– Так и я не шучу! – Огрызнулся Костя. – Что за детский сад? Ты же не сопля с молоком на губах?! Женщины в руках были? Ну, так и подойди к ней. Погулять пригласи. А уж куда гулять – в сад или в кино, которого тут еще тысячу лет не будет, сами решите. Если ты ей приглянулся, то пойдет. Если нет, так и ответит. Тоже, ведь, не маленькая.
Пригодько засопел:
– Я к тебе за помощью… А ты…
– Да не шутки это, Захар. Что в твое время, что в мое, ее то есть, люди оставались теми же. И все ухаживания не менялись.
– Скажешь тоже.
Он шумно выдохнул воздух.
Малышев медленно осмотрел суетящийся лагерь: кнехтов, протирающих лошадей и перебирающих оружие, арабов, столпившихся на краю и галдящих на своем языке. Война стала слишком обыденным для них. Настолько обыденной, что головы уже о чем-то более сложном, чем выживание, начали думать.
– Захар, я тебе как другу говорю: не ищи сложностей. Будь проще.
Пригодько оценивающе посмотрел на друга, потом на охающую канадку, на руку которой уже лил свои отвары старый араб. Красноармеец вздохнул. В его голове простота отношений не вязалась с образом Кати. Для такой девушки все должно было стать необыкновенным, неземным.
– Не знаю… – неуверенно протянул сибиряк.
– А вот это брось. Вот уж чего не стоит показывать при девушках, так это неуверенности. Мужчина – самец и оплот!
Захар прищурился.
– Оплот – это надёжа? Так?
– Вроде так.
Пригодько еще раз глубоко вздохнул и поднялся.
– Ладно. Сам справлюсь.
Костя вспомнил:
– Про цветы не забудь.
– Чего?
– У нас всегда цветы девушкам дарили.
Захар почесал затылок:
– А говоришь, что разниц нет. У нас что баба, что молодка, все больше платки и серьги в поклон принимали.
Костя усмехнулся прямолинейности друга.
– Это тоже, но начинать надо с цветов.
Пригодько задумчиво осмотрелся. Осень шла на убыль, но на склонах гор все еще можно было отыскать пахучие символы любви.
– Тогда ладно. Спасибо, Костик.
– Всегда пожалуйста.
Пригодько потопал к своей пассии, а Малышев достал из мешка карты местности, скомпилированные из карт будущего и описаний, принесенных с базара Ашуром. Предстояло разобраться с тем, что следует ожидать дальше.
8.
Вечером собрался совет. К следующей долине вели сразу три перевала, и предстояло решить, какой путь выбрать.
Короткий путь шел мимо города, где засел местный эмир. Две другие дороги были длиннее и круче, несли массу неудобств лошадям, но казались не такими опасными.
Шейх требовал сторониться ненужных боев. Ибн-Саббах предлагал обойти город и ночью выйти к перевалу, за которым начинались земли уже другого князька.
Захар отказывался. Он упирал на то, что местные вельможи отлично чувствуют страх и способны уважать только силу. Как собаки, сбившись в стаю, бросаются даже на волка, как только он покажет спину, так окрестные владыки могут постараться остановить немногочисленный отряд захватчиков. Но если вести себя уверенно, то на вылазку из-за крепостных стен пойдут не многие.
Ибн-Саббах не сдавался:
– Если мы решимся идти мимо города, то все увидят, что нас мало. Даже если они не смогут остановить нас сегодня, сельджуки ударят в спину или подготовят засаду на пути назад. Аллах милостив, как и пятый пророк, но не стоит часто уповать на небеса, когда можно решить проблему, просто избежав ее.
– Если не пойдем, то они решат, что мы их боимся, – упрямо стоял на своем Захар.
Присутствующие на совете христианские рыцари поддержали сибиряка одобрительным гулом. Мнение латинян о военных способностях мусульман было невысоко. Возможность же ввязаться в драку и попробовать прихватить неразоренный войной городок казалось ветеранам похода самым удачным исходом дела.
