Ага. Вот. Если обычные воины победней собрались и делят немудреную добычу, да кошеварят, то знатные, четверка рыцарей, сели что-то обсуждать. И не самым тихим тоном диспут ведут опоясанные. Спорят о чем-то, ругаются.
Малышев подошел к одному из старших кнехтов франка.
– Как же вы так сделали, что степняки от страха ополоумели?
"Не колдовством же, право слово?" – читалось в его взгляде.
Кнехт не стал пыжиться и напускать тумана. Поведал все.
У одного из воинов оказалась в заплечном мешке связка подков – добыча, взятая недавно. Воин был молодой, глупый, удачей обиженный, так что весь свой скарб на себе и таскал. Как прознал о подковах рыцарь Аурелиен, так и приказал ему эти железки отдать. Да послал десяток кнехтов порубить рощу ближайшую. Из стволов вытесали колья, ими и молотили по земле, пока подковы, трясясь в шлемах, страха на тюрок наводили. Рыцари по сторонам от лагеря сарацинского стали и в рога дули да покрикивали, будто бы сотнями командуя, вот и привиделось нехристям, что их армия атакует.
Странным такое объяснение показалось Малышеву. Не может пяток подков дать шум, как от тысячи всадников. Да и земля ходила, сам слышал. Лупя по твердой, слежалой местной землице хоть тысячей дубин, такое не получишь. Еще и роща срубленная. Ну, допустим, тесали они деревья клинками, не рубили, чтобы слышно не было, но… неправильно что-то. Не договаривал кнехт.
– Сам ты это видел?
– Ясно дело, – вояка подбоченился. – Это истинный знак нам, что дело наше – промысел Божий!
Он явно не собирался позволить оспаривать свою честность какому-то оруженосцу. А то, что в бою не выстоит против этого оруженосца, так оскорбление кнехту – пощечину сюзерену, ему и думать. А с Аурелиеном в отряде нынче никто не стал бы спорить. Вырос авторитет у рыцаря.
Костя покачал головой. Не ладно дело – что-то тут не так.
Рыцари закончили препираться, видимо, решили вопрос. Аурелиен выглядел довольным, чего не скажешь об остальных рыцарях.
От кучки опоясанных отделился вестник.
– Мы рады тому, что Бог оставил вас в живых. Бывает так, что не каждый промысел Господа понятен смертным, так что не стоит будущим товарищам держать обиду за давний разговор.
Лицо рыцаря говорило об обратном. Не хотелось ему этого союза. Ой, как не хотелось!
– Мы рады вам, как и тому, что наш отряд пополнился воинами, – голос вестника стал тверже. – Но до того момента, как мы воссоединимся с Божьим войском, вам следует воздержаться от применения своих колдовских палок. От них пахнет, как от дьявола, – мы не желаем пятнать себя на пути служения Господу.
Малышев потупил глаза. С Горовым они бы так говорить не посмели. Раз легат папы дал добро на ружья, значит, они угодны богу. А тут разухарились – пахнет им не так!
Но смолчал. Вместе с крестоносцами у них всяко побольше шансов в живых остаться.
6.
Шли хорошо… Быстро.
Убегающие кочевники не успели увести весь табун – спасибо арбалетчикам, ссадившим пастухов. Теперь крестоносцы ехали верхом. Правда, не все в седлах, но это дело поправимое. Не маленькие, телеса до крови не сотрут.
Еще спешили убраться от кочевников. Догадаются, что провели их, что нет за спиной погони многотысячной, развернуться да ударят – мало не покажется. А уж без "колдовских палок"?
Костя попробовал сплюнуть, да нечем. Надо искать водопой, а вокруг ничего, что походило бы на обжитое место. Даже Ашур, на что уж воду чувствовать мастак, и то разводит руками. Хорошо, что не лето.
Малышев еще раз присмотрелся к верховодившему рыцарю. Молодой, даже юный. Наверняка и двадцати нет – пушок на щеках еще в бороду не перешел, а отряд держит твердой рукой. Говорят, из знатного рода, волчонок.
