Содержание:
СТРАНА ГОНГУРИ - * * * - АННОТАЦИЯ 1
Страна Гонгури 1
Верной дорогой идете 22
Особенности революционной охоты 26
ПРИМЕЧАНИЯ 28
САВИН ВЛАД
СТРАНА ГОНГУРИ
СТРАНА ГОНГУРИ
* * *
АННОТАЦИЯ
Страна Гонгури .
Мир - прекрасный и яростный? Где Любимый и Родной - так называют Вождя, сказавшего - пусть лучше умрут десять невиновных, чем уйдет от расправы один враг революции.
Мир, где про историю НАШЕЙ революции один из персонажей говорит: "И еще - тот мир более приземленный, мягкий, сглаженный, что ли… А мы для них - мечта романтиков, мир прекрасный и яростный, без полутонов, не верь что в Зурбагане высохли причалы! - там нет Зурбагана, это у них как вымышленный город мечты"
Верной дорогой идете .
Продолжение Страны Гонгури. Та же страна, тот же Вождь.
Особенности революционной охоты .
Еще двадцать лет после "Верной дорогой идете.." Революция должна уметь защищаться! И нападать? Даже АБСОЛЮТНОЕ прогрессорство, модернизация - еще не гарантия победы. Нужно - что-то еще. Что?
Страна Гонгури
- Если бы Сталин проиграл! Не было бы сталинского террора!
- Был бы троцкистский террор! Все то же самое, плюс спалить страну и народ, расходным материалом мировой революции. А при неудаче - повторить еще, уже в другой стране. Найдя страну - которую не жалко.
(В. Итин "Страна Гонгури" - роман, написанный в 1919 г. В НАШЕМ МИРЕ. Гелий - имя героя. Содержание примерно соответствует "Алой звезде" - у нас отсутствующей ).
Четвертый год страну разрывала на части гражданская война. Сначала была революция, вдохновленная самыми лучшими целями и самыми высокими идеями. Затем брат поднялся на брата, сын - на отца, мирные поля превратились в плацдармы, по городам прокатился фронт. И никто уже не видел иного выхода, кроме победы, последнего и решительного боя - после которого одна из сторон просто перестанет быть. Пощады никто не просил, да пленных и не брали. Так было - и будет, пока людям одной крови достанет безрассудства убивать друг друга.
И некому стало сеять хлеб - потому что все воевали. И незачем - потому что завтра его могли отнять. Тогда пришел голод. Рабочие падали без сил прямо в цехах у машин, женщины и дети - в бесконечных очередях возле закрытых хлебных магазинов. Голод не щадил никого и не различал фронта и тыла, от него умирали больше, чем от пуль врага. И самые слабые - первыми.
Тогда Вождь революции, Любимый и Родной, призвал к войне с голодом. Наводить порядок взялись железной рукой чрезвычайных комиссий, установив жесткое распределение и твердые цены. Чтобы добыть и доставить хлеб, были посланы особые отряды из преданных революции добровольцев. Хлебородные губернии теперь были ничьей землей, где всякая власть кончалась в десятке верст от железной дороги, там можно было встретить и банды, и дезертиров, и войска врага. Хлебные отряды уходили туда, как в неведомую страну, и везли назад не просто зерно - жизнь для голодающих городов, для рабочих и их семей. Иногда отряды не возвращались - и никто не мог узнать, что с ними стало.
Один такой отряд уже две недели шел по южной степи. Сто и еще два человека - все верные, надежные товарищи, готовые отдать жизнь за народную власть. Старшим в отряде был товарищ Итин - из числа тех железных героев революции, кто начинал с Вождем еще в прежние времена, пройдя огонь и суровую школу революционного подполья, каторги и ссылки. А самым юным из бойцов был Гелий - но это не было его настоящим именем: прибавив себе лишний год, чтобы записали в добровольцы, он заодно взял себе имя героя знаменитого романа Николая Гонгури "Алая Звезда" - о светлом и прекрасном будущем, где все живущие станут свободны и счастливы. Этой весной Гелий ушел из дома в революцию - взяв лишь гитару, что висела сейчас за его плечом вместе с винтовкой, узелок с полотенцем, мылом и сменой белья, карандаши и толстую тетрадь в красной клеенчатой обложке. По вечерам он пел своим товарищам, на привалах у походного костра.
Люди, проснитесь - хватит спать!
Близок уже рассвет
В наши ряды спешите встать -
Чтобы увидеть свет.Старая жизнь - это тьма.
Голод, нужда и грязь.