– Мы не знаем, сколько там войска, но я уверен, что их не меньше нас. Здесь кругом богатые земли. Появление чужаков под стенами вызовет не столько страх, как нестерпимый зуд в ладонях у молодых смельчаков. Обязательно найдутся те, кто полезет в бой. Ввязаться же в сражение тут будет не только не умно… Это – глупо! Даже если мы перебьем сотню, две, мы потеряем кого-то из своих. И мы не добудем город!
Шейх буквально выкрикнул последнюю фразу.
Исмаилит оказался настоящим полиглотом. За год, последовавший после знакомства с пришельцами из будущего, шейх научился сносно говорить на немецком наречии и понимал большинство реплик французских паломников, чем не мог похвастать ни Костя ни Захар.
– Все равно. Отступать не будем! – ревели рыцари.
Костя, справедливо полагая, что попытка унять горлопанов может стоить ему авторитета, не вмешивался.
Но, даже промолчав весь вечер, он невольно принимал сторону Захара. Правда, имея при этом совсем другие резоны. Пробраться незаметно через густо заселенные земли у четырехсот всадников все равно не получится, как бы не мечтал об этом шейх. Так лучше сохранить дух победителей и двигаться армией, чем красться сворой ночных воришек.
Арабы спорили с христианами до хрипоты. Победили латиняне со своим простым постулатом, что "отступать перед неверными – грех".
Гордость ли говорила в них или глупость, понять было сложно. Чаще бывает так, что обоснование событий происходит уже после того, как становятся ясны последствия поступка. Так и здесь. Как не настаивал шейх, отряд пошел короткой дорогой. Значит, скоро предстояло узнать, кто из спорщиков окажется правым.
…Пригодько выслушал доклады разъездов.
Солнце только прошло зенит. Он специально подгадал так, чтобы мимо городка они проехали днем, когда легче заметить засаду и уйти из ловушки.
Захар надеялся, что местные правители примут их за передовой отряд разведки. В таком случае можно было надеятся на легкий исход. Если же их лазутчики были лучше его информаторов, и мусульмане знают, что за спинами у пришельцев нет орд захватчиков, эмир примет бой у стен крепости. Но и тут не стоило расстраиваться. Яростный напор, с которым шли в бой латиняне, так не походил на привычную степную карусель сельджуков, что действовал на врага подобно ушату ледяной воды. Горячность и жажду боя снимало на раз. А для тюрок кураж – половина успеха.
Захар еще раз посмотрел на план, вычерченный на песке главой разъезда. Посмотрел и скрипнул зубами.
Эмир вывел войска.
Утоптанное поле перед крепостью, видимо, использовалось для выпаса скоты и лошадей. Ни деревца, ни куста. Слева раскинулись мазанки бедноты, приткнувшиеся у дороги. Справа лежит овраг с высокой пожухлой травой. Выезд на поле перед городом идет между холмами, заросшими колючками. Там стоит первый заслон конных лучников. Сотни полторы. По виду, наемники. Между мазанками и оврагом стоит основной отряд. Тысячи две ополченцев: декхан с кирками и серпами, горожан с копьями и топорами. У мазанок собралась кавалерия: сам эмир с дружиной-аскером, мелкие беки с нукерами. Их не больше четырех сотен, но, сколько точно, рассмотреть сложно, так как многие укрыты домами.
– У оврага нет никого?
– Не видно, господин.
Пригодько по привычке бросил взгляд на Малышева. Что скажет? Но Костя лишь пожал плечами:
– Очередь по всадникам, гранату в крестьян. Как в ушах у них гудеть перестанет, ударим в лоб. Погоним сброд, чтобы они запрудили ворота, потом развернемся к их кавалерии, которую будут сдерживать лучники шейха. Возьмем их в клещи. Посмотрим, сколько они провоюют. Там будут все, кто что-то значат из местных, постарайтесь не резать их под корень… При удачном раскладе и золото получим и заложников для прохода по горам.
Ибн-Саббах покачал головой:
– Все слишком просто.
– А жизнь, вообще, несложная штука, товарищ, – подытожил Костя.
