- Да он как бы ничего и не упоминал о начале года, - задумался Берия, - а если и говорил, то совсем немного. В феврале должно уйти в отставку правительство Стоядиновича… буквально через пять дней англичане должны прибыть в Германию на переговоры относительно сотрудничества промышленников…
- Они так это называют! - фыркнул Сталин, - а мы это называем совсем по-другому! Дальше, Лаврентий!
Берия послушно покопался в памяти.
- Пятнадцатого марта войска немцев войдут в Прагу. Поэтому, закончившиеся в тот же день переговоры о необходимости развитии торговли между Германией и Британией англичане не обнародуют. В середине апреля Чемберлен в ответ на наше предложение о трехстороннем договоре (СССР, Англия, Франция) ответит: "Я скорее уйду в отставку, чем подпишу договор с Советами!"
- И не удивительно! - недовольно кашлянул Иосиф Виссарионович, - эта английская сволочь со своей политикой непротивления Германии поставила всю Европу в очень неудобное положение. Он что, не чувствует, чем это все пахнет?
Берия мягко произнес:
- Волков утверждает, что в мае сорокового года ему придется подать в отставку. Его заменит некто Уинстон Черчилль…
- Потомок герцогов Мальборо? Тот, что постоянно критикует Чемберлена?
Лаврентий Павлович кивнул.
- Волков предрекает ему стать "спасителем короны". Товарищ Сталин, так что, продолжать? В июне…
- Довольно! - произнес вождь, - судя по всему, у нас в июне будут другие заботы. Ты, Лаврентий, сказал о том, что пятнадцатого марта немцы должны войти в Прагу. Думаю, этого будет достаточно, чтобы поверить нашему незнакомцу. В течение же оставшихся двух месяцев необходимо сделать все для того, чтобы переход нашей промышленности на военные рельсы возможно было совершить даже без малейших задержек.
Берия хмыкнул:
- Честно говоря, мне кажется, что Запад и так не вполне понимает, по какому пути мы развиваемся. Даладье что-то там говорил…
- Пусть говорит. Если Волков прав, то у нас есть чуть больше двух лет. А мы, товарищ Берия, надеялись как минимум - на пять. Еще лучше - десять. Попросите, пусть он войдет.
Когда Андрей Константинович вновь занял свое недавнее место в кабинете главы государства, Сталин с трудом заставил себя присесть.
- В такой обстановке мы не имеем права пренебрегать столь убедительными доказательствами. Но и верить в ваши пророчества, товарищ Волков, нам не хочется. Страна не хочет войны - это лишь недобитые троцкисты мечтают о "мировом пожаре". Мы же с товарищем Берия придерживаемся мнения, что любой пожар - это беда. Так, Лаврентий?
- Абсолютно верно! - кивнул нарком.
- Поэтому поработайте пока на должности одного из заместителей наркома внутренних дел. Составьте тщательный анализ мировой обстановки и проработайте план: как нам отодвинуть сроки войны. За два года стране к войне не подготовиться - это факт. Не нужно думать, что мы дураки и не видим, что творится в Европе.
Сталин замолчал. Волков с неудовольствием сказал:
- Я не говорил, что тут сидят дураки.
Иосиф Виссарионович примирительно произнес:
- Возможно, я неправильно выразился. Но судить вам все равно проще. А мы не знаем прикупа. Вот так, товарищ Волков!
В следующую ночь товарищу Сталину вновь приснился загадочный сон. Господь Бог укоризненно качал головой.
- Не можешь ты, Сосо без своих чекистских штучек! Тот Иосиф был сговорчивее.
- Тот Иосиф был дурак! - буркнул непочтительный Сталин.
- Ну-ну! - хмыкнул Бог, - а ты, значит, умный? Самая работящая лошадь в конюшне! Ладно. Признаю: тот Иосиф и впрямь… был немного кретином.
- Вот-вот! А у меня страна!
- И народ!
- И народ. Который не знает сам, чего хочет.
- Зато это прекрасно знаешь ты!