Костя покачал головой. Нравы здешние он уже усвоил. Был бы рыцарь из действительно известного рода, не пошел бы под руку простому рыцарю. И к банниеру, тому кто ведет за собой нескольких рыцарей, не пошел бы. Многие франки кичатся происхождением. И уступить таким хоть толечку своего гонору зазорно и невместно. Известные рода только под командованием королевских особ могут служить, коли честь блюсти хотят.
И все же. Как так у него получилось тюрок провести? Это своим тугодумам пускай про промысел божий рассказывает. Без чар, знаний тайных, такие дела не делаются. Видел он уже такое. Видал и похлеще. Как человек в другого человека превращался, как исчезал. Только были это не совсем люди.
Малышев отвел взгляд, чтобы не выдать себя раньше времени.
Еще один посвященный? Или как их там? Внедрился в отряд, когда выкидывали тела из капища, или с самого начала тут?
Костя почесал заросший подбородок.
Одно хорошо, этому с ними явно по пути. И то, что уговорил остальных забыть про "разногласия" – примета добрая. Только вот выгода его пока непонятная.
Прояснилось все этим же вечером.
…Когда невысокие костры из чахлых кустарников начали редеть, к огню подсел незнакомый кнехт.
Костя уже уложил уставшую мать, проследил, чтобы ратники легли спать с оружием под рукой, сам собирался на покой. И тут гонец.
– Рыцарь Аурелиен желает с вашим раненым другом переговорить, шевалье. Но только без лишних глаз и ушей. Потому ждет там, в степи, – говорил кнехт тихо, но и Тоболь и Гарет проснулись. Костя услышал, как Чуча взводит арбалет.
Кнехт заверил:
– За своих людей не бойся, я за него заложником останусь.
– А ты кто? – уточнил Костя.
Кнехт крутился рядом с молодым рыцарем, но кем ему приводился, Малышев не знал.
– Я его оруженосец.
Малышев степенно склонил голову. Оруженосец за обычного паломника, а Сомохов был даже не из числа воинов. Звучит правильно.
Костя взглянул на Улугбека Карловича. После освобождения он быстро шел на поправку, но все еще предпочитал телегу седлу. Изрядно помяли степняки ученого.
Сомохов кивнул, показывая, что согласен сходить на переговоры.
Малышев поднялся, демонстративно поправил пояс с револьвером, проверил, легко ли меч выходит, сел. Улугбек, кряхтя, начал шнуровать распущенные на ночь одежды.
Тоболь сделал знак, что будет присматривать. Костя повел глазами в сторону футляра с винторезом. Игорь кивнул.
– Так что же ты меня спрашиваешь, оруженосец? Синьора Улугбека ждет твой сюзерен, значит, синьору Улугбеку и предлагай.
Франк пожал плечами и повернулся к археологу.
Тот закашлялся было, потер побитую грудь.
– Хорошо. Я схожу.
Костя недовольно насупился. Ученый даже не посоветовался, хотя видел, что товарищи опасаются. Впрочем, Сомохов уже взрослый. Да и по всему видно, что чует опасность археолог.
7.
Франк ждал недалеко. Сидел на камешке, да ножом палку остругивал. Ни дать, ни взять – на отдых пристроился.
Улугбек Карлович присел рядом.
– По какой надобности звали?
Аурелиен отложил палочку, спрятал нож. Поковырялся за поясом и протянул собеседнику перстень.
– Узнаешь?
Сомохов узнал. У него самого на пальце светился похожий. До того момента, как в плен попал. Теперь серебряная безделушка, видимо, украшает пальцы более удачливого сельджука. Когда-то перстень ему вручил странный призрак, принятый за Бога. Теперь Сомохов знал цену таким явлениям.
Франк протянул перстень, но ученый не взял его в руки.
– Узнаю.
Аурелиен улыбнулся совсем по-детски и начал говорить. Слова языка были незнакомы, но странным образом смысл легко дошел до ученого. "Значит, из этих", – вспомнил он слова мятежного шейха о том, что любой посвященный всегда поймет другого.