Захар согласно кивнул. План пришелся ему по душе. Рыцари, собравшиеся вокруг, тоже одобрительно загудели. Только шейх скептически поджал губы, но и он возражать не стал.
Осталось претворить все задумки в жизнь.
Костя пришпорил лошадь.
9.
Маленькому отряду крестоносцев стоило бы задуматься, когда при их появлении задал стрекоча передовой отряд сельджуков. Тюрки сбежали, даже не попробовав навязать бой, удержать захватчиков. Латиняне легкомысленно отнесли бегство на ужас, который победители Азии вызывали у оставшихся в живых врагов.
Как бы то ни было, начало удалось. Крестоносцы хлынули в долину перед городком.
Полторы сотни кочевников спешно ретировались в сторону мазанок, где гарцевала толпа местных. Среди грязных тулупов, подбитых ватой и конским волосом, поблескивали дорогие доспехи, мелькали флаги. Сельджуки собирались в атакующий порядок: конные лучники выдвигались вперед, немногочисленные копейщики перемещались поближе к воротам.
– Вперед!
Сотня Захара, лучшая часть отряда, как и планировалось, ринулась на правый фланг в сторону пешего войска. Дух ополченцев всегда невысок. Выбить из вчерашних декхан и горшечников желание сражаться можно одним видом несущейся на них кавалерийской лавы. Главное, чтобы те не успели сосчитать врага, не поняли, что в атаку на них летит горстка, а не орда.
– Бей!
Костя направил скакуна левее, в стык между пешими и конными врагами.
Шейх ничего не орал. За него сигналы разнесла тонкоголосая дудка. Арабы послушно начали разворачивать степную карусель. Тюрки стреляли в ответ, но в поле не спешили.
Сражение казалось почти выиграно.
И тут на головы латинян посыпались сюрпризы.
Для начала с грохотом исчезли первые ряды сотни Пригодько. Взметнулась на пару метров пыль, треск – и на месте полутора десятков опытных рубак распростерлась яма. Из глубины слышались крики, стоны и проклятья.
Захар едва успел сдержать коня перед ловушкой. Жеребец обиженно заржал, приседая. Рядом остановились кнехты охраны. Толпа ополченцев мусульман взорвалась криками радости.
– В обход!
Сотня начала распадаться надвое, выискивая дорогу вокруг препятствия. Кто-то спешился, помогая выбраться выжившим товарищам.
– Быстрее! С нами Бог!
Стальной атакующий клин превратился в тонкую цепочку. И тут в них ударили стрелы. Серая масса декхан и ремесленников разбежалась, открывая взору латинян горстку спешенных тюрков. До врага пять десятков шагов – убойная дистанция для тугого составного лука в руках опытного стрелка. Степняк может держать в воздухе четыре-пять стрел. Перед каждым по два открытых тула. Воздух вскипел.
– Аллах! – из балки справа выныривали один за другим всадники в блестящих доспехах.
– Засада! Измена!
Взгляды рыцарей заметались. Кнехты начали подавать лошадей назад.
Стрелы били в незащищенные конские бока, пробивали руки, рикошетили от шлемов и застревали в щитах.
– Измена!
Вот один из бойцов схватился за пробившую горло стрелу, второй пробует зажать хлещущую из бедра кровь, третий выкарабкивается из-под павшего коня. Сбоку к Пригодько подлетел Реми, седоусый воин с порубленным шрамами лицом, взявший на себя в бою роль телохранителя:
– Веди, господин.
Ничто так не опасно в сражении, как паника. Захар понимал это не хуже ветерана. Если сейчас не направить бойцов на цель, то каждый выберет ее сам. И тогда боевая единица, отряд, из кулака превратится в растопыренную пятерню, которой можно хватать, но нельзя сбить с ног.
– Ко мне! Все сюда!
Он опоздал, молодого баннерета слышали, но не слушали. В гаме и лязге, в криках боли и ярости христиане пришпоривали лошадей. Те, кто посмелей и безрассудней, скакали на всадников засады. Сохранившие разум, помчались влево, туда, где рубилась сотня Малышева. Слабые духом повернули к холмам.
