- По себе меряешь, рыжий? - посмотрел тому в глаза Иван. - У нас и воевода в общине состоит, так что на свое житье средства от нее получает. А монеты с торговли на благо общества имеет право потратить на оружие для себя и воев, на хлебушек для всех ветлужцев… Короче говоря, на то, что может на пользу всем пойти, а вот на развлечения для себя не получится.
- А кто ему указ в таком случае будет? - изумился Одинец.
- Копное право у нас действует: община и спросит за сие непотребство. Ну как, пойдешь к нам или другого мастерового искать?
- А! - махнул рукой суздалец. - Была не была, помыслю я над этим…
- Мыслить уже поздно: завтра поутру уходим, - засмеялся Иван. - Говори тотчас или проспишь свое счастье! Ну?
- Да как это так сразу? - заволновался Одинец. - Такое разве решишь в одночасье?
- Такое только так и решается! Если лежит у тебя душа своим делом заниматься да еще и монеты с этого получать… Если не держит тебя ничто в городе, то почему бы и нет? Соседей попроси за домом присмотреть на тот случай, если вернешься потом, и все. А если сердце тут к кому-нибудь прикипело, так и того с собой бери, места хватит! Ну?
- А! Согласен я! - неожиданно решился Одинец, вызвав удивление и пересуды у окружающих. - По рукам!
- Ну и славно! - Одной рукой полусотник ударил по протянутой ладони суздальца, а другой достал из кармана несколько серебряных монет, передавая их Одинцу. - Вот, возьми себе на сборы, одежки теплой прикупи на зиму. Прокормить-то прокормим, а вот лишних вещей у нас нет. На рассвете ждем тебя у судов наших.
- А? - помедлил тот, удивленно смотря на монеты в своей руке. - Приду!
- А теперь, славные вои, не хотите ли глянуть, что есть у меня? - прохрипел рыжий торговец сиплым, придушенным голосом, раскладывая перед ними видавший виды кузнечный инструмент. - Коли нужда не заставила бы, ни в коем разе не стал продавать. Своими руками каждый делал…
- Ага, - синхронно кивнули ветлужцы, и воевода поманил пальцем из успевшей собраться вокруг них толпы Микулку. - Скажи-ка, малец, те холопы, про которых ты мне толковал… что за люди?
- Да… обычные, - озадаченно поскреб в вихрастой голове мальчишка.
- Как вот этот, рыжий?
- А! - наконец понял воеводу Микулка и засмеялся слегка щербатой улыбкой. - Да нет, не чета этому прощелыге! Кузнец так и вовсе меня подкармливал, как мамка моя померла…
- Слушай, Иван… - обернулся Трофим к своему полусотнику. - Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Мыслю, что мастеровых тех выкупить можно со всеми потрохами и этими… клещами. Как тебе такое? Николаю без помощи никак… Да и плотников наших на починку тех же насадов не хватило.
- Ха! А ведь мысль дельная. Я-то и подумать даже не мог, что население наше прирастать таким образом может! - присвистнул Иван и нагнулся к уху мальца: - А ну- ка, Микулка, веди нас прямиком в Кидекшу… Или тебе туда нельзя?
- Да ничо, я спрячусь в зарослях и вас подожду…
- Ну-ну… А ты, рыжий, не вздумай что из их товара продать, понял? - Положенная на оголовье меча рука полусотника заставила торговца затрясти изо всех сил своей окладистой бородой. Развернувшись, Иван стал прокладывать себе путь через разросшуюся около них толпу в сторону села, старательно придерживая рукой карман с позвякивающими там монетками. Выбравшись на торный путь, он обреченно вздохнул и склонился к воеводе: - Слушай, Трофим, будешь на реке Воронеж - поспрашивай у беловежцев, есть ли у них выход на каких-нибудь замиренных половцев, а?
- Зачем тебе степняки эти поганые? - вскинулся воевода.
- Поганые-то они поганые… только вот шерсть больше не у кого взять окрест нас.
- На что тебе она? Опять выдумал что?
- Так ты все слышал… Или нет? Про прялку?
