- Кирилл Антонович Авинов… - проговорил подпоручик, поглядывая в поданные документы. - Поступая в нашу армию, вы должны прежде всего помнить, что это не какая-нибудь рабоче-крестьянская армия, а офицерская. Кто вас может рекомендовать?
- Многие, - пожал плечами Кирилл.
- Я, например, - послышался голос от дверей, и подпоручик с прапорщицей мгновенно вскочили по стойке "смирно".
В дверях стоял Корнилов, одетый в потёртый пиджак, чёрный в полоску. Костюмчик на Верховном сидел мешковато, да ещё и галстук был повязан криво. Брюки заправлены в высокие сапоги - ни дать ни взять приказчик мелкий.
- Рекомендую, - сказал Лавр Георгиевич.
- Так точно, ваше высокопревосходительство! - отчеканил подпоручик.
Дав подписку прослужить четыре месяца, беспрекословно повинуясь командованию, Авинов вышел на лестничную площадку - и нос к носу столкнулся с Керенским! Да, это был он, незадачливый диктатор, избранник толпы, проболтавший Россию.
- Этот Богаевский просто несносен! - возмущался Александр Фёдорович, жалуясь Кириллу. - Представьте себе, офицер, он меня не принял! Меня! И Каледин отказал от дома…
- И правильно сделал, - холодно сказал Авинов.
- Только железной властью суровых условий военной необходимости, - вдохновился Керенский, - и самоотверженным порывом самого народа может быть восстановлена грозная государственная мощь, которая очистит родную землю от неприятеля и…
Договорить он не успел - Кирилл ударил его сапогом в колено и тут же врезал кулаком по челюсти, испытывая при этом сильнейшее наслаждение. Диктатор скатился по лестнице. Перешагнув через мычавшего Александра Фёдоровича, Авинов покинул бюро.
Сворачивая в переулок, он прошёл под окнами и нечаянно подслушал Алексеева. Генерал ворчливым своим голоском жаловался кому-то, невидимому для Кирилла:
- Представители британской и французской военных миссий дозвонились из Москвы, обещали помощь в размере ста миллионов рублей, по десять миллионов в год, но, как этим деньгам попасть на Юг России, не рассказали… А мне как быть? Я могу дать офицеру оклад полтораста рублей в месяц, а солдату - полста, но это же нищенство! На рубль нынче купишь что недавно на тридцать копеек!
Поручик задержался под окнами и притих.
- Понимаю вас, Михаил Васильевич, - вздохнул невидимый собеседник, и Авинов по голосу узнал Лавра Георгиевича. - Каково вам, ворочавшему миллиардным бюджетом, собирать все эти копейки! А что делать?
- Так именно! Два трёхдюймовых орудия мы отбили у дезертиров, ещё два украли на донском складе. Целую батарею купили у казаков-фронтовиков - полковник Тимановский угостил солдат водкой и выдал им пять тыщ рублей…
- Молодец! - засмеялся Корнилов.
Притаившийся Кирилл услыхал скрип двери, а затем голос Шапрона дю Ларрэ:
- Атаман Каледин!
- Проси, - тут же отозвался Алексеев.
Быстрые шаги, звяканье шпор и глухой, взволнованный голос:
- Михаил Васильевич, Лавр Георгиевич! Я пришёл к вам как к союзникам, просить о помощи. В Ростове и Таганроге вспыхнули большевистские восстания, но казаки-фронтовики воевать с Советами не желают! А уж тамошний полк покрыл себя полным позором - занял нейтралитет и выдал своих офицеров на расправу… Надежда вся на добровольцев! От себя могу послать в бой только Донской пластунский батальон и сотню казаков-юнкеров Новочеркасского училища.
- Ростов мы у большевиков отобьём, - пообещал атаману Корнилов. - И вообще есть смысл перенести центр формирования Добровольческой армии туда. По подсчётам штаба, в Ростове и ещё в Таганроге осело примерно семнадцать тысяч офицеров… - Помолчав, подумав, генерал отдал приказ: - Поднимите по тревоге 1-й Офицерский полк генерала Маркова и Сводную Михайловско-Константиновскую артиллерийскую бригаду! Командиров срочно ко мне…
Придерживая свой новый головной убор - рыжую "кубанку", - Кирилл помчался в расположение - поручика Авинова прикрепили к 1-му Офицерскому полку, ко 2-й роте полковника Тимановского.
