Произведение удостоено премии "Хьюго" за лучшую повесть в 2010 г. Входит в авторский сборник Wireless.
Содержание:
ПУШЕЧНОЕ МЯСО 1
ХАКЕРЫ ИСТОРИИ 4
ЭЛИТА 6
БИБЛИОТЕКА В КОНЦЕ ВРЕМЕН 9
ВНОВЬ И ВНОВЬ УБИВАЯ БУДДУ 13
ИЗ ПРАХА ВОССТАВШИЕ 17
ПЕРЕСЕВ 19
Примечания 21
Чарлз Стросс
ПАЛИМПСЕСТ
ПУШЕЧНОЕ МЯСО
Этого никогда не случится:
Ты с хрустом разомнешь пальцы, глядя в спину более молодой версии самого себя, которую вознамерился убить, на отца человека, который никогда не станет твоим дедушкой; и, следуя за ним по пятам в снежной ночи, ты на деле будешь выслеживать свою собственную душу. Один во тьме.
Воспоминания захлестнут тебя помимо воли, хоть ты и попытаешься сфокусироваться лишь на задании. Его жизнь - та часть её, какую ты сможешь, прокравшись меж времён, разделить с ним перед самым концом, - пройдёт у тебя перед глазами. Ты припомнишь, каким был дедуля в шестьдесят лет; едва заметные морщинки и пигментные пятна размером с изюминки на коже его сжатых кулаков, походивших на виноградные гроздья, когда он твердо стискивал твои мальчишеские запястья, показывая, как направить муху над водной гладью. И ты вспомнишь, как в семьдесят лет эта оболочка скукожилась и облезла; как ты стоял, нем и недвижим, у его смертного одра в его же собственном, великоватом для тебя костюме; как он в последний раз лежал на койке хосписа, дыша быстро и прерывисто во сне, который разделяла с ним только раковая опухоль. Это не лучшие воспоминания, прямо скажем. Но ты знаешь и остальную часть этой истории. Ты слышал ее от родителей бессчетное число раз: историю о юношеской любви и войне, так же далекой от твоего поколения, как завуаленные сепийные фотографии, о хорошей работе на фабрике и о жене, которую он будет тихо обожать и которая в конце концов принесет ему троих деток - от одного из них тебе и суждено произойти. У бабушки и дедушки будет счастливая жизнь, достаточно долгая, чтобы увидеть пятерых внуков и неисчислимые чудеса мироздания. Этот вот то ли мальчик, то ли мужчина на пороге зрелости, по чьим следам на пути в бюро по трудоустройству ты прокрадешься, несет в себе семя, из которого произрастет человек, которого ты будешь вспоминать… Но выбор стоит между ним и тобой.
Ты пойдешь по пятам юноши, который никогда не станет твоим дедушкой, продираясь через припорошенные снежком кустарники и высокие сорняки на железнодорожных насыпях; одежда из шерсти и растительных волокон, которую тебе придется носить (костюм полностью аутентичен), станет раздражать твою кожу. К этому моменту ты уже почти неделю будешь обходиться без ванны и даже бритья с горячей водой; ты сделаешься юным тугом, опасным праздношатающимся скитальцем. Вот это и увидят свидетели - прячущего нож юного убийцу с безумным взглядом в пропитанном потом костюме и его жертву, зарезанную столь безжалостно, что глотка будет раскроена чуть ли не до кости. Она еще будет совершать вялые копошащиеся движения, как если бы дело было просто во сне. Под всеобщий переполох полицейские и окрестные жители будут подняты по тревоге, на охоту за чудовищем, посмевшим вырвать юного Джерри из любящих рук близких и вряд ли вообще походившим на человека: но они не найдут тебя, ибо ты нажмешь кнопку на устройстве размером с галечный камушек, дабы Служба Контроля Стазиса раскрыла перед тобой Врата Времени и приняла тебя в почетные ряды одиночек.
Когда же ты проснешься в своей общежитской клетушке в двух сотнях объективных лет от этого дня, тебя пробьет испарина от внезапного дикого страха, и простыня покажется твоей коже непроницаемой оболочкой, в какой рождаются подчас младенцы, но никого нигде уже не будет, чтобы успокоить, ободрить и приласкать тебя. Сильные руки твоего отца и ласковые - матери впредь пребудут бледным призраком в твоей памяти, смутным отголоском, пронимающим тебя до костей, фантомом, блуждающим без сна и покоя по мавзолею твоих воспоминаний.