Ночь - не закончится сама,
За наше рабство держась.Хватит - покорности тюрьмы!
За нашу правду - в бой!
Мы - не рабы. Рабы - не мы.
Все - в наш железный строй.Годы смирения - для святых.
Счастья хотим - сейчас.
Хватит - красивых слов пустых.
Лишь справедливость - указ!Пусть пропадают семья и дом -
Нам не о том жалеть!
Весь старый мир - обречен на слом,
В нашем пожаре сгореть!Или победа, или смерть.
Третьего - не дано.
И если многим придется пасть,
Значит - так суждено.Или ты с нами, или ты - враг.
Сейчас - не время любви!
Нас били так - что стал наш флаг
Цвета пролитой крови!Пусть нас простят погибшие зря,
Убитые без вины.
Когда повсюду всходит заря -
Жизни одной нет цены.В крови и муках строит народ
Мир самой светлой мечты.
Ради него - мы рвемся вперед,
Сзади сжигая мосты.Кто-то упав, не дойдет - и пусть!
Слабые нам не нужны.
Кто с нами вместе, в новую жизнь -
Сильными все быть должны.Пусть уйдут все, кто не готов
В светлом будущем жить.
Кто не сумел снять с души оков,
Через себя преступить.Наш первый шаг - из грязи и тьмы
К миру новых людей.
Чтобы они жили лучше, чем мы,
Лучше и веселей.Наш первый шаг - к торжеству мечты,
Через истории хлам.
Чтобы потомки, спустя века
Стали завидовать нам.
- Как война кончится, учиться пойдешь - говорил Гелию товарищ Итин - наш будешь, по таланту, народный артист, или поэт.
Еще в походном мешке Гелия, лежала та самая книга, заботливо завернутая в полотенце, но уже затертая и зачитанная до дыр. Про то, как молодой революционер, заснув в тюремном каземате, проснулся вдруг в далеком и прекрасном будущем, где все были друг другу как братья и сестры, давно забыв о голоде, нищете, несправедливости, с тех пор как прогнали эксплуататоров и паразитов. Там были светлые города из стекла и алюминия, электрические заводы и фермы, чудесные ученые лаборатории, быстрые воздушные корабли. Все жили в белых домах в пять этажей, вместо трущоб, занимались творчеством и наукой; люди летали уже к другим звездам и планетам, чтобы поднять там алый флаг объединенного Братства Людей; все тайны природы, и даже само время покорялись уже их разуму и воле. Гелий прочел всю книгу не раз, до самой последней страницы - но при каждой свободной минуте открывал снова, чтобы еще раз оказаться в том чудесном мире хотя бы мечтой.
- Это правда, что Гонгури в тюрьме все написал - спрашивал он - как же ему позволили?
- Он не писал - ответил товарищ Итин - жандармы не давали ему бумаги, и он запоминал все наизусть, шагая по камере из угла в угол двадцать шесть лет. А как революция его освободила, тут же все и записали, и напечатали.
- И очень правильно - сказал оказавшийся рядом боец в матросском бушлате, обмотанном пулеметной лентой - не поймет никак враг, что нам силы дает, как трудно ни было: какая тайна военная у нас есть, что мы не отступаем и не сдаемся никогда! А ответ простой - жили мы в такой тьме, что хуже чем в преисподней, и вдруг свет вдали блеснул, к другой совсем жизни, лучшей и справедливой! И потому любой из нас скорее умрет, чем покорится - зная, что этим свет тот приближает! Как на Шадре-реке те сто героев, что встали у моста против прорвавшейся броневой дивизии, погибли все - но врага не пропустили! Революция прикажет - я в огонь за нее шагну!
Три года назад Любимый и Родной решил вернуться в страну - хотя все знали, что его тотчас же арестуют, а может быть, и сразу убьют. Тогда сто тысяч рабочих старой столицы среди дня бросили свои фабрики и пришли к вокзалу, чтобы спасти Вождя - не сомневаясь, что их встретят там пули и штыки солдат. Но в тот день, первый из Десяти, перевернувших весь старый мир, солдаты сами присоединились к народу - и Вождь, выйдя на вокзальную площадь, вместо пролитой крови увидел счастливые и грозные лица, блеск штыков и алый кумач знамен. Он поднялся на танк, приведенный восставшими вместо трибуны, у белой стены вокзала, вскинул руку к синему августовскому небу - и сказал народу свое великое и правдивое слово.
