У ворот города, на подходах к городскому дому фон Шёнборн и университету уже были выставлены люди из горожан, не состоящих в постоянном штате Друденхауса, но по различным причинам обязанных (или же обязавшихся по доброй воле) выполнить любое распоряжение Конгрегации по первому требованию (как рассказал Ланц, четверо даже явились в Друденхаус с предложением содействия в охране этого Оплота Порядка и Благочестия). Сейчас требование было одно - незамедлительно сообщить о любом происшествии, связанном с делом, а именно: явление герцога с охраной, нехорошие скопления горожан у дома арестованной или не в меру активное оживление студентов, грозящее перейти в соответственные действия…
Миновав ворота с косящейся на них стражей, следователи сорвались в галоп, домчав до замка менее чем за час. Бруно, на которого ценных курьерских было тратить не с руки, должен был подоспеть минимум через еще полчаса - на него сегодня приходились обязанности 'трех 'g'' - 'gehen, geben, gebracht'[132], но не как прежде, 'im Laufschritt[133]', а верхом на муле, не поспевающем за галопом жеребцов Друденхауса.
- Это безнадежно, - вздохнул Ланц, когда они остановились посреди зала первого этажа, оглядывая стены. - О полноценном обыске можно забыть. Скоро нас отсюда вежливо попросят, посему обыскать первым делом надо помещения самые подозрительные.
- Спальни, - предположил Курт. - Комната горничной. Гардеробная, подвал, чердак, библиотека… Часовня. Что еще?
- Это бы успеть, - кисло отозвался тот. - Идем. И, слушай сюда, абориген, - добавил он, за локоть развернув Курта к себе лицом, - Керн не дал разрешения оставить тебя одного в ее доме, однако же кое на что я его уговорил - в интересах дела. Здесь мы разделимся.
- Я польщен доверием.
- Прекрати, - покривился тот. - И поставь себя на его место. Поставь себя хотя бы на мое место и не смей на мне вымещаться.
Курт отвернулся, высвободив руку.
- Понимаю; приказ сверху… Это святое.
- Не время для ссор, абориген; давай начнем работать, ибо против нас уже работает время. Драгоценные мгновения уходят, а в нашем положении и это - много.
- Извини, - сбавил тон Курт, и тот вздохнул.
- Понимаю, за эти полдня на тебя свалилось многое, может быть - даже слишком многое, однако возьми себя в руки и приступай. Или серьезно подумай о том, чтобы отказаться от участия в деле.
- Не могу, если б и хотел, - уже спокойно отозвался он. - На счету не только каждая секунда, но и каждый человек. Я в порядке. Хоть ты поверь - я в полном порядке. Просто раздражен.
- Ну, вот что, - решил Ланц, потянув его за собой к лестнице, - начнем вместе, а там я на тебя посмотрю; если втянешься - разделимся. И на сей раз без пререканий. Начнем с библиотеки - все равно одному там не управиться.
Ланц оказался прав. Библиотечный зал замка фон Шёнборн был не особенно большим, однако книги и свитки пребывали в полнейшем беспорядке, громоздясь горками, валами и грудами, а на рабочем столе вздымался настоящий архипелаг. Со стола и было решено начать; прочтя название и перетряхнув страницы, тома и томики складывали прямо на пол у стола стопками, отчего Курт, всегда относящийся к книгам с трепетом и бережностью, болезненно морщился, по временам даже забывая обо всем прочем.
- Смотри-ка, - спустя несколько минут молчаливой работы усмехнулся Ланц, развернув книгу обложкой к нему. - 'Koloss auf tönernen Füssen'[134]; судя по пометкам - приобретена мужем… Стало быть, политическими памфлетами развлекались господин граф; кто бы мог подумать.
- 'Ein Mann namens Johannes der Täufer'[135], - добавил Курт мрачно, осматривая потрепанный труд. - Тысяча триста восьмой год; кем приобретена - неясно.