Никого нет, чтобы сохранить память об их жизнях - только ты, а все потому, что ты имел глупость поверить рекрутерам, когда они рассказали тебе, что непременным условием вступления в ряды Организации будет убийство своего собственного дедушки; если же ты откажешься вступить в Организацию, убьют тебя самого.
Это всего лишь мера, направленная против непотизма, покивают они тебе не без сочувствия. Это проверка твоей способности действовать безжалостно, твоего предназначения. И потом, мы ведь все через это прошли в свое время.
Добро пожаловать в Стазис, агент Пирс! Теперь ты перекати-поле, сирота, влекомый безначальным временным потоком. У тебя есть миссия в вечности. И ты намерен сделать изрядную карьеру.
Йеллоустоун
- Тебе надлежит помнить: человечество всегда вымирает, - сказал Вей, без особого интереса разглядывая нестройную колонну мужчин и женщин, уныло плетущихся к располагавшейся ниже по берегу фактории работорговцев. - Всегда . Через тысячу лет, сто тысяч, четверть миллиона - без разницы. Рано или поздно люди вымирают.
Он говорил на уремском, языке внутреннего пользования Стазиса.
- Я думал, мы здесь именно затем, чтобы предотвратить такое? - вежливо спросил Пирс, использовав учтивую форму, рекомендуемую в разговоре между студентом и преподавателем; хотя Вей был, по правде говоря, едва ли на двенадцатом году собственного тренировочного курса, такая формальность служила дополнительным напоминанием о долгом пути, лежащем перед ним.
- Нет, - ответил Вей, воздевая клинок и утверждая его в покрытой сухим слежавшимся илом почве прибрежного наблюдательного поста. - Наша задача состоит в том, чтобы переместить несколько групп, несколько десятков тысяч, для нового посева.
Остальные же, как и прежде, будут обречены на гибель. - Он отвел взор от колонны рабов, и Пирс проследил его новое направление. Вдоль линии горизонта светло-красное небо постепенно темнело, приобретая оттенок запекшейся на жертвеннике крови. Вулкан, отстоявший от них на две тысячи километров по дуге планетной окружности, извергал дым и пыль в стратосферу уже неделями. И каждый новый полдень небеса плакали солоноватыми слезами над тем местом, где некогда простиралась дельта Миссисипи.
- Ты происходишь из эпохи, предшествовавшей Первому Вымиранию, не так ли?
Тогда модель еще не устоялась. Именно поэтому, должно быть, тебя и послали на это полевое задание. Тебе следует понять, что так случается всегда . Понять, зачем мы это делаем. Это понимание должно тебя пронять до кишок. Понимание того, зачем мы спасаем дикарей и позволяем цивилизованным людям погибнуть.
Как и Вей, а с ним и прочие агенты Стазиса, бесшумно ликвидировавшие охранников лагеря и похитившие их снаряжение тремя ночами раньше, Пирс был одет в костюм воина-бензинца. Он сделал себе боевую раскраску и нацепил нарукавники из алюминиевой фольги. Торс его перечеркивали боевые шрамы, а клинок оканчивался насадкой из искусственного алмаза, добытого в залежах ветровых стекол доисторических автомобилей.
Даже лицо его было вполне бензинским: складки эпикантуса и тёмная кожа - продукт фенотипической коррекции - давали немалую пищу для размышлений о бесстыдном разрыве белого человека со своими родовыми корнями. Дедушка и бабушка (как нерешительно подсказывала память) скорее согласились бы умереть, чем приняли такое лицо.
Пирс не располагал даже двенадцатилетним стажем тренировок: миновало лишь четыре субъективных года, как он поступил на службу. Но он был уже готов к самостоятельным миссиям, хоть и под наблюдением; предметом же этой операции была людская плоть, а не какие-то там ретрокаузальные телячьи нежности.
Пятьдесят лет назад бензинцы распространились по всему восточному побережью того, что все еще называлось Северной Америкой. Они явились из своих сердцевинных земель, преодолев Перешеек, и простерли державу над рассеянными племенами едва вышедших из неолита кочевников, известных Службе Контроля Стазиса лишь по кодовым именам - алабамцы, флоридцы, америкосы. Бензинцы намеревались завоевать Новый Свет, нимало не смущаясь тем, что это уже было сделано по меньшей мере семнадцать раз от начала очередного Пересева. Они не задумывались над значением красных зорь в западной стороне небес или дрожи земли под ногами, приписывая эти знаки гневу племенных божков. У них не было ни малейшего представления о том, что на самом деле эти явления служат предвестниками конца текущего межледниковья, а их собственное Вымирание станет всего-навсего побочным эффектом грядущего Йеллоустоунского извержения - одного из тех, что происходили с шестисоттысячелетними интервалами в ранний период Нижней Первой Эпохи Антропогенеза.