- Что именно?
- Что нужно народу!
- Конечно, знаю! Ты мне, Господи, лучше скажи: война точно будет?
Бог пожал плечами.
- Если бы к вам не попал мой… Волков, то война была бы точно. А теперь все зависит от степени вашего доверия.
Сталин во сне топнул ногой.
- Да ты хотя бы представляешь, каково это - перевести экономику в режим интенсивной подготовки к войне?
- Откуда? Я - Бог, а не экономист. И в твое кресло не рвусь, заметь. Уж слишком оно на электрический стул похоже.
Но Иосиф Виссарионович не замечал сарказма.
- У меня до сих пор крестьяне кое-где в лаптях ходят! А ты говоришь, война! Неужели невозможно остановить этого ненормального Гитлера?
Казалось, Бог немного сконфузился.
- За ним стоят не менее влиятельные господа, - наконец изрек он, - и имя им - легион. Не забыл еще курс "Закона Божьего"? Поклоняется Гитлер древним призракам, имена которых по-хорошему должны были бы забыть во всем мире. Ведь пока о них помнят, они не угомонятся. Понял? Это тебе не по Тибету таскаться в поисках Шамбалы.
- Понял! - угрюмо проворчал Сталин.
- И еще, Иосиф! - Бог впервые назвал его взрослым именем, - передай Волкову на словах: пусть он работает, а затем я найду способ его отсюда забрать.
- А сам почему не сможешь передать?
- К нему в сон не так просто попасть. Даже не знаю, возможно ли вообще…
Волков в эту ночь ночевал впервые в своей, пусть и служебной, квартире. Как птице высокого полета и персоне особой важности Сталин лично приказал "выделить товарищу Волкову жилплощадь в Кремле". Андрею Константиновичу на скорую руку отвели помещение в одном из особняков, которые строились в незапамятные времена для членов царской семьи. Княжеские палаты Волкову, конечно, не дали - факт. Но двухкомнатные апартаменты, в котором раньше жила прислуга, он получил. Рассохшиеся дубовые полы, подтверждающие каждый его шаг скрипом и визгом, узенькие окошки-бойницы, небрежно оштукатуренные стены, которые уже позже кто-то пытался привести в божеский вид - все это напоминало ему казармы в Учебном центре Несвижа, где по-молодости довелось побывать в командировке. Старина Джером говорил, что иметь дом, обшитый резным дубом - все равно, что жить в церкви. Приблизительно в таком месте и довелось поселиться Андрею Константиновичу.
Узкая солдатская постель - гражданские такую называют "девичьей" - она с трудом подходит человеку, разменявшему седьмой десяток. Это ерунда, что тело молодое - нервы за годы бурной жизни в нескольких мирах привыкли к относительному комфорту. Попытавшись уснуть сразу же, Волков своей цели не достиг. Пришлось садиться за миниатюрный письменный стол и изучать его содержимое. Затем взгляд его плавно переместился на стены. О прежнем владельце этих покоев напоминали лишь репродукции картин известных художников: Шишкина, Репина, Айвазовского. Висел даже "Философ" Рембрандта. Из картин ему понравились лишь полотна Шишкина, пейзажи его расслабляли. Репин был чересчур реалистичен, а картины Айвазовского заставляли сопереживать несчастным людишкам в шлюпках и на кораблях.
Андрею Константиновичу захотелось чаю, поэтому он включил освещение и прошел в другую комнату, где стоял примус, а на столе располагался чайный сервиз со всем необходимым для чаепития. При виде примуса ему расхотелось чаю, и он с удовольствием выпил несколько глотков холодной воды.
- Нужно будет попросить, чтобы достали мне термос! - проворчал Волков, укладываясь спать.
Неожиданно для себя он мгновенно уснул. Снились ему сорта чая, выставленные в специализированном магазине Минска, куда они любили заходить с матерью. Андрюша был снова маленьким, но тревожно дергал мать за руку и просил купить кяхтинского. Старый еврей-продавец мечтательно закатывал глаза, вспоминал молодость и кяхтинский чай, но в руки им совал пачку индийского первого сорта. Андрюша плакал и сучил ногами. Странное дело: топал ногами он по мраморному полу, но звук был такой, будто стучат по дереву.
