Никола, смотря в землю, подошел. Кубин положил руку ему на плечо и сказал:
– Вот что, Николай. Батьку твоего поганые убили. И ты теперь за старшего в семье остался. Так будь прилежным и упорным, чтоб стать воином справным и отомстить врагам за отца. А как стрелять из лука, я тебе сам покажу. Примечай и старайся.
Откуда-то сбоку раздался голос Кутерьмы:
– А пусть боярин Велесов умение свое покажет.
Горин обернулся и пригрозил:
– Ох, Гришка, дождешься у меня.
Потом повернулся и, глядя на меня, сказал:
– И вправду, Владимир Иванович, покажи-ка отроку, как стрелять надо.
Вот елки, не было печали. А Кутерьма опять подал голос:
– Если лука с собой нет, так вот. – И подает мне лук. Шутник, и шутки у него плоские. На кой мне охотничий, пусть отроки ими тренируются. Не подав вида, бросил Лисину:
– Спасибо, у меня свой есть.
Вынул лук из тула и взглянул на Лисина. Кутерьма впился глазами в него. Я достал кольцо и пристроил его на пальце. Взглянул на мишени – так, до ближней пятьдесят шагов, а до дальней сто. Выбрал дальнюю. Наложил стрелу и, не особо целясь, развел руки и спустил тетиву. Со всех сторон одобрительно загудели – стрела торчала точно в середине мишени. Довольно хмыкнул – определенно, у меня в предках Робины Гуды были. Послышался голос Кутерьмы:
– Пусть еще раз стрельнет.
Все, достал! Но во мне не было ни капли раздражения. Только боевой задор и уверенность. Я знаю куда попаду, а это главное! Выхватил стрелу, наложил и навел на мишень и, смотря прямо в глаза Лисину, выстрелил.
– Ох! – раздалось со всех сторон.
– Не может быть! – пробормотал Кутерьма. – Стрела в стрелу!
Упаковал лук обратно под восторженный гвалт бояр и отроков.
Эти воспоминания хорошо подняли настроение, но парню спокойно сказал:
– Ну, стрельнул метко, что такого?
Демьян аж подскочил:
– Да так никто не стрелял никогда! Стрела в стрелу! Да всех завидки взяли. Даже мне завидно, – тише добавил он. – А Никола после этого в мишень попал. Все потому, что ты для него стал примером. И другие стрелять лучше стали.
Кубин зачерпнул кашу и пробурчал:
– Говорите-говорите, мне больше каши достанется.
Я зачерпнул полную ложку и сказал парню:
– Давай лопай. Психолог, блин.
Котелок быстро опустел. Во втором котелке я заварил чай. Посидели молча, хлебая ароматный напиток.
– А теперь, Владимир Иванович, пора нам в Китеж, Кулибина навестить.
– Демьян, князю скажи, мы в Китеж поехали. А пока коней приведи.
Демьян кивнул с кислой миной, а дед Матвей добавил:
– Без заводных пойдем.
Пока Демьян бегал к Горину, мы надели бронь. Все-таки Тютя – молодец, вон как заказ выполнил. Теперь я заметно потяжелел, зато меня на рогатину теперь взять трудней, острие просто соскользнет. И у бояр мои латы вызвали восхищение. Они сразу оценили достоинства новой защиты. Все уши прожужжали – мол, кто такое сделал? Похоже, у Тюти, то есть кузнеца Ефрема, теперь будет много работы.
Нацепил саблю, пристроил ножи. Попрыгал. Хорошо подогнанные пластины нагрудников даже не звякнули. Вот и славно. Повернул щит к себе, пытаясь разглядеть в размытом отражении себя. Увидел бородатое чудище с густой шевелюрой. Провел рукой по бороде и волосам. М-да, стригся я месяц назад, а брился с неделю. Это за неделю так все обросло? Хорошо хоть здесь все бородатые. А ничего бородка, только чуть подровнять, и подстричься бы не помешало, а то скоро шлем не влезет.
Глянул на Кубина. Он давно снарядился. Ну, правильно, ему только в кольчугу влезть.
