- Ничего хорошего! - это на памяти Волкова было впервые, когда вождь обошелся без своего "карашо", - похоже, товарищ Волков, вам удалось меня загнать в угол. Мне придется уверовать в то, во что верить не хотелось. Что половина нашей техники морально устарела, не успев даже побывать в боях; что структура нашей Красной Армии далека от оптимальной, и нужной при развертывании войск оперативности не обеспечивает; и самое главное: противник нас превосходит в настырности, мастерстве и в умении учиться. Так ведь?
- Да, товарищ Сталин, - пока других преимуществ у него нет. Однако у меня есть сведения, что Гитлеру тайно помогает Америка. Точнее, кое-кто в Соединенных Штатах.
- У нас тоже есть такие сведения! - произнес вождь, - проклятие! Этот чертов Рузвельт является президентом, но из-за этой хваленой демократии ничего не может поделать со своими бонзами, что возрождают в Германии военную промышленность. Но как они на словах осуждают фашизм!
Уставший Сталин посмотрел на уставшего Волкова и взял трубку внутреннего телефона.
- Александр Николаевич, распорядитесь, чтобы доставили ужин на двоих человек!
На другом конце линии голос Поскребышева ответил, что буквально через десять минут ужин будет на столе. В ожидании его Иосиф Виссарионович предложил гостю выпить по стакану вина. Потянулась неспешная беседа: Сталин задавал вопросы о будущем, а Андрей Константинович честно отвечал. На вопрос о грузинском вине пришлось сообщать правду:
- В коммунистические времена будет страшным дефицитом. Народ станет потреблять в основном азербайджанский портвейн и плодово-ягодное местного разлива. После развала СССР для пополнения бюджета войдет в моду дешевое суррогатное вино - на основе ароматизаторов и спирта не самого лучшего качества. Дорогих вин будет хватать, но "партейцы" станут предпочитать водку. Есть такой Никита Сергеевич Хрущев… вот после него и войдет в моду употребление крепких напитков номенклатурой.
Сталин болезненно поморщился.
- Мои врачи говорят, что чрезмерное потребление крепких напитков плохо действует на печень.
Волков хмыкнул, но ничего не успел сказать, потому что внесли поздний ужин. Картофель с рыбным ростбифом. Сырные оладьи и неизменный вечерний кефир для Сталина.
- Что принести вам, товарищ Волков? - поинтересовался Поскребышев.
- Благодарю, - отозвался Андрей Константинович, - я поддержу товарища Сталина кефиром. Вещь полезная, особенно на ночь.
Сталин ничего не сказал, лишь усмехнулся в усы. Но когда Поскребышев вышел, спросил:
- А правда, товарищ Волков, что вам уже за шестьдесят?
Собеседник улыбнулся.
- Вам, товарищ Сталин, скажу как на духу. Где-то около шестидесяти. Плюс-минус несколько лет. Когда большую часть жизни проводишь в таких местах, где даже само понятие времени непостоянно, как-то возраст теряет свое значение. Четверть века - здесь, еще четверть - в другом месте, десять лет - в средневековье Геи… да, около шестидесяти лет. По местному летоисчислению.
- А самочувствие? - осторожно спросил Иосиф Виссарионович. Он очень осторожно касался личных тем, но вопросы здоровья и самочувствия для него были актуальны.
- Когда как, - осторожно ответил Волков, - но у меня улучшена регенерация клеток, так что об очень плохом самочувствии говорить не приходится.
Он говорил тоже тактично, ни словом не обмолвившись о личном враче-симбионте и не намекая на возможность собственного долгожительства. Понятно, что любой человек чувствует собственную ущербность рядом с родственником Мафусаила. Однако Иосиф Виссарионович не настаивал на подробностях и просто предложил выпить под рыбу белого вина - как оно положено у "проклятых буржуинов". Все это время он присматривался к Волкову с хитрым прищуром, а после доброго глотка вина заметил:
- Да вы никак робеете, товарищ Волков?
Сидящий напротив пожал плечами.
