Утром, киевским майским утром, солнышко так сверкало за Днепром, что глазам было больно. За оградой корчмы пересвистывались в кустах жимолости соловьи, где-то неподалеку, в иве, пела иволга, а в чистом ярко-голубом небе, высоко-высоко, широко расправив крылья, парил ястреб. Твор проснулся рано, натаскал к летней кухне дровишек, принес с ручья пару кадок воды, плеснул в миску Отогаю - пес добродушно заурчал, замахал хвостищем и, вылакав воду, умильно посмотрел на мальчика.
- А вот еды тебе ужо хозяйка даст, - засмеялся тот. - Уж не взыщи, Отогай. Чего чешешься - вши да блохи заели? Чего ж ты от дождя прятался? Вот бы и вымылся… Хотя…
Твор заметил, как открылась дверь стоящей на дворе отдельной избы и в ней показалась заспанная физиономия хозяйки, Любимы. Посмотрев на солнце, девушка улыбнулась.
- Ишь, денек-то какой сегодня. А соловушка-то поет! Эх, жаль, послушать некогда. Ты чего спозаранку поднялся, Творе?
- Хочу на реку сходить, пониже пристани. Искупнусь да пса, вон, выкупаю. А то извертелся совсем от блох.
- И то дело, - кивнула Любима и, услыхав плач проснувшегося младенца, поспешила обратно в избу, кормить малыша.
Получив, таким образом, разрешение, Твор спустил Отогая с цепи, привязал к ошейнику веревку и, намотав ее конец на руку, вышел за ворота усадьбы. Насвистывая, пошел по неширокой, пересекающей весь Копырев конец дороге, по обе стороны застроенной усадьбами купцов и разбогатевших ремесленников. За изгородями в ответ Отогаю лениво лаяли псы, пару раз пес попытался погнаться за кошками, однако те быстро вспрыгнули на деревья, а Твор прикрикнул на пса, чтоб не баловал. Пристыженный Отогай упал на брюхо и, заскулив, закрыл передними лапами уши.
- Ну, ладно тебе валяться-то, - усмехнулся отрок. - Пошли уж, а то и к обеду не доберемся.
Прибавив шагу и не выпуская из рук веревку, он пересек небольшой мостик через ручей и спустился с холма вниз. Справа высились укрепления Градца, слева шумел Подол, а впереди, за мощными деревянными стенами, синел Днепр.
У распахнутых ворот уже толпился народ - приехавшие из дальних селений смерды, пастухи с приведенными на продажу овцами, купцы в синих кафтанах, какие-то изможденные странники, волхвы. Кого только не было. Купцы препирались со стражей из-за размеров пошлины, ругались, клянясь всеми богами, волхвы, блеяли овцы, странники выли какую-то грустную песнь, и лишь смерды молча дожидались своей очереди. За право продажи прошлогодней соломы тоже нужно было платить.
Пройдя через ворота - стражник в блестящем шлеме лишь покосился в его сторону, но ничего не сказал, - Твор с Отогаем оказались у пристани,] полной купеческих и военных ладей. Останавливаться и смотреть на корабли не стали - спешили, а потому побежали вниз по течению, где еще Порубор, перед, самым уходом; в леса, показал Твору одно неплохое местечко, Тихое, с песочком, закрытое с берегов густыми зарослями и в и камышами. Оглядевшись по сторонам, отрок скинул одежку и вместе с Отогаем бросился в прохладную воду. Нырнул, поднимая брызги, вынырнув, фыркнул. Отогай весело лаял. Накупавшись и вымыв собаку, Твор направился к берегу. Уже выходя из воды оглянулся… и заметил вдруг в камышах какой-то длинный предмет… Рыбачью лодку! Большой такой челн, укрытый рогожкой, с узорчатой кормой и веслами… Ни в челне, ни рядом с ним никого не было. Оглянувшись, отрок заглянул под рогожу - на дне челнока что-то блеснуло. Твор протянул руку и вытащил обломок обычного височного кольца, коим любили украшать себя женщины. Только это было не такое кольцо, как у радимичей или вятичей, не с семью плоскими лепестками, а в виде ромбовидного щитка, вернее - отломившегося от него треугольника. Интересно, чье колечко? В Киеве тоже таких не носили. Подумав, Твор оставил обломок себе - все ж таки серебро, да и, похоже, ничье. И челн вроде ничей, да ведь может и хозяин найтись, мало ли, унесло бурей, а про обломок никто наверняка не вспомнит, не так и много в нем серебра-то. А вот Твору - в самый раз, отнесет златокузнецам на Торжище, те расплавят да сладит перстенек - сестрице Радославе в подарок. Отрок улыбнулся своим мыслям и, привязав к руке мокрого Отогая, быстро зашагал обратно.