– Выедем к холму, – дед Матвей махнул в сторону деревни на холме, – а там стороной лагерь обойдем. Ага, вот и наши кони.
Честно говоря, я в лошадях разбирался плохо, точней, вообще никак. У меня, оказывается, были две кобылы, остальные оказались меринами. Хоть и объезженные все, но Кубин мне посоветовал ездить именно на кобылах, они, мол, спокойней. А со своими кобылами я сдружился, даже имена дал – Дуся и Фрося. Дуся рыжая, с белым пятном на лбу, а Фрося вороная. Обе спокойные и дружелюбные. Демьян привел мне Дусю. Помог накинуть сумы. Лошадь стояла спокойно, чуть шевеля ушами.
– Все. Ты тут смотри, Демьян. Если что, свернешь палатку, вещи и…
И, не договорив, мол, и сам поймет, поехали к холму.
– Куда ты ведешь нас, Сусанин-герой?
Кубин хохотнул и соскочил с коня. Я тоже слез, так как через эти засеки верхом не пройти. Елки росли плотно, сцепляясь ветками, словно пазлы, и представляли собой лабиринт из непроходимых стен. Сначала мы въехали в лес, напоминающий парк, но потом… потом начался кошмар. Я, конечно, видел непроходимый лес, но этот. Это не лес, это какая-то засека! Лабиринт! Мы петляли, как по серпантину, огибая елочные стены. Иногда мне казалось, что тут мы уже не раз проезжали. На небольшой поляне с толстой сосной посередине остановились чуть отдохнуть. Я ослабил подпругу и пустил Дусю пощипать травы. Дед Матвей сделал то же самое и направился к огромной сосне. Сосне!
– Стой!
Кубин замер и, обернувшись, спросил:
– Что случилось?
– Власыч… Кхм. Матвей Власович. Я бы не стал приближаться к сосне, на всякий случай.
Дед Матвей посмотрел на дерево, верхушка которого терялась в высоте.
– Ты думаешь, это…
– Не знаю, – пожал плечами я, – но лучше поберечься, вдруг попадем в каменный век или к динозаврам?
Кубин усмехнулся:
– Сосны так долго не живут, хотя… ты прав. Береженого Бог бережет.
– Власыч, а далеко еще? Совсем закружил или путаешь меня специально?
Кубин взял травинку и стал жевать. Ответил не сразу:
– Я не путаю тебя. Просто путь срезал, покороче. Напрямки еще верста. Если вернемся на хорошую тропу, то верст семь.
Ого! Интересно.
– А это почему?
– Тут сплошь ручьи, впадающие в болота, и вот такой лес. А тропа не такая и широкая. Она огибает болото. А ты как думаешь, сколько от Больших Ключей напрямки будет отсюда?
В этом однообразии петляния ощущение времени я потерял, но, глянув на часы, прикинул, сколько мы ехали от Больших Ключей и сколько в этом колючем рассаднике. Получилось, два часа мы петляли по лесу, а это десять-пятнадцать километров. Нет. В таком случае это не короткий путь. По таким буеракам петлять такое расстояние? Лучше уж длинной тропой. Блин, не знаю. Посмотрев на Кубина, пожал плечами и помотал головой.
– Пять верст.
Не может быть! Удивление, видимо, нарисовалось у меня на лице. Кубин, улыбаясь, сказал:
– Сам не знаю, но в этом месте всегда так. Думаешь, что проехал десять верст, но на самом деле три. Ладно, пора…
И мы вновь окунулись в хвойный суп. Ехали верхом, и через сто метров открылась небольшая поляна. Кубин остановился и, подняв руку, застыл. Я замер, тихонько сунув руку в налучье и берясь за рукоятку ГШ-18.
Дед Матвей медленно вынул свой лук, наложил стрелу и выстрелил – стрела влетела в елочную лапу, и оттуда вывалился заяц. Дед Матвей подъехал к тушке и, наклонившись, схватил косого за уши. Поднял, показывая, и улыбнулся:
– Еще пару, и на обед заработали, а я зайчатину люблю.