- А вы представьте себе, что вам выпала честь вот за просто так посидеть за столом с Петром Великим. Не оробели бы?
- Хм! - сказал Сталин, - вынужден признать… не только робел, но и предпочел бы вовсе уклониться от трапезы. Говорят, наш великий предок был за столом невыносим. А что, товарищ Волков, может и обо мне у ваших… хм, современников бытует подобное мнение?
Внезапно Вождь что-то вспомнил и пристально взглянул на собеседника.
- Андрей Константинович, а позвольте мне взглянуть на одну статью в вашей энциклопедии. Интересно было бы ознакомиться…
- С какой статьей? - чувствуя подвох, переспросил Волков.
- Коротенькое такое название, - желтые глаза Сталина загорелись мрачным огнем, - называется она… "Сталин"!
Андрей Константинович поперхнулся белым вином. Иосиф Виссарионович участливо протянул салфетку.
- Что с вами, товарищ Волков? Или в этом вашем "вместилище знаний человеческих" нет статьи с таким названием.
- Есть такая статья, - хмуро ответил собеседник, - только зачем портить такой хороший вечер?
- Покажите мне эту статью! - потребовал Сталин, - не нужно меня щадить.
И все-таки Волков попытался "умереть достойно".
- Имейте в виду! - предупредил он любознательного Вождя, - мнение составителей энциклопедии не всегда и не во всем совпадало с мнением народа…
- А еще частенько формировало его! - произнес Сталин в стиле Троцкого.
Спорить было не с руки. Волков молча отставил от себя столовый прибор и придвинул ноутбук. Программа энциклопедии загрузилась быстро, но еще быстрее набиралось шесть букв партийного псевдонима человека, сидящего напротив. Мысленно попрощавшись с этим светом, Андрей Константинович развернул ноутбук экраном к Вождю Народов, а сам встал и прогулялся к темному окну. Где-то внизу чернели силуэты елей Энгельмана, в простонародье - голубых елей. В темноте цвет их лапок был неразличим, лишь ощущалась излишняя пушистость по сравнению с обычной елью. Чуть дальше их возвышалась кремлевская стена, по которой прогуливалось несколько характерных силуэтов.
- Какой позор! Да в этой вашей энциклопедии свыше двух третей вранья! Какая чудовищная однобокость! Уходите, товарищ Волков! Уходите и вашу чудо-аппаратуру унесите с собой! Я в нее не верю!
Волков молча выключил ноутбук и засунул его в сумку.
- Мне очень жаль, Иосиф Виссарионович! - сказал он на прощанье.
За его спиной о стену разбился графин с недопитым вином. Поскребышев привстал в изумлении.
- Что это было? - спросил он.
- Товарищ Сталин очень обиделся, - кротко сказал Волков.
- На кого? На вас??? - на лице секретаря медленно проступал ужас.
- Нет! - ответил Андрей Константинович, - на проклятых империалистов. И, отчасти, на товарищей по партии.
В шесть утра в дверь его квартиры постучали. Явившийся полчаса тому назад Алеша Приходько открыл дверь. На пороге стоял Берия. Не говоря ни слова, он бросился к кровати Волкова и принялся ее трясти.
- Что вы наделали! - горько воскликнул он, - товарищ Сталин позвонил мне в три ночи! Что вы ему такого наговорили?
Мгновенно проснувшийся хозяин принял сидячее положение.
- Прекратите мне "дембельский поезд" устраивать! - строго сказал он, - говорите толком: что случилось?
- Я это и хотел бы знать! - разгоряченный Берия сел на стул и снял с головы шляпу с налипшей на нее мелкой порошей, - он сказал, что у него появились веские причины не доверять вам. Что вы натворили?
- По просьбе товарища Сталина я показал ему статью в энциклопедии. О нем. Просьба была весьма похожа на приказ.
- Черт возьми! - растерянный Лаврентий Павлович достал из бокового кармана футляр с пенсне и принялся его протирать носовым платком, - а я уж места себе не находил. Думаю, ошибся товарищ Берия в товарище Волкове…
Волков тем временем надел галифе и уже облачался во френч.