Ополченцы напротив взревели и с криками побежали вперед. То, что деморализовало латинян, наполнило души защитников яростью и надеждой. Захар с удивлением заметил, что многие из них волокут связанные жерди.
– За мной, господин. Не стоит мешкать, – телохранитель потянул узду.
Пригодько вырвал уздечку из рук кнехта, яростно сверкнул глазами и пришпорил коня.
…Что-то настораживало Костю в том, как безалаберно степняки жмуться к высоким глинобитным заборам предместья. Тюрки любят поле, широкий простор, где и укрыться можно и налететь кречетом, а тут столпились в кучу малу, даже на наскоки арабов почти не реагируют.
Насторожился… И отвернул клин атаки чуть в сторону.
Через десяток секунд один из всадников шейха забрался слишком близко к ревущей толпе врага. Треск сухих веток и взметнувшаяся пыль в открывшемся проломе волчьей ямы заметили все. Стало понятно, с какого перепуга тюрки заманивали врага к себе. Костя еле заметно перекрестился.
– Deus! – бойцы верили, что их охраняют куда более могучие силы, чем интуиция молодого баннерета.
Но тут уже справа раздались крики ярости и треск ломающихся досок. Сотня Пригодько влетела в ямы. Теперь тюрки радостно заверещали.
Эмир, поняв, что все ловушки раскрыты, заорал что-то яростное. Отряд телохранителей оставил мазанки и ринулся в бой, увлекая за собой остальных. Выпуская тучу стрел и размахивая саблями, степняки старались перехватить врага на узком перешейке между двумя гигантскими ямами. Здесь не было места для разгона, значит, не было места для таранного удара, главного козыря латинян. Зато место отлично простреливалось с обеих сторон пешими и конными лучниками.
К этому же перешейку бежали ополченцы с копьями. Часть декхан с криками добивала попавших в ловушку кнехтов.
– Справа, справа!
Костя бросил взгляд через правое плечо. Из оврага, оставшегося за спиной, вылетали всадники в высоких шапках и малахаях. Часть сотни, ушедшей с Захаром на штурм ворот, повернула к новому противнику.
"Окружают", – простая мысль неприятно затикала в голове.
Толпа верещащих лучников приближалась.
Арабы ибн-Саббаха, потеряв несколько человек в ловушке, сгрудились на краю ямы, осыпая противника градом стрел, но не смогли сдержать тюрков. Не обращая на них внимания, большая часть сельджуков, во главе с эмиром, понеслась на всадников Малышева. У мазанок остался лишь небольшой отряд, служивший, видимо, для защиты от удара во фланг.
Тем временем, латиняне добрались до ополченцев. Удар не был силен, да и сплоченным его назвать было трудно. Но этого хватило, чтобы кураж противника пошел на убыль. Ветераны похода легко врубились в нестройное месиво, разрезали его надвое и начали выдавливать, освобождая простор для товарищей. Костя орал, чтобы поспешали, но и без его окриков все понимали, что времени мало.
Эмир подоспел вовремя. Вовремя для себя и своих воинов и очень даже не ко времени для христиан. Уже в глазах ополченцев начал плясать ужас, задние ряды подались назад, как в бок крестоносцам, выбирающимся из горлышка западни, ударили телохранители местного князька. Отборные воины, ближняя свита, они еще не знали позора поражений и не боялись идти на пришлых грудь в грудь.
…Костя в своих чудо-доспехах мог почти не заботится о защите. Стрелы рикошетили, удары копий скользили по доспеху. Главной задачей было – не дать пешим ополченцам добраться до незащищенного брюха коня. Запасного скакуна в толчее не подвести, а оказаться под копытами озверевших от давки лошадей было худшим варинатом смерти.
Как могли, прикрывали своего баннерета телохранители. Справа рубился седой Себ, вечный оруженосец из Брабанта, слева старались братья Вериго. Безусый еще Трувар и грузный, немолодой Вельдор работали как один механизм, как боевой голем с четырьмя руками. Боевые секиры на длинных окованных железом рукоятях слаженно сносили желающих подобраться к тому, кто пробовал руководить атакой латинян.
