– Полярный день отменяется, – мысленно послав серых сволочей на фиг, негромко объявил Лёха. – Бывает. Мать его… Следовательно, что? Сейчас, наверное, начало одиннадцатого вечера. Значит, мы имеем дело со среднестатистической ночью средней полосы. Что же, над этим стоит подумать. То есть, поразмышлять. Только потом. Завтра. Может быть… Где же мои рюкзаки? Ага, нашёл…
Набросив на плечи широкие рюкзачные ремни, и взяв в руки раскладные стульястолики, он неторопливо зашагал к ровной базальтовой площадке – на свет одинокого светложёлтого огонька.
"Какого, братец, огонька?" – напомнил о себе настойчивый внутренний голос. – "Ерунда ерундовая. Блин… Откуда здесь взяться огоньку? Зажигалкато – у нас…".
Но около установленной палатки, действительно, горел яркий костерок. Милый такой, симпатичный и домашний. Мало того, от костра долетал и приметный аппетитный запах – запечённого на огне мяса. То есть, полноценного шашлыка.
Более того, оттуда – из безумносимпатичного и уютного местечка – доносилась безумносимпатичная песенка.
Нежный женский голосок – увлечённо и самозабвенно – напевал:
Рассказывайте мне, я вас молю!
Рассказывайте – о земле и судьбах.
Вернувшись, из своих прекрасных будней,
Что мне так далеки. Я вас люблю…
Рассказывайте мне – о трудных днях.
О всех, что испытали на чужбине…
Вы кровный брат – на веки и отныне,
Мой кровный брат – на жизненных полях…
Рассказывайте мне – об островах.
Где царствуют прекрасные мулатки.
Чьи стройные тела – как шоколадки,
Рассказывайте – мне – об островах…
Вы не поддались? Были мне верны?
Какой пассаж! Я польщена и право,
Достойны вы – обещанной награды…
Но, всё же, всё же – только лишь – увы…
Рассказывайте мне… А как там – Он?
Вы знаете – о ком – я вас спросила…
В том мне порукой – божеская сила,
Что каждый день твердит мне о былом…
Рассказывайте! Что, уже пора?
Опять зовёт вас – звонкий ветер странствий?
Уходите? Поглотит вас Пространство?
И в этот раз, отныне, навсегда?
И в это раз – поглотит вас – Пространство…
Глаза мне говорят, что – навсегда…
– Графиня, – одобрительно прошептал Лёха. – Нежная, трепетная и сентиментальная… И это, между нами, старыми солдафонами, говоря, правильно. Других жён нам – и даром – не надо. Себе забирайте. Как бы так. Прописная истина. Старая, как и этот Мир – сентиментальный, нежный и трепетный…
Глава двадцать первая
Урочный час волка
Он сделал несколько шагов вперёд.
– Стоять! Ни с места! – приказал звонкий женский голос, в котором легко, без особого труда, угадывались насмешливые нотки. – Стреляю – на малейший шорох. Прямо в правый глаз… Стоять!
– Стою. Что дальше?
– Пароль?
– Бургундская графиня Ванда.
– Пароль неполный. Не катит. Извольте дополнить. Стреляю – на малейший шорох. Без предупреждения…
– Это я уже понял, – заверил Лёха. – Зачем повторять – одно и то же – по десять раз?
– Затем. Хочу – и повторяю. Я женщина свободолюбивая, гордая, своевольная и чутьчуть капризная.
– Понял. Не дурак… Продолжаю озвучивать полный пароль.
– Продолжай.
– Стройные длинные ноги, которые – как кажется – начинаются от самых подмышек.
– Да, это так.
– Маленькие, изысканно очерченные нежные губы. Карминные губы. Иногда – требовательные и жадные. Жадные – до полного и окончательного безумия.
– И это – правильно. Продолжай.
– Упругие маленькие груди. Чувствительные – очень чувствительные к поцелуям – соски…
– Достаточно, – засмущалась Ванда. – Проходите, путник, к гостеприимному костру.
– А отзыв?
– Что – отзыв?
– К каждому паролю – отзыв полагается, – пояснил Лёха. – Правило такое, армейское насквозь. Типа – у каждой половозрелой тычинки должен быть свой работящий и неутомимый пестик.