Усевшись с кружкой браги на Щековице в корчме Мечислава-людина, старый волхв Лютонег внимательно наблюдал за хозяином и прислугой. Якобы поглощенный песней, которую горланил какой-то пьяный варяг за дальним краем стола, волхв отметил про себя, как Мечислав-людин - мосластый, совсем не слабый еще мужик, чем-то похожий на всклокоченного медведя, - прикрикнув на слуг, вышел во двор. И нельзя сказать, чтоб после его замечания слуги стали двигаться быстрее - так и ползали, как сонные мухи, не обратив никакого внимания на вошедшего обратно хозяина. Ага, ага… вот вслед за Мечиславом заскочил в корчму неприметный челядин, кивнул кому-то из слуг - а, длинному вертлявому парню, - словно бы доложил, мол, все нормально, волноваться не стоит.
Вертлявый расслабился, улыбнулся… Мечислав подошел к столу, с кем-то поздоровался, заговорил… ага, и вертлявый тут же! Корчмарь к другой стороне стола - а там уже, тут как тут, другой служка - вошедший со двора челядин. Следят они за Мечиславом, вот что - полностью уверился волхв и сам себя похвалил, ай да Лютонег, правильно, что решил не доверять этому Мечиславу. Обнаружив слежку за хозяином корчмы, волхв тем не менее сие заведение не покинул, наоборот, прикупил еще кружку кваса, которую и принялся медленно, со вкусом пить, никуда не торопясь и словно бы поджидая кого-то. Наконец, похоже, дождался. Едва не ударившись башкой о притолоку, в корчму вошел длинный сутулый варяг, с волосами в косичках, рыжеватой бородкой и угрюмым лицом. Варяг был не один, с соплеменниками, видно, похмелявшимися после вчерашнего, объявленного самим князем, пира. Лютонег незаметно передвинулся ближе к вошедшим, дождался, когда те заговорят, выпьют, выждал момент, потянул за рукав того, с косичками.
- Да хранят тебя боги, Стемиде.
Варяг вздрогнул и обернулся.
- И тебя, волхв. Почто пожаловал к нам, в стольный Киев-град?
- Вижу, узнал… - усмехнулся в бороду волхв. - Выйдем-ка во двор, поговорить надо.
- Кто это? - по-варяжски поинтересовался один из приятелей Стемида.
- Так, знакомец один, - с усмешкой пояснил тот. - Не берите в голову, я скоро.
Ярко светившее солнце жарко припекало плечи, и вышедшие из корчмы знакомцы устроились в тени раскидистого платана.
- У тебя есть доступ на пристань, к ладьям, предназначенным для северного похода? - не тратя времени на предисловия, спросил волхв.
- Конечно, - кивнул Стемид. - Я же в старшей дружине!
- Нужно задержать их отправление как можно дольше, - с напором продолжал Лютонег.
- Это невозможно! - Варяг замахал руками. - Князь лично контролирует все.
- Не говори мне о невозможном, - усмехнулся жрец. - Все в руках богов. А их милость во многом зависит от нас. Или ты хочешь, чтоб кое-кто из киевских бояр узнал, куда на самом деле делись их несчастные дети? Помнится, ты тогда хорошо на них заработал. С моей помощью, если не забыл.
- Не забыл, не забыл… - Стемид злобно вскинул глаза: - Так вот ты как заговорил, волхв!
- Ой, только не надо кричать, Стемиде, - насупил брови Лютонег. - Мы ведь когда-то совсем неплохо ладили. Я и сейчас готов забыть все свои угрозы и щедро заплатить.
