– Мне снился Горовой… Даже не так. Я видел Горового. Не спрашивай, как я различаю реальность и видения. Мне просто понятна грань. Так вот… Я видел Тимофея. Он сидел на площадке башни высокого замка в горах. Над замком кружили орлы. У подножия замка текла речка.
– Дальше. Что он говорил, делал?
Сомохов говорил так, будто сбрасывал с плеч камень:
– Он выглядел довольным и никак не походил на пленника. Рядом с ним сидел старик в восточных одеждах, богатых одеждах, кстати. И… Захар.
– Захар? Но… Ты думаешь, что видел будущее?
– Нет! – ученый схватился за голову. – Не знаю! Я был твердо уверен во сне, что речь идет о настоящем, но… Все так запуталось.
– О чем они говорили?
– На этот раз не понял. Даже слова не доносились, только ровный гул бурлящей реки.
Костя нервно заходил по земляному полу шатра.
– Ты… хотя бы можешь описать тот замок, что увидел?
Ученый вздохнул:
– Не знаю. Он казался в легкой дымке, будто прикрытый вуалью… Но я попробую.
Малышев всмотрелся в воспаленные глаза друга, прикидывая насколько можно верить всему, что услышал. Сомохов слаб, он бредит во сне. Вероятней всего, рассудок его нуждается в покое и лечении…
Но это была единственная ниточка, способная повести их дальше.
4.
– Ты хорошо понимаешь, что они говорят?
Ашур кивнул.
…К стенам города стекались те, кто видел в этой войне Божественное провидение. Десятки всадников, сотни пеших приходили посмотреть на то, что осталось от непобедимой армии потомков Сельджука. Многие спешили на встречу тем, кого де-факто признали новой властью в регионе. Правителям нужны свои люди на местах. Псов, лижущих ноги хозяина, нет-нет да погладят и угостят косточкой со стола.
Сегодня Ашур привел с рынка двух оборванцев. Араб утверждал, что эти доходяги знают земли, в которые отправился Тимофей и где он исчез.
После того, как Сомохов описал виденный во сне замок, Костя привлек всех, кто мог изъясняться на местных наречиях, для поиска. Искали тех, кто узнал бы в скудных описаниях что-то знакомое.
Ашур был их главной надеждой. Каждое утро пленный араб вместе с двумя телохранителями-франками шел к воротам и на рынки, где отирались иноземцы и пришлые торговцы. Иногда он возвращался не один. Как в этот раз.
…Допрос оборванцев не добавил уверенности Малышеву.
– Что думаете, Улугбек Карлович?
Сомохов, все еще бледный от ран, почесал края повязки.
– Я не стал бы соваться туда, Костя. Мне импонирует твое желание и твоя отвага, но кажется, мы поступает безрассудно.
– Улугбек Карлович, мы теряем время. Они утверждают, что там есть место, которое подходит под описания… ваши описания. Аламут – орлиное гнездо… Кстати, слуги местные, плели что-то о "Орлином насесте". Очень похоже получается… По всему выходит – Горового следует искать там. Там и только там!
Костя плюхнулся на табурет, глубоко вздохнул:
– Мне до смерти надоела эта война… Я хочу сделать то, ради чего мы сюда вернулись.
Сомохов в сомнении покачал головой:
– И все-таки, Костя, это авантюра, а не план. Я сам не доверяю тому, что вижу. А полагаться на это, как на единственную зацепку в головоломке, пожалуй, не стоит.
– Предложите что-то другое!
За спиной послышался смех.
– Кажется, я пришел вовремя.
Оба спорщика обернулись. В проеме откинутого полога шатра проступил знакомый силуэт. Малышев тихо присвистнул. Сомохов вернул на место спрятанный под подушкой и невесть как оказавшийся в руке револьвер.
– Ибн-Саббах?
– И вам привет, мои добрые, милые, верные друзья.
5.