- Вообще, иоанниты - не самые жуткие ересиархи, и о склонности к колдовству эта книга не говорит… Но все равно отложи. Хм, 'Eine reine Quelle'[136]… Вполне благочестиво.
Он не ответил, и в библиотеке повисла тишина, нарушаемая шелестом перетряхиваемых страниц, звоном пергамента и шлепками тяжелых обложек и окладов книг. Когда пухлых томов осталось около десятка, Ланц оставил их Курту, перейдя к крайней из полок, откуда вскоре донеслось:
- А вот это в самом деле важно.
Он выпрямился, на миг замерев и не говоря ни слова, потом наклонился, уложив в стопку последнюю книгу, и, не оборачиваясь, ровно уточнил:
- Да?
- План замка, - пояснил Ланц, пристраивая на стол старый, толстый пергамент, закрепленный двумя кромками в валиках. - Дабы не тыкаться по этажам вслепую.
- Ценно, - кивнул Курт, развернувшись на скрип осторожно приоткрывшейся двери, и, увидя недовольную физиономию Бруно, кивнул ему: - Наконец-то. Иди сюда.
- 'Наконец-то'? - выдавил тот. - А ты пытался пускать мула галопом? Могли бы конфисковать летающую свинью у какой-нибудь ведьмы…
- Сюда, я сказал, - оборвал он, за рукав притащив подопечного к полке, и развернул лицом к ней. - Слушать меня внимательно, Бруно. Начинаешь сверху. Берешь книгу за обложку, переворачиваешь и встряхиваешь страницы…
Тот дернул плечами, вырываясь, и отступил назад, отгородившись от него ладонями:
- Эй-эй! Я в обысках крамольных библиотек не смыслю.
- Вот и будет тебе practicum, - оборвал Курт хмуро, рывком вернув его к полке; тот сбавил тон до почти просительного, озираясь на Ланца то ли в поисках поддержки, то ли с опаской.
- Я не знаю, что искать. Я не хочу, чтобы меня после обвинили в том, что я что-то упустил, и из-за этого рассыпалось дело. Я не знаю, какие книги вам нужны, я…
- Все просто. Сначала прочитываешь мне наименование и автора, если есть. После перетряхиваешь книгу; если в нее вложено что-то - говоришь мне. Если название на обложке или окладе не соответствует содержанию - говоришь мне. Если книга без обложки - говоришь мне. Если найдешь переписанный текст…
- … говорю тебе, - кисло докончил тот, и Курт улыбнулся - так, что подопечного перекосило.
- А сказал - не смыслишь. Приступай.
- Чтоб вас всех черти взяли вместе с вашими малефиками, - пробормотал Бруно под нос, неохотно придвигая к полке табурет от стола; он ткнул подопечного кулаком под ребро.
- Выбирай слова.
- 'Lngua latina', 'Sermo latinus'[137], - вклинился Ланц, складывая две сшитые вместе стопки листов на стол. - Почерк университетского переписчика. Однако, - встретив окаменевший взгляд Курта, осадил он, - нам ведь сообщали, и это не тайна, что она переписывала у студентов лекции и временами просила списать некоторые книги по наукам. Об этом все знают. Это ни о чем не говорит.
- Все так, - резко развернувшись к Курту и едва не слетев с табурета, согласился Бруно. - А о чем это могло бы говорить?
Он не ответил, неторопливо прошагав к столу и опершись о него ладонями, и замер, глядя в стену; Ланц молчал.
- Стало быть, так, - собственный голос показался мертвым, когда Курт заговорил - медленно, тихо, точно боясь разбудить спящего рядом человека или спугнуть присевшую на плечо птицу. - Переписчик Отто Рицлер был связан с Филиппом Шлагом. Филипп Шлаг умер странно, за полгода до этого порвав всяческие отношения с женщинами, от коих прежде не бегал. Кто-то настроил его на поиск книг теософского содержания. Conclusio[138]. В данный момент в поле нашего зрения есть единственный человек, склонный к мистике, знакомый с обоими покойными и, судя по случившемуся со мною, способный на сверхбычные действия.
