- Моё мнение вы знаете, Лавр Георгиевич. Необходимо уходить на Дон и уже оттуда начинать свою войну, бить немцев и большевиков до победного конца.
- Чёрт возьми! - воскликнул Марков. - Согласен!
- Я подумывал об уходе за Кавказ, - проговорил Корнилов задумчиво, - в Турецкую Армению или даже в Персию. Но Дон - это получше. И поближе.
Верховный повернул голову к Романовскому.
- А вы, Иван Павлович?
- Думаю, ваше превосходительство, - мягко проговорил Романовский, - что, уходя, надобно громко хлопнуть дверью - всех позвать за собою, на Дон! В листовках, по телеграфу обратиться к народу, к армии и флоту, ко всем, кому дорога Россия! Думаю, что Квашнин-Самарин и Тимановский передадут наше воззвание по всем фронтам.
- Поддерживаю, - поднял руку Лукомский.
Корнилов выслушал всех и сказал:
- Генерал Алексеев, пока мы тут "томимся", уже собирает новую армию из военной молодёжи и младшего офицерства. Юнкера, кадеты, студенты и даже гимназисты - вот оно, ядро Белого воинства! В нужный час члены "Алексеевской организации" сойдутся в боевые отряды, добудут оружие и начнут пробиваться на Дон, к атаману Каледину. Договорённость с Калединым есть, правда, устная, но Алексей Максимович всегда был человеком слова. - Он перевёл раскосый взгляд на Кирилла. - Вам есть что добавить, поручик?
Авинов встал навытяжку и дал ответ:
- Есть ещё одна договорённость, ваше высокопревосходительство! Я взял на себя смелость предложить генералу Алексееву свой план того, как без потерь добыть оружие. Разрешите изложить?
- Излагайте, - спокойно сказал Лавр Георгиевич.
Выслушав план Авинова, генералы одобрительно закивали, а Марков выразился в своей бесподобной манере:
- Твою-то ма-ать… И чего я не на воле?
Все расхохотались, снимая напряжение. В этот момент в комнату вошла супруга Лукомского, представительная и умная женщина, дочь знаменитого генерала Драгомирова. Очень тактичная, она подмечала отменным чутьём слабые места в человеке и говорила каждому то, что ему было приятно услышать.
- Добрый день, господа, - улыбнулась она, стоя на пороге. - Надеюсь, посекретничали вволю? А то мы уже накрыли внизу, в столовой.
- Господа офицеры! - резко, отчётливо, внушительно сказал Лукомский. - К столу!
Все оживились, задвигались. Кирилл сделал попытку уйти по-английски, но её тут же пресёк Корнилов.
- Приглашение, поручик, - сказал он, - распространяется и на вас.
И Авинов не стал перечить Верховному.
Рано утром первого октября Кирилл привёл на аэродром свою команду - десяток текинцев. Пришлось их переодеть в обычные бушлаты и тужурки, чтоб не выделялись, и текинцы кисли от смеха, наблюдая за товарищами, искавшими на головах мохнатые тельпеки, а нащупывавшими фуражки да картузы.
Однако при посадке в бомбовоз они мигом присмирели. Рассаживались на полу и беспокойно зыркали по сторонам. Штабс-капитан Томин разговаривал через головы текинцев, обращаясь к Авинову:
- Залечили мы "Ильюшку"! Да-а! Нам ещё повезло, что один только движок заклинило, пришлось менять. Ага…
- А вам ничего за это не будет? - осторожно поинтересовался корниловец. - А то слетали туда, слетали обратно…
- Кирилл, - сказал пилот с непривычной серьёзностью, - я толком не знаю даже, кто у меня начальство! В "революционной армии" порядка не может быть по определению, а другой у нас пока нет.
- Будет, - твёрдо пообещал Авинов.
Томин осклабился и гаркнул:
- Спиря!
- Готово! - отозвался механик.
- От винта!
Аппарат задрожал, сдвинулся, покатил по полю. Текинцы побледнели, когда корабль поднялся в воздух, но держались изо всех сил, "сохраняли лицо".
