– Вертолёт, заходя на "Пристань", закладывает широкий круг. Ага! Вот, и он! Эпицентр взрыва. То есть, то место, над которым – в приснопамятном 1908ом году – и взорвался Тунгусский метеорит. Или же – по мнению отдельных авторитетных исследователей – часть газового хвоста, принадлежавшего легендарной комете ПонсВиннике… Как оно тебе? Впечатляет?
– В меру, – равнодушно передёрнул плечами Лёха. – Большая круглая котловина, окружённая неприметными покатыми горушками. Бурые узоры, по твоим словам, это топкие болота. А вон те грязносерые радиальные полосы? Что это такое?
– Поваленный – во время старинного метеоритного взрыва – лес. Уже, естественно, значительно подгнивший и густозаросший мхом.
Завершаязамыкая круг, вертолёт плавно пошёл на посадку. Вскоре пассажиры ощутили достаточно сильный толчок, ещё через пару минут затих надсадный гул, и вертолётные лопасти, перестав вращаться, замерли.
– Попрошу на выход, господа начальство! – вежливо пригласил пожилой лётчик. – Прибыли, однако…
Лёха спустился по короткой лесенке. Под подошвами кроссовок приметно застучало. Он непроизвольно посмотрел под ноги и уважительно усмехнулся:
– Шикарная вертолётная площадка, ровненькая. Выложена их старательноструганных досок. Шик и блеск.
– Мы старались, – скромно улыбнувшись, сообщил Василий Васильевич. – Словно бы предчувствовали, что скоро к нам богатенькие интуристы – стаями любопытными – потянутся… Вот, и наш здешний гостиничный комплекс, – махнул рукой направо.
– Солидно, – одобрил Лёха. – Не хуже, чем в Ванаваре. Два зимовья под одной крышей, новенькая баня, различные хозяйственные постройки… А что находится за горушкой?
– Речка Хушма. Пойдём, покажу здешнюю историческую достопримечательность.
На покатом речном берегу располагалась высокая, местами почерневшая изба, рядом с которой в землю был врыт толстенный сосновый столб, украшенный деревянными стрелкамиуказателями: "Ванавара – 66 км", "Москва – 3651 км", "НьюЙорк – 8529 км".
– Сколько лет данному почтенному строению? – старательно отмахиваясь от настырных сибирских слепней, спросил Лёха. – А рядом наблюдается какойто древний металлический агрегат. Что это такое?
– Зимовье, которым мы сейчас любуемся, было построено экспедицией товарища Кулика ещё в замшелом 1927ом году, – с гордостью в голосе сообщил директор заповедника. – Сейчас в избе оборудован небольшой краеведческий музей – всякие книги о падении Тунгусского метеорита, различные географические карты и планы, старые и современные фотографии, бытовые мелочи тех лет. Железная ржавая бандура? Старинная буровая установка. С её помощью любопытные исследователи – в первой половине двадцатого века – и пытались обнаружить осколки метеорита. Не нашли, понятное дело.
– Ой, больно! Насквозь, твари, штаны прокусывают…
– Это да. Что есть, то есть. Местные слепни – звери натуральные и безжалостные… Ещё везёт, что гнус пока не вылетел из болот, не сезон. А, вот, недели через дветри здесь такое комариное реалитишоу начнётся – мама не горюй… Ладно, пошли в комплекс. Переоденемся в штормовки и брезентовые штаны. Жарковато будет, конечно. Но, ничего не поделаешь. Иначе слепни сожрут. Да и кроссовки – порядка ради – сменим на надёжные болотные сапоги…
На маршрут они вышли в начале десятого утра.
– Как видишь, от "Пристани" ведёт натоптанная тропа, – махнул рукой Василий Васильевич. – А зимой здесь можно будет проложить лыжню. Или, к примеру, "Буранами" накатать, то бишь, старательно утрамбовать снежный покров. Как скажешь, короче говоря… За мной!
Тропа спустилась по склону к бойкому ручью, через который был переброшен крепкий бревенчатый мостик.
– Лес вокруг совсем молоденький", – на ходу отметил Лёха. – Только очень хлипкий и разреженный. А на сосёнках – между прошлогодними ветками – наблюдаются какието странные чёрные "почки". Уродливые и слегка вытянутые… Что это, Вася?
