КОНТИНЕНТАЛЬНЫЙ СОЮЗ - Алексей Рюриков 4 стр.


* * *

- Добро получено – проинформировал Эйтингон Григулевича при очередной встрече. Я данные наружки изучил, материалы Патрии тоже. Сам сходил, посмотрел. План захвата ты знаешь, как впечатления?

- Нормально. Изменений никаких нет, охрана – не сказать, чтобы очень опытная. Да и настороженности нет – расслабились.

- Может, и сопротивления не окажут?

- Ну да! Обязательно стрельбу начнут. Молодняк угорелый, чего ты хочешь. Другой вопрос – стрелять не значит попадать… Кстати, для нас с оружием вопрос решили?

Эйтингон улыбнулся. Вопросы обеспечения "Акации", за которой наблюдали лично Сталин, Ежов и Агранов, решались быстро. Через местную и американскую резидентуры, удалось достать полицейскую форму, два пулемета, американские автоматы "Томпсон" 45 калибра, пистолеты.

- Решили – ответил он. Ребята готовы?

- Насколько возможно. Со штурмовой группой расположение дома и внутренние их порядки мы изучили. Репетицию провели, оружием все владеют. Только, вы ж знаете – с опытом у них…

Об этом он знал. Людей Сикейрос подбирал здесь, в Мексике. Это были обычные крестьяне и рабочие, из местных коммунистов. Да, всех их объединяла ненависть к Троцкому, которого по потенциальной опасности для Советской России бойцы приравнивали к Гитлеру. Троцкизм они воспринимали как предательство интересов пролетариата. С идеологией все было в порядке, но вот с подготовкой – слабо. Григулевич сделал, что мог, но тренировки реальный боевой опыт не заменяют.

- Подумаем – вздохнул резидент. А с Хартом как? Срыва не будет?

С американцем Робертом Хартом, одним из телохранителей Троцкого, Григулевичу удалось установить дружеские отношения. Встретив возвращавшегося вечером от девушки (подведенной и оплаченной чекистами) охранника, посидев с "единомышленником-троцкистом" в местной пивной, разведчик сумел войти к нему в доверие. Несколько раз, крепко выпив с Хартом в барах Мехико, чекист запросил у резидента разрешение на вербовку. Эйтингон не колебался. Харту, естественно никто не собирался сообщать о покушении, телохранителю пообещали неплохие деньги за доступ в дом, откуда чекисты якобы собирались выкрасть архивы.

- Не подведет. Он же рассчитывает, что я один буду, тихо документы вытащу, и тихо смоюсь. Да и из денег он только пятую часть получил, еще хочет.

- Ладно. Операцию назначаю на двадцать седьмое.

* * *

23. IV.1937. Секретно, срочно.

Центр, Серебрянскому.

Операцию начинаем 27-го. В виду того, что подготовленная нами группа захвата состоит из крестьян и шахтеров с минимальной подготовкой ведения партизанской войны и диверсий, в ней отсутствуют люди имеющие опыт обысков помещений и домов. Прошу разрешить мое и Юзика участие в акции.

Котов.

* * *

Серебрянский колебался. Он понимал, что неподготовленные боевики вполне могут провалить акцию. Просто из-за отсутствия опыта реальных боев.

"Растеряются под огнем, забудут что-то – думал он. И все, пиши пропало. Охрана отстреливаться будет, не смогут сразу задавить огнем – закрепятся в доме, и не выковыряешь их оттуда. А там и полиция подоспеет. С другой стороны, если нашего сотрудника мексиканцы возьмут – скандал на весь мир".

Посоветоваться он решил с Аграновым. Ежов седьмого апреля снял того с должности первого заместителя, назначив на нее Фриновского, новый нарком заменял своими людьми команду Ягоды. Но, по указанию Сталина, куратором "Акации" Яков пока оставался. Иосиф Виссарионович чекиста знал лично – три года назад, тот расследовал убийство Кирова. И не подвел.