– Ну, я не знаю… Может быть – белобрысый охламон?
– Не катит.
– Тогда – любимый и обожаемый белобрысый охламон?
– Катит. Принято.
Они, немного поцеловавшись и потискавшись, установили ещё две палатки, после чего поужинали.
Походный костерок, слегка потрескивая, горел ровно и приветливо. Угольки, изредка подмигивая, разлетались во все стороны.
– Как тебе – запеченная барсучатина – в моём исполнении? – поинтересовалась Ванда. – Зажигалка? Оказывается, что она вмонтирована в рукоятку охотничьего ножа. Ничего хитрого, любимый… Так, как? Жаркое удалось?
– Очень вкусно! – похвалил Лёха. – Немного напоминает молодого поросёнка. Полугодовалого и слегка – на хозяйских щедрых хлебах – зажиревшего. Спасибо, сероглазка!
– Не за что. Всегда к вашим услугам, благородный граф.
– К услугам и усладам?
– Ага. К ним самым. Не желаете ли пройти – в нашу супружескую палатку? Графскую, так сказать?
– Желаю. Уже, признаться, давно… Что это? Гуд какойто…
– Гудит, – подтвердила Ванда. – Вернее, жужжит. Кажется, за Чёрной грядой.
– На побережье.
– Самолёт с вертикальным взлётомпосадкой?
– Похоже на то, – озабоченно нахмурился Лёха. – Впрочем, этого и стоило ожидать. Классика жанра.
– То есть, это плохо?
– Дерьмово.
– Зачем же так грубо выражаться? – возмутилась Ванда. – Тем более, в присутствии благородных дам? Почему не сказать попростому? Мол, образовался очередной пиковый расклад. А?
– Образовался очередной пиковый расклад.
– Совсем другое дело. Ведь, можешь, когда захочешь… А в чём, кстати, его пиковость?
– Варяги, блин, прилетели, – деланно зевнул Лёха. – Без бород, понятное дело. Но – как и их морские собратья – сексуальноозабоченные. Не было печали у гусаров…
– Какие – варяги? Шуточки шутим?
– Если бы. И рад бы пошутить, но – ейей – не до смеха. Всё очень серьёзно и безрадостно.
– Расскажи, – попросила Ванда. – Только, пожалуйста, без своих обычных армейских подколов.
– Без подколов, так без подколов. Как скажешь… Это прилетели ребята с запасного аэродрома.
– С визитом вежливости?
– Нет. Они прилетели за тобой, моя длинноногая радость.
– За мной?
– Ага, – подтвердил Лёха. – За единственной женщиной – на многие тысячи километров. Жизненная проза, не более того. Я даже их – на подсознательном уровне – понимаю. И – в принципе – не осуждаю.
– Ты в этом уверен? Я имею в виду – суть происходящего… Вдруг, ребята прибыли сюда с добрыми намерениями?
– Если их намерения были бы добрыми, то самолёт приземлился бы рядом с метеостанцией. Как в прошлый раз. Зачем им было садиться за Чёрной грядой? Причём, незаметно подлетев с севера? Заложив для этого широченный круг? Нам ещё повезло, что ветер дует с моря. Случайно услышали звук работающего двигателя.
– Повезло, – грустно вздохнула Ванда. – Наверное, Алекс, ты прав. Все мужчины – законченные и похотливые козлы. Кроме тебя, естественно… А, что мы теперь будем делать?
– Придётся их убить.
– Убить? Понастоящему?
– Придётся, – подтвердил Лёха. – Нет другого выхода. Начинаются, милая графиня, так любезная моему глупому сердцу, серьёзные мужские игры. Извини, но слюнявое милосердие здесь не уместно… У нас очень мало времени. Надо готовиться к встрече незваных гостей.
– Хорошо. Будем готовиться. Как скажешь, – согласилась жена. – Сколько их будет?
– К нашему лагерю, скорее всего, подойдёт один боец. Остальные будут его ждать возле самолёта. Впрочем, не исключаю, что будет выставлен и промежуточный сторожевой кордон.
– Почему к нашим палаткам придёт только один потенциальный похититель?