- Заплатить? - оживился варяг. - Вот с этого и надо было начинать.
Быстро переговорив, они разошлись, вполне довольные друг другом. Волхв Лютонег направился на Подол, именно там он остановился на усадьбе одной дебелой вдовицы, принимавшей волхва за благодетельного странника, а варяг Стемид вернулся обратно в корчму, допивать брагу. Асимметричное лицо его - последствия полученного когда-то удара палицей - сделалось еще более злым и угрюмым.
Поддавшись на уговоры младшего братца и покинув родное селище, Радослава и в мыслях не держала, что в Киеве, у чужих людей, может оказаться так хорошо и душевно. А ведь оказалось! И она уже - хоть и прошло-то всего около двух месяцев - не считала чужими ни Любиму с Ярилом, ни Речку, ни Порубора. Ну, и уж тем более Вятшу, хоть тот, казалось бы, и не имел никакого отношения к усадьбе Любимы.
Вообще, они были непростые люди - Любима с Ярилом. Любима - владелица гостинодворья с корчмой, а ее муж Ярил со смешным прозвищем Зевота - ближний княжий тиун, высохший от дел до такой степени, что остались одни глаза. Радослава слыхала от Порубора, что Ярил занимается тайными делами Вещего князя и пользуется полным доверием княгини, женщины с далекого холодного севера, вообще-то мало кому доверявшей. Порубор рассказывал Вятше о том самом странном парне с красивым, но как будто бы навек застывшим в грустной усмешке лицом и густыми русыми волосами. На груди Вятши - Радослава заметила, когда тот примерял подаренную Любимой рубаху, - тускло синела татуировка - оскаленная голова волка. Почему-то девушка не стала расспрашивать о ней у самого Вятши, спросила у Порубора, а тот лишь сделал страшные глаза и сказал, что об этом сам Вятша давно хотел бы забыть, да вот не может. Ну, одни сплошные секреты. Радослава сначала хотела было обидеться - видела, какими глазами смотрят на нее и Вятша, и Порубор, - да, подумав, не стала. Ну его, обижаться еще, когда все так хорошо складывается. Не обманул Вятша, приняли их с Твором как родных, да и грустить о селении было некогда - работы в корчме да на усадьбе хватало. Все и работали - Любима, Речка, Радослава с Твором да еще два мужика-вдача - временно зависимые от Любимы до отработки долга. Зато и серебришко в усадьбе водилось - купцы за постой платили изрядно, так ведь и старались все: и как постелить гостям помягче, и пиво погуще сварить, и лепешки испечь повкуснее.
Радослава протерла мокрой тряпицей стол, набросала на него свежей травы - гостям для приятности… эх, побольше надо бы. Ничего, сейчас сбегает к ручью, нарвет, рано еще, посетителей мало - пара дружинников-варягов лениво цедили брагу. Один какой-то неприметный, второй угрюмый, с заплетенными в смешные косички волосами.
Прихватив плетенную из лыка корзинку, Радослава быстро миновала ворота и, пройдя по вьющейся меж березами тропке, спустилась к ручью, текущему на дне темного оврага. Наклонилась, попила студеной водицы - ух, и хороша же! - услышала вдруг голос сверху:
- Девица, не подержишь ли волов, набрать водицы?
Радослава подняла глаза: тот самый варяг, с косичками. Что, он незаметно так и шел за ней? Вернее, ехал на запряженной волами телеге. Что ж, просит, так подержу волов, хотя и привязать бы мог, вот хоть к этой березе.
- А они у меня пугливые, - объяснил варяг. - Ни за что одни, без человека, в лесу не останутся, волков боятся.
Девушка усмехнулась:
- Так тут что, лес, что ли?
- А не лес, так темно, и деревья, эвон, до самого неба! Истинно лес, клянусь молотом Тора. Так подержишь? Вином угощу.
- Нужно мне твое вино. Но подержать - подержу, чего уж. Давай поводья.
Варяг - длинный, сутулый - проворно сбегал к ручью, набрал воды в баклажку, прибежав обратно, благодарно улыбнулся:
- Счастия тебе, девица.
- Да ладно…
Варяг подмигнул, достал из телеги кувшинец, разбавил водою, от пояса отцепил рог, нацедил.