- Вот такие у меня сомнения, Яков Саулович – изложил ситуацию Серебрянский. Если наши в штурмовой группе пойдут, шансы на успех операции возрастают. Но и опасность скандала велика. Акция боевая, всякое случиться может.

"Случится – всякое – согласился про себя Агранов. Но Троцкого надо убирать сейчас. Ткалун завербован, в любой удобный момент начать можем. Что мы теряем? - прикинул он. Если все пройдет гладко – вообще ничего. Если, допустим, кого-то из ребят возьмут – ну скандал. И то, если еще их советское происхождение докажут. А хай в любом случае поднимется антисоветский, хоть возьмут, хоть нет. Дураку ясно, кроме нас Троцкого ликвидировать некому. А после переворота можно на Сталина с Ежовым свалить, все равно практически с чистого листа начинать хотим.

Значит что? - продолжал он просчитывать варианты. Значит, нужно рискнуть. Ежов ответственность на себя не возьмет, побоится. Пойдет к Хозяину. Согласится тот или нет? Черт его знает".

И тут же пришла в голову другая мысль:

"А ведь для разговора с Яшкой хороший момент. Намекнуть на задуманное? Нет, рано. Но вот если про Ежова…"

- Я санкционирую – проговорил он вслух. Как куратор операции. Но в Инстанцию советую не докладывать. Это через наркома пойдет, а он – сам знаешь. Не решает ничего, и рисковать боится. Теперь смотри: я тебя своим решением прикрываю, так? А вот если идти наверх – могут запретить. Операция сорвется – из тебя козла отпущения сделают, не из Ежова же. Да ведь и не вечен Ежов – намекнул все-таки, не удержавшись Яков Саулович. Пиши рапорт на мое имя. Я завизирую, но ты его не отправляй – это твоя страховка будет. Если что – предъявишь. Если все нормально пройдет… - Агранов изучающе взглянул на начальника спецгруппы…

"Ежов – не вечен – мелькнуло в голове у Серебрянского. Это на что он намекает, интересно? К Сталину близок, может, изменения в верхах готовятся? В любом случае, Агранов умный мужик, не Ежов. И про "Акацию" верно сказал, и ответственность на себя берет".

В наркомате Серебрянского, как и Агранова, считали "ягодинцем". Прошлый нарком создал его особую группу, лично Ягоде Яков подчинялся с конца 20-х годов. И понимал, что Ежов к нему относится настороженно.

"Нет, надо на Агранова ориентироваться – прикинул шеф СГОН. Больше, пожалуй, и не на кого сейчас".

- Понятно – сдержано произнес он. Все пройдет – зачем мне рапорта какие-то? Не люблю я писанину.

* * *

24. IV.1937. Секретно, срочно.

Котову.

Личное участие ваше и Юзика в операции разрешаю. Срок проведения 27-е апреля, утверждаю.

Серебрянский.

* * *

27 апреля выехали перед рассветом, на четырех фордах. Машины оставили за квартал от резиденции, дальше шли пешком, разбившись на двойки. У дома переодетые в форму мексиканской полиции боевики разошлись по заранее определенным позициям. Каждый из двадцати человек твердо помнил свои действия – на заброшенном ранчо Григулевич гонял их три предыдущих дня до седьмого пота, вырабатывая автоматизм действий. Двое мексиканцев перерезали телефонные провода. Сразу после этого Юзик направился к особняку.

Подойдя, он постучал в ворота виллы. Как договаривались, дежуривший Харт приоткрыл ворота.

- Ты? - шепотом спросил он.

