно нажгло спину. "Пожалуй, надо набросить на себя что-нибудь, – решил Сашка, – иначе вместо загара заработаю ожог".
– Ваше высочество, господин Адаш говорил, что после полудня начнем разгрузку… – Это вновь капитан. Беспокоится… Болтаться тут на якоре, да еще с перспективой попасть под удар ромейских боевых кораблей, ему совсем не в жилу. Ясный перец.
– Да, Иларио. Готовь своих моряков.
– Мои моряки давно готовы, ваше высочество.
От берега отчалили несколько стругов и двинулись в сторону кораблей. Это можно было считать условным знаком.
– Сапрык, Рахман! – гаркнул Сашка.
– Да, государь…
– Отправляйте людей на берег!
Для разгрузки решено было чужих не привлекать даже в качестве гребцов, чтобы ненароком не быть втянутым в болото взаимных претензий и неразберихи, царящей в царском лагере. Адаш лишь по-свойски договорился об использовании двухсот стругов. А людей на весла было решено посадить своих. Подошли первые струги, и работа закипела. А следом за ними стали подваливать еще и еще. У Адаша без дела никто не остался. Кто-то вместе с корабельными командами выгружал с кораблей, другие принимали груз внизу и гребли, а третьи перетаскивали грузы с берега внутрь лагеря. Хотя слово "внутрь" будет здесь не совсем корректным. Адаш и Сашка, посовещавшись, решили разместить своих как бы и вместе со всеми, но в то же время как бы и отдельно, отгородившись от основного лагеря штабелями грузов и рядами повозок. За два дня работа по перевозке грузов была завершена. Оставалась самая непростая и ответственная часть разгрузки – транспортировка боевых и обозных лошадей на берег.
Первый опыт проделал Адаш лично. Уговорами и лаской он заставил нервничающего коня ступить на шаткий, ненадежный трап и свел его вниз, к воде. Остальная часть пути, несмотря на немалую дистанцию, прошла проще. Отфыркиваясь, конь благополучно выбрался на берег, а вместе с ним, держась за уздечку, и Адаш. Следом за ним этот опыт повторили еще около сотни человек, а когда увидели, что все нормально, – плывут как ни в чем не бывало, стали сводить по трапам одну лошадь за другой и пускать их вплавь самостоятельно. В целом опыт этот завершился удачно. Ни одна из лошадей, испугавшись, не разнесла в щепки трап, ни одна не покалечилась. За три часа почти восемь тысяч лошадей были переправлены с кораблей на берег.
Капитаны, с которыми Сашка рассчитался на берегу, тут же взапуски бросились к своим шлюпкам, и уже через полчаса весь грузовой флот снялся с якоря, отправившись в сторону Кафы.
Великий воевода, осмотрев свой лагерь, который вроде был частью общего, но в то же время сам по себе, наособицу, остался доволен. В лагере идеальный порядок, котлы с кулешом уже кипят, а личный состав, умаявшийся на разгрузке, отдыхает.
– Все путем, – похвалил он Адаша. – Одну задачку уже решили. Теперь можно и к Дмитрию идти – докладывать.
– Не ходи сегодня, государь, – принялся его отговаривать Адаш. – На сегодня, в ночь, уговорились они вновь в море выйти. Часть стругов пойдет Босфором, а часть на азиатском берегу должна причалить.
– И что? Почему мне сейчас к Дмитрию-то не идти?
– Понимаешь, чувствую, что все у них опять провалом закончится. Уж не знаю, что им на этот раз помешает, но помешает точно. Сам знаешь, не по-людски как-то поход этот начался, и продолжаться все будет с бухты-барахты. А ты появишься там сегодня, еще в обсуждении поучаствуешь, а то и в дело полезешь… И получится, что и ты будешь вместе со всеми замаран этой неудачей. А ты, государь, пойди лучше к царю завтра утром, когда все его военачальники уже обделаются сегодняшней ночью. Придешь, и решение готовенькое принесешь. Ты вот послушай, что Гаврила Иваныч придумал.
Сашка повернулся к отставному дьяку. Во время всей их морской эпопеи тот держался на третьих ролях, с советами не лез, днями пропадая среди простых воинов.
– Адаш Арцыбашевич дело говорит, – заверил Сашку Безуглый. – В таком змеюшнике, как нынешняя царская свита, лучше особняком держаться и лезть туда, только когда есть полная уверенность в успехе. И то ненадолго.
– Да не тяни ты, Гаврила Иванович, дело говори.
– Дело и говорю. Слышал я одну древнюю песню. В ней говорится, как пришел один русский князь Царьград воевать, да, видно, попал в такое же положение, что и мы. Так вот, в песне поется, что он свои ладьи на колеса поставил и посуху под парусами поехал, аки по морю.
