Зашипел пар, залязгали сцепки, гудок ударил по ушам резким свистом. "Орёл" тронулся, заполнив заводской двор могучим гулом и грохотаньем.
Проводив взглядом последнюю контрольную платформу, генерал Алексеев вздохнул:
- Вот и кончились наши "прятки"…
- Ничего, Михаил Васильевич, - утешил его Авинов, - сыграем в "войнушку"!
Глава 6
КРАСНЫЙ ОКТЯБРЬ
Вечером двадцать пятого октября Кирилл собрался на Галерную, но пешком идти не решился - по тёмным петроградским улицам только толпой можно было пройти без вреда для здоровья. И на встречу с Алексеевым корниловец прибыл на "Руссо-Балте".
Генерал был не один, он подвёл к Авинову молодого мужчину лет тридцати пяти в просторной, не по размеру, серой шинели и в нечищеных сапогах. Однако неряшливость в одежде приятно контрастировала с гладко выбритыми щеками, с аккуратно подстриженными усами, прятавшими чёткий очерк губ, с пронзительным взглядом светлых глаз. Мужчина был без головного убора, поэтому рука его, дёрнувшаяся по привычке отдать честь, замерла, скомкав приветственное движение. Резкий ветер дул по улице как в трубу, но причёску светлоглазого не портил - короткие волосы его были прилизаны на пробор.
- Познакомьтесь, - церемонно сказал генерал, - Алексей Генрихович, ротмистр лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка…
- В прошлом, в прошлом! - отмахнулся ротмистр.
- …А ныне, - невозмутимо продолжал Алексеев, - мой адъютант. Заметьте - сам вызвался!
- Кирилл Антонович, поручик 1-го ударного Корниловского полка. Честь имею!
- Я тоже, - проворчал Алексей Генрихович, - но мы тут повздорили с "товарищами"… Короче говоря, фуражка моя… э-э… потерялась.
- Мы вас вот зачем вызвали, - перехватил инициативу генерал. - Алексею стало известно, где ныне прячется Ульянов-Ленин.
- О-о… - протянул Авинов. - Важная птица, жирная.
- Этот большевик скрывается с июля, будучи в розыске как германский шпион, - сказал ротмистр, - а ныне он стоит на постое у некоей Маргариты Фофановой, на Сердобольской улице.
- Вы предлагаете поймать его или убить? - уточнил Кирилл.
- Таких не убивают, - проворчал генерал, - а пускают в расход.
- Прямо на квартире?
- Нет, - помотал головой Алексей Генрихович, - зачем нам лишние жертвы?
- Да и уйти может, - поддакнул Михаил Васильевич.
- Вот именно, - сказал адъютант. - Я предлагаю иной вариант - подстеречь Ульянова на улице, разыграть сценку "Патруль проверяет подозрительного прохожего" и пристрелить его на месте!
- Ваши текинцы превосходно сыграют патрульных юнкеров, - сказал генерал.
- Я понял, - кивнул Авинов. - Так он что, гулять выйдет или куда по делам отправится?
- Гуляет он редко, - сказал ротмистр. - Однажды вечером Ульянов нарвался на патрульных, но те его отпустили. Ленин решил возвращаться кружным путём, заблудился, попал на заболоченный пустырь - и просидел там до утра. Но мне точно известно, что сегодня Ульянов переборет страхи и отправится через весь город в Смольный - на сегодня намечено заседание большевистского ЦэКа.
- Один?
- Нет, с ним будет связной, финский большевик Эйно Рахья. Этот замедленно-пылкий финн постоянно курсирует между Смольным и конспиративной квартирой "Ильича", как "товарищи" прозывают Ульянова.
- Место? Время?
- Маршрут всегда один и тот же - сначала на трамвае, а от угла Сампсониевского и Финляндского проспектов - пешком к Литейному мосту. Вот там-то и надо их встретить - с девяти до одиннадцати, ближе к десяти. Точнее сказать не могу.
- Ну, это уже кое-что… Решено - я беру с собой Махмуда, Саида и Абдуллу. Вчетвером мы устроим "Ильичу" тёплую встречу!