- Я, открывай – так же тихо ответил разведчик. Дальнейшее стало для американца неприятной неожиданностью. Увидев, как створка двери поползла навстречу, Григулевич рванул дверь на себя. Когда в приоткрытые ворота группа Сикейроса ворвалась в резиденцию, охранник опешил, попытался что-то спросить у стоящего рядом чекиста, но сделать это уже не успел. Нелегал, успевший достать кольт, хладнокровно выстрелил ему в голову. Больше Харт советской разведке не требовался, а вот выдать мог, знал его в лицо. Взяв у подбежавшего напарника – бывшего шахтера из города Сан Хуан де Сабинас, что на севере Мексики, автомат, Григулевич бросился во двор.

Ворвавшись во внутренний дворик, боевики немедленно открыли огонь. Стоявшие во дворе охранники были убиты на месте. Их сменщиков попытавшихся выскочить из флигеля, где они ночевали, отрезали от дома автоматными очередями, у входа во флигель разорвались две гранаты. Ночная атака парализовала охрану, состоявшую в основном из американских троцкистов, приехавших в Мексику защищать кумира. Пули нападающих крошили штукатурку, и художник-коммунист Ареналь, командующий группой прикрытия, оставшейся в патио, гортанно кричал:

- Не высовывайтесь, если хотите остаться в живых!

Не бывавшие до этого в бою, в первый раз увидевшие трупы своих товарищей и услышав, как свистят летящие прямо в тебя пули, троцкисты умирать не хотели.

Десять человек вбежали в особняк. Планировку дома штурмующие выучили, поэтому действовали четко. Четверо ринулись к спальне, остальные занялись прочесыванием комнат.

Троцкий не стал метаться по дому, кричать, звать на помощь или отстреливаться, сейчас это было бессмысленно. Он нырнул под кровать, и молча лежал на полу, притворяясь мертвым.

Под звуки автоматных очередей и разрывов гранат, доносившиеся со двора и из коридора, Сикейрос и Эйтингон, отлично ориентирующиеся в доме, ворвались в спальню хозяина. В комнате они никого не увидели, что вызвало у Сикейроса замешательство, ведь все наблюдатели сообщали о присутствии объекта операции в доме.

Эйтингон же нервничать не стал. Он точно знал, спасибо Патрии, что деться Троцкому некуда. Значит, просто прячется. Наум Исаакович спокойно, не торопясь, всем своим видом внушая уверенность остальным бойцам, зашел в комнату, внимательно осмотрел ее, после чего дал длинную очередь из "Томпсона" по кровати. Услышав вскрик, Сикейрос бросился на пол – под кроватью корчился в агонии "лев революции", с разорванной пулями 45 калибра спиной. Троцкого вытащили, в его тело Сикейрос всадил еще очередь, и, убедившись в смерти, дал сигнал к отступлению. У дверей спальни было оставлено взрывное устройство, начиненное полутора килограммами динамита. Сила взрыва, раздавшегося через десять минут после ухода группы была такова, что снесла полдома. Операция продолжалась всего полчаса.

Немедленно после ликвидации, Эйтигон выехал в США, оттуда через Шанхай в Москву. Григулевич осел в Аргентине, возглавив местную резидентуру.

* * *

Возможный конкурент на власть в СССР был устранен. Конкурент не Сталина, им Троцкий уже не являлся, как бы Льву Давыдовичу того ни хотелось. Но вот для новых лидеров, он мог создать проблемы. А против сталинского лозунга: "нет человека – нет проблемы", никто из них не возражал.

3. Реализуя свой умысел…

В середине марта Якир нашел исполнителя для покушения на Сталина. Комкор Криворучко, его нынешний заместитель, стал идеальной кандидатурой. Соратник легендарного Котовского, он принял после загадочной гибели любимого командира командование его 2-м кавкорпусом и прокомандовал им десять лет. Только в 1935 году он пошел на повышение. Выдвинутый им, Якиром.