– Мой род издревле служил Богу. Истинному Богу, а не кликушам черносутанным, что правят именем Его на землях наших… Род наш всегда был отмечен дарами. Особыми дарами – за службу, за веру. И когда пришло повеление примкнуть к походу, мы были в числе первых.
Он сложил пальцы в сложную фигуру и коснулся груди. Сомохов, даже будь у него такое желание, не смог бы повторить замысловатого плетения пальцев. Франк нахмурился, но говорить не перестал:
– Бог даровал нам свои милости – это так. Но службы требует без колебаний. Потому и хотел я изгнать вас из стана – каюсь, решил, что ваши мечи неугодны Господу. Но, – он понизил голос. – Сегодня ночью было мне виденье, наставившее меня на путь истины. Для вас у Господа есть своя роль и цель достойная. Так что больше от меня вы не увидите ущемлений и обид.
– Какая же цель?
Сомохов вглядывался в лицо собеседника. Вглядывался и не находил там притворства. Или хорошим актером был рыцарь, или в самом деле истово верует в то, что говорит.
– Того не известно мне. Не поведали… Но все мы – пылинки на руках Создателя. И ему лишь известно, какая нам роль уготована.
Прежние слуги забытых богов вызывали у археолога интерес, но их мотивация всегда лежала поверху. Политика, здоровье, успех – выгода для неофитов была всегда. Сначала польза для новообращенного, потом уже служба. Этакий коммерческий проект. Тут же он столкнулся с тем, что давно не видел в глазах тех, кто тайно справлял обряды по позабытым канонам – веру. И веру истовую.
– Как же я выполню то, что должен, если и я и ты… если мы не знаем, что следует делать?
То, что он не собирается делать ничего из приказанного, даже если к нему явятся архангелы с трубами, Сомохов не упомянул.
Аурелиен пожал плечами.
– Господь поведет наши тела, направит руки. Мой удел – сказать тебе, что не враги вы мне более. И воинам, что идут со мной, врагами не будете.
Сомохов промолчал, ожидая продолжения, но собеседник, видимо, решил, что сказал достаточно. Рыцарь встал, опять сложил пальцы в замысловатую фигуру, коснулся лба и сердца и, поклонившись, удалился.
Подождав пару мгновений, к кострам побрел и археолог.
8.
– Ну и что? – Костя, выслушав пересказ беседы, чесал густую шевелюру. – Что нам за квест такой? Вроде, с богами мы этими разругались. Старшой их нас и вовсе сжить со свету повелел, если не врал чернокожий. Да и пользы от нас…
Сомохов катал в ладони сморщенную оливку, пытаясь настроиться на размышления. Разговор они вели приватный, глаза в глаза. Ни женщинам, ни Игорю, слабо еще разбиравшемуся в здешних хитросплетениях, ничего знать покуда не следует.
– Вот и думаю, Константин Павлович, что нет в этом прямой выгоды никому из сторон, что тут издревле сходятся… Вроде бы нет… А вот вспомню слова старика этого, Ану, так немного больше ясности появляется.
– Это ты о том, что мы вроде машин для богоубийств теперь?
– И это тоже… А так же о том, что врагов у похитившего Тимофея перевертыша довольно много и в средствах ни те, ни другие не стесняются.
– Так нас что – в убийцы богов записали? Киллеры?
Сомохов виновато развел руками:
– Француз мне этого не сказал. Говорит, что и сам не знает что за надобность в нас. Верю… И рад бы найти нам другое применение. Но, по правде говоря, кроме смертоубийства в голову ничего не приходит.
Костя нахмурился. Прав Улугбек. Из всего, что они взяли из будущего, самое востребованное тут – их смертоносные навыки. Даже не столько навыки – желающих за деньги отправить врага вашего на тот свет и здесь немало – сколько необычность и сила их оружия. Не привыкли здесь правители даже в чистом поле от народа чужими телами загораживаться. Пока еще не привыкли.
Костя сжал кулак и ударил себя по бедру. Сталь доспеха, так и не снятого на ночь, отозвалась легким гулом. Опять в темную их использовать хотят!
