Палестина, Сицилия, Аквитания, Англия - настоящий фантастический экшен 1191 года. Дружба, любовь, душевные терзания в огне битв Третьего крестового похода.
Содержание:
Корягин Виталий Юрьевич - Винг 1
Синопсис 1
Предисловие автора 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОРУЖЕНОСЕЦ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. РЫЦАРЬ 15
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КАЛЕКА 25
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. МАШИНА 30
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. СТРАННИК 44
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ОТВЕРЖЕННЫЙ 57
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. МСТИТЕЛЬ 75
ЭПИЛОГ. ЧЕЛОВЕК 83
Аллюзии и параллели в романе 84
- Примечания 84
Корягин Виталий Юрьевич
Винг
Синопсис
Фантастический сюжет рассказывает о молодом англичанине, который неожиданно получает в 1191 году в 3-м крестовом походе необычайные свойства и возможности тела. Доброта и честный характер главного героя вступают в противоречие с тяжелой военной реальностью, она заставляет его совершать в Палестине подвиги, он весьма романтически влюбляется, со многочисленными неожиданными приключениями возвращается через Сицилию на родину в Англию и постепенно перерождается в непримиримого борца со злом. Дружба и любовь, стирая границы национальностей и различия религий, помогают главному герою в преодолении самых невероятных невзгод. Многие эпизоды повествования несомненно вызовут у читателя улыбку. В книге выведены известные из истории личности того времени, автор по возможности избегал отступлений от общепринятой в истории версии событий. Сознательно введены некоторые параллели с событиями, описанными В. Скоттом в романах "Талисман" и "Айвенго".
Ник Ливия О'Тайгр
Предисловие автора
Однажды Вальтера Скотта спросили, откуда он взял название для "Айвенго". Писатель ответил, что нашел в старинной балладе три имени: Тринг, Винг и Айвенго. Он выбрал Айвенго.
Эта книга называется Винг.
Написана она в 1995–1998 годах, поэтому в ней довольно много аллюзий с реальностями того времени. Думаю, читатель без труда их отыщет.
Опубликовать, несмотря на неплохие отзывы читавших книгу в то время не получилось, настал август 1998, пришлось заняться другими делами ради денег.
Сейчас автор на пенсии и вернулся к книге, кое-что изменил, добавил и отфильтровал.
Псевдоним является анаграммой имени и фамилии.
В старинном маленьком немецком городке на базарную площадь по праздникам приходили дедушка и внучка. Девочка танцевала под звуки грустной музыки, которую извлекал из старой шарманки старый шарманщик. Но подавали им скудно, и жили они в нищете.
Летевшая мимо розовая фея пожалела бедняков.
Она подошла к дедушке и сказала:
- Шарманщик, ты хороший человек, и за это я исполню одно твое желание…
Анекдот
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОРУЖЕНОСЕЦ
Глава первая. Неопределенность
Ему чудилось во сне:
- …Как он, Ал!?
- Без сознания, сэр. Если очнется, может, и выживет, ежели нет… Сами видите, сэр, что с головой, да и смола…
Холод вытянул его из этого нелепого сна…
Эдвард Винг открыл глаза, приподнялся на локте и невольно вздрогнул, таким зловещим показался ему закат. Под единственной в небе темной облачной полосой багряный солнечный диск уже коснулся края моря. Узкая щель между мрачной тучей и горизонтом неистово пылала словно жерло геенны, словно черти там, за окоемом, аврально взялись жарить тысячи убитых сегодня в Акре нехристей, и отблеск адского пламени колдовски заставил все вокруг изменить цвет. Штилевая поверхность воды блестела ослепительно, до боли в глазах, серым расплавленным свинцом. Эдвард поднял взгляд. Хотя ангелы Божьи пока не слетелись, чтобы осиять славой павших ныне воинов Христа, но и без херувимов купол вечерних небес был прекрасен. От прозрачно-зеленого над огненным закатом, к зениту он плавно превращался в синий, как сапфир, а береговые холмы рисовались на фоне лилового бархата, уже расшитого кое-где золотом первых звезд.
Эдвард с трудом встал, кропя песок каплями воды с одежды, удивился, что рядом никого нет, шагнул и споткнулся о собственный помятый шлем. Доспехи лежали рядом, он поднял задребезжавшую связку, повернулся спиной к морю и вновь поразился неправдоподобию искаженного странным закатным светом пейзажа. Зеленая гора Монт-Кармел за заливом стала почти черной. Далекий монастырь на ее округлом горбе, видневшийся белоснежной блесткой днем, сейчас густо розовел, словно вареный омар. Слева, в долине, башни Акры[1] приняли и вовсе кровавый оттенок.
Омытые кровью башни Акры…
Ожил в памяти бой, вмиг вытеснив из нее закат… крики яростно сражающихся и звон оружия, жужжащие стрелы… опрокидывающаяся от крепостной стены высоченная штурмовая лестница, обвешанная гроздьями тел…
Остро заныла голова… Это булавой, вспомнил он. Ох, слава Богу, жив, шлем спас… Как смог выбраться из боя, и не помнит вовсе, видно, сознание потерял лишь на секунду, не упал сразу, не то затоптали бы.
Ясно теперь, откуда такой сон… И почему он один на берегу, так далеко от лагеря? Порыв штормового ветра сорвал пенный гребень с волны, брызнул Эдварду на щеку, и он вспомнил… Вспомнил?.. Он-то жив…
Днем погиб старый сэр Мэрдок Мак-Рашен, оруженосцем-сквайром которого до сего дня был Эдвард.
Эдвард болезненно поморщился, и, размышляя о своих напастях, уныло побрел к затянутому вдалеке дымом бесчисленных костров лагерю.
Не таким мнился ему там, в Англии, поход за веру! Реальность оказалась неизмеримо страшнее и грязнее наивных мечтаний доброго и глубоко религиозного мальчика. В его неискушенном воображении, в возвышенных рыцарских мечтах не лилась такая алая, такая тошнотворно пахнущая кровь, не кричали так отчаянно раненые, не скребли в агонии землю скрюченными пальцами умирающие…
Жестокость! Ничего, кроме нее! Она окружала здесь Эдварда со всех сторон… И свои и противник были одинаково безжалостны! И благо бы только к воинам… Женщины, дети, старики, пленные, раненые - всех рубили без разбору… Зачем?! Разве могли немощные воспрепятствовать святому делу?! Ну, здесь-то хоть иноверцев… А что творили крестоносцы совсем недавно на Кипре?! Грабили и насиловали таких же, как они сами, христиан! Он так и не сумел заставить себя привыкнуть к жестокости, к ее обыденности.
…Напарника Эдварда, Годрита, старшего оруженосца сэра Мэрдока, сарацинская стрела ударила в горло еще на рассвете. А днем, когда на башне, только что отбитой у врага англичанами, союзники-австрийцы вдруг водрузили свой флаг, и главнокомандующий, король Ричард рассвирепел и думал лишь об этом оскорблении, в начавшейся неразберихе и сэра Мэрдока кто-то ткнул копьем ли, мечом, сзади под оплечье, под самую мышку, вряд ли он успел и осознать, что его убили. Австрийское знамя сорвали лучники Меркадэ, над зубцами взмыл в небо английский стяг с драконом, турок снова атаковали, и тут Эдвард и пропустил по голове…
Отряда Мак-Рашена больше не существовало, юноша остался без командира и покровителя, что меняло его положение в корне и отнюдь не в лучшую сторону. Плакали его мечты о золотых шпорах и триумфальном возвращении в родной замок рыцарем и героем крестового похода. Кому нужен безместный юнец, не успевший проявить себя как воин? Многие сеньоры считали дурной приметой взять к себе оруженосца павшего соратника, дескать, сквайру должно гибнуть первым, прикрывая господина, а коли не защитил прежнего хозяина - не сбережет и нового. За ошибку в выборе оруженосца рыцарь часто расплачивается жизнью.
Он растерянно плелся к лагерю. Старый рыцарь был ему вместо отца, суров, но справедлив, ценил храбрость и преданность, золотые шпоры и пояс, казалось, близки, и вот теперь надежда улетела журавлем в небо.
Оставался шанс поймать хотя бы синицу, срочно найти себе нового хозяина.
В этих скорбных думах Эдвард за час дошагал до линии дозоров. Благородные господа-крестоносцы с оруженосцами и слугами разместились в домах у гавани, а кое-кто уже и в захваченной части Акры. На простых ратников жилья, естественно, не хватило, и они кормили комаров в дырявых шатрах, шалашах и у костров на открытом воздухе, благо погода пока баловала теплом и отсутствием дождя. Меркадэ, капитан гасконских гвардейцев Ричарда, ответственный за охрану, был даже доволен таким удобным для организации обороны расположением войск вдали от осажденной крепости, боясь внезапной вылазки сарацин. За век боев в Палестине много крестоносцев сложило головы по своей беспечности, а теперь, когда Саладин показал Жерару де Ридфору[2] и Ги де Лузиньяну[3] при Хаттине[4], чего он стоит, как стратег, тем более не резон было пренебрегать бдительностью. Обеспечить безопасность главного лагеря вне стен наполовину взятого города было куда проще. Да и несколько случаев чумы… Рядом с Мусорной башней было полно крыс, и в тот квартал без крайней нужды воины Христа старались не заходить.
Эдвард внезапно осознал, что зверски голоден. Да, невыносимо тяжелый день штурма близился к концу, и насущной необходимостью стал ужин, но кто теперь его накормит? Ко всем неприятностям не хватало еще лечь спать с пустым желудком. Конечно, одинокий сквайр волен подсесть к любому костру - примут, но вот чем попотчуют? Аппетит у ратников такой, что через полчаса после начала трапезы гостя угостят разве только объедками.
- А ну, стой! Кто идет?! - раздался окрик часового. Он шагнул к Эдварду, щурясь против солнца и перехватывая поудобнее копье, но, разглядев русые волосы и светлую кожу, улыбнулся.
- Святой Георгий и добрая Англия, - произнес юноша пароль. Открытое мужественное лицо его с добрыми серыми глазами обычно вызывало доверие у людей.
- Поторопись, молодой сэр, не то придется биться за ужин с собаками, - ухмыльнулся часовой, отступая в сторону и пропуская Эдварда между рогатками.
- Я дрался с сарацинами, так что собак на сегодня с меня хватит, - обернувшись на ходу, невесело пошутил тот, и, провожаемый раскатистым хохотом воина, двинулся вглубь бивака воинов короля Ричарда.
Кругом, как назло, звучала только норманнская речь, а впитанные с детства предубеждения мешали ему, чистокровному саксу, одалживаться у завоевателей. Конечно, в бою они надежные соратники, но он для них сакс, деревенщина, и слушать высокомерные грубые шутки в свой адрес у норманнского костра Эдвард не желал. Из-за неприязни к ним он и пошел служить к шотландцу сэру Мэрдоку и ни разу не пожалел об этом. Авторитет старого уважаемого всеми рыцаря защищал неопытного Эдварда от недоброжелателей, какие всегда легко находятся у зеленой молодежи. Сквайров сэра Мэрдока старались не задевать, сакс Годрит, признанный мастер меча, не потерпел бы оскорблений от битых еще его дедом при Норталлертоне[5] норманнов. Один взгляд на жесткое как из камня лицо Годрита отнимал у остряков всякое желание шутить. И о еде и ночлеге не приходилось заботиться Эдварду - все обеспечивали слуги Мак-Рашена. Смерть старших товарищей и наставников положила конец всему. Отныне Эдвард мог рассчитывать только на себя. Не найдет места оруженосца - придется стать простым ратником, а там, в толпе, вдали от начальства, пусть и свершит он подвиг, достойный золотых шпор, еще вопрос, окажется ли рядом кто-либо, имеющий право посвящения, да и к чему кому-то награждать чужака?
- Эдвард! - донесся знакомый голос. - Эй, Эдвард! Сюда!
Юноша завертел головой, силясь различить в сумерках сквозь дымы бесчисленных костров невысокую фигуру Алана Бьюли, родственника, телохранителя и слугу сэра Мэрдока. Несмотря на шум, Эдвард сразу сообразил, кто его зовет. Не узнать этот голос было бы сложно из-за прямо-таки выдающегося акцента. На сердце у Эдварда чуть потеплело. Они подружились с гэлом в долгом путешествии из Англии. Всего на пару лет старше, но уже очень сильный фехтовальщик - Алан многому успел научить его.
Сакс, наконец, высмотрел ярдах в пятидесяти чем-то машущую руку, и, подойдя ближе на этот призывный сигнал, разглядел, что флагом другу служит жареная оленья нога. У этого костра звучала шотландская речь.
Скоттов в лагере было совсем немного из-за розни между их королем Уильямом Львом и английским Ричардом Львиное Сердце. Царственные львы, точно настоящие, вечно цапались между собой, и эту рознь не пресекла и папская булла о запрещении войн между христианами на время крестового похода. Кое-кто из лэрдов пообещал не тревожить пока английских соседей, а кто-то и нет. В войске крестоносцев горцев старались не задевать, их черные палаши-клейморы отвечали на оскорбление, не медля ни минуты. Гэльские кланы враждовали на родине, но на чужбине гайлендеры всегда стояли один за другого.
У костра сидело и лежало с дюжину воинов в тартановых юбках.
- Эх! Жалко нашего лэрда… Настоящий был рыцарь, клянусь святым Дунканом! Ты оставался с ним, Эд! - горячо заговорил Алан, схватив юношу за плечи. - Как он погиб?! Ты видел?
- Нет, - опустив голову, пробормотал оруженосец, - и никто не видел, я спрашивал.
- Как вы унесли Годрита, он срубил еще двоих нехристей, - продолжил сакс нерадостный рассказ, - потом закричали про знамя Леопольда, все ринулись к башне и оттерли меня от сэра Мэрдока. Я выбрался из этой каши, а он уже лежит в крови. Вынесли за пролом, монах глянул и сказал, что все… конец… Обещали отпеть, потом, в церкви… Я вернулся к цитадели, получил по голове, а дальше толком и не помню ничего…
- Дальше? Дальше эмир прислал парламентеров, и на сегодня протрубили отбой… Он успел что-нибудь сказать? - притянул Эдварда к себе Алан.
- Что он мог сказать с такой дырой в сердце?..
- Как же я к его жене… ко вдове… с такой-то вестью! - растерянно забормотал Алан, уронив руки. - И зачем я понес Годрита? Больше некому было, что ли, лекаря искать?! И ему не помог, и господина не уберег… Ой, какой позор! Хуже и быть не может… Вот ушел, а оно и случилось… Нечего было его слушаться…
- Не уберег?.. От судьбы не убережешь, - подал голос пожилой гайлендер. - Господня воля на все - на жизнь и на смерть!
- Господня, не Господня, а я это горе леди Мэри в подарок не повезу. Да лучше здесь лечь в землю!
- Бог в помощь! В этом тебе никто не помеха, а за гибель в бою с нехристями все грехи спишутся, - мрачно усмехнулся ветеран-пограничник, его морщинистое лицо, уже обожженное солнцем Палестины, при свете костра казалось кирпично-красным, - сразу в рай попадешь безгрешным, как младенец, утонувший в крестильной купели, прямо к своему сэру Мэрдоку, упокой, Господи, его душу!
- Аминь! - отозвались вразнобой скотты. Их размашистые крестные знамения в точности странно повторяли позиции классической защиты палашом: верхнюю, нижнюю и две боковые, вот только клейморов в руках не хватало.
Эдвард все стоял, ожидая каких-то упреков, но Алан просто потянул его за руку:
- Чего стоишь, садись есть…
- Дурацкая смерть! - с чувством сказал кто-то. - Столько боев прошел, и у нас, на границе, тоже…
- Где это вы видели не дурацкую смерть? - вздохнул как-то сразу притихший Алан. - На, держи! - он протянул Эдварду оленью ногу. - Я решил, грешным делом, что ты к коноводам без ужина ночевать отправился. А ты, значит, по голове получил?.. Болит, да? А есть хочешь?
- Хотел, пока с тобой снова все не вспомнил. - Эдвард через силу начал жевать. Аппетит пропал начисто.
- Алан! - он опустил оленину. - А Годрит-то, Годрит… Он долго мучился? - одна смерть почти заслонила собой другую.
- Пока несли, еще хрипел, а как лекарь стрелу выдернул - кровь из горла струей - десять минут и конец. Монахи его там с другими положили… Я пошел вас искать, да тут все стихло… - Алан скрипнул зубами и растер слезу по рыжей щетине. - Эх! Годрит меня маленького верхом ездить учил!
- Плачь, не плачь, а назад c того света никого уж не воротишь, как Христос Лазаря… Нате, ребята, примите за упокой, - еще один гайлендер протянул Алану кожаную флягу и роговую походную чашку.
Алан плеснул в нее вина, выпил одним большим глотком, передал посуду Эдварду и утер рукавом губы.
Эдвард срезал с мосла кусочки мяса, медленно жевал, запивая сладким кипрским вином. Алан сидел на корточках у костра, обхватив руками рыжую голову. От далекой крепости потянуло приторным трупным смрадом. Подавив спазм в горле, Эдвард поспешно отложил оставшуюся оленину, вернул пустую чашку хозяину, благодарно кивнув. Вытер кинжал пучком травы и сунул в ножны.
- Что, наелся? - Алан поднял голову. - Давай сюда, я еще пожую, мне от переживаний всегда сильнее жрать хочется.
Его крепкие зубы вгрызлись в мясо. Выдающаяся вперед нижняя челюсть мерно заходила вправо-влево.
- Ну, мастер Эдвард, что делать будем? - проглотив очередной кусок, Алан ткнул пальцем в сторону друга. - Положим, сегодня ночью сэра Мэрдока и Годрита отпоют, завтра похоронят, а дальше-то как?
- Не знаю еще, - Эдвард грустно глядел в огонь. - Я хотел пойти к де Во, может, пристроит куда.
- А он тебя знает?
- Отца моего - да, а меня-то откуда ему знать. Но он все-таки наполовину сакс.
- Ага! А на другую половину - норманн, - хмыкнул Алан, - уж на какую попадешь… Да и до тебя ли ему, все войско на нем, а уж сейчас, когда король Дик со всеми перессорился… Надо же! Такие друзья были с Филиппом Августом, в одной палатке, в одной постели спали, и вот на тебе… Нет, Эд, тебя к барону запросто могут и не пустить.
- Могут, - Эдвард согласно кивнул, - но попытка не пытка, а не повезет, так пойду в ратники.
- Там на лошадке уже не покатаешься, все придется на себе таскать. В пехоте ездят не на своих двоих только лагерные котлы в обозе, да и то все время отстают, а ратники некормлеными спать ложатся. И в рыцари оттуда ходу, почитай, что и нет.
- Слушай, Ал, а где наши кони? - Эдвард посмотрел на друга.
Тот опять грустно рассмеялся:
- Не знаю, где ваши, а бывшие наши, где и раньше были, в гавани, у коноводов. А бывшие они потому, что завтра их продадут тем, кто больше даст, а деньги - на Святое Господне дело. Сам знаешь: крест целовали - давали клятву не щадить жизни и достояния ради освобождения Гроба Господня? - Алан мрачно ухмыльнулся. - Жизнь сэр Мэрдок отдал, теперь очередь за достоянием.
- А мой Персик?..
- Какой же он твой? Его сэр Мэрдок купил в Аквитании, я же помню, а ты на нем ездил, пока был его оруженосцем. Конечно, можешь врать, что купил он, дескать, на твои деньги, я возьму грех на душу, подтвержу… Конюхи-то, думаю, промолчат, если попросим…
- Нет, не надо, Ал, рыцарю лгать подло, - от огорчения на глазах юноши выступили слезы. - Эх, без коня меня уж точно никто в сквайры не возьмет.
- Ладно, вались-ка ты спать, - Алан вытянул откуда-то из-за спины свернутую попону, - вот, позаимствовал у конюхов. Утром еще подумаем на свежую голову. Эд, что ты какой-то мокрый, мылся в одежде что ли?
- Даже и не знаю - как булавой получил, с тех пор ничего в памяти нет, очнулся на берегу уже такой - может, не в себе забрел в воду, или упал, а прибоем накрыло…