- Что, уши заложило? - спросил Авинов сочувственно. - Глотни, пройдёт!
- Ай, шайтан… - прошептал Махмуд и прикрыл глаза, лишь бы не видеть упадавшей вниз тверди…
…На шестом часу полёта завиднелся Петроград.
- Эй, шайтаны! - кликнул командир корабля. - Все в хвост! Спиридон, хватайся…
"Илья Муромец" пошёл на посадку. Внизу замелькала выгоревшая трава Комендантского аэродрома, и вот уже она стелется под колёса аэроплана - родная, близкая, растущая на твёрдом и стойком. Ударила, приняла, остановила бег.
Текинцы моментально воспряли духом, заулыбались, заболботали на своём наречии.
А вот Томин напрягся. Обернувшись к Авинову, он очень серьёзно сказал:
- Нас уже ждут.
- Кто?!
- Товарищи!
Кирилл бросился к окну и увидел, как к "Илье Муромцу" подъезжает грузовой "Руссо-Балт", на борту которого было написано "Да здравствуетъ Интернацiонал!", а в кузове тряслись красногвардейцы с длиннущими винтовками - человек десять, как минимум. Метрах в сорока от аппарата грузовик развернулся, и "Красная гвардия" запрыгала через борта. Мужики пролетарского облику приземлялись, крякая, сгибая колени так, словно вприсядку готовились пойти, - и, деловито передёргивая затворы, картинно целились в воздушный корабль. Они словно играли в красногвардейцев, не понимая, как же всё это серьёзно.
- Выходите по одному, - негромко сказал Томин, - с поднятыми руками. Сделаете ровно десять шагов - и сразу падайте! Игорь! Феликс!
Князев понятливо кивнул, бесшумно проникая в люк для стрельбы из верхнего пулемёта. Черноус прокрался к хвостовому гнезду.
- Выходим! - скомандовал Авинов и покривился - горло пересохло. - Саид! Махмуд! Слышали?
- Шагаем, - кивнул Батыр, - и падаем.
- Вперёд.
Кирилл вышел первым и спокойно зашагал по полю, считая про себя шаги и больше всего боясь сбиться. (Четыре, пять, шесть…) Красногвардейцев он видел размыто, как фон. (Восемь, девять… Десять!)
Авинов бросился на землю, и в ту же секунду загрохотала пара "льюисов". Толстые чёрные трубы пулемётов расцветились дрожащими "розочками" огня. Струи пуль секли строй красногвардейцев - фигуры в тужурках ломались в поясе, выгибались, падали, корчились, двое или трое попытались открыть огонь, но хлёсткие очереди выбивали жизнь из задёргавшихся тел.
Шоффэр грузовика вылез из брезентовой кабины, пополз на карачках, но и его достали раскалённые, увесистые кусочки металла - впились, изорвали спину, лишили жизни.
"Льюисы" смолкли, и упала тишина. Ошеломлённый, оглушённый Кирилл поднялся, тщательно отряхивая брюки. Он отряхивал их и отряхивал, пока полностью не пришёл в себя. А текинцы, как ни в чём не бывало, уже обыскивали трупы, вырывали винтовки из скрюченных пальцев, выворачивали карманы.
Подошёл Томин, бледный, но спокойный.
- Кто-то сдал нас, - выцедил он, - ещё в Быхове.
- Революционной сволоты везде хватает… - пробурчал Матвей, показываясь в дверях корабля.
- Улетайте отсюда, - сказал Кирилл авиаторам, - и поскорее. Где сейчас эскадра? В Виннице? Вот, туда и махните. Скоро здесь станет жарко. Очень жарко.
Штабс-капитан серьёзно кивнул и отдал честь.
- Удачи, поручик.
Авинов молча козырнул в ответ, благо фуражка была при нём. Шинель он оставил в Быхове, а взамен генеральские жёны облачили Кирилла в чёрную куртку-кожанку - вылитый комиссар получился.
Авиаторы заметались, спеша заправить бензобаки, а корниловец побежал к грузовику, перескакивая через окровавленные тела. Запекшейся крови и розовых костей он насмотрелся на фронте, но здесь, на траве аэродрома, растерзанная плоть смотрелась дико, противу всех заповедей. "Сами виноваты! - озлился Авинов. - Первыми начали!"