Стук в дверь повторился. Волков открыл глаза и увидал, что в окна-амбразуры уже пытается заглядывать позднее январское солнце. В дверь постучали снова.
- Минутку! - произнес он, вставая с постели и натягивая брюки-галифе, - войдите!
Вошел молодой, настороженный. Лицо истукана, но по дергающимся пальцам видно - робеет.
- В распоряжение товарища Волкова. Адъютантом.
Андрей Константинович оценивающе посмотрел на него.
- Представьтесь, пожалуйста!
- Сержант госбезопасности Приходько! - звонким мальчишеским голосом доложил утренний визитер, - Алексей Кузьмич.
Волков улыбнулся. Когда-то и он смущался в присутствии старших… особенно начальства.
- Что у вас в руках, Алексей? - спросил он.
В руках его адъютант держал сверток. Весьма объемный сверток. Был он перетянут пенькой и весил добрых килограмма три.
- Здесь ваше обмундирование, товарищ комиссар госбезопасности второго ранга! - доложил сержант, - пока готовое, а затем нужно будет заказать у местного портного. Размер 176–108-88, я ничего не перепутал? Товарищ комиссар госбезопасности второго ранга, я сейчас мигом поутюжу и можно будет надевать!
Волков решительно забрал у него сверток.
- Значит так, юноша: стойте там и слушайте сюда! Во-первых, поскольку вы мой адъютант, то обращаться будете ко мне по имени-отчеству - "Андрей Константинович", ясно?
- Так точно! - вытянулся адъютант.
- Во-вторых, если в доме нет женщины, то я предпочитаю утюжить белье и одежду сам. И в-третьих, в-третьих… каким хреном тут утюжат белье, ты мне не скажешь?
Приходько сорвался с места, сбегал куда-то и принес огромный электрический утюг, весивший не менее четырех килограмм. Волков пришел в хорошее расположение духа и послал адъютанта за куском чистой марли, а затем собственноручно распаковал сверток. В нем были завернуты отдельно три пакетика. В одном находилась фуражка со светло-синей тульей и красным околышем. Массивная кокарда лежала отдельно. Во втором пакетике лежали новенькие кожаные сапоги его любимого, сорок третьего размера.
- И когда успели, мерзавцы, подсмотреть! - покачал головой он, понимая, что секрета здесь никакого нет. Его знаменитые сапожки рассматривали все, дивясь забытому покрою.
Третий сверток включал собственно, униформу: темно синие бриджи с широкими лампасами и френч дорогого сукна цвета хаки. В петлицах сидело по четыре серебристых ромба - знак высокого положения лица, носящего данный френч.
Ворвался Приходько с серой драповой шинелью и серой каракулевой папахой.
- Вот, товарищ… Андрей Константинович! - выдохнул он, - какие будут распоряжения?
- Откуда я знаю! - ответил Волков, выходя из сортира и застегивая не притершиеся еще пуговицы ширинки, - что там у нас по-плану?
- По плану у нас завтрак! - сообщил адъютант, - а после - встреча с товарищем Берия. В девять ноль-ноль!
- Отлично! - потер руки новоиспеченный комиссар госбезопасности, - и что у нас на завтрак?
Адъютант Приходько жестом пригласил его на кухню (все-таки, вторая комната оказалась кухней) и указал на накрытый стол. Волков посмотрел на "табльдот":
- Жили же люди! - проворчал он себе под нос.
На завтрак комиссару госбезопасности предлагалась гречневая каша и бифштекс. Так же стол украшало блюдо с корнишонами и маслинами, несколько крупных кусочков кеты или горбуши; стакан сметаны выглядел дополнительным бонусом, так же, как и два бутерброда с красной икрой.
- Приятного аппетита! - пожелал Алексей.