В то время, как разваливающаяся империя тюрков напрягала последние силы в попытке противопоставить хоть что-то завоевателям, египетские правители тоже попробовали урвать свой кусок. После разгрома под Антиохией, где среди прочих были и его войска, великий визирь Фатимидского Египта Алафдал повернул оружие против недавних союзников и братьев по вере. Впрочем, при отсутствии внешней угрозы исмаилиты Египта на дух не переносили шиитов и суннитов, не стесняясь обвинять последних в еретизме. Так что разгром северного соседа оказался удобным поводом достать из шкафа старые обиды. Фатимиды начали войну.
Через месяц в результате символической осады Египту был сдан Иерусалим и земли вокруг его. Несколько городов-портов последовали примеру Святого Города.
Алафдал был прекрасно осведомлен о трениях в руководстве христианского похода. И первое, что он сделал после получения новых земель, было посольство к паломникам. Предложения союза против сельджуков в нем перемежалось привилегиями христианам при посещении Святого города, гарантиями их святыням и торговыми поблажками. Как последний козырь послам поручили отдать христианам город-порт Яффу, считавшийся воротами в Иерусалим. Еще в придачу с посольством шли караваны серебра и богатых тканей.
В делегацию египтяне набирали всех, кто имел опыт общения с Божьим воинством. Одним из первых, кого нашли люди Алафдала, был беглый шейх. Вот только по прибытии на место, ибн-Саббах не стал утруждать себя словолудием и пустыми уловками в дипломатии, а занялся личными делами.
– Привет вам, мои друзья. Не поверите, но я искренне рад вас видеть здоровыми и с кучей приверженцев за спиной.
Малышев угрюмо всмотрелся в лицо непрошенного гостя.
– Откуда вы здесь, шейх?
Загорелое дочерна лицо прорезала улыбка:
– Я вижу, что мой давний друг Улугбек страдет от ран? Могу ли предложить вам услуги своего врача?
Из-за спины ибн-Саббаха вышел Гарет.
– Я пустил его. С ним приехали франки. Говорят, что он – из посольства, что приехало в ставку.
Костя удивился:
– С кем они собрались договариваться? Адемар умер. Пока папа не назначит нового легата, здесь будит царить безвластие.
Шейх снова улыбнулся:
– И я говорил то же самое. Но есть на свете упрямые ослы, не способные понять ничего, кроме своих собственных убогих мыслей, – он заботливо переспросил у Улугбека. – Мне стоит послать за приехавшим со мной врачевателем?
Сомохов отказался, стараясь сделать это в меру учтиво:
– Спасибо. Я просто сильно ослаб после ран. Покой даст мне силы быстрее нового медика… Присаживайтесь, уважаемый.
Ибн-Саббах уселся на разложенные по ковру подушки, поджав ноги.
Костя, голову которого заполнили вопросы, вспомнил о том, что имеет дело с восточным человеком. Ждать ответов ему придется долго.
– А сам ты как, шейх мятежных?
Ибн-Саббах еле заметно ухмыльнулся и покачал головой:
– Благодарю… Дорога не оказалась для меня трудной.
…Час прошел во взаимовежливых воздухоколыханиях.
Когда Костя уже готовился наплевать на этикет, принятый на Востоке, шейх перешел к сути своего визита.
– В который раз уже я с удивлением замечаю, что наши пути пересекаются. И не просто пересекаются, а ведут в одну точку.
Сомохов, подливавший чая гостю, удивленно замер.
Ибн-Саббах продолжил:
– У моей партии в городе немало сторонников. Как новых, так и старых. И пускай сейчас мы не так сильны, как в не столь давние времена, друзья все еще считаются с Аль-Джабалем. Когда мне сообщили, что в Антиохии появились мои старые приятели, я попросил присматривать за вами. И вот, недавно получаю письмо, что ваши люди ведут поиски некого города. Каково же было изумление, когда в описаниях, переданных мне, я узнал Аламут, цитадель одного из старых противников моего народа. Можно еще ночь ходить вокруг и около, но в отношении таких нетерпеливых собеседников, думаю, промедление становится опасно для гостя, – шейх улыбнулся кончиками губ. – Итак… Что же вас так влечет к логову старого дракона?
– Чему?
Исмаилит отставил пиалу с чаем.