Он запрыгнул на место водителя и завёл мотор.
- Махмуд! Эй! Все в кузов!
Текинцы с готовностью полезли в кузов "шайтан-арбы" - что им какое-то авто после прогулки в поднебесье? Вооружённые трофейными винтовками, бойцы здорово походили на прежних пассажиров-красногвардейцев, разве что изрядно осмуглённых.
- Сердар! - окликнул командира Махмуд. - А тут водка! Один… два… три ящика!
- Много не пей! - натужно пошутил Кирилл.
Он тронул с места и порулил мимо трибун, пока не выбрался к Коломяжскому шоссе.
…На Галерную Авинов подъехал в третьем часу дня. Генерал Алексеев поселился в общежитии московских общественных деятелей как член Предпарламента - замечательное прикрытие.
Искать его высокопревосходительство не пришлось - отставной генерал вышел сам. С тросточкой, в пальто и шляпе он стал неузнаваем.
Оглядев текинцев, Алексеев бегло улыбнулся.
- Садитесь, Михаил Васильевич, - Кирилл похлопал по сиденью рядом.
Покряхтывая, генерал взобрался и заворчал:
- Как на облучок садишься…
- Куда едем? - поинтересовался Авинов, трогая с места.
- Есть тут один заводец. Паровозостроительный. Езжайте прямо, я покажу дорогу…
Корниловец покосился на генерал-адъютанта. Тому наверняка были любопытны новости из Быхова, но лицо Алексеева было спокойно и безмятежно, будто и не сжигало его нетерпение.
- Генералы высказались за уход на Дон, - заговорил Кирилл и передал в подробностях разговоры в келье-камере и в трапезной-столовой.
- Превосходно, - проговорил Михаил Васильевич, жмурясь, - просто превосходно. А моих орлят уже вторая тысяча пошла! - похвастался он. - Юнкеров я привлекаю проверенных, испытанных, из тех училищ, которые дрались с Красной гвардией, как Михайловское артиллерийское, к примеру. Обращаюсь и к георгиевским кавалерам… А "Белый крест", надо сказать, отличная ширма! Через него я легально отправляю офицеров на лечение, на Кавказские минеральные воды, а то, что поезд следует через Дон, и добровольцы сходят в Ростове… Ну, наверное, у них есть на то веские причины!
Генерал издал сухой смешок, а Кирилл подумал, до чего же бывает трудно "дедушке" - вечная конспирация, настоящий обет молчания, и даже с самим собой не удаётся выговориться - вдруг кто услышит?..
Потянулись сумрачные кирпичные дома с пыльными окнами, и генерал напрягся.
- Сейчас поворот налево, - отрывисто сказал он, - где пути.
"Руссо-Балт", качаясь и переваливаясь, пересёк рельсы и остановился перед запертыми воротами завода, вывеску которого перекрывал транспарант: "Вся власть Советамъ!"
- Посигнальте, - тихо сказал Алексеев. - Один короткий гудок, два длинных, один короткий.
Кирилл посигналил. В калитке ворот показалось настороженное лицо, молодое, безусое ещё, и скрылось. Визжа и погромыхивая, створки ворот медленно распахнулись, открывая широкий проезд между закопчёнными стенами цехов. Где-то шипел пар, вращались приводы станков, лязгал металл. Кирилл осторожно загнал грузовик за ворота.
- Формируем бронепоезд! - сказал генерал с гордостью.
Из мастерских уже выглядывали юнкера и молодые офицеры. Все они были облачены в замызганные куртки мастеровых, на головах - кепки и мятые фуражки с молоточками, но выправка, следы былого лоска выдавали "белую кость".
Кряхтя, Алексеев спустился с "облучка" и представил Кирилла своим "орлятам", неуверенно, напряжённо улыбавшимся, утиравшим замасленные руки ветошью. Улыбки сразу стали и шире, и доброжелательней.
- Здорово, братцы! - послышалось от ворот.
