Ужин протек плавно и без лишней суеты, точно молодой Зееман только и занимался всю жизнь тем, что водил девушек по ресторанам. Тем временем интрига против него расплелась, не успев толком сплестись. Хайнцу Гудериану очень понравился проект наставления по огневой подготовке, в который органично вписались тезисы из произведений его любимых авторов и цитаты его собственных трудов. И тут его адъютант подполковник Рибель доложил ему, что из имперского управления безопасности интересовались личным делом Альбрехта. Генерал Гудериан нахмурился, пораскинул мозгами и двинул прямо к Рейнхарду Гейдриху - шефу политической полиции. Гейдрих был моложе на шестнадцать лет и в свое время кое-чему учился у своего старшего товарища, поэтому угостил Хайнца глотком доброго коньяка и приказал принести запрос на подчиненного Гудериану лейтенанта.
- Кто составлял? - спросил он у своего секретаря.
- Майор фон Лееб, - ответил тот.
- А пригласите ко мне майора этого фон Лееба, - распорядился шеф РСХА.
Майор юлил, как пойманный на "горяченьком" советский прапорщик со складов НЗ. Бормотал бессвязно о сигналах из штаба бронетанковых войск, косился пугливо на рыжего Гудериана, тянул коня за хвост. В конечном итоге выложил всю историю, как на исповеди.
- Еще одно использование нашей конторы в личных целях, и перейдете в танкисты! - тепло пообещал немецкому дворянину группенфюрер Гейдрих. Неудавшийся химик и неплохой скрипач. Жгучий блондин, окончивший военно-морской училище.
- Спасибо, Рейнхард! - поблагодарил на прощание Гудериан.
- Всегда рад помочь, - мило улыбнулся блондин.
Таким образом настырный капитан был отстрелен, словно отработавшая ступень ракетоносителя. Друг майор из "органов" посоветовал ему выбрать себе "сиськи по рукам", а тутовые деревья оставить жукам-шелкопрядам. Гудериан ничего не сказал Альбрехту, и молодой лейтенант к концу весны сдал экзамены по истории и перспективам танкостроения лично ему, генералу бронетанковых войск. А после того, как танковый взвод Зеемана оказался самым лучшим в полку, Альбрехт получил знак отличия - первый шаг к росту в звании. Итак, к двадцати одному году наш молодой человек имел неплохие шансы в карьере и красавицу Магдален в перспективе создания семьи.
Тем временем, в конце апреля Гитлер расторг мирное соглашения с Англией и пакт о ненападении с Польшей. Поскольку в середине марта немецкие войска тихой сапой заняли Чехословакию, то заявления Гитлера были восприняты остальным миром весьма настороженно. К началу лета Гудериану было приказано готовить бронетанковые войска к грандиозным маневрам, а Альбрехт Зееман вместе с майором Роттигером отправились осматривать пополнение в виде чешских танков и прочей бронетехники: тягачей, бронетранспортеров и самоходных установок. В конце марта парк чешских "панцер" осматривал сам Гудериан и остался весьма доволен его состоянием. В приватной беседе со своим штабом он даже выразил недоумение: как можно было чехам банально "сдать" свою страну, имея в качестве защитных сооружений линию "Ханички" и такую технику!
Тем не менее, чешские танки оказались не хуже немецких. Альбрехт провел в Градец-Кралове почти месяц, привык к чешскому пиву и даже однажды воспользовался услугами чешской красотки. Намереваясь в будущем заполучить в качестве супруги прекрасную Магдален, он боялся осрамиться. Сделавшийся ему почти приятелем Роттигер отнесся к проблемам молодого парня с пониманием, и перед отъездом домой свозил его в Прагу. Там он заставил Альбрехта перепробовать нескольких проституток, чтобы интерес к этому "делу" был разносторонен, и чтобы он не грешил некоторой однобокостью. Лейтенант Зееман был молод, проститутки - мастерицы своего дела, так что процесс ему понравился. И с некоторым удивлением он заметил, что образ Магды несколько померк в его сознании. Поэтому на военном совете с собственной совестью парень решил связываться со жрицами любви лишь в крайнем случае - когда восстанет в протесте плоть.