- А вы как же? - спросил Андрей Константинович, - заботиться о своих подчиненных - есть священный долг всякого начальника.
- Я позавтракал в общей столовой! Пока получал ваш завтрак.
- Ну, что ж! Тогда - спасибо!
- Может, чаю принести? - предложил адъютант, отступая к двери.
- Чаю я у Берии попью, - произнес Волков не оборачиваясь, - если предложит!
Берия чаю предложил. Он также долго рассматривал Андрея Константиновича в новом обмундировании, просил "поворотись, сынку", а после крякнул:
- Видно, что военную форму вы лет сорок носите! Хотя на сорок и выглядите…
По древней китайской традиции, важный разговор начался с чаепития. Грузин из Абхазии Лаврентий Берия сильно уважал за это китайцев и предполагал, что наступит такое время, когда их станет гораздо больше.
- Наступит! - согласился Волков, - но от этого не станет легче никому. Даже самим китайцам. А еще индусов станет почти столько же…
- А нас… русских?
Андрей Константинович скептически осмотрел абхазского грузина и ответил:
- А русских… вместе с нерусскими станет меньше, чем сейчас. Если выиграем войну такой же ценой, как на моей памяти. И если будем подкармливать половину Африки и Латинской Америки. Китайцы не будут подкармливать. И о кяхтинском чае к концу века никто не вспомнит. Зато… Лаврентий Павлович, хотите, расскажу вам один забавный случай? Так сказать, театральный анекдот…
- Берия молча кивнул.
- Может это и враки, но рассказывают, как народный артист Борис Андреев учил молодого актера заваривать чай.
- Ты, милок, не знаешь, что такое чай. Чай - это же волшебный напиток.
Наслаждение! Ты вот слушай и запоминай. Чай так заваривается: кипятком чайник споласкиваешь, потом бросаешь щепотку краснодарского, чуть-чуть заливаешь. Салфеточкой накроешь и пусть постоит маленько. Потом салфеточку снимешь, досыплешь цейлонского. Снова кипяточку и - салфеточкой. Минутки через три - щепотку индийского. Кипяточком и снова - салфеточкой. Минут через пять наливаешь чай в стакан… Это же произведение искусства!! Это же не чай, а симфония цвета и запаха!!
А заканчивал Борис Андреев свой рассказ о чае такими словами:
- Потом берешь эту симфонию, выплескиваешь в форточку, наливаешь водки и вот уж тогда получаешь истинное наслаждение!..
Берия послушно хмыкнул. Возможно, окажись на его месте какой-нибудь Молотов-Скрябин или Маленков, шутка была бы оценена. Но грузинский абхазец толком не въехал, почему чай сравнивают с водкой. Еще ладно бы - с коньяком! Волков увидел, что его анекдот успеха не имел и поэтому сказал:
- Кстати, это тот Борис Андреев, кто станет знаменитым после фильма "Большая жизнь", который должен выйти в этом году.
Чай был выпит, чашки убраны. Берия наконец понял смысл анекдота и засмеялся. Волков вздрогнул.
- Простите! - хмыкнул нарком, - я просто вспомнил свое состояние, когда прочел статью из вашей энциклопедии. У советского человека понятия счастье и водка, очевидно, синонимы.
- Это так, - кивнул Андрей Константинович, - хотя нам с вами очевидно, что на самом деле они - антонимы. Но эта проблема на данный момент из второстепенных. Как вы считаете, Сталин мне поверил?
- Никто не знает, что думает Иосиф Виссарионович. А я еще не так долго работаю в Кремле, чтобы судить об этом. Но мое впечатление такое… что поверил. Мы все в глубине души знаем, что война будет…
- Но не хотим ее! - закончил его мысль Волков.
- Какой нормальный хозяин хочет, чтобы у него на подворье была война?
- Лучше, когда на соседском! - скептически заметил Андрей Константинович, но Берия не рассердился.
- Это - наша доктрина, - согласился он, - но по вашим утверждениям, нам такого шанса не дадут.