- Ну, с Богом, - взволнованно сказал Алексеев.
- Удачи! - пожелал ротмистр.
Вернувшись домой на Фурштатскую, Кирилл съел банку тушёнки и запил яство крепким кофе. Вытащив дядины серебряные часы, он стал следить за неподвижными стрелками. Время, время… Перевалило за восемь. Темнело. "А ведь это тоже МНВ!" - подумал Авинов. Ликвидировать вождя большевиков… Ого! Правда, неясно, будет ли с этого толк. Не станет Ульянова-Ленина, и его место сразу займёт Бронштейн-Троцкий - та ещё сволочь…
…В начале девятого авиновский "Руссо-Балт" отправился на Морскую, где поселились текинцы.
Выехав на Литейный, Кирилл свернул на Невский и притормозил. На тротуаре, освещённая светом уличного фонаря, стояла Даша в расстёгнутом пальто. Она чётким голосом классной дамы наставляла двух громадных мужиков, затянутых в кожанки, с очками шоффэров на тульях фуражек.
- Контрреволюция подняла свою преступную голову, - вещала товарищ Полынова, - всем завоеваниям и надеждам солдат, рабочих и крестьян грозит великая опасность. Но силы революции неизмеримо превышают силы её врагов. При первой же попытке тёмных элементов затеять на улицах смуту, грабежи, поножовщину или стрельбу - преступники будут стёрты с лица земли!
- Да мы так и поняли, товарищ женорганизатор, - добродушно прогудел один из мужиков.
- Так и передадим, - кивнул другой.
Даша энергично кивнула, милостиво отпуская обоих, и крутнулась на каблучках.
- Кирилл?! - взвился её радостный голос. - Ты на машине? Подбросишь меня до Смольного? Ладно?
Авинов колебался недолго - любовь переборола долг.
- Садись! - сказал он.
Девушка одним гибким движением просунулась в кабину и потянулась к Кириллу, припадая к его губам жадным ртом. Когда товарищ Полынова неохотно оборвала поцелуй, Авинова куда больше истории волновала биология.
Было трудно, почти невозможно следить за дорогой - и не смотреть на девушку, на то, как налитые груди дерзко оттопыривают платье - всю ту же гимназическую форму, старенькую, заношенную, чиненную не раз, облегавшую точёное бедро влекуще и вызывающе.
Кирилл, держа руль одной рукою, вторую положил Даше на колено. Девушка не обратила на это внимания - глаза её блестели, губы то и дело складывались в ослепительную улыбку.
- Канун! - торжественно изрекла она. - Ты чувствуешь, что мы живём на переломе? Накануне величайшего исторического события, которое потрясёт весь мир!
Авинов едва удержался, чтобы не сказать, как на Октябрьский переворот отреагируют те же американцы, но прикусил язык. Какое янки дело до России? Они делают деньги. Ах, в России делают революции? "Олл райт! - пожмёт плечами гражданин САСШ. - Сорри. Тайм из мани!" - и побежит дальше по Уолл-стрит…
- Я хочу, чтобы ты увидел Смольный изнутри! - с чувством сказала Даша. - Там всё кипит! Там самый воздух наэлектризован так, что дрожь пробирает. И ты захлёбываешься им, тебе хочется кричать и петь! Там будущее - оно рядом, осязаемое и светлое, а прошлое уже умерло! И как же томительно медленно истекают его последние часы!
- Сутки осталось ждать, - вставил Кирилл.
- Почему - сутки? - удивилась Даша, из вдохновенной валькирии воплощаясь в обычную красну девицу. - Наступление на Зимний начнётся завтра, ранним утром!
Она нахмурилась, глянула на Авинова отчуждённо, улыбнулась неласково.
- Тебе-то откуда известен срок?
Корниловец молча вынул мандат и развернул перед Дашиным лицом. Жест получился театральный, зато девушка бурно обрадовалась - она захлопала в ладоши, запрыгала на сиденье и кинулась обнимать Кирилла, шепча:
- Наш! Ты наш! Какое счастье!