– Мутация, – не оборачиваясь, многозначительно пояснил директор заповедника. – Здесь такое встречается – везде и всюду.
Через час с четвертью слева послышался приятный монотонный звон, постепенно переросший в весёлый и беззаботный гул. Пройдя через густой колючий кустарник, они вышли на высокий берег речки, выше по течению которой располагался величественный десятиметровый водопад.
– Чугрим! – торжественно известил Василий Васильевич. – Прошу любить и жаловать!
– Божественное место, – смахивая со лба капли солоноватого пота, подтвердил Лёха. – Это метеорит постарался? То есть, данный водопад появился лишь в 1908ом году, после падения небесного гостя?
– Честно говоря, не знаю, – признался проводник. – Никогда не задумывался об этом… Хотя, при наличии обострённой фантазии, такое запросто можно предположить. Например, непреодолимая небесная сила – тремя меткими ударами – пробила скалу. В трёх разных местах, естественно. Ну, он и образовался – полноценный водный тюльпан. Или же в Москве принято говорить, мол, водяной тюльпан?
– Разберёмся. Не впервой. А, что с этим водопадом происходит зимой?
– Замерзает, понятное дело. Картинка получается замечательная. Блеск и полный отпад. Лёд пузырится, пузырится, наползая и наслаиваясь друг на друга… Иногда, в солнечную погоду, над замёршим Чугримом встаютобразуются сразу шестьсемь полноценных радуг.
– Великолепно! – искренне обрадовался Лёха. – Здесь, на фоне искрящихся ледяных струй, и будет проходить второй конкурс реалитишоу "Снега, снега". Ёпрст будет доволен. Как бы – от бесконечного восторга – не описался бы…
– Второй этап?
– Конечно, второй. Первый конкурс – переход от Ванавары до "Пристани" на снегоходах.
– Ах, да. Запамятовал… Шагаем дальше?
– Шагаем.
Справа по ходу движения над ними нависала гора Каскадная. Вокруг, попрежнему, рос только молодой лес.
– И это – очень хорошо, – прокомментировал Лёха. – На вершине Каскадной оборудуем пункт для телевизионных операторов. Оттуда, наверняка, Чугрим прекрасно просматривается. Кадры будут – не захочешь, а закачаешься…
Через некоторое время под ногами путников противно захлюпало, справа и слева от тропы появились пышные моховые кочки.
– Южное болото, – сообщил Василий Васильевич. – Именно здесь все научные экспедиции – и в прошлом веке, и в нынешнем – искали обломкиосколки метеорита.
– Нашли?
– К сожалению, нет.
– Блеск! – усмехнулся Лёха.
– В смысле?
– В этом месте и пройдёт наш третий конкурс. Спрячем в глубоком снегу несколько осколков от разорвавшихся армейских снарядов, мол, составные части Тунгусского метеорита. Вооружим участников соревнований стандартными металлоискателями. Пусть ищут и получают – за найденное – призовые баллы.
– Симпатичная идея. Одобряю…
Ещё через час тропа резко пошла под уклон.
– Что это такое? – вытягивая руку вперёд, спросил Лёха.
Среди изумруднозелёных кочек, покрытых низенькими кустиками цветущей морошки, возвышался двухметровый деревянный идол.
– Идол, – откликнулся директор заповедника.
– Это, как раз, понятно. Но откуда он здесь появился? Кочевые эвенки поставили в стародавние времена?
– Нет, конечно же. Новодел. Ктото из современных исследователей постарался. Обыкновенное чудачество. Мол, идол охраняет тропу, и – чтобы пройти мимо него – надо заплатить дань.
Действительно, возле деревянных ног истукана возвышалась солидная тусклая горка, состоявшая из разномастных монет.
– Хорошо придумано, – улыбнулся Лёха. – Обязательно обыграем и этот стрёмный момент.
– Как?
– Пока не знаю. Но – в обязательном порядке – обыграем. Может, установим здесь ещё несколько аналогичных идолов. Например, с десяток. Перуны там всякие, Свароги, Велесы… Типа – для пущей экзотики, которой, как известно, мало не бывает.