И нельзя уже было вернуться в цеха и казармы. Будто в затхлой комнате распахнули окно. Старая власть вдруг сразу утратила весь авторитет и даже страх к себе - а полицейские и жандармы прятались, срывая ненавистные всем мундиры. Днем и ночью на улицах горели костры из наскоро разломанных заборов и сараев, а рядом собирались в восторге люди, чтобы говорить, спорить - и брататься навеки, расходясь товарищами. Из трактирных погребов выливали вино в канавы, ради трезвой и честной жизни - и в те дни на улицах пьяными были не люди, а псы. Видя пример столицы и бессилие власти, народное восстание прокатилось по огромной стране, как пожар по степи в засушье - отовсюду к Вождю ехали делегаты, и очень скоро было объявлено о выборах в новую, народную Думу; все сразу заговорили о новых, справедливых законах, которые будут приняты.
- Поначалу без злобы все было - рассказывал товарищ Итин - верили все, что будет сейчас равенство и братство. Что соберемся, закон по правде примем - и начнется совсем другая жизнь…
Товарищ Итин был одним из тех ста тысяч, что встречали Вождя в тот самый первый день. На привале он не раз уже рассказывал о тех великих днях - но бойцы просили повторить: наверное, каждый втайне представляя, что когда-нибудь он сам будет рассказывать детям и внукам о том, как сидел у костра с одним из ТЕХ САМЫХ, легендарных, и слушал историю, рассказанную им самим.
- Не научились тогда еще беспощадности! - говорил Итин - не знали, что гадов надо добивать: бывало, явных врагов с миром отпускали! Если б сразу - сколько бы товарищей наших живыми остались! Ничего - теперь мы уже без ошибки!
За революцию и народ
Трудовой пролетарий идет.Сто миллионов в шеренге.
Проверка линии - залп.
Выстрел вдоль -
Снарядополет,
В десяти миллиметрах от лбов.Двадцать долой -
Списаны в брак,
Кто не выровняли шаг.Где тут враг?
Не уползешь!
Смерть свою под ногами найдешь!Мы идем - шар земной дрожит.
Весь старый мир - в пожаре горит.
Нас - не собьешь с прямого пути!
Дружно идем.
Коммунизм впереди!!!
- Хорошая песня! - говорили бойцы отряда - только конец суматошный какой-то. Будто - тикайте, хлопцы, пожар!
- Пожар мировой и есть! - отвечал товарищ Итин - весь шар земной запалим, чтобы жизнь прежняя проклятая в огне сгорела, без остатка. Чтобы - без всякого возврата!
В десятый день правительство и генералы решились на ответный удар - собрав верные им войска, юнкеров и гвардию. Танки расстреливали и давили наспех сооруженные баррикады, а следом шла озверевшая пехота, щедро напоенная водкой, добивая уцелевших. Наскоро собранные и вооруженные кто чем рабочие дружины стояли насмерть - но силы были неравны; был час, когда казалось уже, что все кончено. Центральный Комитет собрался в последний раз - ясно слыша уже шум боя: выстрелы, лязг гусениц и рев моторов. Даже верные дрогнули духом, и кто-то уже предложил - уходить в новое подполье, чтобы собраться с силами, и начать снова. Все готовы были согласиться - но встал тогда Любимый и Родной, и сказал:
- Вы слышите - идет бой. Там умирают за нас товарищи рабочие: что скажут они, если мы скроемся в этот час? Бесспорно, что каждый из нас ценен для будущей борьбы - но гораздо большая ценность и главная сила партии, это вера в нее народа. Разбитую организацию можно воссоздать - но потерянную веру уже не вернуть. Потому, ради будущего успеха, мы должны разделить судьбу восставшего народа - какая бы она ни была.
И никто не мог возразить Вождю, хотя каждый понимал, какая будет расправа - лишь немногие, выбранные по жребию, должны были скрыться, чтобы снова затем возглавить борьбу. Вождь был наравне со всеми - и ему выпало остаться. Сразу несколько из уходящих товарищей поспешили предложить свое место - но Вождь велел уже нести оружие, чтобы всем идти на баррикады, когда пришло известие, что враг отступает. К вечеру все было кончено - сам генерал-фельдмаршал, светлейший князь и брат государя, командующий гвардией и столичным военным округом, успел застрелиться, всех же прочих высоких чинов подняли на штыки и выбросили из окон обозленные революционные матросы и солдаты, взявшие штурмом Главный Штаб; лишенное воинской силы правительство во главе с государем было арестовано в собственном дворце.