- Ну…
- Вот те и ну! Чем слушал-то? Про прялку с колесом, а? Я такие в наших селениях еще не видел, а у меня на родине они были самым обычным делом. Понял? Мы тебе такие станки сварганим! Хм… А Николай нас поправит потом. Так что сделай милость, поспрашивай, несмотря на всю вражду твою к степнякам, ладно?
Трофим молча кивнул и надолго замолчал, погрузившись в свои мысли. Отвлек его только Микулка, забежавший через некоторое время по пыльной дороге вперед их и судорожно пытающийся что-то спросить.
- Чего тебе?
- А что с холопами нашими будет, а? Если вы их выкупите?
- Что-что… Работать будут у нас.
- Так у вас на Ветлуге холопов нема. Сами о том толковали.
- Так и есть, - кивнул воевода.
- Так они вольными будут там?
- Конечно, только… тсс! - приложил палец к губам Иван. - Пусть это будет для них сюрприз, ага?
- А че это? - шмыгнул носом пацан.
- Ну… это когда они на место прибудут, - начал объяснять Иван, - а там им не только желанная свобода, но еще и кормежка, крыша над головой, работа. Свобода-то им нужна или как?
- А кому она не нужна, боярин? - жалостливо пропищал Микулка, семеня боком по краю наезженной колеи. - Может, и меня выкупите, а? Мне страсть как свободным хочется быть.
- Тебя? Ну уж нет! - хмыкнул ветлужский полусотник и кивком переслал судьбу пацаненка в направлении воеводы. Однако Трофим только скривился, показывая, что данный вопрос обсуждению даже не подлежит, и уставился в сторону. Ивану пришлось перевести взгляд на Микулку и отвечать самому, заглядывая в его умоляющие серо-зеленые глаза, постепенно наливающиеся влагой: - Руки тебе обрубить по локоть надо бы, чтобы ты к чужой мошне их не протягивал! Воевода наш даже и смотреть в твою сторону не хочет!
- Да вы свяжите их мне, и я так всю жизнь ходить буду, бояре! Только выкупите, а? Мне цена четверть гривны, не более!
- Вот артист! - закрутил головой Иван, ухмыляясь себе в усы и поддевая локтем воеводу. - Говорил я тебе, Трофим: пришей карманы, как у меня! Тогда бы этот прыщ к тебе не полез, а мы не влипли бы в эту историю. Впрочем… чтоб мы с тобой - и не влипли?..
Глава 7
Микулка
Микулка раскинул руки и попытался поймать ветер, треплющий его кудри, за шкирку. Это ему удалось с первого раза, но воздушный вихрь, бившийся в его ладонях, оказался норовистым и тут же сорвал его с вершины горы, подняв высоко над речным простором Оки. Солнце яркими лучами слепило ему глаза, а рубашка билась на ветру, хлопая по спине. Восторг переполнил Микулку до самых краев, и он закричал: "О-го-го-го!" Возглас разлетелся в разные стороны, разбился о небесный свод мелким дробным эхом и вернулся назад в виде разноцветных стеклянных бусин, облепивших его с ног до головы. "Э-ге-ге-гей!" - на этот раз небеса отозвались шорохом птичьих крыльев около самого уха и неожиданно потемневшим небом. Молния ветвистым отблеском прошуршала справа от него к земле, ослепив на мгновение своим ярким сиянием. Не успел Микулка опомниться, как раскатистый гром заложил уши. "Перун-громовержец! Сердится на меня за полет мой!" - промелькнуло у него в голове, и тут же уздечка, которой он сдерживал своего воздушного коня, рванулась в сторону и забилась мелкой дрожью. Микулка повис на ней всем телом, но она все-таки вырвалась из его рук, и стреноженный ветер унесся в помутневшее небо, а он сам стал падать вниз, в черную воду, из которой на него таращила свои зенки страшная разинутая пасть речного чудовища… "А-а-а-а!"
