- Глупец! Товарищи Ленин и Сталин лично тебе ничего не указывают! Если Иосиф Виссарионович предлагает бороться со шпионами и вредителями, то это вовсе не значит, что ты должен этих шпионов и вредителей по триста штук в месяц отыскивать и представлять к высшей мере! Еще непонятно?
Капитан пожал поникшими плечами. Он был как все: работал такими же методами, пользовался одинаковыми приемами, допрашивая на результат. Волков сердито сплюнул в урну.
- Идиот! Ты своей башкой когда-нибудь думать пытался? Ты и тебе подобные подрывают боеготовность Красной Армии! Теперь понял?
- Не совсем…
- Фюр готт, кайзер унд Фатерлянд! - выругался Андрей Константинович, - твою старушку с проседью поперек седла драть отсюда и до рассвета! Имбецилл в погонах! Не запоминай ругательства, придурок, а кайся!
Лопатин послушно втянул голову в плечи и решил молчать. Все равно, что теперь будет: попал под раздачу - так терпеть надо. Что же там все-таки произошло, в верхах? На помощь Волкову пришел Кречко.
- Давайте я попробую к нему достучаться. Слышь, Лопатин, ты хоть связываешь аресты командиров с боеготовностью армии? Понимаешь, что чем больше ты напишешь донесений, тем больше народу посадят?
Капитан кивнул. Еще бы! А как же иначе?
- Вынь башку из плеч! Я с тобой по-хорошему пока и по-серьезному. Ты ведь не Стаханов, придурок, чтобы рекорды ставить. Если всех посадишь, то кто командовать останется? Армия ведь не безразмерная. Или ты потом за солдат примешься? Чтобы офицерам не скучно на Колыме было?
- Так ведь за результат не ругали! - упрямо гнул свою линию Лопатин, - и все признавались…
- А тебе не приходило в голову, что и ты бы признался? Ладно! Хватит! Хватит этих арестов, доносов и нервотрепки. Ты хоть представляешь, каково командиру корпуса работать, зная, что у него в штабе сидит дятел и на всех стучит, стучит, стучит. Ты цигаркой мимо урны промахнулся, а он тебе замечание сделать боится! Ты сапоги забыл почистить, а он видит и молчит. Короче, Лопатин, халява кончается! Придется не стучать, а работать. И вспоминать: чем это начальник особого отдела корпуса заниматься должен, когда стучать на своих коллег не нужно.
После этого состоялся визит к командиру корпуса. Комбригу Ткачеву в момент визита непрошеных гостей показалось, что под ним горит мраморный пол, однако выглядели товарищи "из оттудова" довольно мирно. За револьверы не хватались, дулом в зубы не стучали. Интересовались наличием закрепленной за корпусом по штату техники, людей и лошадей. Справлялись о штатном вооружении, артиллерии корпуса и способах доставки ее на пока еще теоретическое поле боя. Выяснилось, что если личным оружием (карабины СКС и винтовки СВТ и Мосина) корпус еще кое-как укомплектован, то с артиллерией полный бардак. Минометов, пушек и гаубиц наблюдалось около полусотни разновидностей, большинство из них требовали индивидуальных снарядов; запас некоторых видов боеприпасов не достигал и двухсот выстрелов на ствол.
Волков просмотрел некоторые документы и убедился, что действительно, парк орудий был весьма разнообразен: одна полковая трехдюймовка была представлена в вариациях 1893, 1902, 1913 и 1927 годов. Заряды к ним хоть и подходили по калибру, но различались по составу. Полковая 76-миллиметровка образца 1902 года из-за своей чрезвычайной громоздкости требовала для транспортировки не много ни мало - шестерку лошадей. Шестеро бойцов расчета не могли производить перекатывание орудия с целью изменения огневой позиции. Анекдотичные ситуации наблюдались и в прочих случаях.
- Да, уж! - вздохнул генерал-инспектор, - хоть ты создавай отдельные дивизионы прикрытия, вооруженные подобными анахронизмами.