– Аламут не самое простое место в мире. Э-кур старой богини рядом с ним – лачуга на перекрестке. Если вы взялись расспрашивать о месте старого дракона, то вам туда явно срочно понадобилось. Вот я и спрашиваю – зачем?
Пронзительные глаза собеседника завораживали. Костя опустил взгляд. Шейх еле заметно выдохнул.
– Вы ответите мне? Или я ошибся, и ваш интерес – всего лишь пустая прихоть?
Друзья не знали, что говорить. Каждый понимал, что союзник из шейха получится не самый надежный, но в путешествии за пределы земель, контролируемых христианами, им нужны были провожатые.
– Там наш друг. Мы так думаем, – Сомохов тщательно отмерял толику выдаваемой информации.
– Ну да… Высокий, грузный, усатый. – Шейх поднял глаза вверх, изображая умственное усилие. – И зовут его Тимофеус? Тимо?
– Да.
– И вы думаете выйти и найти его, выручить вашего… и моего друга из замка дракона?
– Какого Дракона?
Шейх отмахнулся от вопроса, как от мухи.
– Пройти через горы, где на каждом перевале сидит по племенному вождю с сотней головорезов? Взять приступом замок, о который ломали зубы все окрестные эмиры? И вернуться? Или вы думаете, что там есть гак? Вы же не настолько просты, чтобы…
По тому, как опустились головы Сомохова и Малышева, ибн-Саббах понял, что собеседников он явно переоценивает.
– Ха-ха-ха… И еще раз – ха-ха-ха… После Э-кура Мамми я был о вас лучшего мнения.
Малышев нервно забарабанил пальцами по ножнам кинжала.
Ибн-Саббах одернул полу халата, почесал шею:
– Тем не менее, я рад, что вы не исчезли в горах, по дороге сюда. Может быть, мы расстались без излишней теплоты, но мне нравилось сражаться рядом с вами. Когда уверен в том, кто прикрывает тебе плечо, жизнь кажется проще.
Сомохов долил в пиалу шейха чай, ожидая продолжения речи, но мятежный посвященный молчал. Затянувшуюся тишину нарушил Малышев:
– Так ты поможешь нам?
Ибн-Саббах провел ладонью по холеной бороде и кивнул:
– Я проведу вас к тому месту, куда вы стремитесь. И помогу захватить замок. Все это будет… при двух условиях.
– Каких?
– Вы отдадите мне замок Аламут со всем содержимым.
– Воины потребуют свою долю. Трофеи всегда принадлежат победителям, – возразил Костя.
– Верно, – легко согласился шейх. – Пускай уносят серебро и золото. Его там, поверьте, немало. Но записи, библиотеку, машины… и гак, если он там есть, останутся у меня. Ну, и сам замок, конечно. Впрочем, не думаю, что вы там пожелаете жить, так что куча камней вам и не нужна.
– Согласны. Второе условие?
– Вы возьмете с собой не больше двух сотен бойцов… Я не могу сейчас собрать больше, чем две неполные сотни, вы, верю, можете. Но в поход пойдете только с двумя сотнями. – Он пояснил свою прихоть. – Не могу же я допустить, чтобы после победы кто-то из нас стал диктовать свою волю другому.
Костя и Сомохов переглянулись. Улугбек кивнул.
– Согласны.
6.
Воины рвались прочь от зараженного города. Поход, в котором можно обрести добычу и сотворить угодное небесам дело, да еще получивший благославление Адемара, которого многие крестоносцы считали святым мучеником, вызвал в отряде воодушевление и энтузиазм. Даже новость, что сопровождать их будут крещеные арабы, не вызвал подозрения или ропота. Вокруг Антиохии разъезжали сотни неофитов, принявших крещение из рук Боэмунда и святых прелатов. Захар и Костя надеялись, что в тонкости веры новых союзников их воины лезть не станут.
Выступили в середине сентября. Шли без обоза, только с заводными и вьючными лошадьми. Дни уже не изматывали зноем, так что скорость получалась приличная. Остановок в городах и селах не делали. При приближении любого населенного пункта вперед уносились всадники шейха, договаривавшиеся на проход и успокаивавшие население. Возвращались они чаще всего с подарками местных старейшин. Крестьяне спешили откупиться от пришлых.