- Надеюсь, - произнес он голосом старорежимного полковника, - что вы, господин Главный комиссар Государственной Безопасности окажете мне честь и позавтракаете у меня? Как говорится, война войной, а обед по расписанию.
На кухне сержант госбезопасности Приходько уронил кастрюльку. На его памяти никто не обзывал наркома внутренних дел "господином". К его удивлению, Берия ничего не сказал. Только буркнул:
- Ну и нервы у вас, господин генерал-секретарь Её Величества!
Оба собеседника фыркнули, точно удачно нашкодившие коты. На кухне горевал Приходько. Кастрюлька с овсяной кашей упала так удачно, что испачкала ему сапоги по самые голенища.
- Беги, несчастный! - сказал ему Волков, появляясь на пороге, - отмой эту жуткую овсянку и неси нам с Лаврентием Павловичем яйца с беконом и что-нибудь из салатов. Не забудь про аперитив!
- А-пе-ри-что? - переспросил адъютант, - какое-то слово ненашенское…
- Двухсотграммовый графинчик с кислятиной, ё! - объяснил Андрей Константинович, - кислятина может быть любая: абсент, текила, глинтвейн, ром. Только не приноси граппу - у меня от нее изжога.
- У меня стойкое подозрение, - начал Берия, когда адъютант отправился в столовую, - что я зря вам рассказывал про грузинские вина. Судя по вашей осведомленности, товарищ Волков, вы до революции были половым в "Континентале".
- Разве что в прошлой жизни, - согласно кивнул Волков, - а то и в позапрошлой. Лакейство - не интеллект, просто так не выветривается. А давайте, любезнейший Лаврентий Павлович, сегодня надеремся и на работу не пойдем. Посмотрим, как старик без нас обойдется…
- Уж он точно обойдется, - уверенно ответил нарком, - так что двести грамм на двоих - это максимальная утренняя доза. Если кислятина, конечно, градусов под сорок. Вам то ничего, товарищ Волков, а вот я элементарно поплыву.
Быстрый на ноги Приходько быстренько доставил из кремлевской столовой французскую солянку и яйца "бенедикт". В никелированном металлическом судке плавало несколько колбасок. Берия скептически посмотрел на яйца без скорлупы, сваренные в крутом кипятке, но не сказал ни слова.
- А про а-пери-тив шеф ничего не знает. Вот, передал маленький графин коньяку-с…
- А с чего это ты расшаркался? - подозрительно посмотрел на него Волков.
- А от нас наслушался, - догадался Берия, - не обращайте на это внимания, сержант. Лучше накрывайте на стол - у нас с Андреем Константиновичем много работы.
Ближе к концу рабочего дня в кабинет Волкова заявился сам Сталин. Берия просматривал на ноутбуке биографии гитлеровских военачальников и зачитывал выдающиеся, по его мнению, подробности. Волков записывал подробности в школярскую тетрадочку грязно-фиолетового цвета и рассуждал вслух:
- Набор индивидуальностей! Как Гитлеру удалось с этими тараканами половину Европы захомутать - ума не приложу…
Появление Вождя внесло в мирный характер беседы известный дискомфорт. Иосиф Виссарионович это прекрасно знал, поэтому он сразу ответил на неоконченный вопрос Волкова.
- Не нужно недооценивать Гитлера, товарищ Волков. Набор индивидуальностей может увести за собой еще более яркая индивидуальность. Вы считаете, легко было товарищам Ленину и Троцкому организовать октябрьский переворот? Чего стоит только одно выступление Каменева и Зиновьева в газете "Новая Жизнь"! После Октября многие из этих "индивидуальностей" показали свое истинное лицо.
По Сталину было все просто. Было два мнения: его и неправильное. И тот, у кого мнение было неправильным, попал под каток Истории. А не нужно деткам разгуливать по проезжей части! Иосиф Виссарионович как будто прочувствовал эти мысли Волкова и тяжело присел на один из стульев.