Пройдя мимо задумчивого идола, они – метров через семьдесятвосемьдесят – вышли на круглую полянку, на которой располагались две ветхие бревенчатые избушки, длинный прямоугольный стол – с широкими лавками по периметру – под крепким навесом, и несколько высоченных поленниц колотых берёзовых дров.
– Избушки – настоящие, – пояснил директор заповедника. – Им лет по девяносто, не меньше. Построены в одну из экспедиций упрямого товарища Кулика. Здесь проживали геологи и буровики. А остальное уже мы смастерили. Мол, для отдыха и обеда господтуристов. Тут им, родимым, и всякие завлекательные байки травят – о знаменитом метеорите.
– И эту приметную площадку мы обязательно используем для очередного конкурса, – пообещал Лёха. – Например, кто быстрее всех разведёт костёр и сварит походный кулёш. Или там макароны с тушёнкой…
Для полноты общей картины они поднялись на высоченную гору Фаррингтон.
Солнышко раскочегарилось уже не на шутку, воздух прогрелся практически до плюс тридцати градусов. По Цельсию, ясный сосновый пенёк, истекающий янтарной смолой…
Злющие слепни (может – оводы?), упрямо роились над путниками неисчислимыми стаями. Накомарник? Лёха его поначалу одел. Но уже минут через пятьшесть снял, так как навалилась немыслимая и вязкая духота, грозящая отправить в глубокий нокаут.
Наконец, они, пройдя по в меру крутому склону, усеянному огромными корнямивыворотнями, взобрались на вершину.
– И здесь, блин сибирский, оборудуем пункт для операторов, – отдышавшись, решил Лёха. – Перспективы и пейзажи – отменные. Телезрителям, в гости не ходи, понравятся.
– Может, и понравятся, – сварливо пробурчал Василий Васильевич. – Почему бы, собственно, и нет? Только нам, похоже, пора сваливать. Чем быстрее, тем лучше. В Ванавару.
– Почему?
– Видишь – на северовостоке – чёрные тучи?
– Вижу, – подтвердил Лёха. – Приближается грозовой фронт. Опасаешься за старенький вертолёт?
– Не в этом дело. Просто здесь не рекомендуется – находиться во время грозы.
– Почему?
– Трудно сказать. Седобородые учёные утверждают, что во время сильных гроз региональные магнитные поля подвержены резким изменениям. То есть, их основные характеристики меняются самым несимпатичным и непредсказуемым образом…
– Ну, и?
– Матёрую волчиху – оттрахали весенние глухари, – криво улыбнулся директор заповедника. – Пропадают в этих краях люди. Причём, регулярно. И кочующие эвенки. И идейные уфологии…
– Когда – пропадают? – въедливо уточнил Лёха. – Зачем? Куда?
– Во время всяких природных аномалий. На сломе погоды… Куда? А Бог его знает… Пошли, "грушник", к вертолёту. Будем делать ноги. Типа – от греха подальше…
Глава тринадцатая
Молодожёны
Раздался характерный скрежет ключа в замочной скважине. Через несколько секунд дверь открылась, и в камеру вошёл высокий человек в светлосером комбинезоне, с чёрным шлемоммаской на голове.
– Переодевайтесь, переселенцы! – несуетливо раскладывая на столе разнокалиберные свёртки, пакеты и коробки, велел Ангел. – Прошу поторопиться, любезные. Вас уже ждут.
Ангел, аккуратно прикрыв за собой дверь, вышел.
– Ура! Нижнее бельё! Ура! – торопливо развернув один из свёртков, обрадовалась Ванда. – Какой элегантный лифчик! Кружевной! Красота, да и только. Наверное, очень удобный…
– Дайка посмотреть, – заинтересовался Лёха. – А какой, извини, это размерчик?
– Какой надо! Забирай свои шмотки, муженёк, и уматывай.
– Куда это – уматывай?
– В ванную комнату!
– Там же тесно.
– Ничего, поместишься. Ты же у меня, слава Создателю, стройный.
– Вот, именно. Я – у тебя. А ты – у меня…
– На что намекаешьто? – насторожилась Ванда.
– На то, что мы являемся мужем и женой. Почему ты, интересно, не можешь переодеться в моём присутствии? А?