Ушкуй, стоявший бортом впритык к отвесному берегу, ходил ходуном. Топот сапог и поршней выбивал чечетку на скамьях гребцов, лязг оружия отдавался в ушах совсем не мелодичным перезвоном, громкие команды на незнакомом языке перекрывали железный скрежет, вопли и тяжелое сиплое дыхание, звучащее где-то рядом.
"Что за крики?! Ушкуй берут приступом?!" - Остатки сна в мгновение ока соскочили с Микулки, и он подпрыгнул со своего места, больно ударившись головой о палубу, перекрывавшую нос судна.
- Куда вскочил, соня? - раздался напряженный голос Пельги, который сидел прямо перед ним, перегораживая выход наружу, и внимательно следил за бьющимися ратниками. - Затопчут.
Почесывая затылок, Микулка высунулся из-под палубы и уставился на ветлужского десятника, который растирал свое предплечье, наливающееся огромным иссиня-черным синяком.
- Опять полусотник ваш стравил оба десятка? - растерянно спросил он, круглыми глазами впитывая детали проходящего сражения.
- Не стравил, а обучает речному бою… Говорит, что не умеем мы ничего против тех же новгородцев. А ты бы мог и привыкнуть - не первый день с нами идешь, несмышленыш, - улыбнулся, скорчив гримасу, Пельга.
- Сам ты!.. Рыба сухопутная! - запальчиво крикнул Микулка, на всякий случай отодвигаясь назад.
- Ну, ну… поершись у меня еще! Помнишь, что полусотник сказал? Любое опрометчивое слово или поступок с твоей стороны… и на веревке за борт! - отвесил в лоб мальчишке полноценный щелбан десятник. - А коли не по нраву тебе такое воспитание, то ты волен уйти - монеты на дорогу Иван тебе уже выдал.
- Как не утопили до сих пор, воспитатели хр… - проглотил последнее слово малолетняя жертва педагогического эксперимента и ушел в пучину своих воспоминаний, полных обиды и стыда. Перед глазами сразу встала поверхность воды, куда его без конца макал Иван, держа за ноги. Однако, захлебываясь, Микулка все равно изо всей силы драл свое горло, понося ратников во главе с их полусотником.
* * *
- Еды пожалели?! Сами жрали в три горла, а мне голодать этим летом пришлось! Гады! А-а-а… хр-р-р. Тьфу! А монеты мои, не отдам вам! Х-р-р… Кха, кха… Сволочи, забира… кха! Забирайте все! Я вам еще всем покажу! - Голова в очередной раз ушла под воду, но и там Микулка продолжал что-то доказывать, пуская пузыри. Наконец вынырнув, он сменил тональность и начал артистически давить на жалость: - Пожалели несколько кун для круглого сироты? Да посмотрите сами, обноски мои только на тряпки годятся!
На этих словах все и закончилось. Как только клиент дозрел, полусотник поставил отплевывающегося от воды и дрожащего от холода сироту на палубу и полез в карман за мошной. Достав завернутые кульком монеты, он не глядя отсыпал себе в ладонь половину и протянул Микулке:
- Хватит тебе этого? Тогда забирай и проваливай отсюда! - достаточно спокойным тоном произнес ветлужец и показал вверх по течению реки. - Сухую рубаху у меня в мешке возьми и ступай. До ближней деревни рукой подать, а там и до Мурома доберешься, одежку себе справишь вместо этого рванья. А татей нам на судне держать не резон.
Гул одобрения обступивших их ратников перекрыл первоначальные недовольные вскрики по поводу неразумной траты серебра. Монеты были насильно высыпаны в ладони Микулки, и тот с ошеломлением глядел на несметное богатство в своих руках. Уж две или три гривны там было точно… Ноги даже дернулись, чтобы соскочить с ушкуя и бежать, бежать прочь от этих не подозревающих о своем расточительстве людей. Однако в голове что-то щелкнуло, и мокрый, нахохлившийся как воробей маленький скиталец неожиданно понял, что перед ним сейчас стоит не просто выбор между нежданно свалившимся богатством и этими людьми. На кону стояла вся его, Микулкина, дальнейшая жизнь. Ноги неожиданно ослабели, и он уселся прямо на палубу, рассыпая монеты вокруг себя.