– Азбука жадности. Мол, кто первый девушку позвал на ужин, тот её первым и танцует. Причём, столько раз, сколько захочет.
– Алекс, я тебя ненавижу!
– За что – на этот раз? Неужели, за своеобразный юмор?
– Угадал, морда плебейская. Именно за него… Что мне сейчас делать? Командуй.
– Я пойду в здание метеостанции, – поднялся на ноги Лёха. – Надо коечто прихватить. Так сказать, слегка довооружиться. А ты пока присмотри дельное местечко, где можно спрятаться. То бишь, засесть в засаду. Гденибудь там, – махнул рукой на северовосток. – Визитёр, сто процентов из ста, придёт со стороны морского побережья. Надо, чтобы он располагался ко мне боком.
– А он…, – заволновалась Ванда. – Он не появится здесь во время твоего отсутствия? Прямо сейчас?
– Нет. Исключено.
– Почему?
– Видишь ли, все серьёзные диверсионные мероприятия – по жёстким законам жанра – принято проводить в так называемый "час волка".
– Это, собственно, когда?
– Незадолго до рассвета, – пояснил Лёха. – То есть, до того момента, когда солнечный диск высунется изза восточной линии горизонта. Серая утренняя дымка, сквозь которую проглядывают застенчивые звёзды. Ночная темнота постепенно – прямо на глазах – отступает.
– Я поняла. Ты очень хорошо объяснил… Иди. И возвращайся как можно быстрее…
Он внимательно осмотрел выбранный арбалет.
"Правильно, братец, – одобрил много чего понимающий внутренний голос. – В таких делах шуметь нельзя. После громкой стрельбы – в обязательном порядке – подтянется подкрепление. Потихому надо всё сделать. Как – в своё время – учили. Хорошо, надо признать, учили. На совесть… Арбалет? Надёжная игрушка. Двуствольная. Заряжается не стрелами, а тонкими стальными иглами. Годится. Не сомневайся…"
Подумав с минуту, Лёха прихватил с собой пятнистую плащпалатку и прибор ночного видения.
– Как хорошо, милый, что ты вернулся! – обрадовалась Ванда. – А то меня уже – всю – колотит от липкого страха. Обними покрепче. Ещё крепче. А теперь поцелуй. Ещё…
– Что у нас с местом для засады? – через пару минут поинтересовался Лёха. – Высмотрела чтонибудь подходящее?
– Высмотрела. Я же у тебя – глазастая. Вот, сам посмотри. Узкий проход между двумя высокими камнямивалунами.
– Молодец, одобряю. Я, надев на голову прибор ночного виденья, лягу здесь, а ты накроешь меня плащпалаткой. А поверх старательно обложишь болотным мхом и закидаешь сухими ветками.
– Ты, что же, прямо сейчас будешь ложиться? – зябко передёрнула плечами Ванда.
– Ага. Чего, собственно, тянуть? Перестрахуемся немного. Лучше перебдеть, чем шальную пулю словить…
– А мне что делать?
– Тебе, сероглазка? – изобразил глубокую задумчивость Лёха. – Лежи себе в палатке и через каждые семьвосемь минут громко постанывай.
– Зачем – стонать?
– Имитируя бурный оргазм, ясное дело.
– Зачем? Очередная солдафонская шутка?
– Чтобы коварный визитёр подумал, что в палатке находятся два человека. То бишь, занимаются жарким сексом, позабыв обо всём на свете.
– Когда мне вылезать наружу? – жалобно улыбнулась Ванда. – Как я узнаю, что всё… ммм, закончилось?
– Я заухаю полярной совой…
Ночь тянулась и тянулась. Иногда казалось, что она бесконечна. То есть, пришла навсегда.
"Наступит ли рассвет? – засомневался мнительный внутренний голос. – Может, наша древняя планета – после падения астероида – перестала вращаться? Тьфутьфутьфу, конечно. Постучи, братец, по дереву. Типа – за меня…"
Ночь. Чернота. Звенящая тишина. Только в низеньких кустиках вереска, растущих неподалёку, шелестел порывистый ветер, беззаботно гоняя по чёрным камням обрывки засохшего лишайника. Изредка подавали голос неведомые ночные птицы. Время тянулось нестерпимо медленно и вязко. С ночного неба – понимающе и мудро – подмигивали крохотные огоньки звёзд, окружавших со всех сторон одинокую Луну.
