Этой весной Ор мало работал на полях. Он либо бродил в горах, либо сидел с Иллой над листами кожи. Учить его было уже нечему, но девушка убеждала себя, что раба надо отвратить от вздорных мыслей.
Уже несколько дней Илла, останавливаясь на середине работы, вновь вспоминала свой сон и гадала, что он означает.
Необычные сны часто приходили к ней. В них были воины, одетые в бронзу, красивый кормчий, который брал ее на руки и нес в свою ладью. Они плыли по волнам, бились с врагами, выходили на берега неведомых земель…
Сперва Илла рассказывала сны матери и подругам. Но мать ворчала, что надо меньше глядеть в листы со сказками, а подруги смеялись над ее геро-ем-кормчим. Девушка поняла, что к другим не приходят такие видения, и поверила в свою особую судьбу.
Последний сон был особенно волнующим. Она стояла на берегу океана. Могучие волны с загнутыми гребнями неслись на нее и разбивались о скалу, выплескивая под ноги белую шевелящуюся пену. Вдруг среди волн показалась ладья. Илла могла различить на ее крутом носу человека и знала, что это он - ее избранник. С замиранием сердца она смотрела, как волны швыряют ладью.
Протянув к ней руки, плаватель крикнул:
- Волны не пускают на берег. Но я приду к тебе, приду!
- Но когда же?
- Еще не умрет эта луна… - ладью понесло от берега. - Может быть, ты сначала не узнаешь меня… Но помни, я принесу тебе три Знака невянущей любви! - донеслось удаляясь.
Илла открыла глаза и лежала, прислушиваясь. Грохот волн не ушел вместе со сном, а продолжал доноситься со двора. Медленно просыпаясь, она догадалась: ветер сорвал ворота с ременного запора и теперь бьет створкой по ограде. Потом послышался визгливый голос среднего раба. Выбравшись из-под шкур, он пинками будил рабов. Что проще закрыть ворота самому, ему не приходило в голову.
Вот откликнулись голоса из хлева, створка последний раз грохнула и смолкла. Донесся голос молодого гия:
- Я сплю, слышу гремит - думаю, море! - Рабы рассмеялись.
Илла лежала, улыбаясь. Забавно, что Ору под стук ворот тоже приснилось море. Смешной лохматый гий… Скоро за ней придет любимый, и некому оудет учить раба знакам. Но он уже знает первый круг… Обрывки мыслей о герое-кормчем и лохматом гие смешались, расплылись, и девушка ушла в сон без видений.
С той ночи от луны на небе остался совсем тоненький серпик, а ничего не произошло. Когда же? И откуда он придет, долгожданный герой? Агдан говорит: нынче вообще нету ни героев, ни подвигов. Но разве боги могли солгать?!
Во дворе послышались возбужденные голоса. Илла встрепенулась: Ор пришел с охоты, веселый - наверное, с хорошей добычей. Сбросив с колен все еще не дошитый свадебный плащ, девушка подобрала волосы и вышла на крыльцо. Ор стоял в окружении всех домочадцев и рабов. У ног гия лежала желтая с черными пятнами шкура барса. Мать и сестра, присев на корточки, жадно ощупывали ценную добычу. Ор весело говорил:
- Совсем не знал, что здесь живет этот зверь. Руки уже забыли, как его убивать, и вот. - Он смущенно показал две черные царапины, наискось пересекающие грудь. - Плохо поцарапано, сам не смогу зализать, пойду попрошу собаку.
Мать встряхнула шкуру, любуясь искрящимся мехом, и понесла в дом. У двери она обернулась и велела Илле вынести гию поесть.
Ллла нашла его за хлевом. Раб полулежал на земле, а огромный свирепый пес, гордость Храда, осторожно вылизывал его раны.
- Помогай, Клыкастый! - приговаривал Ор. - Мать говорила: от раны, которую залижет собака, не остается следа…
Шершавый язык бегал по груди Ора, тот теребил пса, хохотал от щекотки. Заметив Иллу, он вскочил, смущенно закрывая грудь. Охотник стыдится ран, нанесенных таким несерьезным зверем, как снежная кошка.
- Возьми, поешь, - сказала Илла.
Ор примял глиняную миску с кашей, съев горсть, протянул вторую собаке.