– Потому.
– Например? – притворно нахмурился Лёха. – Ты, нежная лань, чтото скрываешь от меня?
– Ничего не скрываю, – девушка слегка покраснела, но смелых серых глаз не отвела. – Просто… Просто, я немного смущаюсь. Девичья аристократичная трепетность, знаешь ли. Опять же, мы ещё не обвенчаны… Короче говоря, уматывай.
– Как же камеры видеонаблюдения? Ты их что, не стесняешься?
– Конечно, стесняюсь. Но это зло, с которым приходится мириться.
– А, я?
– Ты, милый, добро. Причём, добро, которое сейчас покорно, не возражая, проследует в ванную комнату. Иди уже, рыцарь печального образа…
Торопливо скинув на кафельный пол лагерную одёжку, он облачился в гражданскую.
– И, собственно, ничего особенного, – неуверенно пробормотал Лёха. – Классические семейные трусы в синекрасную полоску, тёмноголубые шёлковые носки, белая майка без рукавов, сиреневая рубаха, тёмнокоричневый костюм непривычного фасона. Пиджак (может, камзол?), слегка жмёт в подмышках… Чёрные ботинки? Остроносые какието и слегка жестковатые. Видимо, новенькие, ещё не разношенные. Как бы кровавых мозолей – между делом – не натереть… Эй, любимая графиня! Мне уже можно вылезать?
– Выходи, – разрешил слегка смущённый голосок. – Поможешь мне молнию застегнуть… Ну, как я тебе?
– Как всегда – прекрасна и загадочна.
– Спасибо, конечно. Но я спрашивала про платье.
– Миленькое. Кружева и рюшечки везде. Но только – на мой изысканный вкус – излишне строгое. Отдаёт от него – за версту – какимто…эээ, церковным Средневековьем. Всё интересное и приметное скрыто. Причём, наглухо. Я имею в виду – ноги, грудь и плечи…
– Да, никудышный из тебя, Алекс Петров, знаток и ценитель высокой женской моды, – огорчённо вздохнула Ванда и, поворачиваясь спиной, попросила: – Застегни, пожалуйста, молнию.
"Какая же у неё белоснежная кожа! – мысленно восхитился Лёха. – Неужели Ванда ни разу в жизни не загорала? Вполне возможно. Средневековая аристократка, всётаки… Интересно, а какая у неё кожа – на ощупь? Наверно, бархатистаябархатистая, нежная и очень тёплая… Или, наоборот, ледяная?"
Он, не сдержавшись, осторожно прикоснулся губами к узкой впадинке между женскими лопатками.
– Ой! – напряглась Ванда. – Что ты делаешь?
Лёха, естественно, промолчал, так как его губы, перепархивая с одной лопатки на другую, были заняты.
– Прекрати, пожалуйста! Прекрати! – взмолилась девушка. – Меня уже всю колотит – словно бы от озноба…
– Как скажешь, любимая, – послушно застёгивая молнию на платье, хриплым голосом заверил Лёха, а про себя подумал: – "В девице, очевидно, дремлет целое море необузданной страстности. Что же, разбудим, не вопрос. Дайте только срок…".
Тоненько заскрипели дверные петли, и в комнату вновь вошёл давешний Ангел в чёрном шлемемаске.
– А стучаться в дверь тебя, служивый, не учили? – презрительным голосом спросила Ванда, после чего добавила: – Хам законченный.
– Что такое? – опешил Ангел. – Ты, переселенка, совсем обнаглела?
– А где это ты, братишка светлосерый, видишь переселенку? – недобро прищурился Лёха. – Или, к примеру, подлого переселенца? На нас что, одеты лагерные робы? Чего молчишьто, чучело?
– Нет, лагерных шмоток, действительно, не наблюдаю, – задумчиво подтвердил Ангел.
– Правильно всё понимаешь. Раз мы одеты в цивильную одежду, значит, являемся полноправными гражданами вашего Мира. Правильно?
– Наверное, – равнодушно пожал плечами Ангел. – Следуйте за мной…, земляки…
– Часом, нас "в расход" не отправят? – пробормотал Лёха. – Выдали новую одёжку? Ничего не значит. Обычные коварные ухищрения, не более того. Сейчас поместят в жидкий азот, и все дела.