- Ты что - всерьез?.. - проронил Бруно тихо; он продолжал, словно не слыша, сквозь болезненную улыбку:
- Осматривая комнату Шлага, я подумал, что он неаккуратен, и совершенно не подумал о том, что неряху не изберут секретарем ректора. Теперь можно взглянуть на это иначе. Одежда, разбросанная как попало, светильник, стоящий на подоконнике, беспорядок в шкафу… Когда весь дом уснул, этим светильником был подан сигнал. 'Подойди к двери'; там, на окне, Шлаг его и оставил - ему в тот вечер было просто не до того, чтобы думать о порядке. Спуститься и снять засов так, чтобы этого никто не услышал - пустяки. Свет более не зажигался. Одежда бросалась куда придется…
- А беспорядок в шкафу, - тихо докончил Ланц, - появился оттого, что она искала переписи?
- Вероятно, Шлаг стал вести себя слишком опасно, - продолжил Курт тяжело. - Слишком многие стали обращать внимание на его странности. Возможно, он не выдержал и проболтался ей о том, что приготовил подарок - 'Трактат о любви' Симона Грека в украшенном окладе. Вот для чего это бессмысленное затратное дело. Подношение женщине. Это часто бывает бессмысленным и затратным. Возможно, именно его она и искала. Возможно, прочие переписи она унесла тоже; и наверняка уничтожила. Или же он изначально заказывал их не для себя, и сегодня мы найдем их. Или же не найдем - если списки книг и делались для нее, она могла уничтожить их, когда началось наше расследование…
- За уши притянуто, - не слишком убежденно возразил во всеобщей тишине Бруно, опасливо спускаясь на пол. - Что за инквизиторская манера - cuncta in deterius trahere[139]? Из-за пары словарей такие выводы?
- Вот и он, - не слушая его, тихо проронил Курт, распрямляясь. - Мой третий. В этом не моя заслуга, но я его нашел… Мы нашли.
- Она никогда в этом не сознается, - заметил Ланц осторожно. - И даже в случае ее признания мы останемся ни с чем. Доказательств в самом деле нет - только наши выводы (прав твой подопечный), весьма шаткие.
- Но верные.
- Это недоказуемо.
- Вы ведь не знаете, когда были переписаны эти словари, - снова вмешался Бруно. - Может, года два назад. Может быть, она лично заказала их переписчику - и в этом нет ничего преступного.
- Соседи говорили, что примерно за неделю до своей смерти, - продолжил Курт тихо, - Шлаг переменился. Они сказали 'он засветился' и 'словно ангела встретил в переулке'.
- И что?
- За неделю до его гибели в Кельн перебралась Маргарет фон Шёнборн. Не повод ли для счастья: предмет воздыханий оказался рядом… В трактире студентов, как говорили, он к ней не подходил, почти с нею не разговаривал, он вообще от нее 'почти шарахался'. Вполне типичное поведение человека, желающего, весьма неумело, скрыть свое истинное отношение к ней, скрыть свою связь с ней. Все то, что для прочих привычно, нормально, обыденно - от вопроса, вскользь заданного, до долгой беседы, до того, чтобы подсесть к столу - все это ему казалось слишком подозрительным, привлекающим внимание, отчего и такое поведение.
- Измышления, - снова возразил Бруно. - Все это ни о чем не говорит.
Мгновение он молчал, собираясь с духом, и, наконец, с усилием разомкнул словно склеенные губы.
- Она интересовалась ходом дознания, - выговорил Курт тихо. - И не просто 'как дела на службе', а в подробностях.
- Ты рассказывал?
К Ланцу он не обернулся, отозвался все так же едва слышно и тяжело, не поднимая головы:
- Да.