На огонек подтянулся Игорь. Если в начале похода он немного терялся при беседах, особенно рядом с закованными в железо головорезами, в чьих привычках было отхватывать голову любому, кого сочтут врагом, то теперь немного пообтерся, даже завел себе приятелей среди франков. Взгляд бизнесмена стал уверенней, перестали бегать глаза, перескакивая с одного на другое. Из располневшего на мирных харчах обывателя, горекладоискатель понемногу превращался в того Игорешу, которого Малышев знал в юности. Живот втянулся, плечи расправились, и даже шаг стал пружинистей.
Костя задумался.
Тоболь очень хочет стать на равных с теми, кто их окружает. С рыцарями и кнехтами франков. Вот и сейчас – явно мечом махал за лагерем… Видит, что путь этот долог, но не сдается. Понимает, что многим жизни не хватает, чтобы науку усвоить, ведь, не только тело – мышление перестраивать надо, но не сдается, работает каждую свободную минуту. Молодец. Упорный.
Костя невольно посмотрел на свое оружие, сложенное у телеги. А сам он? Малышев бросил взгляд на костер, у которого завалились рыцари. Против любого из них он и минуты не выстоит. Даже в броне этой чудесной. Кнехта, ополченца завалит, а с рыцарем справится вряд ли. Когда тебя с трех лет учат резать других, вырастают чудища, которым рецидивисты века двадцатого в подметки не годятся. Выносливые, злые, ни в грош чужую жизнь не ставящие. Лет с двенадцати отроки уже ходят в походы. К двадцати из десятки в живых остается один-два, которые и получают рыцарские пояса. Естественный отбор… Как у собак? Нет, Костя поправил себя. Не собак – как у волков. Рыцари, как хищники, чуют силу и сбиваются к вожаку. Был таким Горовой, теперь стал Аурелиен. Молод он, а порода чувствуется. В стае всегда вожак должен быть. И зря Костя надеялся на то, что эта роль отведена ему. Чтобы заслужить место впереди стаи, надо самому приучаться глотки рвать, а не с километра расстреливать.
Бывший фотограф вспомнил свою первую конную сшибку, бой у Дорилеи. По спине побежал холодок от воспоминаний.
Да уж… Далеко ему пока до настоящего рыцаря. Хотя и статью и лицом выглядит достойно, но нет… пустоты в глазах при виде крови. Еще не привык… Слишком много думает, а тут так не принято среди благородных. Меч судит быстрее любые споры. Вместо дискуссий и препирательств законников – Божий суд, бой один на один до смерти.
Малышев поднялся. Пора и ему немного помахать оружием, пока лагерь окончательно не затих. Надо приспособится к доспеху.
…Сомохов удивленно проследил за товарищем, но ничего не сказал. Хотя, казалось бы, чего удивляться. Пошел товарищ в ратном деле подтянуться. За месяцы в тихом двадцать первом веке явно мышцы тонус потеряли.
Когда Костя исчез в темноте, сбоку к лежанке подсел Игорь.
– Улугбек Карлович, я вот что подумал. А что мы, собственно, тут делать собираемся? Ну, то, что помочь другу вашему, это уже разъяснили. С плена или тюрьмы его вытянуть. А дальше?
– Простите?
Игорь хмурился.
– Дальше что? Всем скопом обратно к бабке этой страшенной с гномами ее пойдем? Или еще куда? – он указал рукой на улегшуюся Наталью Алексеевну. – Костик, по всему видно, тут остаться собрался. Я про жену и спиногрыза планируемого слышал. Вам, как понял, мое время тоже чужое. А со мной как же?
Сомохов уселся, протер стекла модных солнцезащитных очков, только недавно выуженных из тюков с запасами.
– Ну-с, я надеюсь, что обратно в капище это нам путешествовать не придется.
Игорь осунулся. Шея его от волнения покрылась красными пятнами, уголки рта пошли вниз.
– Не-не-не, господин профессор. Мне тут нельзя! У меня дома жена, бизнес, спа-салон строить начал – нельзя мне здесь! – он глянул кругом, придвинул положенный у ног автомат. – Экзотики тут, конечно, навалом, все, что хотел, отгреб. Не нарадуюсь… Но надо бы проработать план возвращения. Раз у вас уже такое вышло, давайте прикинем, чтобы еще раз прокатило.
