- Александр Александрович Хрущ. Капитан третьего ранга. Это я к тому, господин гауптман, что негоже старшего офицера бить по зубам ради того, чтобы только поговорить. Я сам с охотой с вами побеседую. Я, между прочим, при задержании сопротивления не оказывал, а сдался с очень даже большим желанием. Прошу это внести в протокол.
- Я читал докладную записку фельдфебеля Варцеха, - Потемкин улыбнулся и, не удержавшись от иронии, заметил: - Вы проявили исключительный героизм.
- Вы так быстро нас вычислили. Как вам это удалось?
- В этом нет ничего сверхъестественного. У метеоролога Гюнтера Пфайля никогда не было жены Марты. Он был закоренелый холостяк. Так как вы оказались на острове?
- Приплыл на подводной лодке.
- Не врите, господин Хрущ. Советский Балтийский флот заблокирован в районе Кронштадта.
- А я с Северного.
Гауптман внимательно посмотрел на замполита и задумчиво спросил:
- Скажите, Александр Александрович, вы знаете, что такое допрос четвертой или пятой степени?
- Да упаси боже! Откуда же мне знать такие ужасы?
- Я вам помогу. У вас хватит воображения представить, как срывают с пальцев ногти или вырывают здоровые зубы?
Сан Саныч побледнел и с трудом проглотил в горле ком.
- Вижу, с воображением у вас все в порядке. А это я вам назвал всего лишь элементы второй степени. Если вы будете продолжать нести всякую чушь, вы узнаете и четвертую, и пятую степени.
- Да что ж вы такое говорите?! Да я же со всей душой! Господин гауптман! - губы замполита затряслись, и на глазах заблестели слезы. - Господин гауптман! Да что же я сказал такого? Я ведь только правду!
- Вы думаете, если я не имею отношения к флоту, то ни в чем не разбираюсь? Вы еще скажите мне, что приплыли с Тихоокеанского флота, и тогда мы наш разговор закончим. Я определяю ценность попавших в руки пленных, и не в ваших интересах валять со мной дурака!
- Простите, простите меня, господин Потемкин! Я не объяснил вам сразу, в чем дело. Моя вина. Но я уверен, что мы с вами прекрасно поймем друг друга, а может, даже подружимся. Чего нам делить? Мы ведь с вами одной крови! Я, наверное, тоже смог бы служить у немцев. Нам, как говорится, как татарам, все равно: что отступать - бежать, что наступать - бежать!
- Послушай, ты, русский! - гауптман с такой язвительностью и брезгливостью произнес слово "русский", что Сан Саныч вздрогнул. - Я не воюю с Россией! Я воюю с коммунистами и жидами, просравшими мою родину! И не тебе со мной равняться. Своим сравнением ты оскорбил меня. Говоришь, на немцев послужить? А ты думаешь, им такие нужны?
Потемкин встал из-за стола. Сан Саныч сжался, ожидая, что он сейчас его ударит. Но гауптман подошел к окну и долго глядел на грязное стекло. Затем, успокоившись, сел на место.
- Скажите, вы были в Иерусалиме?
- Да куда нам! Я и в родной Саратов не каждый год выбираюсь. Но я верующий! Если вы об этом.
- Правда? Верующий комиссар? Но я не вижу у вас нательного креста!
- Да как вам сказать… Начальство не очень-то приветствует ношение предметов культа.
- Немцы - католики, но никто не сможет снять с меня мой православный крест. Но я не об этом. Еще мальчишкой я был с родителями в Иерусалиме. И знаете, что меня поразило?
Сан Саныч, заискивающе улыбаясь, отрицательно покачал головой.
- Мой детский ум потрясли не храмы или Голгофа, а то, что я увидел место, где был дом Иуды. Вот уже две тысячи лет на этом месте стоит только отхожее место. Его ремонтируют, перестраивают, но во все времена на этом месте был только нужник. Потому что там жил Иуда Искариот. Так было, есть, и так будет. Такова цена предательства. Люди думают, что извели под корень род Иуды, но его семя нет-нет, да все еще дает всходы. Вермахт, господин Хрущ, - не помойка для человеческих отбросов, подобных вам.