Выслушав сомнения Альбрехта, Курт Роттигер фыркнул:
- Плоть глупа! Но решение похвальное.
Тем временем наступало лето. Управление бронетанковых войск покинуло Берлин и вместе с личным составом училось нелегкому солдатскому ремеслу. Гудериан требовал, чтобы на все машины были установлены рации, иначе он ни за что не отвечает. Старина Хайнц бесился от разговоров с пехотным генералитетом, чьим главным девизом была пословица "спешка нужна только при ловле блох". Начальник бронетанковых войск ругался, используя немногочисленные экспрессивные выражения немецкого языка, несколько раз срывался в Берлин и изливал душу самому фюреру. Гитлер добродушно похлопывал Гудериана по плечу и обещал разобраться как следует. На прощанье он советовал бензина не жалеть и воспитывать экипажи "панцер" в полном соответствии с идеей превосходства арийской расы.
- У меня должны быть лучшие танкисты в мире, Хайнц!
- Они уже лучшие, мой фюрер! - отвечал Гудериан, - но этого мало!
- Мало? - изумлялся Гитлер, - чего же вы хотите?
- Большей скорости, лучшей маневренности "панцер", повышенной живучести на поле боя, что предполагает собой броню классом выше имеющейся! На "панцер" будущего я вижу орудия более крупного калибра, установленные двигатели в тысячу лошадиных сил и приборы ночного ориентирования. Хотелось бы еще, чтобы на наших "панцер" были небольшие зенитные установки, позволяющие в случае налета авиации успешно отстреливаться от самолетов противника и…
- Идите, Хайнц! - отвечал прочувственно фюрер, - работайте!
После этого он вызвал к себе командующего сухопутными силами генерал-полковника фон Браухича.
- Что у вас с Гудерианом? - напрямую спросил он.
Генерал-полковник поджал губы. Он терпеть не мог этого молодого (Гудериан был на семь лет моложе) выскочку. Гудериан был молод, инициативен, его любили солдаты и считали в доску своим. Тем временем Гитлер продолжал развивать свою мысль:
- Хайнц Гудериан болеет за техническое переоснащение армии. Он хочет, чтобы у немцев была самая передовая техника, позволяющая решать самые разнообразные задачи. Например, вы слышали о возможностях наших "панцер" сбивать вражеские самолеты?
Фон Браухич только фыркнул, точно лошадь, которой в ведре с водой попалась лягушка.
- Мой фюрер, если Гудериану дать волю, так он вскоре из танков начнет британские линкоры обстреливать. И французские подводные лодки.
Теперь поджал губы Гитлер. Он был романтиком и не привечал вот таких старых пердунов. Старых не по возрасту, а по взглядам на современное ведение войны.
- Все же, я вас прошу не препятствовать генералу Гудериану. И хорошо, что вы мне напомнили о наших кригсмарине. Мне нужно срочно поговорить с гросс-адмиралом Деницем!
Генерал-полковник понял, что разговор окончен, произвел контрольную отмашку по системе "Хайль, Гитлер" и ускакал прочь. Когда тебе под шестьдесят, руке не очень хочется взмывать в приветствии отставного ефрейтора. Особенно, если сам закончил Мировую войну в звании майора. Руке не хочется приветствовать, а голова отказывается верить, что этот безумец толкает его страну в пучину войны. И потомственному офицеру остается только сказать:
- Яволь! Ихь бин зольдат.
Альбрехт тоже был "зольдат". Вокруг были все "зольдатен". Солдаты учились воевать, но добросовестно учивший их Гудериан все время надеялся, что у фюрера хватит здравого смысла на то, чтобы вовремя остановиться. Возвращение исконно немецких территорий - это просто здорово, но Хайнц слишком хорошо знал историю, чтобы понимать: даже самая сильная империя имеет предел своих возможностей. И не раз государство, откусившее сверх меры, давилось и погружалось в бездну забвения. Такими были римляне, монголы, османы; даже империя Карла Великого оставалось таковой только до его смерти. История судит всех по-разному, но так одинаково. Так стоит ли умирать за то, чтобы тебя не помнили уже через какие-то сто лет?