Кречко воспользовался замешательством штабных офицеров и занимался своим любимым делом: бродил по расположению части и разведывал обстановку внутри. Волкову приходилось в одиночку изучать документы, отчеты и служебные записки. Картина была нерадостная. Не хватало техники: тягачей для транспортировки орудий крупного калибра, санитарных автомобилей, ветслужба передвигалась на двуколках, а парк гужевого транспорта тогда составлял едва ли не двадцать процентов от количества военнослужащих. За лошадьми нужен был уход, снабжение кормами, для них необходимы были конюшни, телеги, упряжь и ветврачи. Боевые будни зооветслужбы практически не отражены ни в одной книге о войне - а ведь лошадки внесли вклад в победу Красной Армии не меньший, чем те же саперы или связисты.
Бегло просмотрев поданные ему бумаги, Волков затребовал сведения об организации учебного процесса красноармейцев. Настороженный корпусный комиссар принес папку с недавно утвержденным расписанием на май. Волков бегло просмотрел ее и распорядился выбросить нахрен восемьдесят процентов часов политинформации, шестьдесят процентов строевой подготовки и за счет их увеличить часы боевой и физической. На все возражения корпусного комиссара Андрей Константинович отвечал:
- Здесь, бля, не школа благородных девиц, а Красная армия. Случись что, бойцы от неприятеля томиком Карла Маркса отмахиваться будут? Молчи, комиссар! Я ведь на твою штатную единицу не посягаю, но достанешь - отправлю в Уссурийск, батальоном командовать.
В глазах сидящего рядом комбрига Ткачева он уловил еле заметную радость. Комбриг дело свое знал (его перевели сюда из-под Кандалакши), но радости от комиссарского контроля не испытывал. Волков пресек на корню развернутую корпусным комиссаром полемику о значении в грядущей войне бойца с высокими морально-волевыми качествами и уверенного в превосходстве коммунистической идеи.
- Наше дело, комиссар, воспитать умелого бойца. Иначе людей в армию призывать незачем. Собери всех жителей деревни в сельском клубе - и бухти им про Маркса-Энгельса. Ты, кстати, в курсе, что старина Карл Маркс был невысокого мнения о русских? Ах, не в курсе? Тогда дуй в библиотеку и читай Маркса внимательнее. Возможно, этого немецкого еврея вообще стоит из программы выкинуть.
Это были слишком смелые слова для того времени. И комиссар их запомнил, чтобы когда-нибудь использовать против чересчур энергичного генерала-инспектора. И не имело значения, что при себе у Волкова имелись документы с подтвержденными лично Сталиным полномочиями. Есть понятие основы всего сущего. Основа первого в мире государства рабочих и крестьян - это учение под названием "марксизм-ленинизм". И подвергание сомнению этой основы есть святотатство. Взглянув на корпусного комиссара, Волков это понял. Ему внезапно захотелось вывести этого мудака с фанатичным блеском в глазах на задний дворик и пристрелить его там во имя Мировой Революции.
- Командир! - окликнул он негромко Ткачева, - ты мне не можешь объяснить, откуда берутся вот такие фрукты? Я о твоем комиссаре. Кем он был раньше, кем были его родители? В детстве не хватило витаминов, потому что сильно пороли за проникновение в чужой сад?
Комбриг промолчал. Вся напряженная фигура его молча кричала в пустое пространство: "вы уедете, а мне с ним работать!". Волков знал, что в эти былинные времена комиссар состоял при командире в качестве заботливого "дядьки" с ремнем, следившего за правильностью принимаемых решений. Комиссар имел право вмешиваться в процесс руководства, а вот сменивший его на полях сражений политрук такого права не имел. С 1937 года в РККА начался процесс замены комиссаров на политруков, но почему-то не с "головы", а с "хвоста". Конечно, не все комиссары и политруки были плохими, а командиры - хорошими, но сама практика - ставить под сомнение способности командиров боевых единиц ничего хорошего не принесла.