- Осторожней! - посмеивался Авинов. - Я же за рулём!
Подостыв, уняв восторг, Полынова спросила:
- А всё-таки? Почему ты так уверен, что ещё целые сутки ждать?
- Кронштадтцы не поспеют к утру, - объяснил Кирилл.
- Опять эти кронштадтцы! - воскликнула девушка.
- А что делать? - притворно вздохнул корниловец. - Начинать атаку Зимнего без них… Знаешь, это как-то рискованно.
Умом Авинов не понимал, зачем он раскрылся перед Дашей, зачем показал свой мандат - это было как наитие. Ладонь, ощутившая тепло девичьей коленки, сама потянулась за розовой бумагой с подписью Ульянова-Ленина. Тут Кирилла больно кольнула совесть: а покушение? "Успею!" - уверил себя корниловец. Время ещё есть…
У Николаевского вокзала "Руссо-Балт" вывернул на Суворовский проспект и потянул к Смольному.
Смольный гудел, как чудовищный улей, "как приглушённый, но могучий мотор". У его подъезда под чехлами дремала пушка-трёхдюймовка, взрыкивала пара броневиков, смахивавших на затаившихся рептилий. Вокруг пылали костры, у них грелись красногвардейцы Сестрорецкого завода, солдаты - гренадёры и литовцы.
И накатывала приливом к Смольному и отливом из Смольного почти непрерывная людская волна, галдящий человечий вал. Плюхая сапогами и галошами по размякшему осеннему полю, шла и шла серая рабоче-крестьянская масса, жаждавшая перемен. Чуда. Халявы.
Кирилл, сам удивляясь собственному нахальству, приткнул "Руссо-Балт" около зелёного "Остина" в пупырышках заклёпок и вышел из кабины.
- Побежали! - зазвенел Дашин голосок.
Авинов, с громко бьющимся сердцем, двинулся к логову врага. Вот откуда исходит опасное поветрие! "Муромцев" бы сюда, закидать бомбами, разрушить до основания…
Матрос-комендант угрожающе надвинулся из тьмы.
- Привет, товарищ Мальков! - прощебетала Даша.
- Ваши документы! - устало потребовал Мальков.
Полынова фыркнула и стала искать нужную бумажку по всем карманам, бормоча: "Да куда ж я его затыркала?" Найдя, что искала, она гордо, чуть обиженно предъявила свой пропуск и потребовала от Авинова:
- Покажи ему мандат, Кирилл! Покажи!
Кирилл показал. Матрос сразу подобрел и повёл рукой:
- Проходи, товарищ!
Авинов прошёл. Гул бесчисленных шагов и голосов наполнил Смольный, табачный дым висел под потолком плотной пеленой, пряча люстры, как в тумане.
Вот караулка, вот штаб Красной гвардии. Всё заставлено ящиками с винтовками, револьверами, гранатами, патронами. Пол покрыт слоем нанесённой грязи, усеян окурками, обрывками промасленной бумаги.
- Пошли! - сказала Даша, схватила Авинова за руку и повела его к лестнице.
На втором этаже располагался исполком Петросовета. Целый ряд запертых комнат белел аккуратными надписями: "Председатель ЦИК", "Финансовый отдел ЦИК", "Международный отдел ЦИК"…
- Тут одни меньшевики окопались, - с лёгкой гадливостью сообщила девушка и потащила Кирилла на третий этаж, где располагался эпицентр восстания - Военно-революционный комитет. Там постоянно трещали телефоны, метались ординарцы, прибегали и убегали делегаты отовсюду. Говорили все и сразу:
- …Надо устранить начальника второй латышской бригады. Есть боевой, близкий нам командир - Вацетис, его и поставим.
- …Диктую: "Питерский Совет… братски просит… Братски! От слова "брат"! Да… Просит не исполнять… преступных приказов правительства". Записали? Шлите радиотелеграмму в Центробалт!
- …Ревель звонит!
- Чего там у них?
- Образовали ревком! Заняли все необходимые пункты. Гарнизон подчинили!