- Обещал - на, пробуй. Нектар, не вино! Если понравится, я могу привезти бочонок для корчмы вашей.
- Чего это ты так вином своим хвастаешь? - недоверчиво спросила Радослава.
- Так им мой родич торгует, Греттир из Вика.
- Ах, Греттир, - успокоилась девушка. Греттира она знала - смешной такой, вислоусый, а дочки у него - ух, и дурищи же! - Ну, давай сюда свое вино.
- С радостью и благодарностью, о благородная дева! - Варяг с поклоном протянул кубок.
Сначала Радослава ничего не почувствовала - вино, как вино, вполне приятное, пробовала она уже подобное - угощала Любима. А потом вдруг и сама не заметила, как потемнело в глазах и подкосились ноги. Оглянувшись по сторонам, коварный варяг осторожно положил потерявшую сознание девушку на дно повозки и ловко забросал ее старой соломой. В тот день его повозка появилась еще в нескольких местах: на окраине Подола, на пристани, на Глубочице, где плескались ребята. И почти всегда варяг уезжал с добычей - схема была все та же и работала безотказно.
Гнорр Ворон рассчитался со Стемидом честно, полновесными серебряными денариями. Удивился даже:
- Эвон, как ты ловко!
- Опыт, - хохотнул Стемид и попросил: - Ты бы, Гнорр, убирался из Киева как можно быстрее, хорошо бы, вместе с ладьями князя, так многие купцы поступят.
- И я так же сделаю, - кивнул купец. - Нечего тут светиться, еще пропавших искать начнут, мало ли…
Простившись с Гнорром, Стемид вернул повозку с волами давно поджидавшему у пристани селянину с дальнего огнища и, пройдя через распахнутые городские ворота, кивнул знакомым стражникам.
- Что, Стемиде, проследил за лодейками? - насмешливо поинтересовались те. - Все ли целы?
- Да все, что им сделается-то? - Варяг махнул рукой. - Чай, мы не спим на страже, как некоторые воротные делают.
- Да ладно тебе заедаться, - добродушно усмехнулись стражи. - Говорят, и вправду поход скоро?
- Скоро, - подтвердил Стемид. - Днями нужно считать.
Пройдя ворота, он вдруг остановился и хлопнул себя по лбу. Это что же - пообещав волхву Лютонегу задержать отход судов, он, Стемид, подставил самого себя? Вообще-то он вполне мог бы нанять шпыней и, как начальник стражи, незаметно пропустить их к ладьям, задержав экспедицию как минимум на неделю, а то и на месяц - кораблики-то ведь не только продырявить, но и поджечь можно будет. Это опасное дело Стемид тщательно обдумал и даже составил для себя план действий, включающий операцию прикрытия с несколькими подставами в лице нисколько не повинных младших дружинников - "детских", на которых вполне должно было хватить подмешанной в питье сон-травы, действие которой уже испытала на себе несчастная Радослава, да и не только она. А ведь в связи с отсрочкой похода задержится у киевской пристани и корабль Гнорра Ворона! А вдруг кто чего заподозрит? Если кто-то - тот же князь, а он во все самолично вникает и к тому же умен, недаром прозван Вещим - сопоставит все произошедшие похищения, почти всегда приписываемые ромеям, то… То очень скоро придет к выводу о необходимости обыска всех торговых судов. А Гнорр молчать не станет, сразу подставит его, Стемида, - дескать, просто-напросто прикупил рабов, кто ж знал, что они краденые. Ворон обязательно Стемида выдаст, поскольку будут искать продавцов, а вот самому Стемиду доказать сговор с Вороном не удастся. Значит… О, боги, как же поступить, как лучше сделать? С одной стороны, Ворон только что расплатился, как и обещал. С другой стороны, хорошо было бы сорвать куш и с волхва. Но Лютонег хитер… Однако совершил большую глупость, решив надавить на Стемида. Расслабился у себя в лесах, совсем нюх потерял, думает, кроме него нет никого в мире хитрее? Поглядим, ой, поглядим…
С самого утра и вот уже до полудня Хельги вместе с Ярилом занимались финансовыми подсчетами - сводили дебет с кредитом в заметно опустевшей казне. Оба нервничали - денежные дела, они всегда самые трудные.