Его выкупили на волю? Да. Согласились взять с собой? Опять да. Он хотел странствий и приключений? А чем же они сейчас занимаются? Полусотник его даже не бил, хотя другие в этой ситуации если и не перерезали бы ему горло, то уж наверняка бросили за борт… Ну, макнули его несколько раз в ледяную воду из-за взбалмошных криков. Чего тут страшного? Он ведь сам виноват - устроил истерику по привычке, приобретенной еще на торгу… И что теперь делать?
Началось все с того, что кто-то в конце третьего дня похода обнаружил запрятанные под носовой палубой монеты, завернутые в холщовый мешочек. Кокша, совсем еще молодой худощавый черемис, признал в этой мошне свою и чуть не схватился из-за этого на ножах с напарником, обвинив его почти во всех смертных грехах. Упомянул и то, что тот третьего дня посмотрел на него косо, и то, что больше никто к его заплечному мешку не подходил. Ходящий в напарниках отяк в ответ лишь плюнул черемису под ноги, попав точно на носок поршня своему обвинителю.
"Хорошо, что полусотник был всего в паре шагов, а иначе такая резня началась бы! - продолжили метаться мысли в голове у Микулки, пока глаза следили за раскатывающимися монетами. - Некоторые даже потащили оружие из ножен… А он тут же оголовьем меча оглушил одного, а второго куда-то ткнул ребром ладони - и тот сразу осел на землю. Да еще потом как гаркнет на десятников, чтобы за порядком следили! Часть воев сразу присмирела, а вторая еще погорячилась, но полусотник вместе с десятниками их раскидал как щенков. Точно, именно как щенков молочных, одними руками! А потом…"
Потом полусотник полез под палубу и достал несколько зачерствелых кусков хлеба и ломти вяленого мяса, которые лежали почти там же, где и мошна. Стал бы отяк запасаться таким добром на черный день? Тут уже ни у кого сомнений не осталось, чьих это рук дело… Все поглядели на Микулку, а он… Он закричал, что ничего не брал. Вот тогда-то и началось его макание в осеннюю стылую воду…
Микулка встрепенулся и огляделся. Окружающие его ратники стали расходиться по своим делам, старательно избегая его взглядом. Этого он уже не выдержал. С криком бросился под палубу и стал доставать оттуда еще не найденные запасы. Выхватив из них еще один ненайденный кулек с украденным серебром, он бросился в ноги Пельги, одному из ветлужских десятников, и стал целовать ему сапоги, протягивая завернутые в тряпицу монеты. Потом перебежал к очнувшемуся черемису и стал ползать уже около него, униженно извиняясь за свои прегрешения. Спустя несколько секунд он, не обращая внимания на установившуюся тишину, бросился к полусотнику и стал слезно вымаливать себе прощение.
- Гнал бы ты его со стоянки подальше, Иван Михалыч! - раздались голоса из собравшейся вновь толпы.
- Гнать? - задумчиво ответил тот. - Это мысль… А с вами что мне делать? Тоже разогнать, а? Или порешить половину, чтобы другая половина не мучилась? Какого хрена вы друг на друга озлобились, а?! - неожиданно перешел на крик полусотник. - Хотите поубивать друг друга, так? Давайте режьте, пусть ваши матери и жены справляют тризну по вас, будто им мало других проблем! Вот что тебе сделал твой напарник, а? - подскочил он к ограбленному черемису. - Он что, твою родню резал? Ах, твоих родичей? И не он? И это было давно? А вот Лаймыр рассказывал, что ваше поселение три года назад пограбили и несколько девок в полон утащили. Кто это был? Так чего ж ты не на тех татей ополчился, а своего товарища по оружию поедом ешь? Он, может быть, на защиту твоей родни скоро встанет и жизнь за нее отдаст, а ты? Да ну вас… Завтра затемно всех подниму - и будете скакать, как козлы по горам, пока вся дурь из вас не выйдет! А потом - на весла и до обеда! А ты, мелкий, - повернулся полусотник к Микулке, - монеты собери, они по́том и кровью ветлужской заработаны, грех таким разбрасываться. В наказание за поступок свой будешь хранить это серебро как зеницу ока. А не по пути тебе с нами будет - так проваливай вместе с ними! Но если останешься, то помни, что любой из воев моих сможет тебя так же водой воспитывать за слова твои поганые и проступки, уяснил? И нечего тут в ногах валяться, зазорно это для человека!