Сан Саныч почувствовал, как у него под ногами закачалась земля. Очень ему не понравился этот разговор. Такое настроение не сулит ничего хорошего. Необходимо было срочно что-то придумать, иначе этот гауптман сейчас уйдет, и тогда все пропало! Думать нужно было быстро, но быстро думать не получалось. В голове царил полный бардак.
Замполит, подавшись вперед вместе со стулом, с жаром заговорил:
- Послушай, гауптман! Значит, это ты определяешь, кому какая цена? Так я и есть самый что ни есть ценный для вас кадр! Потому что я из будущего!
- Как интересно… - Потемкин зевнул и сделал на листе еще одну пометку.
Оберлейтенант Герман Велер увидел на столе вспыхнувшую лампу вызова и отправил в комнату допроса охрану. Истерично кричащего пленного русского выволокли под руки и потащили по коридору. Следом вышел Потемкин.
- Что скажешь, Андрэ?
- Ничего интересного. Я его определил в клинику доктора Остера.
- Да ну!? Не слишком ты лоялен к своим бывшим соотечественникам.
- Вот такое, подобное ему, быдло и лишило меня всего.
- А ты выяснил, откуда он взялся на острове метеорологов?
- Ничего загадочного. Я навел справки. Недалеко находится остров, где содержат пленных. Из-за оторванности там экономят на охране. Очевидно, что-то соорудили и доплыли до метеостанции. Затем перебили метеослужбу.
- А где остальные?
- Думаю, попытались добраться до материка. Нужно предупредить полицию. Уверяю тебя, скоро всех их переловят.
- Но все равно, Андрэ. Этот русский совсем не кажется душевнобольным. Доктор Остер ведь ставит эксперименты только на сумасшедших.
- Да какая разница. Если он и не идиот, то в клинике доктора через пару дней непременно им станет.
Оберлейтенант Велер поежился.
- Не знаю, что и сказать. Мне кажется, это чрезмерно жестоко.
- Послушай, Герман! Куда я могу определить человека, если он утверждает, что прибыл из будущего? Еще он говорит, что мы проиграем войну! А еще - он комиссар!
- Только к доктору Остеру!
- Вот и я о том же.
Глава семнадцатая
ЛЕНТА БАРОНА
Габи выглянула из укрытия и прислушалась.
- Можно выходить, их уже нет.
- Подожди. Вдруг еще кто-то бродит рядом.
Артем прижался к скрывавшему их камню и потянул Габи назад.
- Я слышала двигатели уходящих катеров. Они уплыли.
- Так быстро?
Они просидели в этом каменном мешке не меньше шести часов. Егеря прочесали весь остров, но никто не удосужился заглянуть под скалу у самой воды. Обломки породы, рассыпавшись беспорядочным нагромождением, породили множество щелей, проходов и небольших пещер. В одной из них они и спрятались.
- Ты боишься?
- Еще чего. Просто не горю желанием познакомиться с твоими соотечественниками.
- Идем, - Габи засмеялась и первой вышла из укрытия.
Солнце уже садилось, и теперь скала над головой окрасилась в бурый цвет перезревшей вишни. Море застыло, будто гладь притихшего пруда. Артем прошел вдоль берега и поглядел из-за обрыва на опустевший пейзаж острова. Дом метеорологов отбрасывал длинную зловещую тень. Перед дверью сиротливо белел оставшийся без хозяев мяч. Рядом валялся сброшенный с крыши кем-то из моряков, флаг с черной свастикой. Габи спросила:
- Артем, мы должны решить, что нам делать дальше.
- Будем ждать возвращения наших.
- Они не вернутся. Я уверена, они считают, что нас схватили егеря.
- А как же механик? Ему же перевязки нужны. Почему командир не подождал нас?
- Не вини его, Артем. Ты кому-нибудь говорил, что мы уйдем смотреть остров?
- Нет, не говорил.
- И наверняка никто не обратил внимания, когда мы ушли. А когда командир заметил, что нас нет, то решил, что уже поздно.
- Все равно будем ждать. Что нам еще остается делать?
- Артем, это безрассудно. Через несколько дней, а может, уже завтра, сюда пришлют новую метеогруппу. Я думаю, сегодня мы еще можем переночевать в доме, а утром нужно отсюда убираться.