- В той статье я выставлен в очень неприглядном свете. Товарищу Сталину тоже бывает больно, не забывайте. Товарищ Сталин тоже человек. Я был вчера с вами резок, Андрей Константинович. Прошу вас: примите мои извинения… мы не имеем права сердиться на потомков, ибо сами подсказываем им методы борьбы с неугодным элементом.
Было заметно, что извинительная речь непросто далась Сталину. Извиняться Хозяин Кремля не очень-то привык и не очень умел. Чтобы разрядить обстановку, Берия позвонил и попросил чаю. Волкову захотелось кофе, но он промолчал. Сталину хотелось вина, но он тоже промолчал. Все трое пили чай с лимоном и овсяным печеньем. Иосиф Виссарионович расспрашивал Волкова о том, какой он видит позицию Советского Союза на политической арене в обстановке надвигающейся экспансии Германии. Андрей Константинович признался, что единственное, что ему приходит в голову - это подчеркнутая нейтральность на дипломатическом фронте, а в реальности - "тактика мелкого фола". Причем, не со стороны Советского Союза, а со стороны Великобритании.
- Понимаете, товарищ Сталин, - говорил он мягко, но убедительно, - мы применим против британцев их собственную тактику: мелкие подлости Германии от анонимных источников с подчеркнутым английским акцентом; шалости в Северном море с применением радиоуправляемых мин; непонятные пожары на румынских нефтепромыслах; неожиданные обвалы на шведских рудных шахтах и диверсии на заводах "Бофорс", где плечом к плечу нынче трудятся шведские и немецкие пушкари. Добрая тетушка по имени "Голландия" исправно предоставляет мощности своих предприятий небезызвестной фирме "Фоккер", а нейтральная Швейцария поставляет господину Гитлеру зенитные автоматы системы "Эрликон".
Сталин молчал. Допил чай, в раздумьях закурил. Лицо у него было непроницаемое.
- А вы, товарищ Волков, случайно не подскажете нам с Лаврентием Павловичем, как нам вырастить скороспелых высококвалифицированных работников тяжелой промышленности. У нас половина лицензий на высокоточное производство валяется без дела - советским людям это пока не по плечу. Помните, намедни мы это уже обсуждали?
Волков хмуро ответил:
- А на моей памяти нам так и не удастся конкурировать с Западом. Разве что в области вооружений. И это отчасти из-за проклятой Второй Мировой войны. А сколько лжи, связанной с ней, выльется на голову потомков…
- Верю! - пробурчал Сталин из своего угла, - хотя нападение Германии мне по-прежнему представляется маловероятным. То-то Шапошников поломает голову, когда я ему предложу разработать стратегический мобилизационный план без учета начальной фазы. Неужто немцам удастся скрытно подвести войска к границе? А что наша разведка? А зачем, товарищ Берия, нам такая разведка, которая не замечает перемещения огромных масс неприятеля у себя под носом. Может, пошлем такую разведку подальше - подымать Нечерноземье?
Почти целый месяц для Волкова вечера протекали в форме вопросов и ответов. Вождь уподобился самому скрупулезному и дотошному следователю с какой-нибудь Лубянки: пытался поймать Андрея Константиновича на противоречиях. Иногда они с Берией как будто в шутку устраивали перекрестные допросы, но за милыми улыбками Волков видел настороженные взгляды. Нарком был моложе и еще не растерял всего отпущенного ему Богом человеколюбия и гуманизма. Но Иосиф Виссарионович являлся тертым калачом. В молодости ему довелось поработать и налетчиком, и просто экспроприатором, а также приобрести другие полезные навыки профессионального революционера. Господь Бог ему более не являлся во сне, поэтому он предпочел о происшедшем забыть и даже ни словом не обмолвился Волкову. Поэтому с позиций здорового прагматика (словосочетание было абсолютно не в ходу) пытался понять: где он и что упустил.