– Блин, Власыч, предупреждать надо. Я думал – опасность, а ты охотиться задумал.
Тот, смеясь, выдернул стрелу и запихнул зайца в суму.
– Если б я тебя предупредил, то обед бы уже убежал. Свой лук приготовь, зайцев возле болота много. Конечно, лучше с кистенем за ними охотиться, но это по полям. А тут у них под каждой елкой убежище.
Подумаешь, охотник. Ладно, достал лук и приготовил стрелу. Метров через десять Кубин опять выстрелил. Косой даже из-под лапы не выпрыгнул, скончался там. И как он их видит? Вглядываясь в нижние ветки елок, матерю про себя братцев кроликов. Блин, когда не надо, эти твари сигают, а сейчас сидят тихо и не дергаются.
О! Я заметил что-то под веткой. Заяц? Навел стрелу. Во! Точно заяц. Динь!
Победно подъезжаю, наклоняюсь и, подобрав трофей, показываю его Кубину.
– Отлично! – кивнул он. – Есть почин.
Проехали по краю болота, обходя трясину. Само болото было неширокое, всего лишь метров семьдесят. С той стороны вдоль болота тек ручей. Дуся потопталась в ручье, смывая грязь болота. Потом крутой подъем и опять елочная засека.
Хм, и это короткий путь? В гробу я его видел, блин. Теперь иголки из кольчуги вытряхивать придется, и пахну, как лесной бальзам.
Как-то неожиданно для меня выехали на поле.
– Китеж! – выдохнул Кубин, смотря вперед и крестясь.
Я жадно вгляделся на город из легенды. Сразу отметил невысокие стены, по сравнению с Вершами ниже раза в два. Правда, перед стеной высокий вал и широкий ров с водой. Или это река?
– Власыч, а почему стены маленькие?
Кубин хмыкнул:
– А незачем Китежу высокие стены. Его лес защищает, сам ведь почуял. А на дороге к граду крепостица есть. По ее краям засеки навалены – мышь помрет, пробираясь.
– Что, и троп обходных нет?
– Есть, по одной мы только что шли, но про них мало кто знает. А местный люд оброк и товары по дороге возит.
Кони шли легкой рысью по выкошенному полю. Я смотрел во все глаза на город. А во сне совсем другое видел. Вместо высоких десятиметровых стен – трехметровые, правда, с навесом вдоль стены. Рубленые башни, похожие на современные нижегородские, стояли метров через пятьдесят друг от друга. За стеной высились пирамидальные шатры церквей, увенчанные православными крестами. Вдалеке мелькнул золотистый купол храма. И в этот момент над землей поплыл радостный благовест. Крестясь, подумал, что его громкий перезвон слышно, наверное, даже в космосе. А ведь какое красивое звучание! Сердце радуется.
Нас заметили, и навстречу понеслись с десяток всадников. Кубин остановился и пробормотал:
– Быстро они на этот раз.
Всадники споро взяли нас в кольцо.
– А, Матвей Власович, княжья нянька! – весело крикнул ратник с длинной бородой. – Почто, как тать, через лес едешь? И что за боярин с тобой?
– Нас, Игнат, борзо к себе протоиерей Григорий звал. Вот и прошли по аркудовым тропам. А это боярин Владимир Иванович Велесов.
Ратник странно посмотрел на меня и, поклонившись, сказал:
– Здрав будь, боярин. Слышал я про тебя. И бачко твоего знал.
Кубин прервал его:
– Ладно, Игнат, нам пора.
И мы поскакали вдоль рва.