Лейтенант Зееман находился только в начале жизненного отрезка и собирался прожить так, чтобы его помнили не менее трех тысяч лет. Хотя бы. Поэтому он яростно и неистово изучал матчасть, проводил часы за рычагами танка Pz.III, обжигая правый бок о коробку передач, и с упоением слушал вой фрикционов. Ему казалось, что он может с закрытыми глазами разобрать и собрать половину боевой машины. Но куда больше, нежели Pz.III, ему пришелся по сердцу командирский Pz.IV, недавно прибывший на испытания. Казалось, крупповские инженеры объединили невозможное: мощь трехсотсильного "Майбаха", поставленного на двадцатитонную махину с легкостью управления обычного "мерседеса". Все пятеро членов экипажа располагались с комфортом и каждый занимался своим делом.
После дня уплотненных занятий хотелось лишь одного: заползти под танк и уснуть вечным сном, но наш Альбрехт бегло просматривал пару журналов и спешил на свидание к Магде. Она не возражала, когда после ужина в ресторане они шли в кино, и лейтенант Зееман клевал носом у нее на плече. По дороге домой она весело рассказывала содержание фильма; Альбрехт конфузился и бормотал слова прощения, слушая в ответ веселый смех пощады. Магдалена прекрасно понимала, что успех в жизни сопутствует лишь тем, кто упорно трудится. И однажды откровенно сказала своему бывшему воздыхателю:
- Вы не слышал последнюю речь фюрера, Генрих? "Панцерваффе" - вот сила будущего.
Кавалерист отнюдь не был ослом и попросту переключился на медсестру из местного госпиталя. Таким образом, Альбрехт взял первую в своей жизни "высоту". И готовился к первому в жизни расставанию с любимой. Перед летними маневрами в Судетах на конец мая в Померании были запланированы очередные учения первого танкового корпуса, к которому нынче относился и он, и подчиненный ему взвод: один легкий танк Pz.II, три "тройки" и одна неожиданная "четверка". Вообще, Pz.IV были предназначены для командиров танковых рот, но лейтенант Зееман получил подобную "игрушку" в свой взвод. Это свидетельствовало о доверии командования к нему, а так же о желании испытать "отличника боевой и политической".
Но на этот раз судьба была к нему не совсем благосклонна. Во время маневров один из танков его взвода, "тройка", при форсировании небольшой речушки попал в омут и едва не утонул. Виновен был, конечно, Альбрехт, лично не проследивший за промером глубины в месте брода. Особенность конструкции "троек" позволяла им форсировать водные преграды, глубиной до 1.3 метра. Речек в Померании - тьма тьмущая, поэтому командиру взвода тяжело было справиться со своими многочисленными обязанностями. Как оправдывался после фельдфебель Дитрих - командир несчастной "тройки":
- Вроде, проверили - все нормально. Но машину слегка повело влево. А там оказалась яма. Вот и все.
Это "все" стоило Зееману первых седых волос. Выскочив из командирской машины и стремительно раздевшись, он схватил конец стального троса.
- Разматывайте! - приказал лейтенант, следуя по маршруту затонувшей машины.
Вода быстро дошла до горла, и Альбрехту ничего не оставалось, как вздохнуть поглубже и нырять. В чертовой речушке было от силы метров двадцать ширины, но в тихом омуте кого только не встретишь. Понадобилось десять минут упорного ныряния, чтобы найти ушедшую в сторону машину и накинуть трос на буксировочный крюк. Командирская машина помогла ближайшей "тройке" вытащить на свет божий "утопленника". Хвала господу, у фельдфебеля хватило ума задраить заслонки и воздухозаборники двигателя - воды внутрь попало немного. Как заново рожденные, экипаж выбирался из люков на солнышко и падал прямо возле гусениц.