Заскучавший в мирной жизни здоровенный "котовец", ломающий в свои пятьдесят подковы, предложение войти в заговор принял с полунамека. В нем жила затаенная обида на Сталина и Ворошилова: за десять лет своего застоя, за продвижение "своих" – первоконников Буденного, за непрекращающиеся слухи о причастности Сталина к смерти пользовавшегося его непререкаемым уважением, а ныне задвигаемого и забываемого Котовского, за свернутое расследование того убийства. А командующий напомнил и о благоволившем котовцам Фрунзе, в смерти которого шепотки тоже винили нынешнего генерального секретаря. Нет, пиетета перед вождем Криворучко не испытывал.

25 апреля 1937 года, Якир и Криворучко обратились к Сталину с просьбой принять их, по вопросу кадровой политики в Украинском округе. Прием назначили на 2 мая.

* * *

28 апреля под Москвой, в охотничьем домике охотохозяйства Московского военного округа, во время охоты заговорщики встретились последний раз перед броском. Собрались лидеры – Косиор, Мануильский, Тухачевский, Гамарник, Якир, Белов, Агранов. Переворот окончательно назначили на второе мая. Согласовали план действий, операция получила название…

- …это что за музыка на пластинке? - поинтересовался Мануильский.

- Григ, "Пер Гюнт" – мягко ответил Тухачевский.

- Пер? - переспросил Якир. В каком смысле, как Ежов, что ли? Это он вроде мужчинами увлекается?

- Пер – по-норвежски вроде бы священник – заметил Белов.

- И такой у нас есть – хмыкнул Гамарник. И добавил: несостоявшийся, правда.

- М-да… - протянул Агранов – теперь уж и не состоится. Вот раньше традиция была – в монахи постригать.

- Наш пер, он сам пострижет. Кого угодно и по самые помидоры – нервно бросил Косиор.

- Хорошее название для операции, кстати, "Пер" – заметил Агранов. Значащее…

- Вот так и назовем – откликнулся Якир – если выгорит, все равно никто не узнает.

- Должно выгореть – твердо сказал Тухачевский. Отступать некуда, у меня две недели назад адъютанта арестовали.

- У меня тоже несколько человек из штаба взяли – нервно дернул щекой Якир. Но они по нашему делу не в курсе совершенно. Может, это по троцкистам? Путна и Примаков давно уже сидят, может, это их люди?

- Кузьмина, адъютанта моего, я тоже не посвящал – пояснил маршал. И в наркомате не он один задержан, тоже человек с десять. Надо начинать, а то что-то странное творится. Яков Саулович, вы нас по этому поводу не просветите? В какие игры ваш нарком играет?

- Ежов может играть только с подачи Хозяина – уверенно ответил Агранов. А насчет армии – темное дело, там Особый отдел работает. Меня ведь с первых замов сняли, Фриновского поставили. Вот он и курирует, вместе с наркомом, кроме них никто к информации не допущен. Может, конечно, и по Примакову берут, но опасаюсь, все же, протечка у нас где-то. Меня оставили пока замнаркома и начальником СПО, но информацию ограничили. Надо начинать, а то, как бы не опередили нас. Ян Борисович – обратился он к Гамарнику, - по политической линии ничего не проходило?

- У нас ничего – подумав, сообщил начальник военного политуправления. Нервно подергал бороду и добавил: странно, кстати, обычно доклады проходят.

Тон обсуждения Косиору не нравился.

"Разнылись – презрительно подумал глава Украины. Адъютанта у него, видишь ли, арестовали. И Яков хорош – "ах, меня из первых в просто замы перевели, наверное, нас раскрыли". Признаваться побеги еще. Впрочем – тут же переменил он мнение, - поторопиться не мешает, тут он прав. Да и направленность неприятная. Кто этого Тухачевского знает, мог действительно раньше с Троцким блокироваться, вот и боится. Только если его возьмут – член Политбюро оценивающе взглянул на маршала, и мысленно пожал плечами: запоет на первом допросе. Да и Гамарник, вон, бороду теребит, нервничает. Нет, надо их осадить немедленно. Не хватало, чтобы еще и Белов задумываться начал. Этак кто-нибудь подумает-подумает, да к Иосифу метнется докладывать. Нет, хватит болтовни. Поуверенней надо".