– Какие еще колеса? Куда поехал? – не понял Сашка.
– Государь, так то ж песня, – влез со своими объяснениями Адаш. – А на деле было, наверное, так: они пристали к берегу там же, где и мы сейчас. Струги свои поставили на катки, на бревна, и потащили. Струг-то казацкий, он испокон веков такой же. Ни больше не стал, ни меньше. Несколько десятков человек, тянучи за веревки, запросто перекатят его по бревнам. А мы бревна еще салом смажем. Я проверял, его у нас много бочонков. Даже не знаю, кто его и зачем брал… А тут, видишь, пригодилось…
– Завтра чуть свет наши люди начнут рубить деревья, – продолжил Безуглый. – Сосна тут хорошая, стройная. Для нашего дела – самое оно. А как покатим первый струг – ты и пойдешь к великому князю. Наискосок по суше прокатим его и плюхнем в Босфор на таком расстоянии от крепости, чтоб не могли они нас не только достать, но и увидеть. Так весь флот и перетащим. А там уж спокойно можно и на ту сторону Босфора переправляться. И никто нам на переправе не помешает, потому что не ожидают нас там.
"Что ж, старые, похоже, дело говорят", – подумал Сашка.
– Добро, – дал он свое согласие, – так и поступим.
– Тогда еще одно, государь, – сказал Безуглый. – Пока мы на корабле сидели, я кое-каких ребятишек подобрал, кое-чему их подучил… Хотя, чему можно научить за неделю, сидючи на корабле… Однако. Я вчера разведчиков по окрестностям разослал, сегодня они вернулись. Противника нигде не встретили, но с населением местным пообщались. Настроение спокойное. О царском войске и не слышали. Ничего плохого для себя от него не ожидают. Но…Пешком далеко ли уйдешь? А сейчас, когда лошадей перевезли, хочу дальнюю разведку отправить и сам с ними отправиться.
– Согласен. Когда поедете?
– А сейчас прямо и поедем, государь, если не возражаешь.
– Не возражаю.
– Тогда еще одно. Золотишко, которое мы из Балдуччи выбили, в целости и сохранности?
– Сам знаешь, Гаврила Иванович. Куда ж ему деться? Шестьдесят пять тысяч золотых, что для воинов брали, никто и не трогал. Мы ж их так и не раздали, отложив на потом, когда война закончится.
– Жирно им будет, по десять золотых на брата, Тимофей Васильевич, – недовольно проворчал Безуглый. – Хватит и по одному. А не то богачами себя еще возомнят и службу того гляди бросят. А у меня мыслишка имеется, как эти деньги правильно использовать. Говорить пока не буду, проверить надо.
– Хорошо, не говори, – согласился Сашка. – И от той суммы, что Балдуччи на фрахт выделил, еще семь тысяч золотых осталось.
– Вот и замечательно. Бог даст, все сладится. – Безуглый, хитро улыбаясь, потер друг о дружку свои сухие ладошки, словно растирая между ними в невидимую пыль все существующие сегодня проблемы.
Сашка не стал допытываться, что же задумал старый лис, а со спокойной совестью завалился спать – нервное напряжение последних дней все-таки сказалось. Проснулся уже на закате. Поинтересовался у Адаша:
– От Дмитрия посыльных не было?
– Нет, государь. Забыл он о твоем существовании. Может, оно и к лучшему.
– А в лагере что творится?
– У нас – тишь да гладь. Безуглый с отрядом в сто человек на разведку уехал. А у них… Кутерьма. Грузятся сейчас в струги и в море выходят. – Похоже, это разделение на "мы" и "они", возникшее изначально, теперь только укрепилось и обещает, судя по всему, остаться таковым до самого конца этой войны.
Считается, что на Черном море не бывает очень сильных штормов. Зато на Черном море бывают очень внезапные штормы. Еще пять минут назад ласковое море было нежным, как домашняя ванна, на ясном небе – ни облачка. И вдруг откуда ни возьмись как налетит шквал… И начинается такое…
Царские струги и версты не отошли от берега, как недавно всплывшую над морем полную луну внезапно заслонило косматое черное облако. Не успели воины посетовать, что стало, дескать, без луны темновато, как все крепчающий ветер нагнал стада таких же косматых черных туч, закрывших собой и звезды. Наступила полная темнота, рулевые засомневались – куда править-то? И только тут опытные люди сообразили – сейчас на море начнется ад кромешный. Страшная ломаная стрела молнии, зигзагом вспоров тучи, ударила белым огненным столбом в самый берег, туда, откуда только что отплыли воины.
– На берег, на берег, правь на берег, – разом заорали те, кто уже понял, что сейчас произойдет.
Тут налетел страшный ветер и поднялась такая волна, что тот, кто не успел повернуть свой струг к ней носом, разом оказался в воде. А на берегу после удара молнии разгорелся большой костер, словно специально, чтобы подать воинам знак, куда им путь держать.