Отсутствие сражений немного настораживало христиан. Привыкнув к тому, что по чужой земле им приходится идти с мечом в руках, паломники ждали засады у каждой переправы или густого кустарника. Новоявленные рыцари Захар и Костя не спешили расхолаживать своих бойцов.
На их счастье, первую стычку они провели лишь через неделю пути. У водопоя разъезд исмаилитов схлестнулся с нукерами местного эмира, сопровождавших сборщика налогов. При виде всадников с крестами на груди два десятка стражей бросились врассыпную. Арабы не стали преследовать беглецов.
Когда к водопою подтянулись остальные воины, часть кнехтов разбрелась по окрестным кустарникам справить свои походные нужды. Один из них и обнаружил под корнями дерева толстого усача в богатом халате. На поясе толстуна висели кожаные мешочки с серебром, дань эмиру от небольшого городка и пары сел.
К счастливчику, отыскавшему бренчащего серебром толстяка, сбежались соседи. Подъехали и Костя с Захаром.
– Что с этим найденышем делать будем? – Костя не хотел портить отношения с хозяевами местных земель.
– Нам воевать нельзя… Отпустим, наверное, – Захар подозвал к себе сияющего кнехта, в руках которого покачивался увесистый пояс с трофеями.
Лицо бойца потукнело, но субординации он не нарушил. Молча подошел и протянул вождям дорогую добычу.
– Иди и скажи… – неуверенно начал излагать свое пожелание Костя.
Тюркский давался ему с трудом.
Докончить фразу помешал подъехавший ибн-Саббах. Невозмутимо оттерев конем пленника от рыцарей, он сурово проревел над ухом несчастного:
– Иди и скажи своему хозяину, что сюда идет непобедимый эмир Боэмунд с пятьюстами тысячами всадников и принявшими его руку вассалами, чьим войскам нет числа! Ему нужна будет еда для воинов и припасы для лошадей. И подарки, чтобы его смелые нукеры не разоряли земли в поисках пропитания. Иди! Пускай твой хозяин будет проворней глупых правителей Анатолии, Каппадокии и Антиохии!
Шейх грозно смотрел на съежившегося толстяка. Тот жалостливо вздохнул, бросил прощальный взгляд на собственный пояс и потрусил вослед убежавшим охранникам.
Кнехты и нукеры шейха встретили речь исмаилита с восторгом.
Ибн-Саббах отделил от пояса один из мешочков с серебром, бросил его тому кнехту, что нашел толстяка. Еще два полетели в сторону арабов, подхваченные десятниками. Из четырех оставшихся два ушли радостным кнехтам, один на пояс самому шейху и один кошель в руки Захара.
– Никогда не отдавайте добычу, – тихо прошептал аль-Джабаль. – Ваши люди решат, что вы слабы… Но хуже всего, если так решат ваши враги.
Он привстал в стременах, вглядываясь в далекое облачко пыли, поднятое улепетывающими охранниками.
– Здесь на каждом холме, у каждого городка сидит чванливый брюзга, правящий десятком ремесленников и полусотней декхан. Пока они слишком испуганы слухами, чтобы выбраться за пределы стен и попытаться собраться вместе, забыть старые обиды для защиты края. Не будем их разочаровывать.
Два дня отряд не расставался с оружием даже во сне. Лошади стояли под седлами, разъезды обшаривали каждый куст.
Ответа не последовало.
7.
На одном из привалов, когда после сытного обеда усталость слегка отступила, Костя подозвал Ашура.
– Хоссам, скажи, ты действительно богат?
Раб опустил глаза.
– Ну да… Что-то такое я и предполагал, – Малышев почесал шею, уселся на попону. – Вижу, что не спешат твои дети… Может, расскажешь?