Бензинцы вообще не были склонны рассматривать события в долгосрочной перспективе, и хотя их короли-жрецы располагали примитивной системой письма, большинство обитало все же в трудноописуемом мифоисторическом дописьменном мире. Время их бежало все время по одному и тому же кругу, но Йеллоустоун просыпался, а даже Стазис предпочитал скорей держаться подальше от столь яростных геологических явлений, чем соваться в самое их пекло.
- Но почему их? - Пирс кивком указал в сторону молчаливых алабамских женщин и детей, согбенных под невидимой тяжестью собственного ужаса. Они брели уже много дней, подгоняемые уколами клинков своих захватчиков, и были предельно истощены. Плаксивые и слабосильные уже погибли. Налетчики, убившие их мужчин и похитившие их для последующей продажи в рабство, горделиво восседали в седлах верблюдов, скальпы врагов свисали с их бедер, как жутковатые клубки лобковых волос.
- Хорошо, бензинцы могут быть дикарями, но эти люди потерпели от них поражение, так что они даже хуже.
Вей покачал головой.
- Все взрослые особи в этой группе женского пола, и большинство из них в тягости.
Это самые здоровые, те, кто выжил при переходе. Они собирательницы, приученные жить с земли, и они все теперь собраны в подходящем месте.
Пирс стиснул зубы, увидев свою ошибку.
- Вы намерены использовать их при Пересеве? Они более плотной комплекции, более примитивны, лучше приспособлены к выживанию в глуши и дикости…
- Да. Для успеха Пересева нам требуются по крайней мере двадцать тысяч особей из как можно более разнородных групп, и даже в этом случае мы рискуем столкнуться с эффектом генетического бутылочного горлышка. Им потребуется выжить в отсутствие каких бы то ни было следов цивилизации. Если бы мы закинули тебя в самый разгар Пересева, ты бы и месяца не продержался. Как и я, впрочем; тут дело не в том, что я тебя за что-то критикую. Эти воины… - Вей вновь воздел свой клинок, салютуя работорговцам. - … нуждаются в рабах и женщинах, чтобы иерархическая структура могла функционировать.
Навершие твоего клинка сработано рабом-оружейником, а вовсе не воином. Твои мокасины и одежда также изготовлены бензинскими рабами. Они на полпути к возрождению цивилизации; дать бы им еще пять тысяч лет сверх отведенного, и тогда их отдаленные потомки построили бы паровые двигатели и заполнили бы все вокруг записывающими устройствами, преподнося свои воспоминания, как на блюдечке, абсолютному будущему. Но для нужд Пересева они так же бесполезны, как и мы.
- Но ведь мы еще не пришли к реше…
- Стой и молчи, они уже близко.
Последнего раба прогнали между зубчатыми столбами ограждения при входе на факторию, и стражники переместили тяжелую перегородку в исходное положение. Теперь налетчики взялись понукать своих верблюдов, вонзая им в бока остроконечные бамбуковые палки и загоняя в кольцо постов стражи. Вей и Пирс стояли неподвижно, пока налетчики пришпоривали ездовых животных и двигались прямо на них. Наконец, в самую последнюю минуту, ехавший впереди свернул в сторону и затем наклонился к Вею; верблюд его недовольно фыркнул и сердито топнул по земле.
- Хай! - издал человек приветственный возглас на тоновой разновидности северобензинского, используемой как торговый язык. - Что-то я тебя не припоминаю!
- Меня зовут Ястреб, а вот ты кто, во имя богов седьмой преисподней?! - Вей смело воззрился на всадника, но тот лишь сипло расхохотался и щелкнул хлыстом по краю своего седла; кончик хлыста вонзился в илистую почву, все еще в достаточном отдалении от Вея, чтобы считать это прямым вызовом.
Пирс покрепче стиснул свое оружие, утвердив указательный палец на спусковом крючке, вмонтированном в рукоять. Высоко в небесах походившая на стервятника тварь с неестественной точностью описывала круги над одним и тем же местом; все её системы ближнего боя пришли в полную готовность.