- Дочь хозяина, будешь наставлять меня сегодня?
- Ты же ничего не поймешь от боли в ранах.
- Какие это раны. Царапины!
- Тебе посчастливилось. Такой зверь мог и растерзать.
- Что ты, госпожа! Гийские мальчишки убивают его палками.
- Не выдумывай, лохматый! Все знают - этот зверь свиреп и редок. Расскажи, как ты добыл его. И ешь.
- Это было к восходу от двузубой горы в верховьях. Я выслеживал баранов, но кошка опередила меня. Она поймала ягненка и спугнула стадо. Она ела добычу на уступе, а я стоял внизу очень злой. Ну, я подумал: "Хоть кошку добуду. Есть нельзя, но мех пригодится". Я полез на уступ. Нельзя ронять ни камня, а то услышит. Поэтому, когда я поднялся, она уже доедала ягненка. Я стал так, что ей некуда уйти. Кошка шипела и держала лапой объедки. Гии знают: ее надо прижать к земле и бить ножом. Но я плохо прыгнул - пятнистая сумела освободить одну лапу и поцарапала меня. Я еще больше обозлился и, бросив нож, задушил ее.
Илла улыбнулась, сравнив бесхитростный рассказ гия с шумной похвальбой друзей Агдана, когда они возвращались с охоты на сурка. Ободренный улыбкой, Ор потянулся к своему мешку и достал скрученный трубкой лист борщевника:
- Дочь хозяина, вот… Наши девушки заплетают это в волосы - совсем не вянет. Я думал - принесу, может быть, тебе понравится…
Ор развернул лист, Илла ахнула и отшатнулась. На ладони гия лежали, блестя ворсинками, серебристые цветы - те, что растут над страшными кручами у ледяных вершин. Три Знака невянущей любви!! Дар, которого она ждала от героя, принес раб.
В испуге Ор смотрел на действие своего подарка. Лицо молодой атлантки стало пунцовым, глаза наполнились слезами, губы дрожали и гневно кривились. Потом лицо окаменело, взгляд стал ледяным.
- Такой дар девушка принимает от того, кому станет женой. Если я скажу о твоей дерзости…
- Госпожа, я же не знал.
- Уйди!
Гий сжал кулак, сминая драгоценные лепестки, к пошел к воротам. Там он посторонился, пропуская вернувшийся с пастбища скот. Пять коров и могучий бык медленно вступили во двор. Бык, узнав Ора, шумно вздохнул и потянулся, требуя ласки. Бессознательно гий раскрыл ладонь, и круторогий теплыми губами подобрал сочный лист борщевника вместе со знаками невянущей любви.
До сумерек Ор просидел в кустах у ручья, а потом прокрался в хлев, стараясь не попадаться на глаза молодой хозяйке. Ночью он то засыпал, то просыпался с ощущением крадущейся опасности и вновь принимался клясть свою глупость. Утром он сразу собрался на охоту. Храд молча протянул ему лук, хозяйка сунула пару лепешек и кусок сушеного мяса. Похоже, что они ничего не знали. Иллы не было видно.
Шагая по узкой тропе над рекой, он все еще ругал себя. Надо же: вздумал порадовать дочь хозяина! Раб должен делать только то, что велят. Незнание обычая не уменьшает нанесенной обиды. А ведь он, тупой кабан, читал листы о героях, что приносят любимым серебристые знаки. И тот друг Агдана не иначе как ради них нанимал юношей позапрошлой весной. Но кто мог подумать, что все это из-за пушистых звездочек, которых уйма в верховьях Оленьей!
Тропинка, одолев осыпь, вошла в рощу. На маленьких полянах между копьями стройных лиственниц качались сиреневые колокольцы, белые кисти ревеня, ершистые васильки. Ор со вкусом вдохнул запах хвои и цветов, тряхнул головой, отгоняя заботы, и… увидел Иллу. В белом, вышитом цветной шерстью платье она сидела на камне у тропы. Прятаться было поздно, девушка уже заметила его.
- Подойди сюда, Ор!
Странно прозвучало гийское имя, произнесенное атланткой. Хозяева звали его щенком, тощим, лохматым…
"Решила отомстить сама? - подумал Ор. - Эх, жаль не пошел верхней тропой!"