Улугбек Карлович усмехнулся.
– Вот это, я думаю, дело будет как раз поправимое.
– А?
– Говорю, что с этим делом мы справимся.
– Ну?
Сомохов поджал губы. Что же он такой непонятливый.
– Мы вернем вас в вашу эпоху.
– Ну?
– Вернем, говорю, мы вас…
– Да что вы заладили? Как вернете, я вас спрашиваю?
– Это вы "ну", как синоним "как" используете?
– Ну…
– А без этого неопределенного артикля никак нельзя? Чтобы понятно было и слуху привычно?
– Ой, ёкарны бабай, Улугбек Карлович, вы от темы то не отходите. Как вы меня… нас домой отправлять думаете?
– Понимаете, Игорь, существо, которое захватило нашего товарища, оно не просто на нас охотилось. Этот… индивид занимался тем, что собирал такие установки, как та, что и перенесла нас сюда. И как я помню, весьма преуспел в таком занятии. Думаю, что, отыскав Горового, мы найдем рядом и все установки переноса во времени и пространстве, которые они именуют… "гаки", кажется?
Игорь почесал губу.
– Может, надежней людей набрать и к бабке вернуться? Разок вы ее домик взяли. Правда, как вспомню образин этих и чудище подземное, так дрожь пробегает, но, все-таки, тут вариант надежней. Проверенный!
Ученый вынужден был согласиться.
– Что же. Не стану спорить. Если не получиться обзавестись установкой-гаком в логове у Мардука… или Локи, то, видимо, придется вернуться сюда.
– А, может, сразу обратно двинемся? Пока бабка не очухалась и вояк пострашней своих гномов не набрала? Патронов у нас есть пока, подберемся ночью…
Сомохов покачал головой.
– У меня по такому плану ряд возражений. Первое. Кроме нас никто не осмелиться вернуться к капищу – ни рыцари, ни кнехты. Даже те, что с нами сейчас идут, побоятся. Второе. Это не совсем соответствует нашим планам, – Сомохов сделал упор на "нашим". – Все-таки мы в это время вернулись не для того, чтобы тут же обратно прыгнуть. У нас с Костей здесь цель есть и цель достойная!
Игорь поджал губы, но понимающе кивнул.
– Ну и третий аргумент. Весьма весомый, – Улугбек Карлович указал пальцем в сторону, откуда они приехали. – Там сейчас рыскают те самые тюрки, что меня пленили и почти пол сотни крестоносцев порезали. И тюрок там много. Вы, правда, думаете, что мы мимо них прошмыгнем, тихонько возьмем капище и проведем вашу переброску в привычную вам реальность?
Тоболь засопел.
– Блин… Понимаю я все. Но тревожно как-то. Как подумаю, что со мной, с нами случиться, когда патроны кончаться и… Все не по себе.
Ученый снял очки, снова протер их, завернул в замшу и спрятал в футляр.
– А вы не волнуйтесь. Мы здесь и без патронов, думаю, не пропадем, – археолог подложил под голову рюкзак, поправил разложенную на земле попону, улегся. – Желали приключений и отдыха от обыденности – вот вам аттракцион под названием "крестовый поход"…
Голос его становился тише, дыхание замедлялось.
– Даст Бог, доберемся до Антиохии… Разыщем Тимофея… Кумира этого ожившемго осадим… Все у нас получится!
Игорь вздохнул:
– Ну да… мля…
– Что?
– Говорю "Хорошо бы"!
Археолог удовлетворенно кивнул, повернулся на бок и засопел глубже. Тоболь еще посидел у костра, ковыряясь веткой колючего куста в угольках и прислушиваясь к ночному концерту цикад.
– Я вот что еще спросить хотел, Улугбек Карлович… Улугбек Карлович?
Ученый спал.
Игорь глубоко вздохнул, почесался, сплюнул и побрел к телегам. Сторожить лагерь. На душе бизнесмена было невыносимо тяжко. И еще очень хотелось курить.