- Мое имя Тьюк, - сказал всадник, помедлив. - Я захватил этих женщин во имя нашего Отца, и во имя же нашего Отца я отправлю их вместе со щенками на работы в каменоломню! А что ты ныне совершил во имя нашего Отца?
- Я нес дозор, - отвечал Вей, взявшись за толстый конец своего оружия. - Я охранял стадо нашего Отца, пока такие вот жополизы, как ты, прохлаждались и маялись дурью.
- Хай!
Перепачканное пылью лицо всадника искривилось в широкой усмешке.
- Теперь-то я тебя вижу!
Он воздел свой правый кулак, и на миг Пирса посетило леденящее видение его собственных кишок, намотанных на лезвие варварской секиры, но тут верблюд дернул головой и истошно завопил, а Тьюк пустил его неожиданно размеренной иноходью прочь от Вея и утыканных колючками сторожевых столбов, прочь от фактории работорговцев.
И прочь от места, где размещались Врата Времени, через которые явится за обитателями лагеря эвакуационная команда спустя двое суток. Узников поместят на хранение до начала следующего Пересева. Но ни одного бензинца к тому времени уже не останется в живых - через сотню тысяч объективных лет, или около того, в будущем.
Вероятно, следы их верблюдов зафиксирует слой горячей пыли, которой суждено выпасть дождем по всему континенту завтра на рассвете. Некоторые из этих следов даже превратятся в окаменелости, и много позднее потомки алабамских рабов наткнутся на них, сочтя ценным артефактом древности, чудом дошедшим до новой эры. Но такое бессмертие, подумалось Пирсу, отнюдь не лучшая замена немертвию.
Внимание в классе
На крыше мира было светло и морозно. Пирс, наголо постриженный и тщательно выбритый, облаченный в зеленое одеяние, как и все прочие новички, сидел на низкой скамье во внутреннем дворике, дожидаясь начала лекции. Высоко над древними каменными мостовыми и спиральными минаретами Библиотеки поднялся обгрызенный по краям лунный диск, словно напоминая Пирсу, как далеко он забрался.
- Добрый вечер, уважаемые студенты.
Тренировочный лагерь располагался в живописной долине среди нижних Средиземноморских Альп. Смутно различимые даже с плодородных низин Сахарского бассейна, они в эту эпоху вздымались существенно выше, чем стесанные временем и погодой пеньки Гималаев.
- Добрый вечер и вам, почетный схолиаст Ярроу, - нестройно откликнулась дюжина студентов шестого года обучения.
Уремский, как в свое время японский, обладал развитой системой индикации относительного статуса говорящего и слушающего. Многие культуры, с которыми Стазису приходилось взаимодействовать, оказались крайне чувствительны к вопросам половых, кастовых и прочих ранговых различий, так что разработчики уремского решили отразить в своем творении эти особенности при помощи специальных склонений. Вновь поступившим в обучение ненавязчиво давали понять, что попрактиковаться в таких формальностях уремского будет весьма важно для их будущей карьеры - ибо никто из них не владел им от рождения.
- Сегодня мы побеседуем о структуре человеческой истории и методах нашего взаимодействия с нею.
Почетный схолиаст Ярроу была женщиной неопределимого возраста, затянутой в черное одеяние, в ореоле коротко подстриженных золотистых волос, - ей могло быть как тридцать лет, так и триста. Учитывая, что Стазис обеспечивал своим сотрудникам любую необходимую степень эпигенетического омоложения, последнее предположение казалось более вероятным. Впрочем, вряд ли ей было три тысячи лет: с течением веков неизбежно происходило продвижение по лестнице служебной ответственности. Взгляд Ярроу, упавший на Пирса, оказался безмятежен, глаза - того же синего оттенка, что и дальний горизонт. Это был ее первый визит в класс Пирса с лекцией - не то чтобы неожиданный, поскольку в академии состояло множество преподавателей, и путь к выпуску был достаточно тернист, чтобы отсеять даже самых дисциплинированных. Она была экспертом в области, которую Пирс для себя называл Общим Анализом. Прежде он никогда не видел ее выступлений в местном филиале Библиотеки. Считалось, что, в общем, лучше приступать к таким урокам с открытым, незамутненным восприятием; вообще же студенты могли себе позволить лишь обрывочный, случайный доступ к лекционному материалу для старших.