- Молодцы!
- …Срочно передать по радио: "Центробалт. Дыбенко. Высылай устав!"
- …Не могли бы вы также продвинуть миноносец в канал против станции Лигово, держать под обстрелом станцию, не допускать пропуска подкреплений?
- Сделаем!
- …Откуда красногвардейцы? А-а… Пускай занимают Охтинский мост! Да!
- …Занят Балтийский вокзал!
А Даша всё вела и вела Кирилла за собой сквозь эту толчею, сквозь папиросный смрад, пока не завела в тупичок и не открыла дверь, на которую была прилеплена бумажонка с номерком - всё, что осталось от былого порядка времён институток и курсисток.
- Входи, входи!
Авинов вошёл, чувствуя себя телком на базаре, и девушка тут же заперла дверь.
- Всё! - выдохнула она. - Мы одни!
Комната, в которой они оказались, была обширна, заставлена кожаными диванами и застеклёнными шкафами. Лампы тут не горели, но и темно не было - три больших окна доносили свет Смольного и красноватые отблески костров. И гул, то спадавший, то достигавший грозного крещендо, наплывал со всех сторон, поневоле настораживая, взводя все нервы.
- Тебя это тоже возбуждает, да? - прошептала Даша, торопливо снимая пальто, стягивая платье, сбрасывая ботиночки, скидывая трусики, скатывая чулочки.
- Да, - признался Кирилл. Ему было странно и страшно раздеваться в штабе революции, но это придавало обычному прелюбодеянию оттенок запредельной порочности.
- Скорей, скорей! - задыхалась девушка. - О-о-о! Ещё… Ещё!
Авинову было и стыдно, и приятно, и боязно - он овладевал Дашей, тискал её сильное, налитое тело, а сам прислушивался, таил дыхание. Но извечная опаска любовника лишь растянула взаимное удовольствие - сначала Полынова кричала, потом ахала и стонала, а после раскинула руки и улыбалась блаженно, не раскрывая глаз, отдаваясь вся, до донышка.
Потом они долго лежали, остужая разгорячённые тела, унимая смятение душ. Охолонувшись, обнялись снова, друг друга согревая. Когда Кирилл пришёл в себя, он тут же почувствовал угрызения совести. Его долг был - стоять сейчас у Литейного моста вместе с текинцами и поджидать "вождя". А вместо того, чтобы исполнить важное задание, он похоть тешит…
- Одеваемся? - прошептал Кирилл. - Мм? Дева революции?
- Не-а… Я ещё хочу.
- Кануна?
- Тебя!
Утомлённые тела, уже насытившись друг другом, распалялись неохотно. Однако Кирилл освоился в непривычной обстановке - и перестал замечать галдёж за стенами. Утолив жажду близости в горячечном порыве, теперь он больше никуда не торопился, а нежно ласкал девушку - то грудь сдавит, то сосок сожмёт, то попу погладит, то шею поцелует.
И вот они снова угодили в тёмный и жаркий провал любострастия. И снова вернулись в явь, изнемогшие, но довольные.
- Слышишь, милый? - прошептала Даша. - Ты слышишь?
Приятно утомлённый Кирилл понял, о чём говорила его возлюбленная, и ответил:
- Слышу.
- Это революционные громы! Перуны!
- Болтуны, - простодушно и прямо брякнул Авинов, но девушка не обиделась. Улыбнувшись снисходительно, она сказала:
- Люди, не познавшие свободы, спешат выговориться. Народ безмолвствовал веками, а ныне он вышел на улицы, и все слышат его грозный глас, глас Божий!
- Кто - все? - поинтересовался Кирилл. - Царя скинули, а "временным" прислушиваться недосуг - заигрались они в свои глупые игры. Правительство… Сама же знаешь, оно у нас как сито - мука отсеялась, а сор и жучки остались. Министры наши сплошь ничтожества или предатели, а те, кто честны, более всего походят на мягкотелых медуз, обожающих планировать, рассуждать, обговаривать, а как до дела доходит, они сразу скучнеют и - шасть! - в сторонку, мировые проблемы решать. И кому ж тогда слушать? Революционерам? Эсерам да эсдекам, обожавшим шляться по Лондонам и Парижам? Приятно, наверное, бороться с самодержавием, сидя в кафе на бульваре Сен-Жермен! А на что ещё способны революционеры? Бомбы кидать в "сатрапов"? Экспроприировать экспроприаторов? Ну, ломать - не строить!