У дороги, что упиралась в мост, ведущий в башню, толпились ратники. Не останавливаясь, мы завернули в город. Те, что сопровождали нас к воротам, остались перед мостом. Мы остановились и слезли с коней, чтоб перекреститься на икону над воротами. Башня была такая же, как и в Вершах. Только подъемный мост через ров был больше. А вот бойниц во внутреннем коридоре я не увидел. Кубин кивнул стражникам у внутренних ворот, и мы поехали по широкой, мощенной деревянными досками улице. Странное дело, во сне мне приснились каменные дома. Здесь я видел такие же по форме дома, но построенные из дерева. И откуда в легенде взялись упоминания о каменных белоснежных дворцах? Вот они, деревянные, можно пощупать, но побеленные. Хм, подъехав ближе, провел рукой – точно побелено. Потер ладони, избавляясь от извести. Может, поэтому всем думалось, что город из камня? Улица была полна весело гудящего народа, идущего по своим делам. Вон толстый боярин в богатой одежде с меховой накидкой. Прошел навстречу, важный такой. Наверное, потеет сильно? В такую жару в мехах ходить, увольте. Тут в броне-то упарился.
Вежливо улыбнулся в ответ девушке с жемчужным ожерельем. За такую улыбку и умереть можно. Проводил ее взглядом и на прощание получил еще одну улыбку. Вообще, все люди на улице улыбались друг другу. Эти улыбки, казалось, отражались от белых стен домов и возвращались обратно, как солнечные зайчики. Играющие дети заполняли улицу веселыми криками. Дома в три этажа сменялись маленькими часовнями. Церквей с пирамидальными шатрами мне встретилось уже три, это не считая часовен. Уже недалеко виднелся большой храм с золотым куполом. Сколько тут церквей? Вместе с тем храмом я уже насчитал восемь, учитывая часовни.
– Власыч, сколько церквей в городе?
– Тридцать! Впечатляет?
М-да, впечатляет. Если бы это был не святой Китеж, то можно было подумать, что это паранойя. Столько церквей, я слышал, имели много городов. Например, Арзамас имел больше тридцати. Но какой размером Арзамас – и какой Китеж. Город, по прикидке, имел примерно километровый диаметр. Значит, жилых домов тут половина. Интересно, как народ церкви посещает? По очереди? В размышлениях не заметил, как подъехали к храму Владимирской иконы Божьей Матери.
Ого! Вот это красота! Мы слезли с лошадей и подвели их к ограде с коновязью.
– Пойдем, Володя. Поговорим с другом моим.
И, троекратно перекрестясь, вошли.
У меня опять появилось то странное чувство возвышенности и легкости, какое я испытал в Вершах, на причастии в церкви. В единственную в Вершах церковь мы пошли с раннего утра. Храм не вмещал столько народу сразу, молящиеся стояли в проходе и на ступенях.
Я и в свое время бывал в церкви, но эти посещения были без особой охоты. Маясь от тяжелого запаха лампад и свечей и слушая пение, смысл которого от меня ускользал, без всякого интереса рассматривал иконы и росписи на стенах, иногда забывал даже креститься.
Но тут! Услышав звучный голос священника, вдруг внял весь смысл слов молитвы. Росписи на стенах и потолке заиграли, образа засветились, и… стало так легко на душе. Было чувство, что я заново родился. Все люди в храме стали единым целым. Я проговаривал слова молитвы, как будто их хорошо знал. А я знал!
Знал. Знал, что это.
Это была Вера. Настоящая. Она шла от людей мощным потоком, пропитывая все вокруг.
Вера – дающая верующему великую силу.
Вера, которой так недоставало русскому народу в будущем.
Вера, которую заменили верой в деньги и власть.
А здесь народ верил по-настоящему. Честно. Всей душой.
В храме Владимирской иконы Божьей Матери людей не было, только в центре стоял священник. Кубин подошел и, преклонив голову, сказал:
– Здравствуй, отче.
Священник улыбнулся и, положив руку Кубину на плечо, произнес:
– Ну-ну, мой друг. Полноте. Представь мне спутника своего.
Кубин выпрямился и, повернувшись, сказал:
– Боярин Владимир Иванович Велесов.
Священник внимательно посмотрел на меня:
– Так вот ты какой? Ну-ка, молодой человек, представьтесь по полной.
Я, смотря в умные глаза Кулибина, а это, как я догадался, был он, выпрямился и отрапортовал:
– Капитан Велесов Владимир Иванович. Военная разведка.