Бисер больше метать не стоило. Поэтому Андрей Константинович поспешил закончить штабные посиделки своеобразным напутствием:
- Ладно, товарищи командиры. Направление для развития я вам указал, а буквально спустя пару дней вам спустят для ознакомления кое-какие бумаги, в которых твердо определены нынешние приоритеты Генерального штаба и четко указаны направления дальнейшего развития. Я постараюсь через месяц выбраться к вам вновь, и уже не говори мне тогда, комиссар, про Маркса, Энгельса и Плеханова с Каутским. Согласно принципу "бритвы Оккама" распрощаешься со своими полномочиями, как бабушка с дедушкой. Всего хорошего!
Провожал их на минский поезд лично комбриг. Выслушав поток волковского красноречия, он попытался как-то оправдать действия комиссара.
- Товарищ командарм второго ранга, но ведь мы работаем так, как от нас требуют. Попробуй только уклониться от курса - вмиг на тебя летят в Москву доносы, строчат докладные записки, и после этого летят головы. Я ведь в Мировую войну под Перемышлем взвод в атаку водил - все то же самое! Инициатива в нашем деле ни к чему хорошему не приводила. Только к пуле в голову от соотечественника в синем мундире госбезопасности… как же быть?
Волков издевательски приподнял бровь.
- Мне, бля, вам что, всем храбрыми и смелыми с сегодняшнего дня приказать быть? Послушайте, Ткачев, я вам лично нечто шепну на ушко - Иван Михайлович отвернется. За инициативу сейчас наказывать не будут! - прорычал он низким голосом, - главное, это боеготовность войск. Вот вам три приоритета из моего командармского рукава: хорошее питание, физическое состояние и боевая подготовка. Причем учитывайте, что мозг голодного солдата глух к остальным приоритетам. А вообще, комбриг, хлопотное это дело - направления развития менять. Но хотя бы запомните эти три. И никого не бойтесь. Командир, который испытывает страх, годится только на роль козла отпущения. А за последние годы что-то слишком козлятиной вонять стало!
Глава 12
К середине апреля Волков с Кречко успели побывать в БОВО везде, где это намечалось маршрутом. На территории Белорусского особого военного округа, в принципе, было не все так плохо, как описывалось в массовой литературе конца двадцатого века. Командующий округом, командарм второго ранга Ковалев произвел на Андрея Константиновича приятное впечатление: был обстоятелен, немногословен, деловит. Зачем потребовалось менять его на Павлова - загадка природы. В июньские дня сорок первого он проявил бы себя, как минимум, не хуже. Хотя хуже уже невозможно. Однако за время Великой Отечественной войны советские полководцы не раз доказали, что для них нет ничего невозможного.
Критическое положение с вооружением накануне войны Волкову пришлось объяснить для себя следующими факторами. Во-первых, лихорадочное формирование новых дивизий. Оснащение войск попросту не поспевало за их формированием. Во-вторых, стремительное преобразование соединений, часто недальновидное и бесполезное. В-третьих, нерациональное использование уже имеющихся средств. На армии тридцать девятого года эти факторы сказываться пока не начали, поэтому те восемьдесят дивизий, что имелись на данный момент, были вооружены сравнительно неплохо.
Впрочем, на неизысканный вкус Андрея Константиновича наслаивались требования уже поднаторевшего на ниве инспектирования Кречко. Иван Михайлович быстро сообразил, что его коллега и новый начальник в последний раз инспектировал войска императрицы Софьи Алексеевны, поэтому глядел в четыре глаза. За себя и за начальство. А в перерывах между "налетами" на гарнизоны проводил этакий ликбез.
- Допустим, если вам сообщают, что командир части болеет, а часть расположена где-о в Жлобине, то вероятнее всего он или по бабам, или где-то пьет водку. Любят эти орлы на периферии вольничать. Слишком быстро маховые перья отрастают, что ли…
- А если и впрямь болеет? - спросил Волков.