А ещё ночную тишину – через каждые семьвосемь минут – нарушали сладостные стоны, издаваемые дисциплинированной Вандой.
– Старается, графинюшка, – тихонько хмыкнул Лёха. – Хорошо это у неё получается, достоверно. Не придерёшься…
Вокруг явственно начало сереть, наступал час волка. Час – между умирающей ночью и нарождающимся рассветом. Очень непонятное, загадочное и неверное время…
Неожиданно гдето вдалеке тревожно и тоскливо завыли гиены – словно бы подавая сигнал тревоги.
"Может, их спугнул ожидаемый гость?", – предположил внутренний голос. – "Нуну. Как говорится, милости просим. К торжественной встрече всё готово…".
Снова заблажилизавыли гиены, на этот раз – словно бы уходя в неизвестность.
"Шорох? – вздрогнул Лёха. – Или же просто показалось? Ага, ещё. Ещё… Пришёл, родимый…"
Гость, как и ожидалось, пришёл один – низенький, но широкоплечий, в стандартном защитном камуфляже, густо покрытом короткими тёмнопёстрыми ленточками, с чёрной шапкоймаской на лице.
"Серьёзный клиент, – определил навскидку внутренний голос. – Настоящий профи, тёртый, хладнокровный и несуетливый. Таких надо мочить сразу. Типа – раз и навсегда…"
Незнакомец внимательно и недоверчиво огляделся по сторонам, сильно – поволчьи – втянул носом воздух, недовольно и подозрительно передёрнул широкими плечами и, опустившись на землю, ловко пополз к палатке.
– О, милый! – призывно застонала в палатке Ванда. – Ещё! Ещё! Ещё… Ооо! Да! Да! Да!
Камуфляжник, достав из наплечной кобуры чёрный пистолет, поднялся на ноги.
"Расслабился, дурилка картонная", – мысленно усмехнулся Лёха и, прицелившись, плавно нажал на спусковой крючок.
– Вжжж, – чуть слышно пропела стальная игла.
Незваный гость, как подкошенный, не издав ни единого звука, упал на базальтовую поверхность.
Лёха выбрался изпод плащпалатки и, подойдя к неподвижному телу, констатировал:
– Правки не требуется. Труп.
Он, несколько раз ухнув полярной совой, принялся тщательно обыскивать карманы покойника.
Из палатки появилась растрёпанная Ванда и, неодобрительно покачав головой, заявила:
– Благородным людям негоже – заниматься пошлым и меркантильным мародёрством.
– А как же быть с термином – "военные трофеи"? – не прекращая своего занятия, спросил Лёха.
– Ну, не знаю…
– Опять же, это он к нам заявился. Причём, без приглашения и с однозначнонехорошими намерениями. Даже пистолет, тварь похотливая, успел снять с предохранителя. Кстати, пистолетто обычный, а не лазерный. И это, блин, плохо.
– Почему?
– У лазерного оружия есть существенное преимущество. Оно является бесшумным.
– Это так важно? – насторожилась Ванда. – Ты, милый, чтото задумал? Чтото опасное?
– Нельзя останавливаться на полдороге. Надо убить и всех остальных деятелей, прибывших на ночном самолёте.
– Но, ведь, ребята с запасного аэродрома могут потом отомстить. Например, поднимут в воздух ещё один самолёт и нанесут по метеостанции ракетный удар. Или же прицельно пальнут – парутройку раз – из лазерной пушки.
– Какнибудь выкрутимся, – снимая с покойника шлеммаску, заверил Лёха. – Например, всё спишем, предварительно спалив самолёт дотла, на банальную авиакатастрофу. Мол, был очень густой туман, с моря дул боковой ветер. Вот, они, утратив бдительность, и навернулись. Хвалёный человеческий фактор, так сказать… Ага, перед нами – типичный узкоглазый японец. То бишь, мистер Наката, комендант запасного аэродрома. Это несколько упрощает дело.
– Каким образом?