Ту как раз подоспел на командирской машине сам Гудериан, узнавший о случившемся по рации. Увидав вытащенную из воды машину и блюющего в стороне командира взвода, он покрутил головой:
- Господь сдает вам карты, мерзавцы! Господин лейтенант, вы как?
- Отлично! - хрипел, наглотавшийся воды Зееман, - мутит только чего-то! О-о-о!!! У-у-у!!!
Его тошнило остатками раннего завтрака. Гудериан передал свою фляжку с коньяком одному из танкистов.
- Воин, передайте своему командиру укрепляющее. Кто здесь в состоянии рассказать о том, что случилось? Почему боевая машина оказалась под водой?
Командир спасенного экипажа обо всем рассказал генералу, умолчав ишь о том, что лейтенант Зееман не принимал личного участия в промере брода. Гудериан списал все на неопытность экипажа.
- Вот поэтому, братцы, и существуют маневры. Представьте, если бы все это случилось на реальной войне, да еще под артобстрелом? Все вы числились бы уже в покойниках. Благодарите за свое спасение нашего Господа и своего командира. Как только он опростоволосился с промером глубины? От Альбрехта я такого не ожидал…
- Да все нормально было с промером, херр генерал! - опустил голову Дитрих, - это моя вина. Я приказал Петеру… водителю взять немного левее. Мне уклон в том месте не понравился.
- Ладно, фельдфебель! - кивнул Гудериан, - пока даю команду на отдых. До завтрашнего утра. Все равно, этот чертов арьергард где-то потерялся! Тьфу! Если через два часа Роттигер не приведет мне своих "черепашек", я отправлю его сторожем в зверинец.
Сидя на собственном командирском танке, генерал слушал исповедь Альбрехта. Слушал, и кивал головой.
- Ну будущее запомни сюда! Командир не в состоянии успеть повсюду. Поэтому стоит выделить из своего окружения несколько человек с хорошими способностями. И ответственных, конечно. Одного толкового парня назначаешь ответственным за рекогносцировку. Другого - за форсирование водных и прочих преград. Третьего натаскиваешь в преодолении минных полей. У тебя в подчинении двадцать два человека! Выбрать из этого числа троих смышленых не представляется мне трудной задачей.
А вообще… ты молодец! Вот за такими офицерами солдаты идут куда угодно. Потому, что чувствуют: офицер будет с ними до конца. Каким бы он ни был.
На этом неприятности для Альбрехта не кончились. Вечером его вызвал к себе командир батальона майор Штази. Кривя губы в ревнивой улыбке, он поинтересовался, не простыл ли герой дня после сегодняшнего купания. И пусть герой скажет спасибо, что экипаж нырнувшей "тройки" остался жив. Иначе к герою у майора Штази были бы претензии. И никакой генерал Гудериан был бы не в состоянии помочь своему любимчику. Abtreten!
Лейтенант Зееман побрел в расположение своего взвода, размышляя о том, что все-таки Карл Густав Ромберг был прав: погоня за чинами вытесняет из людей все человеческое. И это когда-нибудь отрицательно скажется на боеготовности армии. Офицеров одногодок редко связывала дружба. Скорее их связывало ревностное служение идеалам Германии и зоркое поглядывание по сторонам: не обошел ли в звании вчерашний приятель. Армия росла, карьеры делались стремительные. Недовольных была масса. И, ясное дело, тридцатилетний майор был недоволен, что у него в батальоне завелся герой и любимчик начальника управления.
Далее маневры шли своим чередом, а в самом их конце роте гауптмана Нимица (к которой относился и Альбрехт) удалось первой прорваться к штабу "противника". Следовавший за ними десант захватил штаб "врага", и маневры завершились. Результатами этих маневров остался доволен не только Хайнц Гудериан, но и сам фюрер, прибывший из Берлина лично и приветствовавший своих воинов. Впервые Альбрехт так близко воочию встретился с главой своей страны. А дальше случилось и вовсе невообразимое: Адольф Гитлер сам награждал проявивших себя офицеров. Больше всего отличившихся было в их полку: злюка Штази получил погоны оберстлейтенанта (подполковника), Гауптман Нимиц стал майором, а Альбрехт неожиданно для самого себя получил из рук фюрера первую звездочку на погоны. Это значило, что в двадцать один год он стал обер-лейтенантом.