* * *
Прыжок рядом с его высунувшейся из-под палубы головой выдернул Микулку из воспоминаний о вчерашнем дне и переключил на день настоящий. Полусотник вместе с одним из черемисов противостоял трем ратникам, которые ожесточенно пытались достать их своими клинками или хотя бы выбить из ушкуя. Мечи у всех были деревянные, однако воины все равно были в полных доспехах, несмотря на то что вероятность оказаться в воде, пусть даже не на очень большой глубине, была высокой. Наконец один из наступающих связал черемиса чередой быстрых ударов, а двое других одновременно нанесли удар своему командиру. Меч одного начал скольжение над щитом полусотника, вызвав его инстинктивное движение назад, упершееся в начало возвышающейся палубы, а имитация сабли присевшего второго полоснула по ногавицам не успевшего подпрыгнуть Ивана. Несмотря на то что меч походного воеводы одновременно поразил нападавшего в открывшийся правый бок, битва защитниками ушкуя была проиграна.
- Усе, хлопцы! Перекур… тьфу, баста! Судно вами взято! - судорожно глотнул воздуха полусотник и сразу обрушился с места в карьер: - Десятник второго десятка! Эгра, едрить тебя в кочерыжку! Почему отошел от борта без команды? Ах, ты ее отдал?! А на каком языке, а? На кой ляд нужна такая команда, если половина из твоих людей ее не понимает! Вот и разрушился у тебя строй! Ах, ты заранее предупреждал всех своих? И почему у тебя тогда все рассыпалось? Узнать и доложить. Все! - раздосадованный полусотник повернулся в сторону носа ушкуя. - О Пельга! Живой? Извини, не рассчитал с ударом… Деревяшка деревяшкой, да ты без брони.
- Я хотел со стороны воды вам за спину залезть, да в доспехе разве в реку пойдешь? - начал оправдываться десятник. - Однако почти вышло…
- Не знаю, получился бы твой маневр, если бы я шум стекающей с тебя воды не услышал? Вряд ли. Что ты с ножичком сможешь против ратников в доспехах сделать? Отмахнутся не глядя - и ты труп. Надо было хватать первого попавшегося за шкирку, а то и двоих, и падать с ними за борт. Улавливаешь? Давай еще подумаем, почему твой десяток так долго возился. Все-таки атаковали вы сверху, будто бы с борта заморской лодьи, все преимущества на вашей стороне… Погодь чуть, Пельга, - полусотник повернулся к наблюдающему за ним из-под палубы Микулке. - Так, юнга. Чтобы через четверть часа все воины были напоены горячим взваром, понял? И поесть чего-нибудь собери, после такой потехи без мясного куска весла из рук вываливаться будут… Бегом!
Судорожное движение новоиспеченного юнги, еще в должной степени не прочувствовавшего своего звания, было прервано длинным переливчатым свистом дозорного.
- Все на борт! - зычно скомандовал полусотник, пару секунд размышлявший над доносящимися трелями. - Ишей и Мокша, по отплытии ко мне!
Ночная стоянка была организована на правом, невысоком в этом месте берегу Оки, в полудневном переходе от Мурома. Сам город прошли в середине прошедшего дня, точнее, попытались в нем не задержаться. У ветлужской рати, не избалованной развлечениями, и мысли не было, что остановки в одном из старейших городов на Оке может не быть. Как же можно пропустить посещение городского торга и любование деревянным детинцем, вознесшимся на левом, высоком берегу реки, если почти все вои в эти места попали в первый раз? Пришлось полусотнику заплатить не только мыто за провоз товара, но и побережное. А еще бросить мытнику пару кун сверх положенного, чтобы разузнать обстановку в верховьях Оки.