– Элементарным, сероглазка. Комендант внезапно погиб. На аэродроме, как и полагается в таких случаях, начнётся жестокая грызня за вожделенные властные полномочия. То есть, ребятишкам будет не до нас… Ладно, я пошёл. Только перезаряжу арбалет. Да и прибор ночного видения отстегну. Уже достаточно светло…
– Как – пошёл? – испуганно ойкнула Ванда. – Куда – пошёл?
– Туда. К самолёту.
– И я с тобой!
– Нельзя.
– Почему?
– Шутки закончились, графинюшка, – пояснил Лёха. – Будешь только мешаться под ногами. Извини.
– Я тебя одного никуда не отпущу.
– Отпустишь. У нас нынче – военное время. Я пошёл, а ты останешься здесь. Так надо.
– Но, я…
– Не спорь, пожалуйста. Это приказ… Я скоро вернусь. Не успеешь даже соскучиться…
Взошло яркое и тёплое солнышко. Ветер окончательно стих. Вокруг бойко и беззаботно зачирикали разнообразные пичуги. На западе в небо поднимался желтоватый столб пыли.
– Это, наверное, оголодавшие полосатые зебры кудато рысят, – предположил Лёха. – Или же какаянибудь другая живность объявилась в наших неспокойных краях…
Примерно через два с половиной километра до его слуха донеслись обрывки чужого разговора.
"Сторожевой кордон, как и предполагалось, выставили, – сообщил строгий внутренний голос. – Только непрофессионально ребята себя ведут. Анекдоты солёные травят. Хихикают. Даже пистолетов не доставали. Шантрапа штатская, болтливая. Чего ещё ждать от них?"
Лёха тихонько ополз гигантский чёрный валун.
За каменной гранью беззаботно болтали два человека.
– Странно, что господин Наката ещё не вернулся. Я начинаю слегка волноваться, – признался ломкий юношеский басок. – И рация молчит… Может, прогуляемся к метеостанции?
– Ерунда, не переживай, – посоветовал хриплый фальцет. – Наката, он жуткожадный и охочий до нежного женского пола. Наверняка, пристрелив мужика, вплотную занялся дамочкой. По её прямому природному назначению, понятное дело… Ничего, натешившись вволю, придёт. И связанную бабёнку – на плече – принесёт.
– Как думаешь, с намито поделится?
– Поделится. Не сомневайся. Иначе всё закончится гадким бунтом и алой кровью… Ладно, слушай новый анекдот. Звонит Папа Римский в еврейский публичный дом…
Лёха, так и не дослушав пикантного анекдота до конца, выскочил изза каменной грани и плавно нажал на спусковой крючок.
– Вжжж, – чуть слышно пропела первая стальная игла.
Прыщавый юнец, неловко схватившись ладонями за левую половину груди, упал на землю.
Переведя арбалет правее, Лёха нажал на спусковой крючок по второму разу. Но "вжиканья" не последовало. Раздался лишь сухой щелчок.
"Осечка, – подсказал заботливый внутренний голос. – Хвалёная техника "церковников" дала незапланированный сбой. Повидимому, без рукопашной схватки не обойтись…"
Одним движением отбросив в сторону бесполезный арбалет, Лёха бросился на второго бойца – внешне неприметного дядечку средних лет, украшенного аккуратной профессорской бородкой.
Реакция у дяденьки оказалась отменной. Неуловимым движением дёрнувшись в сторону, он резко махнул правой ногой, попав Лёхе подошвой ботинка по лицу.
Перед глазами замелькали фиолетовые пятна и мелкие разноцветные искорки. В области переносицы образовалась острая боль. Ничего не видя вокруг, Лёха принялся наносить беспорядочные удары на удачу. Бил, попадал, получал – в свою очередь – встречные удары.
Споткнувшись о неподвижное тело прыщавого юнца, он неловко упал на землю.
Ещё через мгновение сильные пальцы противника сошлись на его шее. Беззащитное горло – словно бы – стиснули тесным стальным ошейником.
Дышать становилось всё труднее и труднее. Глаза безвольно закрывались. Создание начало постепенно меркнуть. Перед внутренним взором – на полном серьёзе – мелькнула чёрная бездонная пропасть.
"Это, братец, конец, – жалобно прошептал безвольный внутренний голос. – Сушите вёсла и тушите свет…Занавес".