- Думаю, на дорогие ткани и посуду нужно налоги поднять, княже, - горячился Ярил. - Пусть уж купцы цену гнут - кто покупал всю эту роскошь, у тех богатства и на новые цены хватит. А если на жито поднимем да на овес - тут и до голодного бунта недолго.
- Да не будет никакого бунта, - невесело усмехнулся Хельги. - Просто разбредутся смерды по лесам, сами спрячутся и зерно спрячут.
- А оно нам надо?
- Вот именно.
- Еще пошлины на хазарский скот поднять…
- Это можно. Хазары и без того на нас озлоблены, за радимичей, северян, вятичей.
- Ох, боюсь, не пошли бы войной, княже!
- Не пойдут. Мы пока на них печенегов натравим… есть у меня там знакомства, завтра же посольство пошлю.
- Печенегам тоже малая вера.
- До осени они хазар подержат, а зимой те и сами не нападут. А вот весной, как снега стают… тут мы по Хазарии и ударим! Нечего нашу кровь пить.
- Ну и задумки у тебя, князь. На годы вперед видишь, недаром Вещий!
Скрипнув дверью, заглянул управитель-рядович.
- Помощник начальника ладейной стражи Стемид у крыльца челом бьет, княже!
- И чего ему надобно? - недовольно поднял глаза Хельги.
- Греческого огня просит, траву с кустами у воинской пристани пожечь, чтоб лазутчики не подобрались.
- Вот как? - Князь перевел удивленный взгляд на Ярила. - Слыхал?
- Так и дать ему этот огонь, - усмехнулся тот. - Для дела ведь.
- Ну, пес с ним, и в самом деле - пусть уж лучше перебдят, чем недобдят. - Хельги обернулся к рядовичу: - Выдай пару горшков из амбара, чай, хватит им пары… Траву ведь жечь, не ладьи!
Довольный Стемид, аккуратно замотав горшки в старый плащ, быстро пошел к пристани. А ближе к ночи хитрый варяг уже поджидал в условленном месте - у заводи на Глубочице - старого волхва Лютонега.
- Вижу, вижу. - Волхв явился на встречу во-время и с удовольствием наблюдал встающее от реки зарево, - Исполнил ты мою просьбишку, Стемиде, вот тебе и награда. - Он отсчитал серебро и удалился, позвав кого-то с собой из кустов.
Стемид лишь хмыкнул - все правильно, осторожничал волхв, прихватил с собой охрану. Но ведь и на старуху бывает проруха, тем более на какого-то там волхва!
Со всей осторожностью - травинка не шелохнулась - пошли вслед за Лютонегом пущенные Стемидом молодые дружинники - "детские". Босиком, чтоб не стучать постолами, не скрипеть лаптями, в неприметных пестрядинных рубахах, простоволосые, ни дать ни взять обыкновенные ребята - подмастерья иль служки корчемные. Безусые все - молоко на губах не обсохло, - однако у каждого за пазухой острый кривой нож-кончар. А уж пользоваться им эти ребята умели. Что и испытали на себе и старый волхв Лютонег, и его ничего не подозревающая охрана. Просто пробежались мимо ребятки, в пряталки - догонялки играючи, чирк по шее ножичком незаметно - и нет никого в живых, ни волхва, ни охраны. Осмотревшись, ребята спрятали убитых в траве, подождали ехавшую сзади повозку и, проворно покидав в нее трупы, увезли к глубокому оврагу, что меж Копыревым концом и Градцем. Так хитрый варяг Стемид заработал изрядную толику серебра, а готовившийся к северному походу княжеский флот был спасен от поджога. А окажись Стемид менее хитрым или более боязливым? А не поверь ему волхв Лютонег на свою седую дурную голову? Вполне могли и сгореть ладейки, пусть не все, пусть часть, а задержали бы поход, отложили. Ведь не о них сейчас болела голова князя - о финансах. А думать сразу обо всем - это богом надо быть, не человеком. Но Хельги - князь, Олег Вещий, богом не был, был человеком, правда, не совсем обычным. Но, как свойственно всем людям, и он допускал ошибки.