- Вот это уже плохо, - вздохнул тот мрачно, и Курт кивнул - медленно, с напряжением.
- Я это осознаю, Дитрих. Ты меня знаешь, я не оправдываюсь, когда в самом деле виноват, однако без ложной скромности отмечу, что каждый раз я упирался до последнего; и здесь у меня есть titulus, qui videtur excusare[140]… Я просто не мог возразить. Ничему, никакой просьбе, начиная от самой мелкой и кончая разглашением служебных секретов. При любой попытке не подчиниться - все та же боль, муть в голове, неспособность думать ни о чем, кроме высказанного желания.
- Сильна малышка, - пробормотал Ланц, вынимая с полки следующую книгу, но пролистывать не спешил, глядя мимо нее в стену. - Кто б мог подумать.
- Я мог, - ответил Курт хмуро и резко. - В самом начале дознания Бруно высказал мысль о том, что именно она могла быть тайной любовницей Филиппа Шлага. Тогда меня это взбесило. Мне показалось это немыслимым. Недопустимым. Невозможным. И, снова, при попытке над этим задуматься…
- Я помню, - ниспавшим голосом подтвердил подопечный. - У тебя снова заболела голова, ты посерел, как поганка, и вид был такой, будто тебя пыльным мешком хватили…
- Если бы я был в себе, эту линию я выстроил бы сразу - пусть всего лишь как простую версию, одну из нескольких, пусть как допустимое подозрение. Ведь это было бы логично. Тот, на кого покойный расходовал время, душу и деньги, и есть первостепенный подозреваемый; и обстоятельства смерти также говорили об участии в этом женщины. Это настолько на поверхности - сейчас кажется невероятным, что я не смог этого увидеть сразу.
- И никто не смог, - возразил Ланц, бросив взгляд на книгу в руке, и со вздохом раскрыл, глядя на титульный лист. - 'Аd ritus sacros spectans'[141], - прочел он тихо, шлепнув пухлый том на стол. - Часть листов вырезана - давно, судя по цвету среза, не один год назад.
- Отто Рицлер переписывал для Шлага концевую треть книги, - договорил Курт, бережно приподняв заднюю пластину обложки, и, заглянув на последнюю страницу, болезненно засмеялся. - Невероятно. Как все просто…
- Полагаю, еще недавно сюда были вложены листы, набросанные переписчиком, - подвел итог Ланц. - Она уничтожила их, когда, по ее мнению, расследование стало опасно доскональным и дотошным; выбросить всю книжку целиком - что? рука не поднялась? Пожадничала?
- Возможно. Или все-таки таила надежду на то, что… сумеет со мной совладать и повлиять на дознание через меня.
- Избавиться от одной половины компрометирующих улик, но сохранить вторую в надежде не попасться… Странная логика.
- Женская, Бруно, - пожал плечами Курт. - Никогда не задумывался над тем, что среди арестованных все больше именно женщины? Неправы авторы 'Молота', дело не в женской склонности ко злу; они попросту необдуманнее в поступках и взбалмошней, и их ловят чаще.
- Черт… - вдруг проронил подопечный почти тоскливо - так, будто все это время речь шла о нем самом, а не о ненавидимом им надзирателе. - Ведь и началось все это почти одновременно с твоим расследованием… Значит, все это - лишь для того, чтобы получить возможность…
- Все может быть, - согласился он. - В первое время после того, как мы с нею встретились по пути из собора, я помню, мое состояние было далеко от идеального, однако я все еще мог связно мыслить. Я не терялся. Стало быть, тогда это все еще были мои собственные мысли и чувства. Тогда я сумел с ними справиться, сумел их разложить, что называется, по полкам и вынудить себя о них почти забыть.
- Когда все вернулось? - спросил Ланц осторожно; он улыбнулся - словно со скрипом:
- При начале моего расследования. Сейчас я даже точно могу сказать, когда именно - на второй день. Утром после проведенного в университете анатомирования Шлага. Поначалу я не придал этому значения - мне снилось что-то, о чем я не мог вспомнить, голова была тяжелой, думалось с трудом; я решил, что не успел выспаться после бессонной ночи. Но именно с того дня и началось все прочее - и неспокойное поведение, и сумбур в мыслях… и эта нездоровая тяга к ней.
- Надо насесть на племянницу твоей хозяйки - пусть напряжется и вспомнит, когда точно она впустила графиню в твою комнату.
- Но стойте, - вновь возразил Бруно, однако уже менее убежденно, чем прежде. - Я однажды сказал, что, если меня возьмут с ножом в сапоге, это не означает, что зарезанный сосед - на моей совести. Моя вина, если беспристрастно, не доказана даже в том случае, когда меня возьмут с ножом в окровавленной руке над его трупом!
- Кто назначил тебя адвокатом? - вздохнул Курт устало, и тот насупился.
- Допустим, я пристрастен, но…
- Кстати, с чего бы это? - оборвал он неожиданно для себя самого, и подопечный осекся, глядя настороженно и враждебно. - Как ты, скажи на милость, ее защищаешь…
- Болван, - бросил тот коротко, умолкнув, и Ланц решительно произнес:
- Sat![142] Версия высказана, косвенные улики есть. Res hoc statu est[143]: с тем, что у нас на руках, мы не можем доказать даже просто факт ворожбы, по обвинению в которой она была арестована. Герцог того и гляди начнет дышать нам в спину со всеми своими связями и покровителями, посему сейчас мы можем лишь искать далее, и все. От того, что мы найдем, будет зависеть, ждет ли ее collistrigium[144] по обвинению в посягательстве на свободу и здоровье следователя Конгрегации или supplicium ultimum[145] за убийство с применением колдовства. На другой стороне этой монеты - вероятность (и немалая) того, что Керну придется смиренно кланяться и приносить извинения неосновательно обвиненной графине фон Шёнборн. Начинаем работать - быстро и внимательно. Хоффмайер, сейчас бегом вниз, пусть челядь займется обедом для нас - все мы до сих пор на маковой росинке, а спать нам, я предвижу, не придется… Пища должна быть простой, без травок, приправок и специй, бочковое питье недопустимо. Охрана должна стоять подле все время. После этого возвращаешься сюда и помогаешь нам шерстить замок. Приказ ясен?
- Вполне, - буркнул тот недовольно, разворачиваясь к двери, и Курт вздохнул.
- А ну, стоять.
Бруно обернулся - медленно и неохотно.
- При начале расследования ты предложил помощь сам, и она была немалой. Ты говорил, что помогать будешь до конца. В чем дело?
- Я говорил, что буду делать все, что от меня зависит, пока сохраняю уверенность в справедливости твоего дознания, - отозвался бывший студент тихо. - Пока ты ищешь убийцу. Но я не хочу ошибиться.
- Никто не хочет.
- Надеюсь. Помощь я оказывать буду и дальше, какая в моих силах, только не жди, что при этом я буду петь песни и весело приплясывать; и если найдутся неоспоримые доказательства ее вины, я сменю свое отношение к твоей подозреваемой на прямо противоположное. Буду держать за ноги, пока из нее будут тянуть жилы, если придется, но до тех пор, пока я не уверен… - он замолчал, отвернулся, махнув рукой, и вышел в коридор.
Ланц вздохнул, вернувшись к полке, вытянул следующий том, раскрыв обложку, и усмехнулся.
- Господи Иисусе, если б мне лет двадцать назад сказал кто, что таких вот будут набирать в Конгрегацию, в очи бы плюнул.
- Таких, как он, или как я? - уточнил Курт хмуро, и тот отмахнулся.
- Да оба вы хороши, чистоплюи… Работай резвей, абориген. Время.
Время…