За спиной Кости трепыхалось знамя, небольшой усеченный флажок на копье. Оберегал символ похода Гарет, взлетевший в иерархии от простого лучника до хорунжего или знаменосца. По чину ему полагалось быть рыцарем, но Костя не считал себя достойным посвящать других в звание, обладателем которого он сам стал слишком недавно.
– Ко мне! Не ломать линию! – голос Малышева не мог пробиться через скрежет и лязг боя.
Костя схватил с пояса рог и затрубил. Низкий звук, так не похожий на дудки сельдужков, вселил в крестоносцев толику уверенности. Строй сбился плотнее, вставая единой железной стеной.
За спиной затрубил такой же рог. Костя обернулся. К ним летело подкрепление. Растянувшаяся сотня Захара спешила на помощь.
Малышев бросил взгляд дальше. Понятно! Тюрки, выскочившие из засады в овраге, уперлись в десяток храбрецов, решивших, что ничто не может остановить христианина, идущего в бой с именем Господа на устах. Кочевники, настроившиеся на погоню, не ожидали отпора и теперь спешно отходили к основному отряду.
Костя перевел взгляд на арабов. Если шейх догадается ударить на засаду вместо того, чтобы простаивать перед рвом, то можно будет превратить поражение в победу.
Но ибн-Саббаха волоновали другие проблемы. Из прохода между холмами неслись груженные тюками лошадки. Это обоз отряда, оставленный в километре от города. Охранять припасы должны были полтора десятка наименее боеспособных ратников. Костя привстал в стременах, силясь рассотреть, что же заставило их покинуть безопасное место и влезть в горнило схватки.
Неприятное предчувствие не обмануло. В полусотне метров от тяжело бегущих лошадей обоза показались колпаки тюрков. Их окружили со всех сторон. Малышев заскрежетал зубами. Местый властитель подготовился к встрече с захватчиками со всей ответственностью. Небось, всех наемников с окрестностей собрал.
Костя, подотставший от авангарда собственной сотни, пришпорил скакуна. Ладно! Их мало и зажали их в самом неприятном месте. Окружили и давят. Но одного не учли.
Малышев отыскал глазами среди воющих противников знамя эмира. Главное правило средневековья: проигрывает вождь, проигрывает войско.
Костя заорал что-то боевое и ринулся в гущу схватки. До всадника в золоченом шлеме оставились три десятка шагов и сотня противников.
…Захар успел догнать и остановить большую часть своего отряда. Из девяноста человек, ушедших в атаку под его началом, под рукой осталось около пяти десятков. И то хорошо!
Пригодько видел, как тяжело влезшим в узкое горлышко прохода бойцам Костика. Зажатые между стеной пехоты, под непрерывным обстрелом, они теснили врага, отыгрывая по шагу и беря по полудюжине врагов за каждого своего, но при этом было явно видно, что крестоносцы проигрывают бой. Со стороны города к месту схватки бежали все новые подкрепления, около эмира осталось несколько дюжин всадников резерва, а линия христиан таяла на глазах. Если не получиться поменять ситуацию, переломить ее так, чтобы численность врага перестала быть определяющей, то… Захар обернулся. Из прохода за спиной к ним выкатывался обоз. По пятам вьюченных лошадок преследовали кочевники. Застрекотал автомат. Это Тоболь, оставленный при раненом Улугбеке пробует сдержать нападающих степняков. Но то, что внушало страх раньше, в землях Сирии, не кажется тюркам необычным. Для них латиняне – порождение тьмы. Изрыгни Игорь огонь и бросайся горящей серой, его все равно пробовали бы сбить стрелой или ударить мечом. Значит, придется сражаться. Ни им, ни тюркам отступать уже некуда.
Рыцари рвались в горнило схватки, требовали вести их дальше. Но Захар повернул коня влево. Туда, где группировались для боя за обоз всадники шейха.