- Но не захотел враг мира! - заканчивал рассказ товарищ Итин - не признали паразиты за народом трудовым его свободы. Надеясь порядок старый вернуть, призвали в помощь себе всех буржуев заграничных, эксплуататоров заморских, и даже тех из народа, кто темен еще правду нашу увидеть. Три года уже война идет страшная - но сломили наконец мы вражью силу в долгой битве на Шадре-реке, и совсем разгромили на Июль-Корани. Близко уже победа - и скоро настанет новая жизнь. Новая и прекрасная - потому что ничто не может быть лучше для трудового народа, чем коммунизм на всей земле!
Лишь один боец в отряде шел не в строю. Он плелся позади, вскинув на плечо винтовку; на привалах он последним молча протягивал миску кашевару и, получив свою порцию, ел в стороне от всех, не подходя к общему кругу, освещенному костром.
- Он в плен врагу сдавался, шкуру спасая - говорили бойцы - кто же в бой с ним пойдет, после такого? Шкура - он шкура презренная и есть!
Гелий еще не видел живых врагов. Они представлялись ему, как на плакате "Допрос красных партизан": мерзкие, сивые, хмельные и гнилозубые хари с сигарами, в белых погонах и золотых аксельбантах - или вообще даже не люди, а что-то вроде грязных животных, отчего-то мохнатых и пятнистых. Сдаться таким в плен было много хуже, чем погибнуть в бою - и Гелий, хотя единственный из отряда, кто не был на фронте, хорошо знал, как надлежит поступать бойцу революции даже в самом последнем случае:
Враги подступают все ближе.
Команды доносятся, крик.
Три пули последних в обойме,
И жизни осталось - на миг.И кто-то кричит: сдаюсь я!
И - вверх с белой тряпкой рука.
Предателю - первая пуля!
Предатель - гаже врага.Видны уж чужие погоны.
И острые жала штыков.
Без промаха - второй патрон свой
В орущие морды врагов.Вы память о нас сохраните -
Мы пали в неравной борьбе.
Прощайте! За нас отомстите!
Последняя пуля - себе.
Отряд шел по полям и дорогам, заходя в деревни и села; если первые дни больше занимались пропагандой, организовывали беднейших в комитеты и артели, учили крестьян грамоте, лечили, даже помогали в полевых работах - то когда урожай созрел, главным и самым важным делом стала заготовка хлеба для городов. Однажды пришлось отбиваться от налетевшей из леса банды; встретив дружный отпор и оставив несколько мертвых тел, нападающие так же быстро исчезли. В отряде один из бойцов был ранен пулей в живот и в тот же день умер - его похоронили тут же, в поле у перекрестка дорог, поставив столбик со звездой, над которым комиссар произнес короткую речь. Еще двое были ранены легко - перевязавшись, они шли дальше в одном строю со всеми.
Когда-то здесь были хорошо обжитые края, но теперь всюду можно было видеть запустение: поля заросли травой и сорняком, никто не ездил через провалившиеся мосты и не чинил размытый ливнями тракт. Только что закончился август, жаркий и грозовой; настали первые дни осени - теплые и сухие. И это было хорошо - будет хуже, когда начнутся дожди, и ноги станут утопать в грязи, липнущей комьями к сапогам. В небе летели птицы, тянувшиеся стаями на юг.
- Скоро на месте будем - сказал товарищ Итин, достав из полевой сумки карту - шире шаг!
Это было обычное село, какие раньше много раз встречались на пути. Дорога переходила в единственную улицу, по сторонам которой были разбросаны дома, отгороженные заборами; с открытой тыльной стороны виднелись огороды; посреди возвышалась церковь с покосившимся крестом. Улица была пуста, однако из-за оград на подходивший отряд настороженно смотрели множество глаз; женщин и детей на виду не было.
- Что баб и малых прячете? - весело выкрикнул товарищ Итин, шагая впереди отряда - не бойся, мы свои, не белопогонники, не обидим. Айда все наружу - разговор есть!
Отряд остановился. На пустом месте возле церкви - потому что там единственно был простор. Стали собираться крестьяне. Заросшие бородами, все они казались Гелию на одно лицо. Иные были одеты в потрепанные солдатские шинели со старательно споротыми погонами. Женщины в низко повязанных платках держались позади, прижимая к себе детей. Когда все собрались, Итин начал говорить речь, которую Гелий слышал уже не раз - в деревнях, где они были раньше; однако он слушал с восторгом и вниманием - потому что слова эти были столь пламенны и правильны, что не могли оставить равнодушным любого, кто только сам не принадлежал к врагам, эксплуататорам и паразитам. А крестьяне молчали - на лицах их нельзя было прочесть никакого ответа.