Илла в эту ночь спала еще меньше Ора. Гнев на раба прошел, уступив растерянности. Чего хотят от нее боги? Ведь все сходится со сном: и тающий в небе серпик луны, и три цветка - именно три! Но почему, почему их принес жалкий раб из дикого племени?
Да, полно, простой ли он раб?! За три луны он проглотил знания, над которыми брат кряхтел три года. Ор читает и пишет не хуже ее, а в счете разбирается лучше! И он был бойцом, испытал такое, что выпадало не всякому герою.
Так что же: ей назначено стать женой гия?! От этой внезапной, хотя давно уже бродившей вокруг мысли Иллу охватил ужас, но в ужасе была сладость… И сразу девушка поняла, что душа ее давно уже тянется к лохматому дикарю. Поэтому так не хотелось заканчивать его обучение - единственный способ побыть вдвоем. Что ж! Значит, так хотят боги! Иначе с чего бы они нашептали ему добыть Знаки невянущей любви!
Если верить листам, в прежние времена ни одна девушка не выходила замуж, пока избранник не приносил ей трех бессмертников с ледяных гор. Нынче от обычая осталась облезлая шкурка: богатые покупают цветы любви из серебра, бедные - из лоскутков кожи. А Илле гий принес настоящие! На рассвете, все для себя решив, девушка отбросила жаркие шкуры, оделась и выбежала на крыльцо. Как раз вовремя: Ор с луком и лепешками в руках шел к хлеву - взять свой кожаный мешок. "Не залечив ран, опять на охоту. Боится меня!" - поняла Илла> и незнакомая щемящая нежность наполнила ее грудь.
Дождавшись, когда Ор зайдет в хлев, она скользнула в ворота и побежала к тропе, ведущей в верховья. Тропа была пологая, но сердце Иллы билось как на страшной крутизне.
Ор шагнул к камню, на котором сидела атлантка.
- Дочь хозяина, ты не простила меня?
- Не бойся. Расскажи, как ты нашел цветы? Почему принес мне? Почему именно три?
- Там больше не было, госпожа. А что рассказывать? - Ор наморщил лоб, припоминая: - Ну, я убил кошку, снял шкуру, доел что осталось от ягненка и хотел спускаться. Но тут я увидел выше эти… пушистые звездочки и подумал - может быть, ты будешь рада им.
- Именно так подумал?
- Да. Выше уступа была скала, и на ней они выросли. До них было два аркана - ну, это как две большие елки. Я полез по трещине. У нее были хорошие края, не ломались.
- Было очень круто?
- Не совсем, - Ор изобразил рукой отвесный обрыв. - На середине я остановился отдохнуть и вдруг подумал: видел бы хозяин, чем занят раб, которого он послал на охоту! Тут мне стало смешно, и я не мог лезть, а только висел и фыркал носом в камень.
Илла представила себе эту картину и поежилась.
- Ну потом я добрался до звездочек и одной рукой держался, а другой рвал их и брал в зубы. И так же я вернулся на уступ. Взял шкуру и пошел домой.
Окончив рассказ, Ор уставился в землю. Неожиданно Илла вплела пальцы в его волосы и повернула к себе:
- Дурной! Ты говоришь так, словно сходил на гряды возле дома и выдернул три репы.
Юноша удивленно взглянул на нее:
- Разве мужчине положено хвастать! И еще… эти цветы дали тебе не радость, а обиду.
- Обида прошла, - рука Иллы соскользнула с волос на тело и отдернулась в испуге. Ор осторожно коснулся пальцами шеи и поднес их к глазам, словно стараясь рассмотреть непонятное чувство, рожденное прикосновением атлантки.
- Госпожа, чего ты хочешь от раба?
- Ты не раб! - воскликнула Илла с силой, поразившей Ора. - Боги на время дали тебе вид раба. Зачем - знают только они. И не зови меня госпожой! Я Илла, и мне, - девушка набрала в грудь воздуха, - мне они велят стать твоей женой!
Ора зашатало. Уже ничего не понимая, он прислонился к лиственнице. Словно с усилием разрывая путы, атлантка шагнула к гию и прижалась к грубой серой одежде раба. Руки Ора поднялись, чуть коснулись тонкой шерсти белого платья.
- Дочь господина, ты ищешь гибели!