Кулибин улыбнулся:
– Вот как, к-хм. Позвольте представиться – отец Григорий. В миру – Кулибин Иван Петрович.
И показал на маленькую дверцу в углу:
– Проходите, господа.
* * *
– Вот и все… – я закончил свой рассказ обо всем, что случилось в будущем.
Во время повествования меня ни разу не прервали. Лицо отца Григория отражало вселенскую скорбь, а Матвей Власович, уже слышавший часть истории, реагировал более спокойно, чем в прошлый раз, лишь часто меняясь в лице. Иногда из глаз пробивались слезы.
– За что такие испытания? – тихо простонал он. – За что?
– За грехи наши… – поднялся протоиерей, – за грехи…
Отец Григорий подошел к Кубину и положил руки на его плечи.
– Уберег нас Господь увидеть то страшное время, но дал нам другой урок. Бремя наше всегда тяжело, но на все воля Господня. Сейчас Божественная литургия, но вы тут побудьте. Расскажи Владимиру Ивановичу нашу историю.
Пришедший служка помог отцу Григорию облачиться, затем они вышли, а Кубин тяжело вздохнул и начал рассказ:
– Начну с того, что я, приехав в Москву из Нижнего Новгорода, вышел в город и только взял извозчика, как меня окликнули. Поворачиваюсь – батюшки! – мой брат Олег. Оказалось, он в отпуске. Представил меня другу, поручику Николаю Александровичу Евпатину. Вместе зашли в ресторацию. За обедом поговорили. Оказывается, Олег уже четыре дня, как в Москву приехал, шалопай такой. В имении Евпатиных, что под Подольском, обитает. Стали они вдвоем уговаривать меня с ними в имение поехать, и уговорили ведь, было у меня два дня в запасе. Согласился, как узнал, что там будет мой давний друг, капитан Иван Петрович Кулибин. У Евпатиных имение большое, богатое. Даже конезавод есть. А через день Николай предложил съездить в соседнее имение. Мол, там есть стрелок изрядный, что лучше его и нет. Так как мы все стреляли отлично, то решили взять револьверы, патронов и ехать.
– А возвращались мы обратно изрядно пьяными, – усмехнулся дед Матвей. – Впотьмах свернули не туда, ну, и заплутали. Решили переночевать. Слезли с коней, а они вдруг как рванут от нас, только их и видели. Ну, куда деваться? Тьма непроглядная. Стали укладываться. Мох у сосны мягкий…
– Погоди, Матвей Власович, – прервал я Кубина, – а как спать легли, я имею в виду, дерева вы касались?
– Ну да. Прямо на корни головы положили, мха подстелив. Не впервой так ночевать.
Кубин вновь тяжело вздохнул и продолжил рассказ:
– А поутру, как проснулись, смотрим – вокруг лес стеной. Даже непонятно, как сюда-то пробрались. Удивились изрядно. И вопросов много, да ответов нет. Кулибин сказал, что железная дорога должна в десяти верстах проходить, если на юг идти. Ему, конечно, видней, мы карты в голове не держим, а он в том году два курса академии генштаба закончил, собирался на дополнительный курс идти. Так он все карты, как "Отче наш", изучил. Мы на юг и стали пробираться. Заросли кругом, не пролезть. Мы тогда удивлялись: и как могли пройти эти заросли вчера? Вышли, значит, мы к перелеску, а там дорога. Даже не дорога – тропа тропой. Кулибин осмотрелся и сказал, что идти на запад надо. Шли мы по тропе этой с час, наверное. И тут навстречу всадники. Семеро. Нас увидели и сабли достали. Мы, честно, опешили сперва, на землю попадали. Думали, маскарад какой. Но потом Олег удар получил. Я закричал и, достав револьвер, стал стрелять. Одновременно со мной стал стрелять Кулибин, потом и Евпатин достал револьвер. Отстреляли все патроны, что в барабанах были, еще долго впустую курками щелкали. Я к брату кинулся, рана у него страшная, кровь еле остановили. Все исподнее извели, Евпатин за сухим мхом бегал.
Кубин помолчал немного, утер выступившую слезу и продолжил: