Складно всё вышло! Лучше не бывает. Знать, благоволит Фортуна.
Воевода усмехнулся довольно и пришпорил кобылку, торопясь добраться до клада как можно быстрее.
Вот последний всадник скрылся в лесной чаще, его конь будто на прощание махнул хвостом.
Через несколько минут зазвучали выстрелы. Стая птиц, вспугнутых канонадой, взмыла высоко в небо, на котором по-прежнему не было ни облачка…
– Стоять, пёсий сын! – Двое полицейских резво кинулись ко мне, едва не столкнувшись на бегу.
Я поднял руки:
– Стою, братцы!
Из-за спины появился Иван, он нервно отстранил ретивых служак закона.
– Не троньте его! Он со мной.
Мрачные полицейские отступили.
– Где воевода?
Секретарь Фёдора Прокопича потерянно произнёс:
– Ещё с утрева отбыть изволил. К обеду обещался быть. Однако что-то припаздывает. Не знаю почему.
– Всё ясно. Опять от нас прячется, – раздосадовано сказал Иван.
– Никак нет. Он с разбойником арестованным поехал, – пояснил секретарь.
Я зло выругался. Мотивы, которыми руководствовался воевода, были понятны. Фёдор Прокопич думал о своём кармане.
– Допросные листы Сапежского есть?
– Имеются, – закивал секретарь.
– Где они?
– Фёдор Прокопич не отдавал распоряжений насчёт вас.
– Где бумаги?! – теперь уже рявкнул я.
– Чичас будут. – Перепуганный секретарь бросился к большому сейфу и, немного покопавшись, извлёк папку.
Я вырвал её у него из рук.
– А теперь всем выйти отсюда! Ну!
Полицейские недоумённо переглянулись, но секретарь, который вдруг осознал, что со СМЕРШем шутить не стоит, потянул их за собой из кабинета.
Мы с Ваней остались наедине.
Я положил на стол первый лист, углубился в чтение. Почерк у писавшего протокол, слава богу, оказался разборчивый.
Потрошили Сапежского грубовато, но грамотно. Вот пошли признания по прошлым делам, включая те самые злополучные нападения на Забелиных и Лоскутовых. Ага, вот и то, что привело нас сюда: убийство настоятеля Марфинского монастыря – отца Лариона.
Хм… никакой связи с князем Четверинским. Якобы действовал из корыстных соображений: хотел взять монастырскую казну, настоятеля убили случайно: старец оказался слаб сердцем.
Кстати, прояснилась загадка с тем, как разбойники проникли за стены богоугодного заведения. Монашеская братия чистотой нравов не отличалась, только, в отличие от брата Азария, предпочитала прекрасный пол. Сапежский и его помощники накинули на себя женские тряпки и ввели тем сторожа в заблуждение. Тот беспрепятственно распахнул ворота перед "гулящими девками".
Про завещание покойного императора ни слова. Всё ясно – либо воевода не разрешил вносить (и этот вариант самый сомнительный), либо Сапежский прекрасно понимает возможные последствия огласки. Если информация о тестаменте всплывёт, всё, песец котёнку! Размажут по стенке! А так хоть слабая надежда на помилование и ссылку в Сибирь.
В принципе, нас его молчание устраивало. Если завещание пропадёт бесследно, так тому и быть. Но… что если Сапежский нашёл завещание и ведёт свою игру? Нет, его просто необходимо допросить, теперь уже по нашей, смершевской, части.
Я высказал соображения вслух. Иван согласился.
– Послушаем, что скажет сей заклятый злодей.
Тут меня осенило. Если воевода отправился за разбойничьим кладом, то… вряд ли Сапежский вернётся из поездки живьём. Логика тут просматривалась чёткая. Даже не знаю, на что надеется главарь шайки.
– Вот что, братишка, сдаётся мне, что не представится нам такая возможность – устроить допрос. Не увидим мы больше Сапежского живьём.
Иван удивлённо вскинулся, но потом поразмыслил и кивнул:
– Вынужден согласиться с тобой. Фёдору Прокопичу невыгодно оставлять Сапежского живым.