- Нет! - его передернуло от одной мысли о ночевке в доме метеорологов. Вспомнилась лужа крови и распластавшийся в ней немец. - Уж лучше под открытым небом. Да и как мы уплывем отсюда? И куда?
Габи не ответила и, присев на прибрежный валун, задумалась. Глядя на еле заметную вдали полоску материка, она что-то прикидывала и, наконец сказала:
- Неделю назад я послушалась и пошла с тобой. Теперь ты, Артем, послушайся меня. Здесь есть лодка, я видела. Мы сможем доплыть до Большой земли и попробовать добраться до Инсбрука. Молчи! Я знаю, это трудно, но все же возможно. И это лучше, чем сидеть здесь и ждать твоих друзей. Поверь мне, они не вернутся. Наверняка командир наблюдал в перископ, как егеря перевернули здесь все вверх дном. А еще я знаю, как поступят в штабе береговой обороны. Сюда пришлют самолеты и катера. Специалисты шаг за шагом будут обследовать остров, выясняя причину нападения на метеостанцию. Надо уходить отсюда, и как можно скорее. Ночью погода может измениться, и тогда мы будем обречены. Ты должен решиться и сделать правильный выбор. Другого выхода у нас нет. И еще: давай пороемся в доме и поищем тебе какую-нибудь подходящую одежду. Не спорь! Твоя сразу вызовет уйму ненужных вопросов.
Артем с удивлением посмотрел на Габи. Все время, сколько он ее знал, его не покидало ощущение, что эта хрупкая, изящная немка будто высечена из камня. Воля, решительность и твердость били из нее фонтаном. Он не мог не признаться себе, что в их дуэте его номер всегда второй. И добивалась Габи этого очень тонко и умно.
- Я перед тобой пасую. Меня не покидает ощущение, что я говорю не с тобой, а с твоим отцом.
- Так ты согласен?
Артем взял паузу на раздумье. Конечно, Габи была права. Но оставить последнее слово за собой он был просто обязан.
- Сейчас мы уплывем, но потом будем искать способ, как найти мою лодку!
- Непременно. Пошли на ту сторону, там на берегу есть шлюпка.
- И запомни, я это делаю только ради того, чтобы спасти тебя, а вовсе не из-за того, что мог испугаться вашу береговую оборону.
- Не сомневаюсь.
- И потом, мы с тобой сейчас члены одного кружка любителей металла. Как же ты будешь без меня слушать наш любимый "Сквилер" или "Мастерплан"?
- Без тебя никак.
Артем важно кивнул.
- Держись за меня и не пропадешь. Пошли за бугор, там я видел шлюпку.
Габи улыбнулась, принимая правила игры, и, изображая покорность, пошла вслед за Артемом, специально отставая на полшага.
Ведро с рыбой забрали, но удочки и весла по-прежнему лежали на дне лодки. Габи схватилась за нос лодки и попыталась столкнуть ее в воду, но, заметив возмущенный взгляд Артема, молча посторонилась, корректно уступая место мужчине. Последний раз Артем брал в руки весла, когда еще в институте их факультет, ориентированный на службу на флоте, решили погонять на гребных байдарках по Неве. Тогда дело закончилось стертыми в кровь ладонями и возможностью лишний раз закосить в лазарете. Сейчас история повторялась. Широкая и тяжелая шлюпка упорно отказывалась держать курс в сторону материка. Приноравливаясь к ее неповоротливости, Артем налегал то на одно весло, то на другое. Раздраженно ворча, он глядел на выписываемые им на воде восьмерки, но всем видом пытался показать, что так оно и должно быть. Дескать, таким манером они быстрее достигнут цели.
Габи ему не мешала, решив, что времени у них вполне достаточно и спешить некуда, а мужское эго требует радикального выхода. Она смотрела по сторонам и ничем не выражала озабоченности по поводу его выкрутасов. Наконец, приспособившись, Артем кое-как добился от шлюпки послушания и, сообразив, что перед лицом он должен видеть заходящее солнце, - тогда за спиной будет берег, налег на весла.