Полк выстроился поротно. Полковник Тимановский, человек большого роста и могучего телосложения, опирался на длинную толстую палку и носил очки в паутинной оправе. В офицерской папахе, в романовском полушубке, с большой бородой, покрывавшей всё лицо и широко ниспадавшей на грудь, полковник походил на пожилого крестьянина, хотя был и оставался блестящим офицером двадцати девяти лет от роду. Генерал Марков взял его в свои помощники - его и доктора Родичева, заведующего полковым лазаретом. Вот и весь штаб.
- Смирно, господа офицеры! - скомандовал Тимановский, и Кирилл вытянулся во фрунт.
Показался Марков - "шпага генерала Корнилова", - щеголявший в шароварах и солдатских сапогах, в коричневой байковой куртке и в текинской белой папахе-тельпеке. Командир сделал знак, и разнеслось иное приказание:
- Стоять вольно!
- Здравствуйте, друзья мои! - громко поприветствовал полк генерал.
- Здравия желаем, ваше превосходительство! - грянули "марковцы".
Сергей Леонидович оглядел строй и сказал:
- Не много же вас здесь! По правде говоря, из трёхсот тысяч офицерского корпуса я ожидал увидеть больше. Но не огорчайтесь! Я глубоко убеждён, что даже с такими малыми силами мы совершим великие дела. Не спрашивайте меня, куда и зачем мы идём, - я всё равно скажу, что идём мы к чёрту на рога, за синей птицей! Друзья! Мы все сошлись сюда, на Дон, мы заняли места нижних чинов не ради продвижения по службе, не для того, чтобы блистать на балах и парадах. Наша цель - спасти Родину!
Тут из строя вышел полковник Борисов, назначенный командовать ротой.
- Ваше превосходительство, - сказал он церемонно, - я считаю для себя невозможным с должности командира полка возвращаться в роту.
Марков ответил ему без единой минуты промедления:
- Полковник! Вы мне не нужны. Назар Борисович, - обратился он к подполковнику Плохинскому, - примите роту!
Снова осмотрев строй, генерал нахмурился.
- Вижу, что у многих нет погон, - заметил он неодобрительно. - Чтобы завтра же надели! Сделайте их хотя бы из юбок ваших хозяек. А пока слушайте приказ: в поход! На Ростов!
Выступили ровно в полночь. Полк погрузили в роскошные вагоны 1-го класса и теплушки, орудия разместили на открытых платформах. Впереди эшелона двигался бронепоезд "Орёл", а ещё один, "блиндированный" и безымянный, отбитый текинцами под Песчаниками, прикрывал состав сзади. Полевую гаубицу с него сняли, и всю огневую мощь поезда составляли пулемёты. Их расчёты укрывались за штабелями шпал - вот и вся броня.
Кириллу повезло - он ехал на мягком плюшевом диване, деля купе с командиром роты и двумя юнкерами - смуглым, носатым армянином и бледнолицым курносым северянином-помором. Оба были ненамного старше его самого, но питали к поручику почтение - всё ж таки боевой офицер, корниловец!
- Амосов, - представился курносый, - Михаил.
- Арарат Генч-Оглуев, - отрекомендовался носатый и добавил, белозубо улыбаясь: - Я местный, нахичеванский!
На единую форму у марковцев денег не было, так что все они носили то, что имели, - серые шинели. Единственной связующей деталью для всех служили чёрные погоны, в цвет знамени полка. Оно находилось в соседнем купе - белый Андреевский крест на чёрном полотнище - и ехало в объятиях знаменосца, подъесаула Трехжонного.
Вооружены все были тоже чем попало - у кого родимые винтовки-трёхлинейки, у кого "манлихеры" или "мандрагоны". Больше всего было японских "арисак", а Кириллу досталось ручное ружьё-пулемёт Фёдорова с рожком на двадцать пять патронов.
Покачиваясь на мягких подушках, Авинов вспоминал недавнюю поездку из Киева в Харьков. Тогда он тоже ехал в "пульмане", но было ему худо - погано и тревожно. Да что там - тревожно! Страшно было. А теперь всё как-то иначе - он едет со своими. В вагоне холодно - и тихо. Неразличимый говор доносился слабо. Иной раз звякали штыки сцепившихся винтовок. Мерно постукивали колёса. Амосов, откинувшийся к спинке слева, обтирал затвор полой шинели, клацал им негромко. Генч-Оглуев, сидевший напротив, склонился, держа "арисаку" меж колен, - дремал. А сам Авинов смотрел за окно в ночь, глазами провожая набегавшие и удалявшиеся фонари. Проехали Персиановку…
- Степаныч! - разнёсся резкий голос генерала, и задремавший Арарат резко выпрямился, перехватил винтовку покрепче.