- Может быть, - прошептала Илла, закрывая глаза. - Но так решили боги. Иначе они не дали бы тебе три Знака невянущей любви.
- Но ты не приняла их. Их съел рогатый.
Вспомнив, как бык тупо жевал цветы, стоившие
десятка колец, девушка звонко рассмеялась. Перед Ором была прежняя Илла - смешливая и строгая, мечтательная и любопытная.
- Все равно! - тряхнула она головой. - Знак был.
- Нет, - в голосе Ора звякнуло прославленное гийское упрямство, - если боги так сказали тебе, я буду твоим охотником. Но сначала я найду еще три этих… невянущих.
- Пусть так, - вздохнула Илла, - но будь осторожен, не упади с обрыва.
Теперь уже рассмеялся Ор: сказать этакое гию!
- Подожди! - крикнула Илла, когда Ор повернулся уходить. - Скажи, - она испытующе посмотрела ему в лицо, - ты будешь мне мужем только потому, что я так велела?
- Но, Илла, у гиев девушка всегда первой зовет молодого охотника.
- И он соглашается, даже если совсем холоден к ней?
- Так не бывает. Разве девушка не чувствует, кто хочет ее!
Ободряемый взглядом Иллы, Ор робко обнял ее. Несколько мгновений они стояли, слушая учащающийся стук сердец друг друга. Потом Ор подхватил лук, мешок и опрометью кинулся вверх по тропе. Он бежал, ощущая прикосновение рук Иллы. Внезапно ему вспомнились другие руки, такие же смуглые, но тоньше, с длинными пальцами, перебирающими тетивы звучащего лука. Где теперь маленькая умизанская певица, впервые позвавшая его стать отцом? Наверное, никогда их тропы не встретятся. Но вот другая, атлантка… На миг Ора охватил холод, но тут же растаял от поднимающегося в сердце тепла.
- Так хотят боги! - повторил он слова Иллы сворачивая в теснину, где в прошлый раз нашел серебристые цветы.
Оставшись одна, Илла постояла, охлаждая ладонями щеки.
- Девушка зовет первой, - пробормотала она задумчиво. - У диких, а не такой уж дикий обычай.
Снова под лучами солнца оседал снег на горных полях. Шла третья весна Ора в Срединной. Прошедшая зима выдалась холодной, малоснежной, и земледельцы с тревогой поглядывали на верхние уступы. Трудно будет напоить их. Хмуро чесал затылок Уфал, вздыхали женщины, Храд в сердцах раздавал оплеухи подвернувшимся рабам.
У Иллы с Ором были свои заботы. Осень и зиму они прожили в зыбком тайном мире, где радость чередовалась со страхом, дерзкие мечты с беспросветным отчаянием. Но они не жалели о безмятежных днях.
Илла, раз решившись, была готова ко всему. Порой ее бесила осторожность Ора. Через день после встречи на тропе, взяв из рук гия три пушистых бессмертника, она сказала:
- Теперь уведи меня в лес и стань моим мужем.
Но Ор, мягкий и уступчивый до грани, за которой просыпалось гийское упрямство, сказал "нет".
- Боишься наказания! - вспыхнула атлантка.
- Если ты станешь матерью, казнят всех троих. Гии говорят: "Убьют охотника - мать родит нового, убьют мать - вырастут дети, убьют детей - род погиб!"
- Прости! - сказала Илла, гладя худые руки юноши. - Ты умнее и добрее меня.
- Не говори так! - Ор прижался лицом к се мокрой щеке. - Лучше спроси у своих богов, какую тропу они готовят нам.
Но боги молчали. В снах Иллы Ор уносил ее туда, где много, много счастья и нет опасностей. Но где это удивительное место, боги не говорили.
Пытаясь подсказать им, влюбленные строили замыслы один прекраснее и несбыточнее другого. В листах Иллы было сказание о рабе-пеласге на корабле, ушедшем на поиски новых стран. Кормчий и под-кормчий умерли от болезней и с ними многие мореходы. Из живых только пеласг знал правила кораблевождения. Они обогнули южный конец земли кот-тов и достигли далекого края мира, привезли много богатств, рисунок пути, записи о ветрах и течениях. И тогда, исправляя ошибку, боги сделали отличившегося раба атлантом. Было это три сотни лет назад.