Когда лодка наконец уткнулась носом в песок пустынного пляжа, солнце уже село, выглядывая из-за горизонта узким серпом. Ладони Артема превратились в два сплошных волдыря, руки и плечи онемели, а глаза не раскрывались от едкого пота, но зато он поймал на себе восхищенный взгляд Габи, и это была лучшая награда за его мучения. Пляж плавно переходил в заросший пустырь, а невдалеке виднелись крыши небольшого хутора. Решив, что молодые парень с девушкой не вызовут подозрения, они решились подойти к домам и разузнать - где находятся? Заросшее по пояс травой поле пересекала извилистая грунтовая дорога. Габи с Артемом шли, держась за руки, когда вдруг увидели, что их догоняет серый, крытый брезентом грузовик. Прятаться было поздно. Остановившись у обочины, они поджидали приближающиеся фары. Габи вышла вперед и, шепнув Артему: "старайся молчать", подняла руку. Машина затормозила. Через стекло улыбался солдат в немецкой форме. Не обращая внимания на Артема, он подмигнул и участливо спросил:
- А что делает прекрасная фройлен в вечерний час у дороги?
- Ты куда едешь? - не обращая внимания на его сально улыбающуюся физиономию, грубовато спросила Габи.
- А куда фройлен надо?
- Куда фройлен надо, ты туда не доедешь. Так говори - куда тебя черти несут?
Немец засмеялся и, кивнув на Артема, ответил:
- Он пусть лезет в кузов, а фройлен садится в кабину. Довезу вас до Мидделбурга. Кстати, мое сердце свободно.
Внезапно Габи заметила приближающийся белый автобус с нарисованным на дверях и капоте красным крестом. Это был явно лучший вариант, чем нахально ухмылявшийся солдафон.
- Зато мое занято! - отрезала она и хлопнула по капоту. - Проезжай! Нам не нужен Мидделбург.
Водитель с недовольной гримасой рванул с места, оставив за собой облако пыли. Габи вышла перед автобусом и взмахнула обеими руками. Но водитель неожиданно отрицательно покачал головой и сделал попытку ее объехать. Сидевшая рядом женщина в белом чепчике безразлично взглянула на молодую пару и уже хотела отвернуться, как вдруг ее взгляд упал на сумку с красным крестом, перекинутую через плечо Габи. Она приказала водителю остановить автобус.
- Вы, наверное, добираетесь в Кельн?
- Да, - не моргнув глазом, соврала Габи.
- Садитесь. Нам тоже туда. Какое горе, какое горе!
Женщина тяжело вздохнула.
- По радио говорили, что погибших уже тысячи. Полгорода сгорело. Во всем Кельне не осталось ни одной целой крыши, а уж об окнах и говорить нечего.
Габи, ничего не понимая, кивала и тяжело вздыхала. Но, к счастью, женщина ни о чем их не спрашивала, а сама говорила не умолкая.
- Вы, дорогуша, умничка, что откликнулись на призыв нашего руководителя Имперской медицины Леонардо Конти. В такой час ни один медицинский служащий не должен остаться в стороне. Вы при каком-то госпитале или занимаетесь частной практикой?
- Частной, - осторожно ответила Габи. - Но я твердо решила, что не останусь в стороне от людского горя.
- А ваш спутник? - женщина впервые взглянула на Артема. - Он тоже медик?
- Да! - ответила Габи. Благо, здесь ей врать не пришлось, и ответ получился более чем уверенный. Но она посчитала, что вдаваться в подробности лучше не стоит.
- А вы слыхали, говорят, из всех зданий в городе остался целым только Кельнский собор? На него не упала ни одна бомба. Наверное, он под защитой Бога.
Габи никак не могла понять, что случилось в Кельне. Лишь спустя час из сбивчивого рассказа медсестры выяснилось, о чем идет речь.