- Решили же уже – в воскресенье, второго – взял он инициативу в свои руки. Сегодня среда, в любом случае ничего они не успеют. А после "Пера", там уж Яков разберется, за что людей забрали. Он подумал, и добавил: И надо ли выпускать.

Его слова повернули мысли собравшихся в другое русло.

- У нас все готово – отрапортовал Белов. По поводу Первомая части в повышенную готовность приведем, это нормально. А там ждем сигнала и начинаем.

- У меня тоже порядок – доложился успокоенный твердым голосом лидера Агранов. Все по плану, дезинформация для сотрудников продуманна, группы намечены.

- Вот и отлично – закрыл тему Косиор, и встав добавил: Михаил Николаевич, Ян Борисович, встречаемся в воскресенье, в наркомате. Иона – обратился он к Якиру, - твой выход первый, от тебя теперь все зависит. Как вы с Криворучко сработаете, так и у нас все пойдет.

* * *

2 мая, в Кремль Криворучко и Якир приехали за полчаса, прошли, как обычно сдали оружие дежурному. Встречать их вышел Ткалун. Его подчиненные отнеслись к этому спокойно: может службу проверяет, может знакомых повидать хочет – обычное дело. После проверки, когда поднимались по лестнице, Якир внезапно запнулся и толкнул офицера охраны, шагавшего рядом. В этот момент, шагавший рядом с Криворучко комендант Кремля, незаметно сунул комкору кинжал. Сцену отрабатывали за день до того, и все прошло натурально.

В приемной командиры не задержались, в кабинет к генсеку Поскребышев провел их сразу. Сталин знал, что недавно чекисты взяли группу командиров в Киевском округе, и полагал, что командование округа будет просить за арестованных. Всего полгода назад такое уже было, тогда Якир подчиненных отстоял. В этот раз уступать вождь не собирался. Тем более что сейчас у него уже лежали материалы от Ежова на самого командующего. Глава НКВД сообщал о заговоре в армии, предлагал арестовать группу высших военных, в числе которых был и Якир.

Агранов был прав, информация о каком-то "шевелении" в армии до чекистов доходила. Реальных сведений о готовящемся путче добыть не удалось, слишком узким был круг заговорщиков, и слишком опытные люди в него входили. Но чтобы начать раскручивать "дело Тухачевского", Ежову хватило и намека. Сталин на вероятность "военной группы" отреагировал жестко, и решение по этому поводу собирался принять в ближайшие дни. Но поговорить с командармом он счел нужным. Иосиф Виссарионович считал, что понимает людей, и перед согласием с арестом хотел выслушать подозреваемого.

Войдя в кабинет следом за командармом, Криворучко увидел идущего навстречу вождя.

- Опять спорить приехали? - добродушно улыбнувшись, спросил Сталин, пожал руку Якиру, потом обернулся, протягивая руку к нему.

"Чего тянуть?" – подумал комкор, пожимая руку вождю и непроизвольно улыбаясь в ответ. И когда Иосиф Виссарионович, жестом пригласив военных за длинный, покрытый зеленым сукном стол для совещаний, повернулся и направился к своему креслу, Криворучко, не меняя веселого выражения лица, выхватил из кармана брюк кинжал и мягким, кошачьим движением скользнул к сталинской спине. Зажав не ожидающему нападения человеку рот, комкор привычным движением полоснул клинком горло жертвы, после чего, переждав секундный, рвущийся из перерезанной глотки хрип, опустил труп на ковер…

"Все – подумал Якир, увидев, как комкор опускает тело Сталина. Вот теперь отступать точно некуда".

Когда Криворучко вязала кремлевская охрана, во главе с Ткалуном, комкор продолжал улыбаться. Его арест входил в план заговора.

Назад Дальше