- В таком случае, это укладывается в те десять процентов случаев, когда я ошибаюсь. Уж поверьте моему специфическому опыту. Четверть всех арестованных военных "троцкистов" - банальные пьяницы. Но не будешь же разглашать военную тайну и сообщать в газетах, за что именно арестован тот же Блюхер! Пьянство у нас черта, конечно, общенародная, но не нужно ее возводить в культ! Читали - несколько лет назад этот модный "товарищ граф Толстой" издал пару книг о царе Петре? Вот где пьянство, вот где "культ Бахуса"! Как там в будущем с этим дело обстоит, победили ли эту заразу?
- Зараза побеждает всегда! - фыркнул Волков, - не может государство одной рукой получать громадные доходы от продажи спиртного, а другой рукой - бороться с алкоголизмом. Пьянство стимулирует искусство, но тормозит промышленность, слыхали такую мудрость?
Кречко сказал, что это вовсе не мудрость, а глупость. Промышленность в данный момент в стране на первом месте. И это естественно, что страна не может позволить себе иметь руководящие кадры с уклоном в пьянство и беспорядочный образ жизни. Тогда Волков ответил, что страна многое не может себе позволить, например потерю дохода от реализации спиртосодержащих веществ. Так что мы имеем палку о двух концах. И не существует точного определения, где у нашей "палки" начало, а где конец.
- Я тут с вами поездил немного, - хмыкнул уже Кречко, - и приблизительно себе представляю дальнейшее развитие нашей беседы. Вы теперь скажете, что вся наша жизнь - это попытки определения, где у разных палок начало, а где конец. Вся эта философия (которую я очень не любил, будучи учащимся) мало соприкасается с реальным моментом. Наша с вами задача, товарищ начальник, оценить общее состояние войск, а не вникать в причины их низкой боеготовности. Это только в личной жизни сентенции типа "понять - простить" имеют право на существование, а в нашем случае виновных нужно снимать и пороть. Чтобы клочья летели с израненой шомполами задницы!
- Чтобы пули от черепа отскакивали! - кивнул Волков.
Весь этот разговор происходил в вагоне поезда "Минск-Житомир", на который они сели в Мозыре. Командующий округом проводил их и точно таким поездом возвратился назад в Минск. Командарм Ковалев присоединился к ним практически инкогнито, даже сменил нашивки на полковничьи, и в ответ на ругань высокой комиссии отвечал, что пусть его расстреляют, но на территории округа хозяин он. И несколько дней добросовестно шнырял вместе с проверяющими по разбросанным по Полесью воинским частям. После этого Волков и сказал Кречко, что командарм - неплохой мужик. Кречко сказал, что лучше гонять с комиссией, чем играть очком в своем штабе, гадая о выявляемых недостатках. Иван Михайлович ко всему на свете подходил практически. Единственный раз, когда он сработал по велению души - это в декабре прошлого года, когда подобрал на переезде одиноко бредущую фигуру товарища Волкова.
Украина встречала ясноглазую комиссию теплым весенним дождиком. Кречко подобрался уже на вокзале в Шепетовке и вполголоса сообщил Волкову, что с местными нужно держать ухо востро. Это вам не Коростень, где неподалеку Киев и Советская власть с электрификацией всей страны. Здесь же неподалеку польская граница, с которой регулярно проникают на советскую территорию почитатели творчества Степана Бандеры. Особисты здесь лютуют, так что ничему удивляться особо не нужно: жизнь в приграничной полосе имеет свои особенности. Волков при этих словах вспомнил свои детские впечатления от Гродно и решил, что украинский национализм пикантнее белорусского. Тут же вспомнилось, что нишу ОУН во время войны на гродненщине занимала польская АК.