Названный - полковник Тимановский, не вылезавший из серой шинели и не вынимавший трубку изо рта, - привстал и откликнулся:
- Здесь!
Вечером он сбрил свою бороду - и здорово "помолодел". Генерал прошёлся по проходу, шатаясь, похлопывая плетью по голенищу и насвистывая что-то легкомысленное. Отвлекшись на поручика Ларина и корнета Пржевальского, обрезавших полы длиннющих кавалерийских шинелей на четверть выше колен, Сергей Леонидович одобрительно покивал.
- Это верное решение, - сказал он, - хоть мешать не будут… - и тут же нахмурился: - А что у вас с сапогами?
Ларин, как раз снимавший шпоры, смутился видом рваных кирзачей.
- Виноват, ваше превосходительство! Каши просят!
- В первом же бою, - строго приказал Марков, - добыть цельные сапоги.
- Есть!
- Степаныч! - приблизился к Тимановскому генерал. - Твои пойдут первыми.
- Есть!
Поезд с медленным визгом остановился. Вокзал на станции Нахичевань расплывался в предрассветных сумерках, подсвечивая сквозь пыльные окошки. Пыхтя паром, подкатился "блиндированный" состав.
- Выставить посты! - послышались отрывистые команды. - Орудия - скатывай!
Недавно сонная станция наполнилась сдержанным гомоном. Свистнул бронепаровоз - и ему тут же ответил другой, подходивший к Нахичевани со стороны Ростова, толкающий перед собой пулемётную площадку. На ней стояли два красноармейца. Разглядев, что станция занята "белыми", один из "красных" завопил:
- Золотопогонная сволочь уже здесь! Бей их и айда к нашим!
Кирилл, не думая, выхватил "маузер". Промах. Грянула злая очередь из "максима" с бронеплощадки "Орла" - и орущий захлебнулся собственной кровью. Второго снял Генч-Оглуев. Двое машинистов выпрыгнули из паровозной будки, заранее поднимая руки, - и резво поскакали по путям, так и не опуская конечностей, запачканных углём. Стрелять по ним не стали.
- Осмотреть вокзал! - скомандовал Тимановский.
Кирилл тут же сунул "маузер" в деревянную кобуру, сдёрнул с плеча винтовку.
- Михайло! Арарат! За мной!
Авинов толкнул высокие двери вокзала и переступил порог. Внутри было светло. В углу, на тюках и мешках, сидели мордатые тётки и завтракали - цокали варёные яйца. Не было заметно, что мешочницы испугались, - к выстрелам на вокзалах привыкли. Дезертиры, бывало, и на крышах поездов ехали, и начальников станций убивали, и вагоны ломали… Не дай бог, состав не подадут! Матерная брань тут же превращалась в звериный рёв: "Ему вставить штык в пузо - мигом сыщет вагоны!" - "Для буржуев есть поезда, а для нашего брата подожди?!" - "Айда к начальнику!" - "Айда!" И рвут начальника на части…
У кассы, собрав хмурых рабочих кругом, надрывался пьяный мужичок:
- Афицера, юнкаря - это самые буржуи, с кем они воюют? С нашим же братом бедным человеком! Но придёт время - с ними тоже расправятся, их тоже вешать будут!
Завидев Авинова, мужичок изрядно перетрусил - видать, не рассчитывал на победу "белых". Кирилл уткнул дуло винтовки в податливый живот крикуна и ласково сказал:
- Начни с меня - я офицер. Вешай!
- Ш-што вы, ваше благородие, - подобострастно засюсюкал мужичок, - известно дело - спьяну чего не сболтнёшь…
Резко вжав дуло, так, что пьянчужка изогнулся вопросительным знаком, Авинов отвёл винтовку, с трудом подавив желание вмазать мужичку со всего размаху.
- Сзади! - каркнул Арарат.
Кирилл мгновенно развернулся - навстречу двум рабочим, бросившимся одновременно. Один - мускулистый, с длинными руками - зашёл слева, а другой, суетливо вытаскивавший "наган" из кармана, напал справа.
Удар прикладом достался мускулистому, в вооружённого Авинов выпустил короткую очередь из винтовки.
Пьяненький мигом осел - по стенке, по стенке, до самого полу, ещё трое рабочих метнулись к двери, а тётка-мешочница истошно завизжала. Её подруга и рада была бы повизжать с нею дуэтом, да не могла - во рту у неё торчало яйцо. И осталось ей только глазки пучить.