– Вообщето, в Мире "церковников" переселенцев ценят, – шёпотом сообщила Ванда. – Я вчера в здешних толстых книжках вычитала. Коренные местные жители, они слегка изнеженные, привыкшие к бурной и насыщенной общественной жизни. То бишь, зачастую подвержены разнообразным "фобиям". В частности, не могут долго находиться в относительнобезлюдных местах. Например, на далёких заполярных островах. Впадают в серую и вязкую депрессию и – в конце концов – медленно сходят с ума… Так что, милый, мы с тобой являемся безусловноценными кадрами. Таких – без веских и уважительных на то причин – "в расход" не отправляют. Мол, не выгодно и глупо…
Они вошли в просторный, скромно обставленный кабинет.
"Вокруг наблюдается однозначный и ярковыраженный аскетизм, – мысленно одобрил Лёха. – Такое помещение впору занимать старшему офицеру какойнибудь секретной спецслужбы, фанатично преданному своему делу…"
За неприметным письменным столом сидел упитанный, седобородый и совершеннолысый старикашка, облачённый в стандартный светлосерый комбинезон.
– Явились, голубки весенние и радостные? Белокрылые? Нуну, – язвительно усмехнулся старик. – Проходите. Садитесь вон на тот кожаный диванчик. А ты, – строго посмотрел на Ангела, – свободен. Отдыхай. Ежели что, слуга Божий, позову…
Лёха и Ванда, взявшись за руки, уселись на указанное место. Ангел послушно удалился. А старикан поднялся на ноги и, неторопливо проследовав в дальний торец кабинета, отомкнул – массивным бронзовым ключом – толстую стальную дверцу сейфа, вмурованного в стену.
Напевая под нос чтото мелодичнобеззаботное, он достал из сейфа нарядную митру, украшенную крупными, искусноогранёнными самоцветами, заученным движением водрузил её на круглую лысую голову и, плавно обернувшись, представился:
– Отец Джон, епископ. Старый друг уважаемого и почтенного Альберта, который является вашим искренним попечителем. Ангеломхранителем, если так будет угодно.
– Здрасьте, – чуть слышно прошептала Ванда.
– Долгих лет жизни вам, отче! – дежурно пожелал Лёха.
– Спасибо – за добрые слова, – беззаботно улыбнулся епископ. – Значит, молодые люди, вы хотите обвенчаться? То бишь, заключить полноценный супружеский союз – по церковным католическим канонам?
– А разве – в вашем Мире – можно подругому? – удивилась непосредственная Ванда.
– Нельзя, конечно. Но, тем не менее, я обязан, соблюдаю устоявшуюся веками процедуру, спросить. Итак… Молодой человек и юная барышня, вы, действительно, хотите обвенчаться?
– Очень хотим! Алекс, почему ты молчишь?
– Хотим, ясная зимняя зорька…
– Перехожу к следующим вопросам, – многообещающе усмехнулся старикашка. – Тебя, широкоплечий юноша, зовут – Алексей Петров? В своём Мире ты был…эээ, менеджером телеканала?
– Да, отче.
– Клянёшься в этом – Святой верой в Господа нашего?
– Клянусь!
– Тебя, честная девица, зовут – Ванда де Бюсси? В своём Мире ты была потомственной благородной бургундской графиней?
– Да, отче.
– Клянёшься в этом – Святой верой в Господа нашего?
– Клянусь!
"И голос – при этом – у неё не дрогнул, – подумалось. – Значит, моя жена – и на самом деле – является благородной средневековой аристократкой… Были некие навязчивые сомнения по этому поводу? Были, естественно. Куда же, спрашивается, без них? Но теперь они развеялись – без следа…"
– Одну секунду. Запамятовал, – смешно и чуть смущённо засуетился епископ. – Я, молодёжь, сейчас…
Старик вновь удалился к дальней стене и извлёк из сейфа кусок белой кружевной ткани.
– Это же…сссвадебная фата? – слегка заикаясь, спросила Ванда. – Не может быть…
– Она самая, – довольно хохотнул епископ. – Всё должно быть понастоящему. Как заведено. Как полагается. Чтобы – ненароком – не обидеть достойных людей.