В конце-концов, Андрей Константинович "фишку просек". Посоветовать Сталину воспользоваться услугами психиатра не осмелился бы никто, сам он навыками психовоздействия на личность почти не обладал. Пришлось воспользоваться тактикой перманентного убеждения. Ему приходилось выворачиваться из собственной шкуры, чтобы Сталин четко усвоил несколько истин. Первое: воевать Красная Армия пока не умеет. Второе: Гитлер - человек больной (с прогрессирующей манией величия), беспринципный и непредсказуемый. Третье: победить немецкую армию на раннем этапе военных действий можно только еще более совершенными формами борьбы. Четвертое: работа с кадрами. С любыми. С военными, гражданскими - без разницы. В стране слишком мало специалистов, даже хреновых.
В один из первых мартовских дней вернулись к старому больному вопросу о количестве офицеров в Красной Армии. Старый мудрый вояка, Борис Михайлович Шапошников, закончивший Мировую войну в качестве полковника, был с Волковым не согласен.
- Да, вы совершенно правы, товарищ Волков - в Красной Армии имеется переизбыток офицеров. Но это только одна сторона медали. По сравнению с любой из европейских армий у нас наблюдается превышение количества офицеров в полтора-два раза в процентном соотношении. Причины этого кроются в откровенной слабости унтер-офицерского… сержантского состава. И такая ситуация наблюдается вот уже чуть ли не полвека.
Волков молча кивал головой и слушал. Все было правильно. В Советской Армии девяностых годов наблюдалась та же картина. Многочисленность офицеров и прапорщиков компенсировала чисто номинальные функции младших командиров, к которым относится весь сержантский состав. И не поселишь сверчка-командира отделения в казарму вместе с личным составом, потому как и "в падлу" это, да и "сверчков" нет. Зарплата у лейтенанта - командира взвода не превышает 220 рублей. Он ночует дома (где хочет), а по утрам отправляется на службу. Сколько должны платить "сверчку", который тянет лямку наравне с солдатами и ночует там же? 180? А нахрена ему это надо?
Андрей Константинович раскрыл ноутбук и глянул в свежевнесенные данные.
- Товарищ Шапошников, а вы считаете, что сержанта подготовить тяжелее, чем офицера?
- Глупый вопрос! - хмыкнул генерал армии, - прошу прощения, не хотел вас обидеть.
- Какие, к дьяволу, обиды! - махнул рукой Волков, - просто получается, что за неимением серебра мы используем золото. Сколько нынче получает командир взвода, рублей пятьсот?
Сталин молча курил, Шапошников вздохнул, Берия поскребся в затылке.
- Точно знаю, что среднее денежное довольствие командира батальона с этого года будет около восьмисот пятидесяти рублей.
- Так! - удовлетворенно крякнул Волков, - допустим, командир взвода получает пятьсот. Будет получать. Значит, в процессе увеличения численности армии (а от этого никуда не денешься) оставляем пятьсот рублей, как оклад для вновь изобретенного "сверчка", а командиру взвода положим рублей шестьсот пятьдесят - семьсот. На сегодняшний день по моим данным в Красной Армии насчитывается около ста сорока тысяч офицерского состава. Даже если перед войной нам придется увеличить численность войск до двух - двух с половиной миллионов, то количество офицеров мы сохраним на прежнем уровне. Увеличение командного состава будет прежде всего за счет "сверчков-контрактников".
- Каких еще "сверчков"? - не понял Сталин, - что-то вас, товарищ Волков, заносит из военной науки в какую-то энтомологию.
- "Сверчок", то есть - сверхсрочник, - пояснил Берия.
- Не из числа же "наиболее подготовленных солдат" мы будем набирать унтеров! - хмыкнул Андрей Константинович, - это же вечный геморрой на тему "а чо я?"
Сталин на время прекратил мучить трубку.
- Вы все же считаете, что на двух миллионах можно остановиться? Не маловато ли? А, товарищ Волков?
Вместо ответа Андрей Константинович вызвал на ноутбуке послевоенную политическую карту мира. Вздохнув, как водолаз-ассенизатор перед погружением в канализацию, он принялся терпеливо объяснять.