- Вы где были? - набросился Авинов на носатого с бледнолицым. - Почему не стреляли?
- Виноват, вашбродь! - вытянулся Михайло.
- За мной, - буркнул Кирилл, остывая, и выскочил следом за работягами на крыльцо.
Пролетарии, что было сил, улепётывали по привокзальной площади, а с обеих сторон вокзала марковцы выкатывали трёхдюймовые пушки.
Пьяненький мужичок, так и не разобравшись в политической обстановке, выскочил на крыльцо и заголосил:
- Буржуи, конец вам пришёл!
Доброволец, выбегавший следом, столкнул мужичка со ступеней и заколол штыком.
- Дорого вам моя жинка обойдётся! - прорычал он.
Побледневший Арарат повернул лицо к Авинову и сказал, будто извиняясь за чужую несдержанность:
- У него жену большевики убили, она сестрой милосердия была…
А к крыльцу уже бежала растрёпанная баба в сбившемся на затылок платке. Упав около мужичка на колени, она жалобно, в голос, зарыдала:
- Голубчик! Родненький! Да что же это? Господи! Господи!..
Тут в доме напротив посыпались стёкла. В окне второго этажа показалось дуло пулемёта.
- По офицерской банде - бей! - донёсся истошный вопль.
- Ложись! - скомандовал Кирилл.
Арарат замешкался на какое-то мгновение, и очередь досталась ему - разворотила впалую грудь.
- Огонь!
Артиллеристы не сплоховали - трёхдюймовка рявкнула, посылая снаряд. Тут же выстрелила другая.
Рвануло дважды. Фонтаны дыма и пыли ударили, высаживая рамы и выбрасывая пулемётчика. Два огненных столба поднялись над крышей, скручивая и разрывая листы кровельного железа.
Красногвардейцы пошли в наступление - повалили с Соборной, выбегали со дворов, показывались из переулков. Разнеслось недружное "ура!".
- Друзья, в атаку, вперёд! - вскричал Марков и, приправив команду крепким словцом, бегом повёл отряд.
- Господа офицеры! - раздался зычный голос Тимановского. - С Богом - вперёд!
И офицеры ломанули. Белогвардейские цепи ударили с разбегу, прочищая дорогу пулей и штыком. "Красные" дрогнули, заметались, открывая фланги, и Тимановский этим моментально воспользовался. Манёвр удался - отряд Красной гвардии распался, превращаясь в толпу, поворачиваясь спинами, и тогда показался броневичок, из двух стволов поливая удиравших.
Кирилл бежал рядом с Амосовым, экономя патроны. Те из "красных", кто драпал по улице, изредка огрызаясь одиночными выстрелами, его не волновали. Куда опасней был противник, скрывавшийся во дворах и в подворотнях. Как раз из такой пальнули, прострелив голову Михаилу, и Авинов разрядил магазин, не жалея, наблюдая в мгновенном свете вспышек, как корчатся и ломаются чёрные тела.
1-й Офицерский полк прошёл по главным улицам Нахичевани, огнём выметая красногвардейцев и солдат-запасников. Артиллеристы тоже отличились - выкатив свои пушки на берег Дона, они обстреляли корабли Черноморского флота, прибывшие поддержать ростовских большевиков. Канонерка "Колхида" и два траллера с "братишками" шли вверх по реке, не зная, где же лучше высадиться, и тут по ним ударили прямой наводкой! Орудия били в упор, стреляя с удобством, как в тире. Один траллер пошёл ко дну, другой лишился хода и поплыл к морю, сносимый течением, а канонерка живо развернулась и стала его догонять, не заморачиваясь спасением тонущих товарищей.
На Екатерининской площади "белых" встретили баррикады из вагонов линейки, автомобилей и подвод, гружённых бочками. Укрепления перегораживали площадь, протягиваясь от памятника царице, велением которой возник Нахичеван. Между опрокинутых вагонов, из-под битых авто торчали "максимы" и "гочкисы".
Марковцы не успели выйти на площадь, а те уже застрочили - сперва у одного пулемётчика нервы сдали, а после и остальные заторопились расходовать патроны зря - офицеры укрылись.
- Одно из двух, - сказал Сергей Леонидович, пластаясь по стене, - деревянный крест или Георгий 3-й степени!
Кирилл прижался к стене, не решаясь выглянуть. В угол ударила пуля - Авинов успел отвернуться, и кирпичная крошка посекла щеку. Гадёныши краснопузые…
Тимановский вытащил трубку изо рта и крикнул артиллеристам:
- Огоньку не найдётся?