Старик присел рядом и виновато развел руки:
– Факри – фахри. Что сказать вам, мой господин? Я немного приукрасил жизнь недостойного, когда попал в плен, да славно будут средь веков ваше имя, достойнейший рыцарь. Немножко приукрасил. Додумал. Зато сторговал свободу своему сыну и дочери, – он покачал головой и усмехнулся. – Не очень честным способом, сознаюсь. Но других у меня не было.
Малышев почесал щеку:
– И кто же ты?
Ашур преданно заглядывал в глаза.
– Чем занимаюсь?
– Ага.
– Всю жизнь свою я составлял гороскопы тем, кто может за это заплатить, господин.
– Звездочет?
– Звездочет, немного алхимик. Еще умею заговаривать зубы, так что если у вас или ваших друзей прихватит челюсть, то…
Костя усмехнулся:
– Звездочет… Ладно, если бы повар оказался. Что мне с тобой делать? Не таскать же всю жизнь? А, может, прирезать, как старую лошадь?
Старик вспрыгнул как испуганный заяц:
– Я буду служить вам и дальше, господин. Не надо злиться, прошу вас. Да, у меня нет золота, чтобы выкупить себя, но зато я могу помогать по кухне, ходить на рынок, следить за хозяйством. Я могу вести записи товаров, переводить с многих наречий, разбираюсь в травах. Жизнь – такая вещь, что никогда не знаешь, где может пригодиться рваная веревка, подобранная на дороге.
– Ты еще и философ.
Ашур схватил с земли медный кувшин с водой и начал торопливо протирать поверхность.
Костя вздохнул:
– Вернемся в Антиохию, отпущу. Рабы мне как-то не очень.
Ашур бросился на землю и принялся целовать носки сапог. Костя отшатнулся. Только теперь он заметил, как нервничает старик. Со лба раба градом лился пот, руки дрожали.
– Будем считать, что ты свой плен отработал… Хотя гора золота смотрелась неплохо.
– Да будет имя моего славного господина вознесено в чертоги славы и овеяно дымом побед! Пускай Аллаха, всемилостевийший и всемогущий, дарует вам долгую жизнь, полную только пахлавы и шербета, светоч доброты!
Сбоку подошел Захар, остановился у старика, распростершегося на земле, и удивленно спросил:
– Что с Хоссамом?
Костя отмахнулся.
– Да так… Свободе радуется. У тебя что-то приключилось?
Пригодько поправил перевязь и неуверенно произнес:
– Иностранка эта… Просила научить ее стрелять из лука. Ну и…
– Что?
– Руку поранила. Вместо своего взяла лук одного из солдат шейха. Натянуть то натянула слегка, но при выстреле тетивой порезалась. Просит стрептоцидов.
Малышев хмыкнул:
– Обойдется. Аптечка для нормальных больных, а не на голову контуженных. Пускай, вот, Хоссам ей руку промоет и перевяжет.
Старик, услышав имя, подхватился и потрусил в сторону скопления смеющихся кнехтов. Захар следом не пошел.
– Что-то еще?
Бывший красноармеец, а нынче опоясанный рыцарь глубоко вздохнул и присел на то место, где только что скрипел признаниями араб.
– Послушай, Костик… Тут такое дело… Как у вас, там, в будущем, сказать девушке, что она тебе нравиться? Чтобы не обидеть и колодой дубовой не показаться?
Малышев удивленно посмотрел на товарища. В последние недели сибиряк много времени проводил у повозок обоза. Теперь причина такого внимания начала обрисовываться.
– Катьке что ли?
Захар заиграл желваками:
– А если и ей?! Что? Нельзя?!
Костя отвел глаза, стараясь жестом или мимикой не обидеть друга. Но тот уже и сам успокоился.
– Я понимаю, что так как у вас, там, манерам не обучен. Чего уж. Понимаю… А Катя – она городская, ей кого бы помудреней надо. Но… – Он стукнул себя в грудь. – Запала сюда. Думаю о ней, и… душа сворачивается. Погляжу – разворачивается.
Костя кашлянул от неловкости. Нашел кого спрашивать.
– Так подойди. Скажи, что… Так и так. Нравитесь вы мне. Не желали бы вы прогулятся до…
Захар вспыхнул:
– Я же серьезно!