– Если злодей получит по заслугам, не буду иметь ничего против. Давай закроем дело с убийством отца Лариона и князя Четверинского, а потом вернёмся в Петербург. Мне тут всё порядком остопи… короче, обрыдло. Разве что на могилку к Наташе схожу. Больше меня здесь ничего не держит.
– Хорошо. Дождёмся воеводу, отдадим ему показания Лестока…
– Фон Вердена! – поправил я.
– Фон Вердена. Сделаем копии с допросных листов Сапежского и зачнём собираться. Мне тоже здесь душно. На море хочу, к Балтике!
– Это в тебе романтическая натура играет. Да и соскучился, небось, по незабвенной Екатерине Андреевне.
– Соскучился. Надеюсь, её ещё замуж не выдали.
– Ну нет, – отрубил я. – Если и выдадут, то только за тебя, братишка!
– Ох, сомнительно что-то…
– А ты не сомневайся, а действуй.
Словесную пикировку прервал насмерть перепуганный секретарь. Он влетел в канцелярию с такой скоростью, будто за ним гнались.
– Господа! Там… там!
– Я вроде велел всем отсюда убраться, – сердито повернулся я.
– Вы не понимаете! Там… там!
– Там-там – барабан в Африке. Что случилось?
– С воеводой беда приключилась. Там раненого привезли.
– Фёдора Прокопича?
– Полицейского, который с ним был.
Мы, не сговариваясь, ринулись наружу. Перед входом в канцелярию стояла телега. Увидев нас, возница поклонился, заломив в руках шляпу-пирожок.
– Стало быть… вот. Я туточки по делам ехал, гляжу, а он из леса навстречу выходит. Весь в кровише! Грит: "В город вези"! Стало быть, я и отвёз.
Я склонился над телегой. На ней лежал и тяжело дышал раненый.
– Картанеев, иудушка! – чуть слышно прошептал он. – С Сапежским сговорился и в засаду нас привёз. Мы только подъехали, а на нас со всех сторон кинулись. Никто оружие достать не успел.
– Что с воеводой? Жив?
– Его с собой забрали. Я видел своими глазами.
– Остальные полицейские?
– Убили их. А меня нет. Я мёртвым притворился, они и поверили.
– Почему ты решил, что Картанеев предатель? – я вспомнил, что так представлялся полицейский, который доставил нас к воеводе в первый день пребывания в Марфино. Потный толстяк в засаленном мундире. Если память не изменяет, он говорил, что раньше служил в Ингерманладском полку. Точно, это тот самый.
– Он в меня стрелял. А потом с остальным шибаями ушёл.
– Место покажешь?
– Я шагов с сотню прошёл, а потом меня подобрали. Возница знает где. Он покажет, – полицейский замолк, потеряв сознание.
– Везите его к лекарю. Срочно! – приказал я, а потом обратился к секретарю:
– Немедленно подготовить воинскую команду. Поедем искать воеводу. Ты! – я вперил взгляд в возницу, – будешь проводником. Покажешь, где раненого нашёл.
Мужик часто закивал и надел шапку.
– Стал быть… может, награда мне какая причитается? Я ить лошадёнку свою гонял. Таперича с вами ишо надо. Стал быть, впустую день пропадёт.
– С тобой расплатятся, – пообещал я.
Возница разом повеселел.
– Вы, господа, не переживайте. Я ить всю округу исхаживал, мне там каждый кустик знакомый. Довезу куда нужно. Не заплутаете.
Иван тронул меня за рукав рубахи:
– Петь, ты уверен, что правильно поступаешь?
– То есть?
– Да что берёшь всё в свои руки.
– А кому ещё заниматься? Хоть и сволочь изрядная этот Фёдор Прокопич, но по-иному нельзя. В остальном согласен: весёлые дела, – в сердцах сказал я Ивану. – Не успели с убийствами разобраться, так теперь ещё и воеводу выручать нужно. Чувствую, не скоро ещё в Питер попадём. Так что твоя свадьба с Екатериной Андреевной переносится на неопределённый срок.
– Шут с ней, с этой свадьбой!
– Не шут, Ваня. Тут дела амурные, серьёзные. Если тебе без Екатерины свет Андреевны жизнь не мила, значит, вопрос необходимо решать. Причём в твою пользу. Только чуток погодить придётся.
– Да я хоть сто лет ждать готов!
– А вот это уже лишнее. Ты с ней повенчаться должен добрым молодцем, а не старым хрычом. Ну а пока готовься, Ваня. Может, ещё сегодня с разбойниками сцепимся. Если повезёт.
Громыхая башмаками, строился отряд драгун. Оперативно сработал секретарь, быстро поднял всех по тревоге.
Я прошёл вдоль строя, вглядываясь в усатые лица солдат. Пусть их выправка далека от гвардейской, нет той бесшабашности и удали, что излучают прошедшие огонь и воду семёновцы, преображенцы или измайловцы, неважно. Они готовы идти в бой и умереть. Но вот умирать не надо. Пусть возвращаются живыми и желательно здоровыми.
– Что, братцы, помните меня?
– Так точно! Помним-с, вашскородие, – дружно отозвался строй.
– Рад слышать. Вы помните, что я труса не праздновал и за ваши спины не прятался. Того же буду требовать и от вас. У нас сегодня одна задача: злодеев поймать, воеводу вызволить. Так что не подведите меня, соколики. За веру, царя и отечество! Вперёд!
Закончив этот сумбурный спич, я едва не расплакался. Ведь сам не понимаю, какого лешего дёрнуло толкать речь перед солдатами. Они и без моей накачки хоть куда. Однако… фильмов, что ли, насмотрелся. Хорошо, что ни Ваня, ни прочие слушатели этого не поняли. Восприняли как должное.
Я приказал двигаться. Солдаты взлетели в сёдла. Для проводника тоже нашлась лошадёнка, взамен временно конфискованной вместе с телегой.
До нужного места добирались несколько часов. Разумеется, бандитов уже и след простыл. Мы нашли только трупы полицейских. Драгуны тщательно осмотрели округу, однако тела Фёдора Прокопича так и не нашли. Выходит, раненый не ошибся, недобитки из шайки Сапежского забрали его с собой.
Точно так же мы не обнаружили останков Картанеева, что косвенно подтверждало версию о том, что он предатель.
– Какие ещё будут распоряжения, вашскородие? – спросил командовавший драгунами капрал.
– Навестим усадьбу Сапежского. Шибаи могли заглянуть туда на время, зализать раны.
– Сомнительно, но проверить стоит. По коням, господа!
Глава 24
Мы налетели на имение Сапежских лихим кавалерийским наскоком. Солдаты спешились и моментально разбежались по деревне: им было не впервые учинять правёж и изыскивать недоимки. Со времён Петра Первого богатый опыт накопился.
Довольно быстро они согнали крестьян в одну кучу, оставив дома только немощных стариков и калек. Избы разом опустели. Люди были крайне перепуганы, шум и гам стоял такой, что уши закладывало. Я ловил на себе неприязненные взгляды, от которых невольно хотелось поёжиться. Но… слава богу, до решительных действий не доходило. Видать, крепко держал крестьян в своих руках Сапежский, даже мысли о бунте не возникало, хотя в других краях то и дело вспыхивали волнения, порой по весьма незначительному поводу. Особенно часто это происходило во время войны, когда населению приходилось тяжелее, чем обычно.
Имение всё ещё принадлежало фамилии Сапежских, хотя, скорее всего, после выполнения всех юридических формальностей (а это история долгая) его переведут в государственную собственность.
К нам подскочил бравый капрал:
– Вашскородие, всех, кто ходить может, собрали. Сапежского и людишек из банды его не нашли.
– Обыскивали тщательно?
– Обижаете, вашскородие. От нас даже муха б не улетела.
Я кивнул:
– Вижу. Благодарю за службу.
– Рад стараться, – вытянулся во фрунт он.
– Кто тут староста, ведаешь?
– Так точно. Дозволяете? – Дождавшись моего кивка, он выволок из толпы угрюмого бородача с косматыми бровями. – Это и есть тутошний староста, Акинфий.
– Всё так и есть? – спросил я.
– Лгать – Бога гневить. Правда сие: я староста, – Акинфий снял шапку, поклонился. – Пошто, господин хороший, народ согнал аки татарин какой?