…31 мая 1942 года англичане впервые бомбили Германию, используя так называемые "налеты тысячи". И первой жертвой стал старинный город Кельн. Это была лишь первая ласточка в нескончаемой череде бомбежек. Посеянный нацистским правительством ветер теперь превратился в бурю, но пожинал ее немецкий народ. А знаменитый Кельнский собор оставался цел потому, что благодаря своей высоте и своеобразной форме был отличным ориентиром для английских летчиков, и они берегли его для следующих налетов. Это уже потом немцы привыкнут к бомбежкам и безразлично будут слушать по радио, как исчез с лица земли еще один их город. А тогда новость о жертвах Кельна всколыхнула весь народ. Тысячи волонтеров, врачей, работников "Красного креста" потянулись в старинный город, чтобы хоть как-то помочь и облегчить страдания ни в чем не повинных людей.
Медсестра Ирма рассказала, что их автобус отправлен муниципалитетом небольшого приморского городка. Но, на беду, в поселке не осталось ни одного доктора. Поскольку все врачи были мужчины, их забрали на фронт. Осталась она одна, но у нее за плечами лишь курсы полевых медсестер. Ирма горько улыбнулась и сказала, что польза будет больше от автобуса, чем от нее.
Артем весь путь молчал, глядя в окно на проплывающие мимо дома да на редкие бредущие навстречу повозки беженцев. Неожиданно в свете фар выросла фигура размахивающего руками мужчины и попыталась остановить автобус. Водитель нервно нажал на клаксон и дернул руль в сторону. Тогда мужчина встал перед капотом на колени и выкрикнул:
- Дави меня или остановись!
Автобус встал. Ирма недовольно свесилась с двери и уже хотела разразиться бранью, как вдруг увидела лежащего у дороги мальчишку.
- О Господи! Что с ним?
Мальчик лежал неподвижно, вытянув по швам тощие руки. Разорванная в нескольких местах рубашка от пояса до воротника была сплошь окрашена кровью.
- Умоляю вас! Помогите! Это мой сын.
- Да как же я помогу? Ему операция нужна! - Ирма растерянно опустилась перед мальчиком на колени. - Чем же его так?
- Я, старый дурак, виноват! - мужчина, сдерживая рвущиеся слезы, схватил медсестру за руку. - Заклинаю, не бросайте нас. У вас же красный крест нарисован. Не бросайте! У него там осколок. Я за ревом коров не услышал гул самолета и свет во дворе зажег, а он, ирод, нам на хутор бомбу сбросил. Пресветлейшая фрау, помогите! Я за вас до конца жизни молиться буду! Вы сможете, я знаю.
- Да ничего я не могу! - в сердцах воскликнула Ирма. - Давайте его в автобус. Мы в Кельн добираемся. По дороге будет Тилбург. Может, там врача найдем.
- До Тилбурга он не дотянет, - сказал мужчина, и его плечи затряслись в беззвучном плаче.
Артем и Габи помогли занести мальчика в автобус. При каждом движении тощее тельце содрогалось от боли, и с губ срывался стон. По пальцам Артема потекла теплая кровь, и он почувствовал, как в груди поднимается буря протеста. Это верх несправедливости! Так быть не должно! Этот маленький человек, не проживший и свой первый десяток лет, должен учиться в школе, а не ловить животом осколки. Почувствовав, как горло у него перехватило от сбившегося дыхания, Артем положил мальчика на деревянное сиденье и разорвал на нем пропитанную кровью рубашку.
- У вас есть медицинский инструмент? - спросил он Ирму.
- А вы что - доктор? - недоверчиво спросила Ирма, взглянув на Артема так, как будто впервые увидала появившееся у нее в автобусе привидение.
- Давайте быстрее все, что у вас есть! - прикрикнула на нее Габи. - Вы разве не видите, что он врач!
Артем решительно отломал от скамейки спинку, соорудив импровизированный стол. Порывшись в ящике, предоставленном медсестрой, он с удивлением обнаружил среди незнакомых лекарств ампулы с морфием. Но главное - там был скальпель.
- Горячую воду сможете сделать?
- Да, у нас есть керосиновая горелка!
Ирма засуетилась, услышав в голосе Артема металл.
- Сейчас я вскипячу в кастрюле.
Вспомнив, что у Габи в сумке есть одноразовые шприцы, Артем надломил ампулу с морфием. Эмоции, сделав свое дело, ушли в сторону. Остались лишь холодная голова и твердые руки, да еще кое-какой накопленный на флотской службе опыт.