- Первым делом, - важно сказала Даша, - надо взять власть! А уж потом эту власть употребить на благо народа. Не волнуйся, Кир, мы слышим глас Божий!
- Знаешь, что самое неприятное? - вздохнул Авинов, потихоньку одеваясь. - Самое неприятное заключается в том, что глас сей неразборчив. Вы слышите нечленораздельный рёв толпы и толкуете его по-своему, вкладываете нужный вам смысл. Вы говорите: "Раздался стон народный!" - а это не стон, это мат и вой, тупое пьяное мычание.
- Ты не любишь народ, - сказала с осуждением Даша.
- А кто его любит? - пожал плечами Кирилл. - Как вообще можно любить множество людей? Любят одного или одну. Вот я тебя люблю.
- Правда? - спросила Даша с неожиданной робостью в голосе.
- Истинная. Пошли?
- Пошли. О, уже десять часов! - Девушка замешкалась, не досказывая, но всё-таки договорила: - Тебе было хорошо со мной?
- Очень! - честно признался Кирилл.
Даша на секундочку прижалась к нему, подлащиваясь, и пошагала к дверям, покачивая бёдрами. Пальто своё она несла на руке.
За порогом комнаты парочку снова закрутил человеческий муравейник, потоком людским снёс по лестнице на второй этаж и выбросил возле иногороднего отдела ЦИКа.
- Товарищ Рахья! - радостно воскликнула Даша.
Медлительный светловолосый парень обернулся и приложил палец к сжатым губам. У порога стоял сухощавый, невысокий мужичок еврейского обличья, усатенький, с бородкой, одетый во всё кожаное - сапоги, штаны, куртку и кепку.
- Товарищ Свердлов! - обратилась к нему девушка, понизив голос до громкого шёпота. - А что…
Мужичок оборотился к ней, сверкнув очками в тонкой оправе и сказал негромко:
- Ильич - в Смольном!
- О-о! - Полынова молитвенно закатила глаза.
Кирилл заглянул через плечо Свердлова и увидел того, кого недавно хотел ликвидировать.
С лысой головой, со щеками, покрытыми рыжеватой щетиной с упрямыми складками у рта, Ленин производил впечатление человека упрямого, настойчивого, но недалёкого. Лобастый, с широковатым носом и чуток раскосыми глазами, он походил не на мыслителя, а на борца, кровожадного и безжалостного, способного на всякую хитрость, на любой подлый приём. Голова ему нужна, чтобы бодаться и держать удар.
Наблюдение даже успокоило Авинова. Да, из-за него план ликвидации сорвался, но стоило ли вообще рисковать? Кому он нужен, этот Ленин? Выскочка, недоучка, нерусь - в крови Ульянова намешано по четверти от немца, еврея, чуваша и калмыка. Стоило ли мараться?
Одного у "Ильича" не отнять - толкать речи он умел. О Ленине кто-то сказал, что он словно топором обтёсывал свои мысли и преподносил их в лубочно упрощённом виде. Народные массы внимали Ульянову и шли за ним.
- Уходим, - прошептала Даша и вывела Кирилла за руку.
И Авинов тут же столкнулся с хмурым солдатом в распахнутой шинели, с кудлатой бородкой. Корниловец его сразу узнал, того самого окопника, что приставал к Даше на Дворцовой площади, и уступил дорогу, не желая затевать ссору, однако солдат тоже был памятлив.
- Ага! - вскричал он, напуская винно-водочных паров. - Попался, шкура! Братцы! Хватай контру! Это он Ваську подстрелил на площади!
Крепкие руки тут же ухватили Авинова. Кексгольмец ощерился довольно, замахнулся…