Сашка проснулся на заре от стука топоров. Адаша уже не было в шатре. Наскоро умывшись и одевшись, он пошел на стук. Небо совсем не по-летнему затянуло низкими свинцово-серыми облаками, дул холодный северо-восточный ветер, присущий более ноябрю, чем июлю. Сашкины воины дружно рубили сосны, обрубали сучья, делили стволы на части. А кое-кто уже и тащил бревна к морю.
– Здорово ночевал, государь, – приветствовал его Адаш.
– Привет, Адаш. Спал как убитый, пока топоры не разбудили, – ответил ему Сашка.
– Это хорошо. Знать, совесть твоя чиста. А тут такое творилось…
– Ну?
– Ночью буря поднялась, едва струги царь в море вывел. И недалеко от берега отошли, а еле обратно вернулись. Много народу потопло, ведь в доспехах были. Царь приказал надеть. А в лагерь молонья ударила. Прямиком в царский шатер. Сгорел дотла.
– Вот это да! – ахнул Сашка.
Адаш понизил голос и почти прошептал в самое ухо великому воеводе:
– Казаки говорят, что слишком много невезения на этой войне. И воевать еще толком не начали, а десятую часть, считай, уже потеряли. Царь, говорят, невезучий. Не будет с ним победы. Небо само знак подает – молонья в царский шатер. Не угоден он богам.
– Гм, гм, – хмыкнул Сашка, – надеюсь, ты понимаешь, каким боком это может нам вылезти.
– Понимаю… Потому и выгнал людей чуть свет на работу. Скоро готовы будем. А как первый струг потянем, так можешь и к Дмитрию идти, он сегодня в Боброковом шатре ночует.
Дорогу из сосновых бревен, щедро смазанных салом, выложили более чем на версту. Первый же струг, поставленный на бревна, пошел легко, даже легче, чем ожидалось. Подмазывай только, не забывай, да бревна подкладывай. Самое трудное оказалось – это втащить нос струга на первое бревно. Когда дотащили первый струг до конца выложенной из бревен дороги, взялись за второй, а там и за третий. Теперь можно было и Дмитрию демонстрировать достигнутое.
Когда Сашка подошел к шатру, его остановили два воина.
– Царь спит…
– Будите! – разозлился Сашка. – Дело срочное!
Тут на голоса из шатра вышел Боброк.
– А-а… Это ты, Тимофей Васильевич… Спит великий князь. Уже знаешь, что сегодня ночью случилось?
– Знаю. Потому и пришел. Буди его, Дмитрий Михайлович. Я выход придумал. И не только придумал, но и кое-что сделал.
Боброк нырнул внутрь. Через несколько мгновений из шатра появился Дмитрий, полуодетый, в одной нательной рубахе. На измученном, усталом лице залегли темные тени, под покрасневшими от недосыпания глазами набрякли мешки, а пухлые, обычно пышущие румянцем щеки, сморщились и обвисли, подобно пустым мешкам.
– Великий князь, я придумал, как нам крепость осадить. Пойдем со мной, покажу.
Не говоря ни слова, тот лишь махнул рукой и последовал за Сашкой, за ними, не отставая ни на шаг, – Боброк. Они прошли вдоль ряда шатров, нырнули в узкий проход меж ними, и вот пред ними предстала сосновая дорога, по которой как раз полз струг, влекомый впрягшимися в веревочные постромки воинами.
– Здорово! – Глаза Дмитрия вспыхнули огоньком радости и надежды. Он бросился вдоль дороги и бегом добежал до самого ее конца. Сашка даже не подозревал, что грузный, тяжелый Дмитрий может так быстро бегать.
– А чего в пролив не вывели? – тяжело дыша, осведомился он.
– Нельзя здесь в пролив, государь, – объяснил Сашка. – Надо дорогу дальше вести, верст за десять. А там струги в пролив спустим и пересечем его. А в крепости это никто и не увидит. Они нас будут все с моря ждать, а мы с тыла, с суши зайдем.
Дмитрий схватил Боброка за рукав.
– Давай, поднимай этих… – Тут он употребил не менее десятка ругательств вместо одного-единственного слова "темник". – Всех будить, и – за работу. Вот он, – Дмитрий ткнул пальцем в грудь великого воеводы, – главный. Делать, как Тимофей Васильевич прикажет! – Теперь Дмитрий уже не выглядел, как тяжелобольной человек, помеченный знаком близкой смерти. Это был просто бесконечно уставший, хронически невысыпающийся человек. – Прошу тебя, брат, сделай мне это дело, и я по гроб жизни буду тебе обязан. – Он сладко зевнул, выворачивая челюсти. – А я пойду вздремну все-таки.