- Там не дали! - подчеркнул собеседник.
В таком вот неспешном тоне беседа генерального комиссара госбезопасности с новым подчиненным продолжалась почти три часа. В ходе ее были намечены основные направления для работы, пусть пока и невидимой для постороннего глаза. Но когда придет время, эта работа должна помочь сократить время для подготовке к войне. Время, которого осталось всего два с половиной года. Возможно, сам Гитлер еще ничего не планировал, но уже задумчиво посматривал на карту, где огромное цветное пятно неправильной формы покрывало едва ли не половину холста. В то время, как у его Германии не было и десятой части. Не было и двадцатой. А была едва ли одна пятидесятая. Вполне возможно, что Советскому Союзу были несколько в напряг его собственные "крутые" размеры. Но разве ж хоть один мужик признается, что тельняшка ему велика? Все в один голос будут стонать, что жмет.
Охранять территорию, площадью в двадцать два миллиона квадратных километра было бы и вовсе невозможно, если бы эта территория находилась на тысячу километров южнее. Но Сталину вместе с Берией и примкнувшему к ним Волкову было ясно одно: через тундру на них никто не полезет. Тем более, что Волков твердо знал: Японцы будут сомневаться до последнего. Потому что их плотно прижучат в августе уже этого года на Халхин-Голе. А если послать туда не Жукова с его тремя классами образования и непомерными амбициями, а человека более толкового? Вот только как договориться с Берией? Как начать этот опасный разговор?
Начали с конкретики.
- Как говорит папаша-Мюллер, "что знают трое, то знает и свинья", - начал Андрей Константинович, - однако даже двумя посвященными в нашем деле не обойтись. Сколько вы намерены привлечь человек?
Берия улыбнулся.
- Давайте, все же, мы этот вопрос сформулируем по-другому. "Сколько мы планируем привлечь к этому делу человек". Мне кажется, что на первых порах будет достаточно десяти-двенадцати.
- Это без учета генеральных конструкторов тех отраслей, которым мы подкинем их поздние разработки, - уточнил Волков, - но вы правы. Костяк должен составлять человек десять. На первых порах. К концу года можно немного увеличить круг посвященных.
- Но не намного! - перебил его Берия, - иначе об этом станет известно слишком многим. А большинство у нас, как известно, всегда надеется на "авось".
- Совершенно справедливо. От режима строжайшей секретности никуда не денешься.
- А у вас там не изобрели ничего такого? Ну, чтобы не болтали…
- К сожалению, нет. Лучший способ открыт задолго до нас, уважаемый Лаврентий Павлович. Ноги в тазик с цементом - и в реку. Это если по-современному. Нужно подбирать таких, чтобы не болтали. Или болтали, но не о работе. У вас есть на примете такие люди?
- Человека три назову с ходу, а насчет остальных нужно будет Меркулова озаботить. Я полагаю, что мы его также включим в "круг посвященных"?
- Да хоть в "квадрат осведомленных"! Главное, чтобы люди были толковые и не болтливые. Кстати, как там поживает наш почтенный Иван Михайлович?
Берия покрутил головой.
- Любите вы личностям прилагательные подыскивать. Сдается мне, что в вас восточной крови больше, чем у меня.
- Разве что у сына моего старшего. Жена моя первая лезгинкой по национальности была, - Андрей Константинович хитро наморщил лоб, - или я запамятовал, и лезгинка - это грузинский танец? Ладно, прошу пардону. Вы знаете такую хохму про горилку? В мое время весьма популярная шутка была… что такое горилка?
- Знаю! - ответил Берия, попадаясь на крючок, - это такой украинский национальный самогон.
- Нет! Это - маленькая обезьянка.
Вопреки надеждам, нарком даже не улыбнулся.
- Ну и юмор там у вас, в будущем! - фыркнул он, - но возвращаясь к вопросу о Кречко, скажу: может он и не сильно толковый, но зато преданный. Кремень-человек. Хотите сделать его своим заместителем?
Волков минуту размышлял.