От неожиданности Авинов вздрогнул и резко повернулся, нащупывая в кармане верный люгер.
В распахнутую створку лезли человек пять подвыпивших матросов. Один балтиец шагал впереди, чудом удерживая равновесие, а ещё четверо с винтовками, обмотанные патронташами, вели двоих явно рабочего вида, старого и малого - пожилого человека с седыми усами и парнишку лет двадцати, губы которого были расквашены ударом кулака.
- Привет, братишка, - криво усмехнулся Авинов.
- А мы вот мимо шли, - развязно повествовал матрос, делая широкие жесты, - дай, думаем, заглянем к про-ре… пролет-рар… про-ле-та-ри-ям!
- А чего ж не зайти? - подхватил Кирилл. - Кто это с вами? Тоже пролетарии?
- Не! Это предатели рабочего класса! Юнкеров прятали. Представляешь?! К-контрики…
Тут у Авинова мелькнула идея.
- Слышь, браток, - сказал он доверительно, - нам людей не хватает для революционного дела. Сечёшь? Давай махнёмся, не глядя? Вы нам эту контру, а мы вам - ящик "монопольки"! А уж мы этих предателей перевоспитаем - будь здоров! Годится?
- Ящик?! - не поверил матрос. - Цельный?
- А то!
- Махнёмся! - захохотал "братишка".
Конвоиры отпихнули "предателей рабочего класса", а Саид подал матросу ящик водки. Размен состоялся.
- Братцы! - радостно заорал балтиец. - Гуляем!
Вся гопа поспешно удалилась, унося ящик в четыре руки.
- Закрыть ворота! - сердито сказал Алексеев, показываясь из-за грузовика.
"Орлята" бросились исполнять приказ, а один из них, светловолосый и синеглазый, по возрасту - кадет, сказал с неуверенностью в голосе:
- А они нас не заложат?
- Не успеют, - ответил Авинов. - Махмуд! Абдулла! Саид!
- Сделаем, сердар, - понятливо ухмыльнулся "Батыр".
- Только чтоб без шума, без пыли.
Саид вытащил кривой кинжал и оскалился.
- Догоняйте тогда…
Обернувшись к "контрикам", Кирилл спросил:
- Это правда - то, в чём вас обвиняют? Вы спасали юнкеров?
- Пацанов я спасал, - угрюмо ответил старый, - а революция ихняя мне до сраки!
- Мне тоже, - улыбнулся Авинов. - Величать-то вас как?
- Сан Саныч я. Певнев.
- Железнодорожник?
- Машинист паровоза, - приосанился Сан Саныч. - А это Федька, помощник мой.
- Хорошо хоть зубы целы, - невнятно проговорил помощник машиниста. Он улыбнулся, и кожица на разбитой губе лопнула, набухла рябиновой каплей.
Певнев обвёл всех взглядом исподлобья, усмехнулся в усы.
- Ты не думай чего, ваше благородие, - сказал он. - Не выдам. Да и кому сдавать-то? "Временным"? Так они мне - тьфу! А этих… революционеров сраных, я бы давно к стенке поставил! Советы рачьих и собачьих депутатов…
- А не жалко? - прищурился Алексеев.
- Россию жальче, - строго ответил Сан Саныч.
- А если вам винтовку в руки, и - вперёд, на врага-большевика? - вкрадчиво спросил генерал. - За единую, великую и неделимую Россию?
- Я старый казак, - с достоинством ответил Сан Саныч, - я на верность присягал Богу, царю и Отечеству. Так что, ваше высокопревосходительство, давай винтарь и ставь в строй. Не побегу!
Заметив, что Алексеев был неприятно удивлён, старый казак хитро усмехнулся.
- Не удивляйтеся, ваше высокопревосходительство. Я вас по Маньчжурии помню, воевал там. Вы-то меня в лицо знать не можете, много нас таких шастало, а вот генерал-квартирмейстер Алексеев там как бы один на всех числился!
- Ладно, ладно, казак, - проворчал генерал и засопел, не то от смущения, не то тронут был долгой памятью старого солдата. - Разговорился…
- Вообще-то я подхорунжий Певнев.