Были и другие замыслы, например, подкупить торговца и бежать на корабль в Восточные земли. Но где взять бронзу? Храд так прячет накопленные кольца, что в жизни не найдешь! Да и много ли их.
Зимой им почти не удавалось побыть вдвоем. Сидя над листами у очага, они писали друг другу, словно издалека. В посланиях было много бессмертников, связанных по три, но мало надежды. А нетерпеливой девушке становилось все труднее сдерживаться. Каждый новый день гий начинал со страхом, что она словом, взглядом, движением выдаст себя.
Наконец, сжалившись, боги дали знак, что одобряют один из замыслов. Так во всяком случае толковала свой сон Илла. Во сне она увидела себя в уединенной долине, у входа в уютную пещеру, где горел маленький костер. Ор появился среди скал с добытой козой. Здесь сон оборвался, но Илла считала, что боги высказались ясно: надо бежать в горы и поселиться в недоступном месте. Ор неуверенно кивнул: пусть будет так.
В поисках баранов и коз он переваливал гребень в истоках Рониома и спускался в сплетение хребтов и долин, где не было человеческих следов. Проживут ли они там одной охотой, как перенесут зимнюю стужу? Неизвестно. И все же это лучше, чем каждый день ждать гибели. Они начали готовиться. Уходя на охоту, Ор прятал в тайнике взятую в доме еду. Там же он вялил часть добытого мяса, отказывая себе в охотничьей доле, от чего еще больше отощал. Оставалось дождаться, чтобы нависший снег в верховьях рухнул, освободив путь через хребет. Но солнце не спешило, словно проверяя твердость их решения.
Однажды под кленом они шептались над листом с давным-давно решенной задачей. Когда кто-нибудь приближался, Ор начинал бубнить: "Для измерения постели треугольного поля вырасти зерна локтей его короткой стороны на колосьях локтей длинной; урожай располовинь между двумя братьями и одного прогони…"
- Не бойся, я сильная! - шептала девушка, когда опасность удалялась. - Ты не услышишь от меня ни одной жалобы, мой охотник! А потом боги покажут тебе путь к Великому Подвигу… - Ор жестом остановил ее, вслушиваясь. Далеко в верховьях раздался протяжный гулкий вздох, словно великан, кончив путь, сбросил с плеч тяжесть и распрямился, переводя дух.
- Снег упал, - сказал Ор, - если ты не отступилась, завтра нам надо уходить.
- Отступилась! - вспыхнула Илла. - Я думала: умру от нетерпения!
- Убери руки, отчаянная!
- Ор, - зашептала девушка, - давай убежим сегодня ночью! Завтра мы будем уже далеко…
- Нельзя, Илла. За ночь далеко не уйдешь, а утром нас хватятся. Сделаем так: я на рассвете возьму у твоего отца лук и уйду, а ты поешь со всеми и скажешь матери, что идешь за ягодами. Встретимся у камня, где ты впервые меня позвала.
- Ладно. И знай: если нам суждена гибель, все равно я не жалею, что боги дали мне тебя!
- Не надо думать с плохом. А теперь злее скажи: "Убирайся, лохматый, хватит на сегодня".
- Убирайся, лохматый! - Голос Иллы так зазвенел, что проходящий по двору Храд оглянулся. При виде гия он скривился от мысли, которая все настойчивее одолевала его этой весной: "Нет, видно, придется везти лохматого в Атлу".
Илла и Ор этой ночью почти не спали, волнуясь перед побегом. Не спал и Храд. Зудели старые раны и новые заботы. Вновь и вновь обдумывал старый вояка дела семьи. До сих пор все шло удачно. Подкупом и угрозой он получил в счет воинской награды землю из лучших наделов, да еще прикупил два поля. И лося купил - теперь может продавать продукты в Ронаде.
Неплохи дела и у Агдана: из загребного стал под-кормчим, послан служить Подвигу Подпирающего. Правда, сын клянет тяжкий труд и унылую жизнь на Канале. Ничего, потерпит! А завершат Подвиг - будут щедрые награды. Тощий щенок, над приобретением которого все насмехались, тоже не обманул надежд. Два барсовых меха, много рогов и шкур лежат в кладовой, семья ест мясо, не трогая стада. Но вот выпала сухая весна, и мигом со всех сторон вцепились заботы.