Повторилось все то же, что и при посещении Смоленска, только Киевский особый военный округ считался как бы на более стратегическом участке, поэтому и снабжение здесь было лучше. Андрею Константиновичу все же казалось странным, что нигде не видно знакомых силуэтов "тридцатьчетверок". Ведь всего два года до войны, а новинкой танкостроения до сих считается БТ-7. Еще не выпущены танки КВ - эти пятидесятитонные неуклюжие "чебурашки" с проблемной трансмиссией, еще никто слыхом не слыхивал о истребителях Як-1, фронтовых бомбардировщиках Пе-2, штурмовиках Ил-2, реактивных установках БМ-13, самозарядных винтовках Токарева и пистолетах-пулеметах Шпагина. Не верилось, что все эти достойные (порою просто еще не разработанные) образцы вооружения пока не увидели свет. Нет, уже товарищи конструкторы получили чертежи, по которым им необходимо изучить собственные творения, но пока у Красной Армии техническое оснащение на весьма и весьма дремучем уровне.
Впрочем, Волкову тоже не чем гордиться. Ведь совсем недавно ему подсказали идею снятия фотоизображения с ноутбука, а не тупого копирования с экрана чертежей "аки под кальку". Между прочим, подсказал тот же адъютант Приходько. Малый увлекался фотографией и одним особенно грустным вечером предложил не пыхтеть над ноутбуком с чертежным прибором, а просто установить его треногу с аппаратом, установить выдержку в несколько секунд и глянуть, что получится. Размер фотопластинки с мелким зерном позволил безболезненно увеличить снимок в несколько раз - из Приходько бил триумф. Конечно, для большей детализации требовался специальный объектив с маленьким фокусным расстоянием, но дело сдвинулось с нижней мертвой точки.
- Как же мы, такие дураки, войну выигрывать собираемся! - вздохнул тогда Волков, - пацан нас обставил, как салажат. До такого простого метода не додуматься!
Тогда еще Берия выписал пареньку премию в размере пяти тысяч рублей - умников необходимо стимулировать, пока дураками не повырастали. Он же сказал, что победа в войне достигается не чьей-то одной умной головой, а результатами усилия миллионов людей. Приходько же - один из этих миллионов. С тех пор процесс пошел. Был привлечен профессиональный фотограф (из смежного ведомства), и день и ночь напролет над его снимками корпело специально созданное секретное копировальное бюро. Это был уже не копировальный аппарат "в две лошадиные силы", это был прогресс.
К сожалению, между чертежами и серийными моделями лежит целая пропасть из горы проблем. Такое вот странное определение дал Волков бесконечной череде нестыковок, препятствующим появлению образцов в металле: отсутствие сплавов металлов с необходимыми свойствами, низкий уровень квалификации персонала и высокоточных станков. Есть чертежи пушки для Т-54, но нет пока немецких токарных станков; есть чертежи перспективных истребителей и бомбардировщиков, но не хватает аллюминия для производства двигателей; есть чертежи автомата Калашникова, но сам Калашников еще семнадцатый сын из крестьянской семьи только год назад призван в РККА - Волков планировал изъять его для прохождения дальнейшей службы в конструкторском бюро Федорова-Шпагина, а затем как-то натолкнуть на идею АК-47. Четежи этого знаменитого в будущем автомата Андрей Константинович пока никому не показывал, потому как пытался соблюдать в отношении товарищей конструкторов определенную этику и лишать их заслуженной славы от собственных изобретений.
Волков вспомнил, как со своим "копировальным бюро" сгоряча подготовил комплект чертежей на американский бомбардировщик В-2 (будущий Ту-4), но Сталин после короткого совещания с конструкторами отложил чертежи до лучших времен. В тридцать девятом такое было не под силу. Возможно, станет под силу в сороковом.
Вернемся на Украину образца весны тридцать девятого года. По сравнению с советской армией времен молодости Волкова особенных отличий не было. Таже показуха с фронта и грязь с тыла. Те же тщательно скрываемые недостатки и старательно выпячиваемые достоинства. То же непонятное засилие строевой подготовки в ущерб тактической и боевой. То же непонятное желание политработников воспитывать бойцов в духе превосходства советского образа жизни.