– Раз согнал, значит, есть причина.
– Из-за барина, что ль?
– Из-за него. Был сегодня?
– Скрывать не стану, был. Токмо не верхом: на телеге его привезли всего изранетого. Встать не мог. Бабка-знахарка наша раны ему перевязала, травок и настоев всяких дала. Но то дело христианское. Какой-никакой, а всё барин.
– И ты ему помогал?
– А как же… должность такая. Надо сполнять. Других указаниев не имелось.
Он лукаво посмотрел на меня. Ну да, сомневаюсь, что кто-то мог предвидеть этот внезапный побег и заранее распорядиться о "встрече". Так что Акинфий в своём праве.
Я строго посмотрел на него и сказал:
– За это наказывать не стану.
Акинфий просиял. Я продолжил расспрос:
– Сколько с барином людей было?
– С дюжину наберётся. Они, как и вы, ещё приехать не успели, а уже по избам – шурх! Припас собрать, – Акинфий вздохнул. – Все анбары вымели.
– Так уж и все?
– Ну, кой-чего осталось. С голодухи не помрём, но и жирка не накопим.
– Заботливый, выходит, барин. Печётся о вас, – ехидно сказал я.
– Другого покуда нетути.
– Скажи, Акинфий, а пленника с собой у людишек твоего барина не было?
Старосте очень не хотелось отвечать на этот вопрос, но после убедительного тычка в спину от капрала, он выдавил:
– Везли с собой кого-то в рогожу завёрнутого. Мы заперва думали, что упокойник, но супруга моя слыхала будто стон из под той рогожи идёт. Может, померещилось, конечно, баба она и есть баба.
Мы с Иваном обменялись взглядами. Очень похоже на то, что Сапежский прихватил с собой воеводу. Таскает с собой как… ну хотя бы как страховочку. Может, ещё и выкуп попросит.
– А уехал потом куда?
Акинфий ссутулился, сделался меньше ростом.
– Да тут почитай одна дорога всем беглым: в леса они уходят. Тут они заповедные, нехоженные. Ежели проводника серед нас искать начнёшь, наперёд говорю: не сыщется такой. Уж прости, сударь.
– А коли я награду высокую объявлю? – спросил я, глядя в его глубоко запавшие глаза.
– Твоё дело, господин хороший. Токмо мне ответ известен: никто не согласится. Боится народ по тамошнему лесу шастать. Давно отучен. Хотя попробуй, конечно, авось и найдётся какой дурак, но я б на него не положился.
Поняв, что большего от старосты не добиться, я отпустил его. Выхваченные из толпы наугад крестьяне подтвердили слова Акинфия: да, барина привозили, оказали ему помощь, помогли собрать припасы в дорогу, пленного не видели, но стоны от завёрнутого в рогожу человека слышала не только жена старосты (версия про заложника подтвердилась). Все как один уверили, что спустя короткое время отряд уехал в лес. Проводника мы не нашли, сколько бы ни сулили. Крестьяне и впрямь остерегались здешних чащоб и не соглашались ни на какие деньги.
Капрал предложил заставить силком, но я отказался: нарвёмся на местного Ивана Сусанина да сгинем.
Предыдущий проводник тоже опасливо пожимал плечами, уверял, что ни одна добрая душа туда не суётся, а коли злодеи рискнули, так нехай пропадают. Никто потом даже косточек их не сыщет. Разбойников понять можно, под ними сейчас земля горит, на любой риск пойдут, чтобы уйти от погони.
Я велел капралу отпустить людей, а мы тем временем устроили короткое совещание. В принципе, Иван – хороший следопыт, можно попытаться использовать его таланты. Да и среди драгун имелись опытные охотники, умеющие разбирать следы.
Мы двинулись к лесу. Надо сказать, что он впечатлял: это был воистину дремучий лес из сказок. Вершины деревьев до неба, мощные стволы – несколько человек нужно, чтобы обхватить, непролазный бурелом на каждом шагу: да тут как в джунглях: без мачете не пробиться.
Очень скоро мы обнаружили брошенные разбойниками телеги: на них было не проехать. Иван по следам определил, что разбойники спешились и вели коней за собой.