- Так держать, господин обер-лейтенант! - произнес Гитлер громко, а затем уже вполголоса добавил:
- Генерал Гудериан рассказал мне о вашем мужественном поступке. Считаю, что Германия должна гордиться такими сыновьями!
Вечером Альбрехт в числе еще нескольких офицеров был приглашен в палатку фюрера на небольшой банкет в честь окончания маневров. Чувствовал себя он там отвратительно, ибо и по званию и по возрасту оказался младше всех. Весь вечер он просидел в уголке, попивая слабое вино во славу немецкого оружия и арийской расы, а офицеры выше рангом прибились в ближайшее окружение фюрера и занимались откровенным подхалимажем.
- Скучаем, обер-лейтенант? - подсел к нему произведенный в подполковники командир батальона. Он пыхтел сигаретой и, кажется, выпил не менее пяти рюмок коньяка.
- Никак нет. Для меня честь присутствовать на этом ужине.
- Ну-ну! - вздернул бровь командир, - а вот я вижу, что вы не совсем в своей тарелке.
- Не каждый день доводится ужинать в присутствии фюрера, - уклончиво ответил Альбрехт.
- Это точно. Смотрю, вы - неплохой парень, обер-лейтенант! Амбиции вот только у вас… еще больше моих. Но это нормально, наверное… знаете, как говорил русский фельдмаршал Суворов?
- Никак нет. Не знаю.
- Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом, - Штази затушил окурок в пепельнице, - лишь бы это было не в ущерб общему делу. А у нас именно, что в ущерб. Завидуем успехам товарищей по оружию и радуемся их неудачам. Это ненормально, вы не находите?
В это время Гитлер начал произносить очередной тост и его слегка занесло в иные миры. Из этих миров он вернулся, почти убедив публику, что курить - вредно. Сам он бросил курить много лет назад (у будущего вождя попросту не было денег на сигареты) и ни капли об этом не жалеет. На лицах заядлых курильщиков появились разные выражения, но почти все безропотно потушили сигареты. Глядя на это, Штази угрюмо хмыкнул. Альбрехт решил, что с завтрашнего дня бросает курить. Они опрокинули бокалы за триумфальную речь Адольфа Гитлера (потому как никто не понял, что именно сказал фюрер) и начали понемногу расходиться. Было уже поздно, а назавтра предстояла самая нелюбимая часть любых учений и маневров - сворачивание.
Физически и духовно опустошенным солдатам очень тяжело собирать свои пожитки, наводить порядок в местах ночевки и отправляться обратно в казармы. По мнению Хайнца Гудериана, это - то же самое, что заставлять спортсмена после удачного финиша подметать дорожку и стирать собственную спортивную форму. Генерал считал, что прибирать после учений должны специальные команды. Иначе у армия забывает вкус победы. Он даже поделился этой мыслью с Гитлером. Тот пришел в восторг и сказал, что после учений должны прибираться побежденные. Этим самым будет повышена цена победы на учениях.
Гудериан вздохнул и напомнил фюреру ситуацию после поражения Германии в Мировой войне. Он указывал на недопустимость глумления над проигравшими; к его удивлению, Гитлер принял такую точку зрения.
- Хорошо, господин генерал! - произнес он, - мы вернемся к этому вопросу позднее, а теперь попрошу вас сопровождать меня в Берлин. Я хочу, чтобы вы рассказали о маневрах на совещании Командования Сухопутных сил. Пусть этот индюк фон Браухич послушает компетентное мнение специалиста, побывавшего на учениях лично. Я слышал, вы даже спали в своем танке?
- Приходилось, мой фюрер!