- Вольно, подхорунжий… Пошли-ка, глянешь опытным глазом.
Михаил Васильевич провёл машиниста и корниловца в полутёмный цех, в котором громоздился бронепаровоз с бронетендером.
Толстые стальные листы облепили паровоз под разными углами так, что узнать в этой коробчатой штуке локомотив было трудно. Разве что труба выглядывала чуток, да колёса виднелись, спрятанные за щитками. Будка была закрыта полностью, только узкие щели-бойницы прорезали броню.
- Сурово… - оценил Сан Саныч. - Сами небось клепали? Крепко! А это чего? Амбразуры? Дельно!
- Ну так ещё бы! - фыркнул польщённый кадет, отзывавшийся на имя Данилка. - Сейчас мы вагон управления клепаем - со всех сторон бронеплиты навесили, а сверху башенку командирскую!
- Даже пушки достали, - вставил парень постарше, из юнкеров, представившийся Юрой. - И снаряды, и пулемёты - сменяли на водку в гарнизоне.
- Пушек-то полно, - вздохнул Данила, - а винтовки - ни единой. Два "нагана" на всех…
Саид заглянул в цех и жестом показал - всё в порядке, свидетелей не осталось. Кирилл кивнул текинцу и обошёл бронетендер.
- А это что? - пригляделся он.
В сторонке, притулившись к стене, стояли два грузовика "Де Дион-Бутон" - он их сразу опознал по круглым радиаторам с шестиконечными звёздами.
- Они на ходу? - спросил Авинов, оживляясь.
- А то! - гордо хмыкнул Юра. - На них снаряды и возили.
- А теперь повезёте карабины!
…Ближе к вечеру оба "Дион-Бутона" и "Руссо-Балт" въехали под арку ворот Кронверка. Шпиль Петропавловского собора был вызолочен заходящим солнцем, сумерки полнили бастионы крепости.
Охрана не успела похмелиться, а потому пребывала в дурном расположении духа - не захотела пропускать автомобили к арсеналу. Упёрлась, и ни в какую. Тогда Авинов высунулся из кабины и заорал:
- А ну, пропустили! У меня мандат! Кончай контрреволюцию разводить!
- Не велено, - угрюмо бубнил часовой, переминаясь и тоскливо оглядываясь в поисках начальства.
- Против тр-рудового народа прёшь?! - бушевал Кирилл. - Где комендант?! Я вам сейчас устрою!
Откуда ни возьмись, показался маленький кругленький человечек в форме, с пенсне на пористом носу.
- Я комендант! - прожурчал он. - Что происходит, гос… товарищи?
Авинов молча сунул ему в лицо розовый мандат. Комендант пригляделся к подписи, и стеклышки его пенсне мигом запотели.
- Да-да, конечно, - засуетился он. - Мы же понимаем! А что нужно-то?
- Пять тысяч карабинов, - пробурчал Авинов, словно отходя, - и полмильона патронов. А ежели поможете погрузить, то и замнём недоразумение. С нами, ежели по-хорошему, так и мы по-хорошему!
- Конечно-конечно! - засуетился комендант.
И вот распахнулись тяжёлые ворота арсенала, словно вход в пещеру Али-Бабы открылся, - сто тысяч одних только новеньких винтовок лежали тут в ящиках и ждали тех, кому достанутся. И дождались.
Текинцы, переодетые юнкера и ленивые солдаты из охраны Кронверкского арсенала, подгоняемые резкими окриками коменданта, мигом загрузили все три грузовика карабинами Мосина образца 1907 года - не лучшими, но тут уж, как говорится: бери, что дают!
Кирилл, выдерживая роль комиссара, только посматривал строго да отмечал карандашом количество изъятых ящиков с патронами - для отчётности.
Ещё не успело стемнеть, а перегруженные "Дион-Бутоны" с "Руссо-Балтом" медленно развернулись, натужно рыча моторами, и покинули Кронверк. Ветер с моря, порывистый и резкий, нагонял тучи. Революционный барометр показывал "бурю".
Шестнадцатого октября бронепоезд "Орёл" был сформирован полностью и готовился следовать на Дон.