А потом… мы напоролись на болото и едва не утонули. Каким образом бандитам, да ещё с лошадьми, удалось здесь пройти, осталось загадкой. След был утерян, хотя Ваня чуть ли не с лупой всё исползал.
Раздосадованный капрал рвался дальше, сам чуть не утоп, мы его с трудом вытащили. Отчаянно матерясь, приняли единственно верное решение – возвращаться в город. Если разбойники выживут, мы ещё о них услышим и не раз.
Ещё на подходе к городу услышали колокольный набат: густой и тревожный. Солдаты сразу напряглись.
– Беда в городе приключилась, – заволновался капрал.
Его волнение передалось и нам. Мы погнали коней. Уже на заставе узнали причину переполоха: горела та самая ярмарка, на которой стоял наш торговый шалашик. Огонь грозил перекинуться на соседние дома. Погода была засушливая: дерево горело, как солома.
– Надо выручать, – крикнул я и пришпорил коня.
Ещё немного, и мы увидели, как над крышами домов вьётся дым и пылает огонь. Многие сразу закрестились.
Пожар есть пожар. Он всегда собирает много народа. К счастью, праздных не было, да и быть не могло. Случилась катастрофа, и в борьбу с ненасытным чудовищем вступил весь город. Бабы, мужики носились с ушатами, полными воды, ломами и баграми, спасая то, что можно спасти, не давая огню новой поживы.
Детвора гонялась за живностью (на ярмарке торговали и коровами, и овцами, а курей вообще не счесть), ловила и растаскивала по дворам. Гвалт стоял… ну, такой, как обычно на пожаре, когда все кричат одновременно и никто никого не слышит.
Не хватало самого главного – организатора. Без него тушение велось стихийно: люди бестолково метались то в одну сторону, то в другую, а пламя продолжало набирать силу. Ещё немного и… как бы не пришлось отстраивать городок заново. Прецедентов в истории полно.
Наш отряд сходу включился в тушение. Благодаря солдатам удалось выстроить народ в цепочку: черпать воду из ближнего пруда и передавать наполненные и пустые вёдра. Работа сразу пошла веселее. Мы с Иваном носились в гуще событий, покрикивая на нерасторопных, подменяя уставших, обессиленных "пожарных". Суматохи и бестолковщины стало меньше. Ярмарку, что называется, спасали всем миром.
Языки пламени вздымались к небу. Ветер, словно мехами, раздувал огонь, переливал пламя на деревянные строения и приносил клубы смрадного дыма. Пепел забивал нос и рот, на одежду и тело оседала копоть. Люди буквально почернели.
Я бросил взгляд на Ивана: к потному лбу прилипли волосы, под глазами синяки, щёки в саже, одежда изгваздана, под ногами грязная чёрная лужа. Судя по улыбке братца, я выглядел не лучше.
Мимо прогрохотали закопчённые брёвна: один из домов всё же хорошенько тронуло пламенем, его быстро разбирали, укрываясь от нестерпимого жара под войлочными щитами.
Что-то треснуло, будто распоротая материя, осыпалось, обдав нас волной раскалённого воздуха. Люди разбежались. Послышались щелчки, как от охотничьих патронов, брошенных в костёр. Помню, развлекался я так с дружками в далёком безоблачном детстве. Как нас тогда не поубивало, загадка.
К нам подбежала закутанная в огромный платок женщина, кроме глаз и случайно выбившейся пряди волос (некогда косу заплетать было?), ничего не видно, в руках огромный кувшин.
– Кваску хлебните, милые. Полегчает, – попросила она. – Тяжко ить вам приходится.
– Спасибо, матушка, – произнёс Иван с благодарностью, делая внушительный глоток.
Его кадык заходил вверх-вниз, по подбородку потекла струйка. У меня самого в горле пересохло.
– Держи, – он протянул мне кувшин.
Я с наслаждением принялся пить живительную влагу. Закончив, крякнул и вытер рукавом "усы".
– Будто снова родился! Низкий поклон тебе, сударушка.
– Это вам спасибо, родимые! Без ваших трудов одно б кострище осталось. Ой, не приведи Господь!
Охая и причитая, женщина ушла поить других "пожарных".